Он бы мог перевернуться и оказаться сверху. Мгновенная смена позиции, которой Морковка просто не смогла бы противиться, даже если бы захотела. Но она все еще сомневалась в себе, боялась собственных желаний. И Тимур не собирался торопить ее настойчивой активностью. Хотя и хотел. Тело настолько быстро и охотно пришло в «боевое состояние», что сдерживать желание становилось не просто сложно, а почти невозможно. Контроль и терпение? Что за ересь?

Тимур непроизвольно толкнулся бедрами вверх. Казалось, напряженный член вот-вот разорвет тонкую ткань спортивных штанов и того короткого безобразия, которое едва прикрывало ее задницу. Но чуда не случилось — и сдерживаемое жадное желание Морковки не обхватило его всей своей горячей упругостью.

— Я уже говорил, что не кусаюсь, маленькая, — повторил он сказанные когда-то слова.

Она, конечно, боится. Дрожит, как заяц. Но и хочет продолжить — Тимур безошибочно угадывал ее потребность поддаться собственному любопытству, попробовать что-то новое. За годы далеко не монашеского образа жизни, он достаточно хорошо научился разбираться в женщинах, чтобы видеть разницу между принуждением и сдержанностью. Если бы Морковка не хотела продолжить, она бы просто дала ему по морде, врезала бы по яйцам. Да просто послала по известному маршруту. У женщины есть масса способов дать понять, что секс с этим партнером ее не интересует. Да, на его территории Ася в некоторой степени заложница обстоятельств, и именно поэтому он пообещал не делать резких движений и полностью отдать инициативу в ее руки. Первый шаг сделан, но дальше пусть продолжает сама. Хорошо бы, конечно, как-то поактивнее, пока он просто окончательно не сдурел.

Тимур ослабил хватку на ее талии и потихоньку спустился ниже, к тем самым шортам, которые вкупе с его штанами храбро держали оборону.

— Мы не слишком спешим? — спросила Морковка, неосознанно поглаживая его по груди, рисуя указательными пальцами невидимые узоры на коже. И снова поерзала, стоило Тимуру пальцам прикоснуться к теплой обнаженной коже.

Он скрипнул зубами, пожелал себе еще хоть немного терпения. Если она еще немного так поерзает, дело кончится… в трусы, мать его.

— Я же тебя не держу, маленькая. Если считаешь, что торопимся — уходи.

Никогда еще говорить правильную хрень не было так тяжело. Наверное, потому, что до сегодняшнего дня ни одна девушка не воспользовалась предложением уйти. И это всегда было очевидно.

Морковка наклонилась ближе, с каким-то убийственно соблазнительным любопытством разглядывая его рот. Кончик ее языка торопливо пробежался по собственным губам, уже слегка припухшим от их поцелуев. Мало, слишком мало.

Он завел руку ей за спину, потянул на себя, практически вынуждая лечь. Так она хотя бы ерзать перестанет.

— Тебя когда-то целовали так, чтобы хотелось кончить?

— Что?

Вот это взгляд: брошенный в огонь янтарь!

— Ты слышала вопрос.

— Я не… ну… я не люблю целоваться.

— Уверена, маленькая? Точно? Проверим?

Кажется, степень ее смущения достигла пика, потому что Морковка не придумала ничего лучше, чем заткнуть ему рот поцелуем: торопливым, влажным, сладким, как грех. Черт! Он завелся до, мать его, верхнего предела. И даже сильнее.

Образы о том, чтобы оставить ее без одежды и любить всю ночь напролет убивали терпение, рвали «правильного парня» в клочья, грозя выпустить на свободу звериную потребность просто владеть этой женщиной.

Спокойно, Бес, спокойно.

Он протолкнул язык ей в рот, приглашая в игру. И вот они уже жадно, словно тонущие, обмениваются одним на двоих дыханием, стонут, посасывают губы друг друга, трутся языками, взрывая миллионы нервных окончаний на чувствительной коже. И ее пальцы у него в волосах царапают кожу головы почти с болезненной жесткостью.

Вот она, его девочка: нежная, чувствительная, маленькая кошка, умеющая мурлыкать и кусать одновременно.

Одно лишь движение бедер между ее разведенными ногами — и член болит, яйца словно в кулаке сжали. И ее собственное тело отзывается встречным толчком, рот наполняется приглашающим стоном.

Может быть, все случиться сегодня?

Может быть…

Она напряглась практически одновременно с тем звуком, который услышали они оба: детский плач.

Мгновение — и Морковка вскочила на ноги. Тимур сел, вцепился ладонями в обивку дивана.

«Раз, два, три… Тихо, мужик, выдыхай. Ты знал, что так будет».

Она растворилась за дверью комнаты, исчезла, оставив после себя лишь едва уловимый запах шампуня для волос и детского крема. Ребенок затих.

Ася вышла спустя примерно двадцать минут, когда он с горем пополам усмирил потребность взять ее прямо сегодня. И снова она краснее помидорки, и неосознанно проводит пальцами по губам, как будто не верить собственным воспоминаниям.

— Тебе нужно поспать, маленькая. — Тимур похлопал по дивану около себя.

Она неуверенно села рядом, дала себя уложить, обнять, уткнулась носом в сгиб его шеи. Тимур сдернул со спинки теплый плед, укрыл их обоих. И поймал себя на мысли, что никогда в жизни так не радовался тому, что место для сна узкое и тесное.

— Я вас никуда не отпущу, Морковка, — сказал шепотом, когда девчонка уснула.

Всего-то пять минут в тепле и безопасности — и она уже сладко посапывает, щекочет кожу ровным дыханием. — Мои.

Что там Стас говорил о том, что мозгу нужен лишь час, чтобы понять, что именно с этой женщиной хочется провести всю жизнь? И все остальное — лишь попытки члена как-то оправдать нежелание остепениться? Надо бы завтра сказать Онегину, что все это долбаная правда.

К сожалению, поспать до утра вмести им не дал Тим. Тимур услышал его настойчивою возню даже через закрытые двери и собирался сам встать к нему, но Морковка его опередила: легко, словно не она только что мирно сопела ему в шею, вскочила, сорвалась с дивана, пресекая любые попытки ей помочь.

Наверное, парочки страстных поцелуев все же недостаточно, чтобы вызвать у нее доверие. Над этим еще работать и работать, и Бес не собирался торопиться.

Впереди было достаточно времени, чтобы придумать причину, по которой они с Тимом должны будут и дальше оставаться рядом, а не съезжать на другую квартиру.

Утром он первым делом взялся готовить завтрак, благо в холодильнике нашелся свежий творог и яйца, а искусством обращения с мультиваркой Тимур, как истинный холостяк, овладел почти в совершенстве. Хоть и не так уж часто практиковался.

Когда заспанная Ася появилась на кухне с ребенком на руках, завтрак был готов: запеканка с пюре из взбитой в блендере свежей клубники, свежий латте и гренки, щедро залитые расплавленным сыром с зеленью. Морковке понадобилось несколько минут, чтобы оценить содержимое тарелок, после чего она рассеянно опустилась на кухонный диванчик.

— Это ты приготовил? — спросила Морковка, оценивая — и явно в его, Тимура, пользу! — высоту запеканки. — Правда ты?

— Ну не совсем уж безрукий, — делано обиделся Тимур.

— Я совсем не то имела ввиду! — спохватилась она.

— Маленькая, я же шучу, — мягко успокоил Бес, мысленно делая «зарубку» поумерить градус шуток хотя бы до тех пор, пока она успокоиться и перестанет остро реагировать на каждое слово. С другой женщиной это наверняка бы уже надоело, но на Морковкин румянец хотелось, кажется, смотреть вечно. — Садись, попробуй.

Вдруг оно на вкус, как подошва солдатских сапог под керосиновым соусом?

Ася решительно пододвинула тарелку, отломила вилкой кусочек и отправила его в рот, сосредоточенно жуя. Восторг и удивление смешались в ее взгляде, словно пьянящий коктейль. Жаль, что не существовало никакой возможности оценить его еще и на вкус, но Тимур не сомневался, что этот экзамен на шеф-повара сдал на «отлично».

— У тебя вообще есть недостатки? — спросила Ася позже, когда тарелки опустели, а от латте в чашке осталась лишь прилипшая к стенкам пенка. — Я имею в виду что-то серьезное, а не то, что у тебя слишком быстро отрастает щетина.

Тимур машинально погладил подбородок: в самом деле, за ночь на подбородке наметилась легкая шершавость. Наверное, компенсация зато, что все остальное тело как раз-таки не страдает волосатостью от слова «совсем».

— Мне в офис только через два часа, побреюсь перед выходом.

Ася встала из-за стола, подошла к Тимуру, глядя на него с низу вверх. Протянула руку.

— Можно? — Ее пальцы замерли у линии подбородка.

Тимур мысленно пожелал себе терпения. После вчерашних горячих объятий и танца языков, он бы позволил ей все, хоть сумасшедшее родео на его члене, но говорить об этом слух не стоило. Вместо ответа он перехватил ее запястье и твердо положил ладонь себе на щеку. Морковка пробежала кончиками пальцев по шершавости, глядя на него вдруг вспыхнувшим жарким янтарным огнем.

— Могу оставить так, если хочешь, — предложил Тимур, безошибочно угадав ее мысли.

— Да, пожалуйста.

Она прочертила линию от щеки до губ, задевая подушечкой большого пальца ямку под нижней губой. На миг зажмурилась, как будто это действие было почти таким же приятным, как и их ночная страсть.

Ладно, кажется, пришло время еще немного смутить Морковку. И хорошо бы, с самыми радужными последствиями в виде ее улыбки.

— Пойдем.

Тимур взял ее за руку, отвел в гостиную, усадил на диван, на всякий случай предупредив, что не собирается танцевать стриптиз и она может расслабиться.

Правда, сказанное вдогонку «по крайней мере не сегодня», расшатали ее сдержанность.

Он поднялся к себе в комнату и вернулся с большим бумажным пакетом, завязанным праздничной лентой.

— Это тебе. Вместо снега.

Ася с минуту смотрела на подарок, не решаясь взять его в руки.

— Я не могу… — Она запнулась.

— Ты же еще не знаешь, что там. Вдруг, щенок?

— Вдруг, экзотическая ящерица? — переиначила она. Улыбнулась, все еще румяная, как матрешка.

— Ты бы хотела холодную ящерицу вместо милого щенка? — с сомнением переспросил Тимур. И только когда она хитро улыбнулась в ответ, понял, что по крайней мере сейчас Морковка сполна отплатила ему за все подколки. — Слава богу, маленькая, а то, знаешь, я как-то не очень к рептилиям. То есть, вот совсем никак.

Положив Тима на диван и зафиксировав его подушкой от падения, Ася медленно, словно вытаскивала нижнюю карту под карточным домиком, развязала бант, заглянула внутрь пакета. Моргнула, подняла взгляд в поисках объяснения.

— Открой, не бойся, — подтолкнул Тимур.

— Который из них? — растерянно, на грани испуга, спросила она.

— Любой, маленькая, потому что они все твои. Надеюсь, хотя бы какой-то придется по душе.

Она несмело запустила руку внутрь, доставая коробочку в розовой упаковке, перевязанную белыми лентами. Тимур вспомнил, что просил каждую упаковать иначе, чем предыдущие. Если бы знал, что наградой будет такой сногсшибательный удивленный взгляд — скупил бы весь чертов магазин.