— Перестань злоупотреблять моим номером в личных целях, Ленский, — говорит Варя, взглядом оценивая дистанцию между нами.

— В чем проблема просто подвезти домой учительницу?

— Ты правда не понимаешь или просто прикидываешься?

Зеленые глаза, наконец-то, смотрят прямо на меня. У нее такой взгляд, что хоть рехнись — а не оторваться. Проваливаюсь туда, в самую глубину, и в голову лезет какая-то поэтическая дичь, явно вдолбленная ее же уроками.

— Ленский, ты меня слушаешь?

— Прости, Колючка, нет, — честно отвечаю я. — Хочу тебя потрогать, можно?

Ее быстрый уход за спинку стула — лучше всякого «нет».

— И я тебя очень прошу — перестань избивать своих одноклассников.

— Ты же без пальто прибежала на классный, да? Замерзла? Или сильно волновалась? Или обо мне думала?

Она молча пытается понять, к чему я клоню.

Ладно, по хрену. Сдурею, если не сделаю хотя бы это.

Одной рукой просто отбрасываю стул, другой сжимаю ее талию. Варя не теряется — тут же бьет меня по плечу, потом отвешивает звонкую пощечину, но я все равно увожу ее в угол за доской. Там огромный дурацкий цветок, и даже если кто-то вломится в класс, у меня будет пара секунд, чтобы изобразить пристойность.

Черт, а крепко она мне вмазала: щека ноет и горит.

— Ленский! Немедленно! Убери! Руки! — Училка не кричит, но громкий шепот весь сочится злостью и негодованием.

Прижимаю ее к стене, и свободной рукой делаю то, о чем мечтал весь проклятый бесконечный урок: указательным пальцем обвожу контур соска под платьем. Варя просто цепенеет от моей наглости. Не сомневаюсь, что как только «проснется», снова мне врежет.

— Когда ты пришла в класс, твои соски были твердыми, как от холода или возбуждения, — говорю очень-очень тихо. Реально с какого-то хрена сел голос. Волнуюсь, что ли? — И Тучинский тоже это заметил. Я бы ему глаза на жопу натянул, если бы он и так не был полным уродом.

— Ты просто наглый самоуверенный мальчишка, — брыкается она.

В ее случае, назвать меня мальчишкой — самый верный способ нарваться на мое дикое желание доказать, насколько давно я уже не мальчик. Просто нереально бесит.

Я почти готов отпустить ее, но в последний момент замечаю, что тонкая ткань платья снова натянулась. Господи, да, блядь! Большим пальцем поглаживаю тугой сосок. Голова вертится глобусом, все нормальные мысли спрыгивают с американских горок. Я так хочу расстегнуть ее платье, что выпадаю из реальности, слепо шаря по спине Колючки в поисках молнии.

Вторая тяжелая пощечина возвращает меня с небес на землю.

Варя тяжело дышит, плечи поднимаются и опадают, глаза сверкают такой злостью, что где-то в реальности героев Марвела я бы уже давно стал горстью пепла.

— И чем ты лучше Тучинского, а? — бросается она. — Такой же озабоченный переросток. Захотел добавить трофей в свою копилку, Ленский? Или у вас какой-то тотализатор?

— Ты пересмотрела тупых мелодрам, Колючка. — Потираю побитую рожу, но от греха подальше сую вторую руку в передний карман джинсов. Когда она придет в этом платье в следующий раз, я по крайней мере буду знать, что молния у него точно не на спине. — Ты мне просто нравишься, я тебя просто хочу.

Она вздрагивает, как будто я признался, что мечтаю сожрать ее печень.

— У меня есть муж, Ленский, и я его люблю.

Почему мне кажется, что сейчас она обманывает не меня, а себя? Может, потому что мне хочется так думать?

— Ты ставишь меня в неловкое положение, — продолжает она. — Я просила этого не делать, но ты продолжаешь. Я тебе просто не нравлюсь? Так и скажи. Совсем не обязательно лапать меня, чтобы вынудить написать заявление.

— Ты чем слушаешь, Варя? Я же сказал, что нравишься.

— Тронешь меня еще раз, хоть пальцем — я уйду. Клянусь, что уйду, хоть мне очень нужна эта работа.

Колючка хватает пальто, сторонится, когда пытаюсь помочь ей одеться.

Не смотрит. Снова не смотрит, как будто я глубоко ей противен, и выбегает в коридор, бросая дверь нараспашку.

Под звук ее каблуков, медленно сползаю по стенке, вытягиваю одну ногу и, начихав на правила, закуриваю прямо в классе.