Когда мысль о том, что придется остепениться, приходила мне в голову, я обычно представлял отдаленное, очень отдаленное будущее, в котором будет какая-то очень понимающая, со всех сторон идеальная Женщина. Я выберу ее по своим личным критериям: чтобы не выносила мозг, была если не красивой, то хотя бы умеющей эффектно себя подать, умела молчать без подсказок и, чего греха таить, любила секс. Нигде и близко не было намека на то, что все эти и другие параметры просто не будут иметь значения, потому что вместо них появится главный: эта Женщина будет просто мне нужна. До такой степени, что возвращаться в свою любимую спокойную квартиру будет настоящей пыткой, ведь там на каждом шагу будут ее мелочи, но не будет ее самой. Ведь там будет ее кактус, будут ее улитки, будет ее полотенце с бегемотом, но не будет ее голоса, ее шуток и улыбки, глядя на которую я чувствую себя счастливым засранцем.

Я думал, что выбор Той Самой Женщины – дело месяцев и даже лет. Что ничего не решится вот так, за десять дней одиночества. Но именно так и случилось, и никакая противоженительная система безопасности не сработала. Она просто на хрен вырубилась. Два часа назад, когда я приехал домой, зашел в прихожую – и понял, что держу в руках пакет, в котором куча фруктов, которые любит Туман, пушистое полотенце с надписью «В любой ситуации – будь единорогом!» и новые парные зубные щетки.

И в общем класть на то, называется это привязанностью, любовью или знаком судьбы. Потому что мне больше не нужны секреты. И разные кровати тоже, зато больше не пугают парные зубные щетки.

И кто, как не я, должен заботиться о моей сумасшедшей единорожке со сломанной ногой?

— Ты осознаешь, что ей всего девятнадцать? – вышибает меня из зоны комфортных мыслей Туманов.

— Да.

Он удивленно вскидывает бровь, видимо ожидая, что скажу больше и по делу.

— Ты же знал, что она… для нас с матерью…

— Поэтому я настоял на том, что наши отношения не стоит афишировать. – Я не пытаюсь примерить маску хорошего парня, потому что ни в каком месте я не хороший парень. Просто констатирую факт. Все косяки – мои. Мне и получать в лоб. – Я знаю, что Таня очень молода и…

— Молода?! – Туманов смотрит на меня так, будто я сказал, что его дочка неплохо делает минет. – Она еще ребенок!

— Она не ребенок. Она – моя женщина. Пусть и девятнадцатилетняя.

— Твоя женщина?

— Да, Владимир Евгеньевич, моя. Мне жаль, что я такое большое дерьмо, но я забираю Таню. Мы имеем право попробовать, посмотреть, что получится. Это не ваш с женой выбор, это – наши отношения, и разница в тринадцать лет нам обоим известна.

На этот раз он молчит очень долго. Так долго, что у меня почти натурально подгорает задница, но многолетняя практика в выдержке оказывается кстати. Молча жду вердикт, пессимистично предполагая, что не услышу ничего хорошего.

— Если ты ее обидишь, Антон, я тебя своими руками порву, - обещает он таким голосом, что я точно знаю: он не рвет меня прямо сейчас только потому, что не хочет пугать домашних.

Как я могу ее обидеть, если я полюбил трех ее улиток, хоть до сих пор не понимаю, как без дула у виска взял эту дрянь в руки.

— Я сам за нее обижу, Владимир Евгеньевич.

Собираюсь сказать еще, что со мной она будет в полной безопасности, но дверь в комнату открывается и на пороге появляется моя малышка: смешная, потому что с костылями и одновременно несчастная из-за них же. Заплаканная, настороженная, но с тем самым боевым блеском в глазах, который я видел, когда мою малышку колола ревность.

— Папа, я уже взрослая! – рвется в бой Таня, и я буквально едва успеваю поймать ее в пороге. Обхватываю за талию и прижимаю к себе. Как же я соскучился по запаху ее волос. Не в тему вообще, но парню в штанах плевать и на серьезный момент, и на гипс, и на все остальное. – Ты меня забираешь? Правда? Ничего… не изменилось?

— Мы с улитками без тебя грустим, - говорю шепотом ей в макушку.

— У меня под носом… - ворчит Туманов.

— Ты же сам говорил, что он самый лучший, - смеется моя малышка, и трется носом об мою щеку. – А я соскучилась за твоими колючками, мой непокорный Эверест.

Ах да.

Чуть не забыл.

Достаю из внутреннего кармана белый носовой платок и вручаю ей с самым недовольным видом, который способен изобразить поперек по-настоящему довольной рожи.

***********

Туман складывает ладони ковшиком и несколько минут смотрит на мой носовой платок, словно я вручил ей не кусок хлопка, а частицу бога. Мне даже кажется, что она успела забыть те свои слова и моя попытка напомнить о них будет выглядит глупо, но когда малышка поднимает взгляд, я вижу: она помнит. Помнит каждую мелочь с первого дня, как мы поцеловались под бой курантов, и я, хоть не романтик и не сопливый милый парень, тоже много чего помню, хоть обычно вышвыриваю из своей головы все, что не касается работы.

— Это то, что я думаю? – настороженно, заранее боясь услышать «нет», спрашивает Таня.

— Ну…

На самом деле мне хочется сгрести ее в охапку и сказать прямо в удивленные глаза, что это именно то, что она думает и я просто не знаю, как еще можно трактовать эту дурость, но Туманов все еще смотрит на нас и вряд ли готов в один день вытерпеть и меня в качестве парня своей маленькой дочурки, и наши с ней поцелуи. Поэтому я ограничиваюсь кивком и Таня еще крепче обхватывает меня руками и влажно дышит куда-то в область ключицы.

— Подождешь меня в машине? – предлагает она. – Я… Мне нужно поговорить с родителями.

Я понимаю, что за мягкой попыткой выставить меня из квартиры, кроется желание поговорить с родителями наедине. О нас, само собой.

— Напиши мне, когда можно забрать твои вещи и тебя, - соглашаюсь я, хоть мне и не по себе от того, что в эту минуту Таня принимает удар на себя.

Вряд ли разговор с двумя взрослыми будет легким. Скорее всего, хоть официальное согласие от Туманова у меня в кармане, для Тани они врубят настоящую мясорубку. Я готов защищать ее от всего, хоть от торнадо, хоть от урагана, но это – ее семья, и разобраться с ними ей придется самостоятельно. Как взрослой маленькой женщине.

На улице снова снег: огромными пушистыми хлопьями валит прямо с неба, то и дело попадает на кончик сигареты и мне приходится нервно его стряхивать, пытаясь угадать, что происходит за дверью квартиры Тумановых. И выдержка начинает подводить, потому что проходит добрых полчаса – а от Тани ни слуху, ни духу. Понимаю, что у нее там не просто «Мама, я встречаюсь с мальчиком». У нее там как минимум семейный совет, и вряд ли менее приятные слова, чем те, которыми Нина пыталась воззвать к моей совести.

Дверь подъезда открывается – и Таня потихоньку спускаемся с лестницы, пока Туманов несет следом две объемных сумки. Я быстро подхватываю ее со ступеней и на руках отношу к машине.

— Папа захотел провести, - немного виновато говорит она, но я хорошо слышу осипший, как от крика голос и замечаю раздраженную складку между бровей. – Прости, что так долго.

Я забираю у Туманова сумки, укладываю их в багажник.

— Ты понимаешь, что забираешь мою дочь? – Туманов придерживает меня за плечо.

— Понимаю.

Прекрасно понимаю.

Как и то, что теперь у нас с Таней начнется совсем другая жизнь.