— Арэн… Арэн, вставай.

Его грубо тряхнули за плечо. Отточенные воинские инстинкты сработали мгновенно: дасириец вскочил на ноги, хватая лежащий рядом меч и осмотрелся.

Его будила Миэ, и выражение лица женщины не сулило ничего хорошего. За спиной таремки стоял Банру, сонный и растерянный. Вход в комнату перегораживала мощная фигура эрла: несмотря на суровый артумский мороз, его торс скрывала только льняная рубашка. Заметив взгляд Арэна, эрл Варай грубо отпихнул в стороны Миэ и Банру, и уже протянул руки, чтоб схватить Арэна за шиворот, но тот предугадал его действия. Он отклонился, зашел за спину северянину. Несмотря на недавний сон, тело не подвело молодого воина.

Арэн сразу понял, чего ради его подняли в такую рань. Рассвет только-только скользнул по окнам, но со двора уже доносилось блеянье овец и перекрикивания артумцев. Как и не было вчерашней кровавой бойни, жизнь вошла в привычное русло, никто не скорбел по погибшим.

— Четвертого нет, — сквозь зубы процедил эрл. — Сбежал, вместе с девчонкой. Сговор.

— Арэн, где Раш? — Миэ сделала вид, что не слышала слов эрла.

— Уехал, — бросил дасириец. — Я сам помог им с Хани сбежать.

По ее лицу пробежала тень недоумения, вслед за которой пришла злость. Губы Миэ подрагивали, корчились в безмолвных проклятиях, на скулах дергались желваки.

Арэн не ждал иного. Но сейчас его больше заботил эрл. Услышав, что прав в своих подозрениях, он стал еще злее. Арэн не сомневался — будь воля северянина, он тот час разорвал бы чужестранца на куски.

— Эрл, Мудрая зовет тебя.

Арэн не сразу увидел девчушку в пороге своей комнаты. Это была та самая, большеглазая. Когда стало ясно, что Варай собирается игнорировать приглашение, девочка повторила снова. Арэн признательно улыбнулся ей.

— Вздумаете бежать — пойдете на корм шарашам, — предупредил эрл, свирепый от того, что не удалось почесать кулаки об обидчика. И вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стены и пол под ногами пошел ходуном.

— Объяснись, — потребовала Миэ.

Дасириец сел на край кровати, потирая кулаками глаза, давая себе время, чтоб собраться с мыслями. Банру продолжал хранить молчание.

— Я поступил, как счел единственно верным, — наконец, сказал Арэн. — Кто-то должен был сопровождать Хани до Сьёрга. Я решил, что это будет Раш.

— Сопровождать? — Глаза Миэ, светло-карие, почти янтарные, теперь превратились в тлеющие уголья. — Говори, дасириец, иначе, клянусь ликом прекрасной Амейлин, я испепелю тебя.

Он не решился испытывать терпение волшебницы — Миэ никогда не отличалась благоразумием, терпением и пониманием. Впрочем, Арэн считал эти качества присущими всем женщинам Эрбоса, за редкими исключениями. Он обстоятельно рассказал все, начиная от того, как попал в дом Мудрой и заканчивая побегом. И чем больше он говорил, тем больше свирепела Миэ. К концу, она буквально захлебывалась яростью. Не стесняясь присутствия жреца, она обрушила на голову Арэна поток грязной брани. Жрец поспехом покинул комнату.

— Я поступил так, как счел нужным, — повторил Арэн, как только ругательства женщины иссякли и ее голос стал хриплым от долгого крика.

— Думаешь, можешь спрятаться за дежурными словами? Думаешь, раз ты такой благородный и мы все привыкли следовать за тобой, тебе все дозволено?

Арэн, конечно же, так не думал, но сейчас Миэ была не готова слушать вразумительные объяснения. Гнев застил ее разум и Арэн берег слова и доводы на потом, когда таремка остынет.

Если остынет.

— Ты сказал: я поеду в Артум, Северные земли, просить владыку Северных земель помочь Дасирии прогнать дшиверстких варваров. И просил нас ехать с тобой. Помнишь ли ты, Арэн из рода Шаам, что я спросила тогда?

— Ты спросила, верну ли я вас обратно живыми.

— Вот как ты держишь свое слово, Арэн из рода Шаам. — В устах Миэ его имя звучало словно самое грязное ругательство.

— Мы еще живы, — только и сказал он.

Оставшись один, Арэн тяжело опустился на постель. В комнате было холодно. Одиночество поселилось рядом, словно незваный гость и тихонько скулило. Дасириец не искал себе оправданий, он знал, что все сложится именно так, стоит только прийти рассвету, который разоблачит беглецов. Его не пугала злость Миэ, он готовил себя к такому исходу. Но одиночество подбиралось все ближе, как тот шелудивый пес, тайком забравшийся в псарню. Пройдет немного времени, и холодная тоска схватит дасирийца за горло.

Уединение нарушила девушка. В ней Арэн узнал одну их дочек хозяина "Медвежьей лапы", кажется, ее звали Бьёри и она всегда с опаской поглядывала на меч дасирийца. Девушка принесла кувшин с водой, чистый отрез льна и, вдруг, улыбнулась ему. Словно знала, что именно сейчас Арэну более всех сокровищ мира хотелось именно этого.

— Если бы не ты, добрый господин, — потихоньку сказала она, опасаясь быть услышанной, — моего отца уже переваривал в своем брюхе шараш. А младшую сестру унес бы тролль. Я пришла по просьбе отца. Он велел передать, что признателен тебе за все и в нашем доме ты будешь накормлен досыта и получишь постель. Вот, я подогрела воды.

— Тебя ведь Бьёри зовут? — Арэн улыбнулся в ответ.

— Да господин.

— Передай своему отцу, милая Бьёри, что я и мои друзья высоко чтим его гостеприимство.

Она торопливо кивнула, попятилась к двери, и оставила комнату.

Закончив умываться, мужчина спустился вниз. Как раз вовремя, как оказалось. В зале, высоким писклявым голосом невинной девицы, ущипнутой за зад, голосил таремский купец. Ему вторил громогласный рев здоровяка, который, как показалось Арэну, был его охранником. Из всей чехарды слов, дасириец понял только одно — у купца пропал кинжал. Видимо именно тот, о котором говорил Раш. Банру, наблюдавший всю возню издалека, хмурился и впервые за все время, Арэн видел на смуглом лицу тутмосийского жреца, панику.

— Говорю тебе, господин, — оправдывался здоровяк, — в комнату никто не входил. Замок цел, сам же видал.

— От тебя разило местной брагой! — визжал купец. — Ты так храпел, что не услышал бы и топота мамонта!

От звука его голоса у Арэна начиналась зубная боль. Зато он сразу понял, куда запропастился кинжал. Понял и дал себе зарок проучить Раша, как только увидит его. Вот, значит, с какой "девицей" он коротал время. В памяти сразу всплыла веревка, небрежно наброшенная на плечо карманника. И как он сразу не догадался?

Арэн не стал ничего говорить купцу. Глядя на охранника, которого тот себе выбрал, он только мысленно пожал плечами. Купец поскупился на достойного наемника из Лиги Сопровождающих, чьи гильдии были разбросаны по всем уголкам Эрбоса. Брали они много, но о них ни разу не пошла дурная молва и даже вельможи, отправляясь в дальние странствия, пользовались услугами Лиги. Арэн рассудил, что купец получил свое, за жадность.

Дасириец уселся к столу. У дверей околачивались трое северян с мечами. Все трое нацепили тяжелые кожи, обитые медными заклепками, за их спинами висели короткие луки. Эрл решил подстраховаться, подумал Арэн. Наверняка еще парочка дежурит на улице.

— Раш? — Миэ вопросительно посмотрела на него.

— Если ты о пропавшем кинжале, то я не видел, чтобы Раш клал его в свой карман.

— Будто кто-то из нас хоть раз видел, как он таскает чужое, — женщина фыркнула.

— Купцу следовало быть осторожнее с ценными товарами. Только глупый вор не разжился бы на его добре.

— Плохо. Очень плохо. — Голос Банру звучал, как тревожный набат. — Теперь хасисины пойдут за Рашем. Нам следует денно и нощно молиться Леди Удаче, чтоб она хранила и его, и госпожу Хани.

— Хватить пророчить, — осадила жреца Миэ. — Раш и не из таких передряг выбирался. Лучше попроси Кассию отвести от Яркии людоедов и прочую нечисть.

Когда все трое разделались с завтраком, двери постоялого распахнулись и в пороге снова появился эрл. Арэн зря ждал, что разговор с Мудрой просветлит ум Варая — лицо северянина осталось жестким. Он сразу отыскал путников взглядом и подошел, не садясь за стол. Заложил большие пальцы за широкий, обитый бронзовыми пластинами, пояс, смотря с высоты своего роста: угрожающе, будто постоянно давил в себе желание разделаться с гостями сейчас же.

— Мудрая поведала мне, что сама просила тебя, дасириец, проводить девчонку-файари и говорить с владыкой Северных земель. Я сказал ей и скажу сейчас тебе — очень глупо.

— Что же здесь глупого, эрл? — Арэн устал от тягостного взгляда Варая и для себя решил, что если тот снова будет пытаться унизить его, — человека, чей титул длиннее, чем Яркия, — он отстоит свое доброе имя клинком. И боги сами решат, чьей правде быть.

— Вы — чужие в наших землях. Вам не дано понять наши устои. И Конунг не станет слушать ни недостойного человека, чье лицо так же гладко, как лед, ни девчонку, с черными отметинами Шараяны. А теперь мы должны решить, кто из вас троих будет задабривать своим источником духа-защитника. Поблагодарите после Мудрую, что она не дала бросить вас в холодную.

— Я готов быть источником для духа, — Арэн ответил на взгляд эрла тем же презрением, что перенял у него.

Варай, чье лицо подернулось недоумением, вынул руки из-за пояса, упершись ими в стол. Так, что теперь его лицо чуть ли не нос к носу нависло над дасирийцем. От эрла разило потом, вечерней хмельной брагой и дымом костра; Арэну потребовалось сделать над собой усилие, чтоб не отвернуться, иначе северянин счел бы это знаком духовного поражения противника.

— Мудрая сама решит, кого из вас возьмет, — сказал Варай, и его злую улыбку была не в силах скрыть даже пышная борода с дюжиной косичек.

Потом эрл распрямился, обведя зал тяжелым взором: все смотрели на них, и даже купец на какое-то время перестал стенать о пропаже. Северяне слышали приговор. Дочка хозяина "Медвежьей лапы" остановилась на полпути к столу, где сидели постояльцы. Она нерешительно топталась на месте, руки ее подрагивали, будто поднос, на котором стояли кружки с подогретым молоком, жег ей руки.

Эрл прошел мимо девушки и вышел вон.

* * *

Хани ехала первой. Она привычно сжимала бедрами меховый мешок с птенцом. Он время от времени высовывал голову, покрытую жидкими перьями неопределенного цвета, и широко раскрывал клюв, требуя пищи. Хани кормила его красными ягодами, которые собрала тогда в лесу. Ягод было не много, но по приезду в Яркию, девушка перебрала их, выбрасывая испорченные, а те, что остались, пересыпала тертой сладкой свеклой. На рынке в деревне несколько торговцев продавали мед, но у нее не было столько денег. Почти все запасы ушли на путешествие. Несколько раз им с Роком везло: почти на самой границе Артума, в небольшом поселении, они разобрались с нашествием летучих мышей, за что получили шесть серебряных лорнов на двоих. Рок, который, как и большинство простых жителей Северных земель, умел считать лишь до пяти, радовался, и собирался купить меч из редкого та-хирского железа. Хани не стала рушить его мечты, но трех лорнов не хватило бы и на треть дюйма акульей кожи, которой та-хирцы перетягивали рукояти своих прославленных клинков.

— Если станет совсем туго с едой, — раздался насмешливый голос Раша, — зажарим этого уродца.

Их лошади поравнялись, парень выразительно посмотрел в сторону мешка. Прошло всего полдня пути, большую часть которых кони шли быстрой рысью — Хани опасалась погони. Снег, что провожал их из Яркии, рассеялся, вскоре они выехали на тракт. Дорога была пустынной в обе стороны.

— Почему вы сжигаете своих воинов? — Продолжал донимать Раш.

— А вы делаете как-то иначе? — Она даже не глянула на попутчика, сунув птенцу очередную ягоду.

— Ну… — Парень медлил с ответом. — У всякого народа свои традиции. В Тутмосе, откуда родом мой возвышенный друг Банру, покойников из высокой знати кладут в странные деревянные ящики, разукрашенные, что куклы, а после — в высокие остроконечные строения, без дверей и окон.

— И что тебя удивляет в наших традициях? — Она не смогла сдержать улыбку. — Как отдают последние почести умершим, в твоих краях?

— Я вышел из пены морской, — хохотнул он. — Я такой один, без роду, без племени.

— Так не бывает. Человек не может быть один.

— Никому об этом не говори. — Раш стал говорить тише, будто их могли подслушивать. — Особенно, если когда-нибудь покинешь дикие северные земли.

День до вечера они ехали молча, лишь изредка обмениваясь парой слов. Когда Хани повернула лошадь с тракта, в сторону серого горного перевала, Раш незамедлительно спросил, почему они съехали с дороги.

— Дальше дороги нет. Летом с неба упала горящая звезда, расколола землю, лошадьми только в обход.

К ночи их кони остановились у первой гряды холмов. Покрытые снегом, с редкой чередой голубых елей, они казались уснувшим гигантом, что уже долгие годы ждет пробуждения. Пока Раш собирал костер, Хани нарезала несколько ломтей сыра и достала пару кукурузных лепешек. Мудрая собрала им копченый олений окорок, несколько сыровяленых мясных рулетов и еще много всего. Среди припасов Хани нашла даже горшочек овощного рагу с грибами, щедро залитого топленым салом. Но она решила экономить. Чутье истинной северянки подсказывало — погода может измениться в любой момент и тогда дорога до Сьёрга затянется.

— Что там, на севере? — Раш указал рукой на светлое пятно далеко впереди, висящее ниже всех остальных звезд на небе, но не уступавшее им в яркости.

— Ярость севера, огненная звезда в пике башни фергайр. — Хани протянула чужестранцу кружак мясного рулета и кукурузную лепешку. — У нас есть легенда, что когда-то, когда восстанет мудрый правитель, и придут Забытые люди, чтоб ознаменовать единение всех народов, все зло Эрбоса выйдет, чтоб преградить им путь. И тогда Ярость севера вспыхнет ярче солнца и от света ее пробудятся Бессмертные легионы и выйдут, чтоб сражаться со злом в Последней битве.

— Что еще за Забытые люди? — В глазах Раша, полных странных всполозов, появился неподдельный интерес.

— Те, что ушли перед тем, как шаймерские маги накликали на свои земли гнев богов.

— Румийцы тоже Забытые люди? — Парень откусил большой кусок и привалился к камню, закрывая глаза. — Они ведь ушли…

— Их прокляли боги, — резко оборвала его Хани, ругая себя, что забылась и начала верить, будто с этим злым человеком можно спокойно вести разговор у костра, преломив один хлеб.

Спасли они по очереди.

С рассветом, снова двинулись в путь. За первой грядой холмов, которую лошади преодолели без трудностей, лежала вторая — крутые склоны, поросшие редкими кустарниками, обвивала тропа серпантинной дороги, такая узкая, что два всадника не разминулись бы на ней. Конь Раша встал на дыбы и ничто не могло заставить животное двигаться дальше. Парень недовольно поглядывал на спокойную жеребицу Хани.

— Наши лошади привычны, — пояснила она, хоть Раш и не спрашивал. — Половина земель Артума — холмы и горы. За этой грядой будет еще две, твой конь не пойдет.

— Предлагаешь мне бежать вслед за тобой? — зло огрызнулся Раш.

— Моя Снежка выдержит двоих всадников. Как-то конь Рока пал, и она несла нас семь дней. А ты, — Хани окинула его с ног до головы, — намного меньше Рока. Отпусти своего коня. Если Скальду будет угодно, он найдет дорогу обратно.

— Сомневаюсь, — снова озлобился Раш.

Нехотя, он снял с коня дорогую сбрую и седло, погладил животное по морде. Хани понимала, что скакун, скорее всего, не переждет ночи и погибнет в пасти волков или гиен. Понимал это и Раш.

Взобравшись позади нее в седло, он потянулся было к узде, но девушка отвела его руки в сторону.

— Снежка не станет тебя слушать.

Она не видела, только почувствовала, как он безразлично пожал плечами и в следующее мгновение руки парня легли ей на талию, обвивая кольцом. Хани чуть не захлебнулась от ярости, попыталась брыкаться, но Раш не собирался уступать.

— Мне не за что держаться, — ехидно заявил он. — Сомневаюсь, что твоя дикая лошадь, ни разу не ходившая под седлом, даст себя оседлать, чтобы я получил опору для рук. А упасть башкой вниз где-то на полпути, мне не охота.

— Держи свои руки там, где держишь, — предупредила Хани, понимая — он прав.

— Если кто-то прознает, что я сидел на кобылице, больше ни одна девка не разделит со мной постель, — то ли в шутку, то ли всерьез, сокрушался Раш.

— С чего бы? — Хани тронула бока жеребицы коленями и лошадь послушно двинулась в гору.

— Сидеть мужчине верхом на кобылице — непростительный позор. Славному мужу пристало держать под седлом только горячего жеребца. Таков обычай Переменчивых и Южных земель. И если ты кому-то растреплешь, мне придется перерезать тебе горло, от уха до уха. — Последние слова Раш произнес почти ласково, будто нашептывал колыбельную малому ребенку.

Хани почувствовала вереницу мурашек, побежавших вверх по спине. Она не знала, бояться ли его, или нет, но шутки непрошенного спутника заставляли ее нервничать и поторапливать лошадь, забывая подчас об осторожности.

Подъем вверх давался медленно. Тропа не была крутой, но Хани приходилось время от времени останавливать кобылку и давать ей привыкнуть к высоте. Когда они достигли пика вершины, солнце начало клониться к горизонту. Ветер на пике свистел сильнее, чем внизу и пробирал до костей, но зато здесь им были не страшны дикие звери.

— Мы еще можем ехать, — упрямился Раш. — В запасе есть немного времени до заката.

— Предлагаешь коротать ночь на тропе, свесив ноги вниз? — Спросила Хани, снимая с лошади свернутые валиком шкуры. — Поедем завтра.

— Ты не понимаешь! В вашей чертовой деревне остались мои друзья. Остались, потому что вы, северяне — дикари, не знающие о гостеприимстве и благодарности. И чем больше мы медлим, тем меньше шансы их спасти.

— Как мы сможем помочь, валяясь у подножия холма со свернутыми шеями? — Хани тоже повысила голос. — Я знаю цену благодарности и понимаю, что сделали твои друзья. И остальные понимают. Но есть традиции, есть наши предки, которые давно отошли в благословенные края и далеки от нас. Им не доказать, что мой поступок был совершен не из глупости, а от безвыходи!

Эхо многократно усилило ее слова и понесло вокруг, множа на все голоса.

— Я хочу помочь, чтобы ты не думал, чужестранец, — уже тише, продолжила Хани. — Но глупость губит и тех, кто много сильнее нас.

Она вспомнила Рока: умирающего, пронзенного стрелами, со страхом во взгляде. Он, не сомневалась Хани, до последнего верил, что боги даруют ему еще один шанс.

— Поедем, как только заалеет горизонт. — Раш показал ей спину, устраивая место для ночевки.

* * *

Арэн не помнил, кто из просветленных мудростью мужей сказал, что ожидание приговора страшит сильнее, чем сам приговор. Сейчас, как никогда раньше, он понимал всю истину этих слов. Утро принесло вьюгу, метель бушевала так, что даже очаг, что всегда пламенел в центре Яркии, погас. Старухи дружно качали головами и сотрясали воздух скорченными немощными руками, вознося их к небесам. Дурной знак, хором пророчили они, пугая жителей. Пророчество подхватила перепуганная ребятня, весть пошла по деревне, расползаясь стремительно, как круги по воде.

— Огонь в Большом очаге развел Ярик, прозванный Одноглазым филином.

Арэн увидал рядом Эрба, хозяина постоялого. Второй день их троих держали почти взаперти. В пределах "Медвежьей лапы" они были свободны, но выход и само здание денно и нощно стерегли дозорные. Эрб всячески старался услужить гостям, кормил досыта и неустанно травил байки. Но вечером, когда в зале первого этажа собирались деревенские, он словно отгораживался. Арэн понимал его и не держал зла.

— С тех пор не случалось такого дня, чтоб огонь затухал. Ни снег, ни ветер, ни метели — ничто до сей поры не убивало пламени основателя. — Эрб в задумчивости пожевал нижнюю губу.

— Это же просто огонь, — Арэн отвернулся от запотевшего окна.

— Священный огонь, от руки нашего предка.

— Пусть так, — кивнул дасириец, не утруждая себя тяжкими раздумьями.

— Это гневается дух-защитник. — Северянин покачал головой, глядя на Арэна таким взглядом, словно над тем уже висел палачий топор. — Сегодня эрл придет за одним из вас.

— Скорей бы уж, — выдохнул мужчина.

Дверь в "Медвежью лапу", отворилась, с шумом ударяясь о стены.

— Ты пойдешь с нами, человек, — Варай лично пришел за ним, сопровождаемый четырьмя воинами, к которым присоединились и те, что охраняли выход. — Мудрая выбрала тебя.

Арэн повиновался, мысленно благодаря всех богов сразу. Больше всего он опасался, что выбор падет на тутмосского жреца или красавицу Миэ. А эту ношу должно было нести только ему.

Они покинули постоялый двор. Дасириец, несколько дней не выходивший на улицу, с наслаждением глотнул холодный воздух и подставил щеки бушующей метели. Снег нещадно хлестал кожу, ветер пробирал до костей, но сейчас непогода только радовала воина. Даже тревожные мысли о Хани и Раше, которых ненастье может застать в пути, не омрачали внезапно поднявшегося настроения.

Большой очаг продолжал оставаться бездыханным. Поленья едва тлели; тут же стояла Мудрая, хмуро поглядывая в очаг. Она опиралась на свой посох и Арэн видел, какого труда ей стоит стоять на ногах. Одежды старой женщины трепал ветер, в какой-то миг дасирийцу даже показалось, что они развиваются вокруг нее, словно клочья тумана. Она действительно уже очень давно была немощной старухой, ее кости ныли и требовали покоя — Арэн, как никогда ясно, вдруг, почуял ее усталость. И на смену злости, пришло раскаянье и уважение.

Стоило подойти ближе, как деревенские обступили их со всех сторон, образуя живую преграду.

— Связать его, Мудрая? — После короткого поклона, спросил Варай.

— Ни к чему, — она сама подошла к Арэну, двигаясь медленно и грузно.

Взгляд ее теперь стал еще более древним, чем в их прошлую встречу. Зрачки выцвели, подернулись беленой, как у слепца. Арэну стало не по себе, под таким взглядом, но он не отвел глаз.

— Знаешь, ради чего ты здесь, воин? — спросила старая женщина.

— Знаю.

Позади него раздалась возня и возмущенные крики горожан. Арэн обернулся — сквозь плотный строй людей, пробирались Миэ и Банру. Оба выглядели взволнованными, а глаза волшебницы подернулись слезами.

— Не троньте его, слышите, дикари?! — Ее голос звенел чистым горным хрусталем. — Я испепелю ваши дома, и да поможет мне Амейлин!

— Миэ, не стоит, — попытался успокоить Арэн, но гул в толпе возрос и слова утонули в нем.

Варай уже двинулся к волшебнице, но Мудрая остановила его, призывая деревенских к тишине. Дасириец в очередной раз подивился ее удивительной власти — стоило только заговорить, и все звуки разом смолкали, как по мановению странного колдовства.

— Наши традиции непонятны чужакам, — сказала Мудрая, обращая взор в сторону Миэ. — Но этот мужчина покорился им. В Яркии вдосталь пролилось крови.

Миэ уже порывалась с ответом, но Банру, дождавшись молчаливого согласия Арэна, закрыл ей рот ладонью и прижал женщину к себе. Бронзовокожий жрец покорно принимал ее слабые удары ладонями, только шептал что-то на своем родном языке. В конце концов, Миэ перестала сопротивляться, укрывшись на его плече. Тело таремки содрогалось рыданиями.

— Я буду просить духа о милости, — только и сказала Мудрая, вновь оборачивая лицо к Арэну.

Дасириец не стал отвечать. Он не знал, что его ждет, мог только догадываться, вспомнив ритуал, который ему довелось увидеть в лесу. Хани тогда вряд ли смогла бы уйти, останься она без помощи. Оставалось только верить, что его не бросят умирать одного. В памяти всплыл отцовский замок: реющие на башнях знамена, цвета спелой пшеницы, с летящим орлом, дубовая роща, полная дичи, младшие сестры за вышиванием и мать у окна, с глазами полными грустью.

Вспомнились и письма, которые он так и не отдал Рашу. Обещание, данное отцу.

В толпе снова раздалась возня, в этот раз деревенские расступались живо, пропустив вперед двух северян: лица обоих были цвета спелой свеклы, рты широко раскрывались, на волосы налипли тонкие сосульки.

— Мудрая, — проговорил один, но дыхание его сбилось и он умолк.

— Мы ездили за частокол, по южному пути, как приказал эрл, — заговорил второй. — Шараши. Их много. Куда хватает глаз — все чернится от них.

— С ними тролли и гиены. — Первый, совладав с дыханием, снова обрел речь.

В толпе пронзительно закричала женщина, ее подхватил дружный плач ребятни и тихий гомон мужчин.

Мудрая еще сильнее вцепилась ладонями в палку. Она сгорбилась, как будто ей на спину свалилась непосильная ноша, вмиг стала вдвое меньше ростом. Варай поспешил помочь, подставляя руку.

— Когда будут здесь? — Наконец, заговорила она и голос едва был слышен.

— Два, может быть три дня, — ответил первый лазутчик. — Мы загнали лошадей, но шараши идут пешими. На их пути озеро, мы же поехали в обход, по тайной тропе, через лес.

Арэн слушал внимательно, ловя каждое слово.

— Эрл, вели всем расходиться по домам, — приказала старая женщина. — Ты, — ее крючковатый палец указал на дасирийца, — останься.

— Хочешь закончить ритуал? — Арэн позволил себе вымученную улыбку.

— Будешь на совете. — Она велела эрлу молчать, как только тот попытался встрять с гневными речами. — Ты мудр, воин, твои советы уже помогли Яркии выстоять. Пусть дух гневается, если на то его воля.

— Тогда я прошу, чтобы на этот совет допустили моих друзей, — потребовал Арэн. — Они многое повидали и их советы не менее ценны, чем мои.

— Пусть будет так, — согласилась старая женщина. — Варай, считаю, долги их сочтены и больше никто из твоих цепных псов не станет чинить им преград. Ты понял меня? — Она требовательно ждала ответа. Не сразу, но эрл согласно мотнул головой.

— Только что же делать с Большим очагом? — Он поскреб в затылке.

— Ты — эрл? Вот и разведи огонь.

В доме эрла, — здании, мало чем отличавшемся от всех остальных в деревне, — пахло хлебом. В комнате, где их посадили, стоял тяжелый стол, грубо сколоченный из досок. Кругом него лавки, покрытые шкурами. В углу горел очаг. Арэн заметил не стенах несколько голов медведей и шкуру белого тигра — ценнейший мех, за который расплачивались золотом. Варай, видимо, держал ее для хвастовства — о свирепом нраве и кровожадности белых тигров Артума рассказывали еще со времен Первого огня.

В доме эрла Арэну сразу стало не по себе. Даже стены будто бы враждебно напирали на него, грозя стиснуть последним объятием. Жена эрла, ладная милая девушка, годами чуть младше Хани, приветливо усадила гостей к столу. Она носилась вокруг стола, как легкий весенний ветерок, поднося новые блюда с едой. Ее порядком округлившийся живот так же не остался незамеченным. Судя по его размерам, эрл ждал наследника к концу весны.

Миэ, глядя на девушку, собирала губы в горькой ухмылке, но ей хватило благоразумия не болтать языком.

— Господин, вас можно поздравить с прибавлением в семействе? — Банру, простодушный как всегда, прижал ладонь к груди. — Отцовство — великое событие в жизни каждого мужчины.

— Я уж дважды был отцом, — насупился Варай. И продолжил только после того, как молодая хозяйка покинула комнату. — Мою первую жену с двумя годовалыми младенцам, убила хворь. Хильда — сестра покойной жены, осиротела вскоре, после того, как боги отняли у меня Бруунду и детей. Я взял Хильду в свой дом и Мудрая соединила нас прошлым летом.

— Сколько ей лет? — Не удержалась Миэ.

— Этой весной будет пятнадцать, — ответил северянин.

Волшебница уткнулась взглядом в стол, будто хотела высмотреть что-то, средь переплетенных жил плохо отесанной деревянной столешницы. Миэ родилась в семье торговца и мореплавателя. С малых лет коренная жительница теплых теремских земель обучалась грамоте и пению, музыке и истории, астрономии и математике. Таремские женщины не уступали в образованности мужчинам. И они не спешили выходить замуж, если только замужество не было подкреплением успешного торгового союза двух купеческих династий.

Вместо глиняных кружек хозяйка поставила медные, грубой работы, кубки. Эрл собственной рукой разлил в них игристое янтарное вино и пригласил гостей угощаться. Ели молча.

Мудрая пришла только когда первый стол уже был убран, и на сладкое Хильда подала пирог с брусникой, теплые куски его еще дымились на тарелках гостей.

— Я послала птицу с вестью в Холмы, к своим сестрам, — сказала она, садясь ближе к очагу, протянула руки к огню и потерла их, будто целую вечность провела в холоде. — Но сейчас зима, коршуны и горные граты повсюду, и они голодны.

— Осталось пять десятков человек, кто способен оборонять деревню, — эрл, затеребил косы в бороде. — С детьми и женщинами около девяти десятков будет.

— Нужно уходить, оставлять деревню и прятаться, — Арэн посмотрел сперва на Варая, который сделал вид, будто не услышал слов, потом на старую женщину. — В Хеттские горы.

— Все там сгинем, — Мудрая глядела на огонь и в ее мутных глазах заплясали языки пламени.

— Здесь тоже, — стоял на своем Арэн. — В горах нас не смогут окружить. Замок моего отца стоит в ущелье, я знаю, как оборонять горы.

Женщина молчала, и слово взял эрл. Он встал, сделав широкий круг по комнате, потом развел руки, будто собирался обнять весь мир.

— Чужестранец, это — наша земля. Многие десятки лет наши прадеды жили на ней, с самого основания. Чтили духов предков, чтили богов и прославляли имена павших воинов. Мы живем от того, что дает нам море, земля наша не так плодородна, чтобы прокормить всех детей севера. Куда нам идти? Что станет с нами, если уйдем от земли и воды, что кормят нас?

Он смотрел на Дасирийца так, будто ждал ответа. Но у Арэна его не было. Он знал только, что еще одного нападения деревня не выдержит. В прошлый раз твари отступили, потому что бух, призванный Хани, расправился с троллем. А тролль пришел за детьми. Шараши не просто крови ради шли к деревне, они шли забрать детей. Стали бы людоеды щадить взрослых, получи желаемое? Арэн сомневался.

И высказал сомнения вслух, обстоятельно, чтоб понял даже недалекий Варай.

— Мы никогда не убегали, — упрямился эрл. Раззадоренный решимостью Арэна и тем, что Мудрая не поддерживала его самого, он вошел в раж. Лицо северянина побагровело. — Если так будет угодно Скальду, мы погибнем.

— Очень неразумные слова говоришь, господин. — Банру, грея ладони об чашу с подслащенным молоком, вмешался в разговор неожиданно.

Арэн предупредил его и Миэ, чтоб не вмешивались. Он сам настоял на том, чтобы прийти в сопровождении друзей, но их вмешательство в разговор не входило в его планы. Тем более, что ни волшебница, ни жрец, не были сведущи в военных делах, хоть Миэ и хвалилась заученными назубок стратегмами времен Первого огня.

Банру же, то ли позабыв наставления Арэна, то ли нарочно действуя по своему усмотрению, продолжал.

— В отступлении нет ничего позорного. Позорно отдаться глупой смерти. У моего народа есть легенда о великом воине Тархи, славном, как вольный южный ветер. Как-то он возвращался домой и путь ему перегородил великан, такой огромный, что голова его закрывала солнечный лик. Тархи знал, что ему не одолеет великана. Знал он и то, что на пути, по которому он пришел, лежит огромная непроходимая пустыня, со смертельно опасными зыбучими песками. И лишь немногие знали о спасительном пути. И Тархи отступил, а великан пустился в погоню за ним. Несколько дней и ночей бродил великан по пустыне. Он ослаб и сделался немощен. И когда ноги его увязли в песках, Тархи вышел к нему и отсек голову, не боясь больше могучего противника. — Банру окунул губы в молоко, чтобы промочить горло. — Скажи мне, господин, трус ли Тархи?

К удивлению Арэна, эрл мешкал с ответом. На его лбу пролегли борозды белесых морщин раздумий. Когда он заговорил вновь, его голос больше не звучал угрожающе.

— В Хеттских горах полно огненных пещер, земля там лопается от раскаленного пара. В глубинных пещерах водятся демоны, а летучие мыши засасывают до смерти всякого, кто потревожит их покой.

— Далеко до них?

— На запад, пара часов лошадьми, три санями, — Мудрая то и дело ловила ладонью воздух у рта, в поисках трубки. Не находя ее, разочарованно шлепала губами. — Мы верим, что Ярик пришел с берега океана, через проход в Хеттских горах. Но ход за ним завалило камнями, и больше никто никогда не возвращался из них. Все смельчаки пропали без вести.

— Это лучше, чем ждать смерти, — пожал плечами Арэн. Рассказы о демонах его не пугали. Он с детства привык к страшным сказкам няньки-рабыни, в которых огненные твари убивали невинных младенцев и извращали человеческих женщин. Именно так, если верить словам старой рхельки, появлялись все демоны Эрбоса. За свой недолгий век, Арэн видел многое, но ни разу не встречал, ни огненных созданий, ни рогатых порождений человека и пламени. — Решайте, пока есть время.

Теперь тишина в доме эрла, поселилась надолго. Она нарушалась лишь треском огня, пожирающего поленья, да тихими шагами молодой жены Варая, шумом спиц в ее вязании и негромкими окриками дозора с улицы.

— На рассвете выступаем, — наконец, сказа Мудрая.

— Я бы не стал ждать… — начал было дасириец, но она перебила его.

— Может больше этим людям не дано погрузиться с сонные грезы. Никто не отнимет у них права на сон в теплых постелях. Погода завтра будет ласковой, до полудня будем у горной стопы.

На том и решили. Арэн, в сопровождении Миэ и жреца, покинули дом эрла сразу после ухода Мудрой. Дасириец поблагодарил жреца за вмешательство, тот добродушно улыбнулся, сотрясаясь на холоде, подобно осиновому листу.

— Мы ехали к Верховному конунгу, чтобы просить его выступить со своим войском к границе Каменного леса, — ворчала Миэ. — А вместо этого застряли в чахлой деревушке. Остается только молиться, чтоб дшиверские всадники не вздумали поторопить своих жеребцов, иначе могучей Дасирии придется туго.

Арэн знал, что она говорит из желания досадить. Пройдет немало времени, прежде чем таремка простит ему и еще больше, прежде чем забудет обиду.

— Я знаю, что ты тревожишься за свой народ, — примирительным тоном ответил дасириец. — Уверяю тебя, Миэ, нужно много больше времени, чем пара недель в заснеженных равнинах, прежде чем дасирийская армия уступить хоть милю своих земель. Дшиверцы не тронут Тарем.

Волшебницы зашипела, как кошка, которой наступили на хвост.

— Никому, даже всем полководцам Дасирии, не справиться с высокими стенами Тарема. И уж тем паче таремцам хватит золота, чтоб купить хоть бы и целую армию Народа драконов или выкупить Бессмертные легионы из царства Гартиса, если в том будет нужда! Или мне напомнить тебе мирные договора, которые предки ваших императоров принесли к воротам Тарема?

Арэн, нежданно даже для себя самого, рассмеялся. Миэ была истенной дочерью Тарема — гордая, своенравная и уверенная, что самый большой город на просторах Эрбоса никогда не падет.

Дозорные разом повернули головы, недовольно заворчали и зашикали на нарушителей спокойствия.

— Послушай, Миэ, и ты, Банру. Вы сами видите, как нас встречает северный народ. Артумцы никогда не славились добродушным нравом. Отец мой мудрый дипломат, но он недооценил нравов этих бородачей. — Арэн понизил голос до шепота. — Конуг не станет даже разворачивать письма, если не примет меня за своего. Эти нашествия — наш шанс доказать преданность и храбрость, и после, когда я приду и попрошу помощи, конунг не сможет мне отказать.

— Я помолюсь Амейлин, чтобы ты оказался прав, — не разделяя оптимизма друга, ответила Миэ, зевнула и приостановилась, позволяя Арэну открыть ей дверь в "Медвежью лапу". — Посмотрим, что принесет рассвет.