Перед тем как уйти, Вера дает мне строгий зарок: присматривать за ребенком и оберегать Лизу от «материнской любви». Но при этом совсем ничего нее говорит о том, чтобы я держал руки при себе или чего-то в таком духе. Никаких собственнических замашек, а ведь тогда в баре с сестрой она чуть не сожгла меня заживо одним только взглядом.

Не женщина, а одно сплошное недоразумение. Странное, нелогичное, жутко сексуальное и абсолютно непонятное. Если бы я был биологом, назвал бы этот вид как-то вроде «Шизофила сколопендриум» и гордился открытием как какой-нибудь заскорузлый аграрий.

Кстати, хорошее название, нужно запомнить. Если когда-нибудь понадобиться использовать против Мольки шоковое оружие успокоения, думаю, это сработает безотказно.

Пока я задумчиво размешиваю давно остывший кофе, в кухне появляется Бель.

Если честно, после посещения ее квартиры, я думал, меня уже ничем не удивить. То есть, когда на моих глазах красотка превратилась в грязнулю — это было чем-то вроде падения шор с глаз. Тех, что еще остались после мощной атаки Мольки. Вообще вчера я понял, что никогда не задумывался о том, что под симпатичной внешностью может скрываться кто угодно. Абсолютно любая личность. Даже неприятная и вообще опасная.

Но когда передо мной во всей красоте появляется сошедшая с олимпа королева, я на всякий случай прикрываю лицо ладонью.

— Что-то не так? — беспокоится Бель, оправляя крохотное полотенце.

Что там можно оправлять — понятия не имею. Я его вообще использую для рук, как она умудрилась в него закутаться? Впрочем, снять снизу и сверху по сантиметру — и как раз хорошее фото для разворота «Плейбоя».

— Нет, просто прикрываю голову, чтобы не схлопотать ударную дозу неземной красоты, — очень даже язвлю я, но у Бель свое мнение на счет моей интонации, потому что она тут же врубает на всю катушку обаяние и кокетство.

Между нами обеденная мраморная столешница — очень удобная и довольно узкая, потому что не предназначена для шумных застолий. Поэтому, когда Бель усаживается напротив, нарочно подтягивая стул так, чтобы сидеть почти ровно по одной линии, мне приходиться заметно отодвинуться.

— Я рада, что мы, наконец, сможем поговорить без твой… знакомой.

— Вера моя невеста, — поправляю я, хоть прекрасно понимаю, что она нарочно выбрала более удобную формулировку.

— Я еще не слишком хорошо разбираюсь в словах, — как бы извиняется Бель, но это что угодно, но только не раскаяние.

Но все же: прямо сейчас она правда выглядит как журнальная обложка: вся такая красивая, ухоженная. Со всех сторон идеальная.

— Хорошо выглядишь, — бросаю я, снова ярко демонстрируя иронию, и снова не попадаю в цель, потому что таким же манером я могу стрелять из пушки по комарам. — Прямо такая метаморфоза за ночь.

— Моя бабушка всегда говорила, что женщину красит сон, — хлопает ресницами Бель, немного наклоняясь вперед, и я замечаю, что узел полотенца на груди начинает медленно послабляться.

Наклоняюсь на стуле, не глядя беру с кухонного диванчика плед и довольно грубо впечатываю его Бель в охапку.

— Ну-ка прикройся, красавица, а то у меня сейчас случиться помутнение рассудка, и я забуду, что ты мать моего гипотетического ребенка.

— Забудешь… и что?

Поверь не могу, что меня так грубо клеят.

Хотя нет, могу. Я же раньше сам был таким: такие же грубые шутки и подкаты, абсолютные шаблоны в поведении. Только то, что безотказно работает, и только с теми, кто на все это ведется. А теперь вот, угораздило побыть с обратной стороны: когда меня принимают за осла и пытаются «поймать на живца». Теперь понятно, почему Молька зверела, когда играл перед ней мускулами, и почему ей хотелось вернуть меня на грешную землю. Если я вел себя хоть в половину так же, как Бель, то это выглядело просто… тупо.

— Рад, что ты выспалась, но может поделишься сакральным смыслом: какого хрена ты сунула в уши затычки, когда рядом маленький ребенок?

А вторым пунктом у меня вопрос, как часто она это делала раньше. И еще прямо подмывает спросит, что она знает о воздержании после родов, потому что даже мне, далекому от этой темы, известно, что лучше бы придержать конец первых четыре-пять недель. А Бель прямо из лифчика выпрыгивает — так ей «чешется». Хоть ни о каком лифчике речь вообще не идет.

— Потому что я должна была выспаться, — меняет тактику Бель, из соблазнительницы превращаясь в несчастную Золушку. Из бабочки в гусеницу, за полсекунды. Жаль не успел достать телефон и снять еще одно чудо природы. — Потому что уже валилась с ног и у меня все путалось в голове. А твоя… знакомая, снова будет меня допрашивать и пытаться оболгать!

— Моя невеста, — уже грубее поправляю я. — Ты вообще в курсе, что когда ребенок плачет, ему что-то нужно? И что пока ты спишь, чтобы у тебя утром было время чистить перья, твоя дочь может задыхаться?

Бель явно понимает, что слишком хватанула с перевоплощением, поэтому снова меняет тактику. Не женщина, хамелеон: трансформируется под любой тип поверхности, под любую ситуацию и настроение.

Она прячет лицо в ладонях и начинает громко реветь. Прямо навзрыд. Словно Таня из детского стишка, только большая и грудастая. Вообще не трогает и не волнует. Но немного любопытно, во что она превратиться в следующий раз. Даже нарочно засекаю время до перевоплощения.

Бель кутается в плед, собирает плечи «в кучу», словно хочет собраться в комок. Была бы у нее грудь поменьше — драма была бы лучше, а когда сиськи лезут буквально из всех щелей, то это какая-то порнуха с актрисами третьего сорта, которые думают, что пара глубоких минетов сделают им дорогу в мир большого кино.

— Я плохая мать, — скулить Бель. Очень натурально, до тошноты. — Наташа так же говорила. Что я непутевая, что ничего не умею и все делаю не так, как надо. Она даже сказала, что найдет людей, которые тихо купят у меня ребенка за большие деньги и вывезут заграницу. Но я сказала, что нет, что не смогу жить без своей Елизаветы!

— Хорошо отбивалась? — иронизирую я.

Прямо вижу эту картину: безутешная мать и ее лучшая подруга-сучка.

Она меня, видимо, совсем за дурака держит.

— Что? — не въезжает Бель. — Я сказала, что не отдам Елизавету.

— И после того, как подруга вывалила правду-мать тебе на голову, ты продолжала жить с ней под одной крышей, не опасаясь, что твоего ребенка заберут силой, пока ты будешь «отсыпаться, чтобы не болела головка»?

Бель все же не умница, вроде моей адской козочки, поэтому не умеет соображать со скоростью реактивного двигателя. И точно не очень сильна в тонкостях эмоциональной окраски голоса. Поэтому, пока она пытается понять, что конкретно меня насторожило в ее рассказе, я спускаю ноги со стула и иду открывать дверь, куда как раз настойчиво звонят.

Кому из небожителей я успел так насолить, а?

Почему я еще жив и активно дергаюсь, а стервятники уже слетаются по мою тушу?

На пороге, в полном боевом обмундировании и лицом под стать, стоит Рита.

— Привет, Марик, есть разговор.

Я даже не успеваю «поднять откидной мост», как вражеская кавалерия во главе с Белым генералом вторгается на мою территорию.