Я знаю, что Мой Мужчина – умный, но за четыре дня он ни разу не ответил ни на одно мое сообщение. Я стараюсь не надоедать: пишу забавное пожелание с добрым утром и что-то милое перед сном. Вижу, что он их читает, но даже не пытается отвечать. При этом у него в инстаграме еще пара новых фотографий и под ними снова аншлаг писающихся от восторга девушек. Ради интереса я посмотрела пару профилей его «фанаток» и легче мне не стало, потому что… Ну, в общем, там были взрослые фигуристые красотки, к внешности которых даже мой циничный мозг не смог придраться.

На фоне личной трагедии своей жизни, я сдаю на «отлично» пару экзаменов и прохожу отборочные в команду для региональных соревнований по фигурному катанию. Я катаюсь с десяти лет, но недостаточно хорошо, чтобы замахиваться на олимпийское золото. Но у меня есть другое «золото», и «серебро», и куча «бронзы», поэтому даже сейчас я не собираюсь останавливаться на достигнутом. В конце концов, не всем же грезить об Олимпиаде.

Сегодня суббота и мы с подругами целый день занимались фотосессией. Марина у нас – будущее светило в мире фотографии, и по случаю свежего снега, вытащила всех фотографироваться. В костюмах снегурочек, эльфов, Дедов Морозов и Санта Клаусов. На мне до сих пор зеленая шапка с кисточкой и короткая зеленая шубка. У Марины мама работает костюмером, так что все это добро дали нам под большое честное слово.

— Туманова, а давай встречаться? – валяет дурака Филин. – Всегда мечтал о девушке-эльфе.

Филин – мой друг детства. Старше меня на год, но большой и сильный, и еще со школы отгонял от меня поклонников. Подвозит домой и может несколько часов ждать под библиотекой.

— Я думала, ты никогда не решишься, - бьет парня по плечу Оля, его младшая сестра.

— Очень смешно, - хмурюсь я, сжимая губы вокруг трубочки с клубнично-сливочным коктейлем.

— А может я не смеюсь? – подается вперед Филин.

— Да ну тебя, - отмахиваюсь от него.

Мой телефон на столе «оживает».

Я моргаю несколько раз, чтобы убедиться, что не сплю наяву.

Дым.

Мне звонит Дым.

Руки так дрожат, что чуть не роняю телефон в стакан с коктейлем, и до хруста за ухом прижимаюсь к динамику телефона.

— Привет, Туман, - слышу знакомый низкий с хрипотцой голос, и у меня снова глаза на мокром месте.

— Привет, Дым, - пытаюсь не дрожать я.

Мои соседи по столу начинают громко смеяться, и я шикаю, чтобы их успокоить.

— Тебе идет эта зеленая шапка, - говорит Антон.

Мое сердце падает вниз живота, и я – наверное, очень смешно со стороны – начинаю вертеть головой. Он видит меня.

— Ты где?

— Смотрю на тебя, малышка.

Малышка… Мне срочно нужен веник, чтобы собрать карамельный попкорн, которым только что выстрелило мое счастливое сердце.

Смотрю в окно, возле которого расположилась наша компания – и вижу Антона. Ему безумно идет темно-синее полупальто и белый шарф вокруг шеи, и брюки, с отглаженными до бритвенной остроты стрелками. Мои ладони зудят от потребности погладить его по колючим щекам. Тянусь к шапке, чтобы стащить ее, но Дым опережает:

— Я же сказал, что мне нравится.

— Это театральный реквизит, - зачем-то оправдываюсь я.

— Ты там очень занята со своими друзьями, Туман?

— Нет, не очень.

— Выходи.

Я клятвенно обещаю Марине, что завтра же верну все вещи в целости и сохранности, забрасываю на плечо рюкзак, бегу так быстро, что у самой двери поскальзываюсь на коврике и слишком поздно понимаю, что лечу на улицу носом вперед. Вот позорище-то будет.

Но ничего не происходит. То есть, кое-что происходит, и на фоне этого перспектива угодить головой в сугроб тает, как снег на солнце.

Антон ловит меня в объятия, и мой нос бесконечно рад, что альтернативой сугробу стала твердая грудь и тонкий запах пряного дыма Моего Мужчины. Я тут же обнимаю его за шею, поднимаюсь на носочки, и шепчу:

— Я так соскучилась, что сейчас могу думать только о поцелуях.

*****

Он не делает ничего, чтобы облегчить мне задачу: просто смотрит на то, как я героически пытаюсь преодолеть нашу разницу в росте. Но в эту минуту у него такие глаза, что у меня кружится голова, и кажется, будто я, как Алиса, падаю наоборот – в небо.

— Это из-за скобок, да? – спрашиваю я, даже не скрывая разочарования.

— Нет, Туман, не из-за них. – Антон потихоньку снимает с меня свои руки, и когда я, потеряв свой Эверест, начинаю крениться набок, снова притягивает к себе. – Поцелуи пока под запретом.

— А можно наложить запрет на запрет поцелуев? – не сдаюсь я.

— Я над этим подумаю.

— Ты в курсе, что это бесчеловечно?

— Погуляешь со мной, малышка?

— А вот это использование грязных приемов, - тут же безоговорочно таю я. – Когда-нибудь я научусь говорить тебе «нет».

Он наклоняется к моему лицу, немного щурится, как будто я слишком ярко сияю, и вкрадчивым шепотом спрашивает:

— Точно хочешь этому учиться, Туман?

Все мои неприличные сны вместе взятые только что зарыдали от беспомощности и, не выдержав конкуренции с одной этой фразой, лопнули.

Мне хочется взять Дым за руку, но это будет слишком, и я начинаю оптимистично косится на его локоть. Антон подталкивает меня в сторону проспекта. Мы идем рядом друг с другом: не держимся за руки, просто идем рядом, и я начинаю рассказывать о своих успехах. Умом понимаю, что ему совершенно не интересны ни мои отборы, ни экзамены, которые у меня, как всегда, не прошли без приключений, но я слишком сильно волнуюсь, чтобы контролировать что и как говорю. А еще очень боюсь, что как только сделаю паузу, обязательно спрошу, почему он не ответил ни на одно мое сообщение и откуда тут взялся. Хоть я достаточно взрослая девочка, чтобы догадаться – это просто случайность.

— Хочу посмотреть, как ты катаешься, - говорит Дым, когда я, наконец, делаю паузу в болтовне. – Как это можно устроить?

— Ты можешь прийти на тренировку, - предлагаю я, стараясь не слишком широко улыбаться. А, да ну его, улыбаюсь так, что щеки болят! Это ведь так похоже на то, что делают обычные парочки: приходят, чтобы поддержать друг друга перед важными соревнованиями или собеседованием.

— Когда? – Антон останавливается, достает телефон и выразительно ждет.

— В четверг, в шестнадцать тридцать. – Я называю адрес ледовой арены, где мы занимаемся, и с интересом наблюдаю, как он делает какие-то заметки в телефоне. – Хочешь, найду коньки для тебя?

Он мотает головой.

— Я не умею кататься, Туман, и у меня сорок седьмой размер обуви – с коньками явно будут проблемы.

Я чувствую себя невероятной пошлячкой, но просто не могу молчать. Подвигаюсь к Антону, накручиваю на пальцы длинные кисти его шарфа и, заглядывая в глаза, спрашиваю:

— А правду говорят, что…

— Демонстрация была не очень информативной? – перебивает мой вопрос своим.

Я вспоминаю то утро, когда проснулась рядом с ним, вспоминаю свой взгляд ниже его живота, вспоминаю, что Мой Мужчина сказал потом.

— Ты покраснела, Туман, - издевается он. – Я задал вопрос.

— Может быть… повторим? – предлагаю я.

— Хочешь в мою постель, малышка?

Я улетаю, потому что шумный и людный проспект сжимается до маленького вакуума вокруг нас, где есть только я, мой Мистер Фантастика, его сумасшедший запах и эти пошлые намеки, от которых горят щеки, губы и сердце.

— Хочу, - шепотом говорю я, окончательно запутывая пальцы в кистях его шарфа.

— Может, ради разнообразия, лучше я в твою?

— Согласна даже на коврик у двери, - закрываю глаза.

Чувствую его ладони у меня на запястьях, пытаюсь представить, как вот сейчас Антон скажет: «Отмена на запрет поцелуев». Как он меня прижмет, скажет, что я особенная.

— Тогда завтра, хорошо? – вдруг спокойно продолжает Антон, и я потихоньку возвращаюсь на грешную землю.

— Почему завтра? – Чувствую себя человеком, которому удалил отвечающий за логическое мышление участок мозга.

— Твои родители пригласили мою семью на Рождество, - поясняет Антон. – Возможно, я заеду на полчаса, если буду не очень занят. Покажешь свою комнату, Туман?

— Конечно, покажу, Дым. Хорошо, что предупредил: сниму со стен плакаты с полуголыми красавчиками, чтоб ты не чувствовал себя неуютно в их компании.

Он поджимает губы, чтобы не засмеяться, но в конце концов сдается, берет меня за руку и энергично тянет в обратную сторону.

— Отвезу тебя домой, Туман. А то мало ли какой полуголый красавчик прицепится, - вздыхает он. – Придется изображать самца, рычать, возможно, даже разбить ему нос, а я старый уже – из меня песок сыпется, мне такие нервотрепки ни к чему.

— А ты умеешь рычать? Правда?!

— Туман, ты меня доконаешь.