В по-осеннему рано сгустившихся сумерках родовое гнездо великих владетелей предстало передо мной сплошной темной громадой, хмурой и неприветливой. Догорающий в небе закат не смягчал строгую мрачность древних камней, а лишь подчеркивал ее. Мнилось, впереди не человеческое обиталище, а монолитная скала, в холодной толще которой нет места жизни. Романтичное и нежное название замка — Зиал-Линарр, что на дораздельной речи значит «звездный цветок» — казалось неуместным и странным. Хотя я знал, почему именно оно пришло в голову зодчим.

— Смотрите, господин Грэн, — говорил седовласый Креяр, водя пальцем по плану древней твердыни, — это бастионы. Светлой краской начертаны, значит, высокие. А равелины — вот. Видите, они темнее — пониже. Это сделано нарочно, чтобы неприятеля, если ему удастся завладеть ими, было удобно осыпать стрелами. А главная башня цитадели — здесь, золотом писана, — самая высокая. Последний оплот…

Я, мальчишка шестнадцати весен, слушал с интересом и во все глаза смотрел на пергамент, расстеленный на массивном столе. Рисунок — назвать это чертежом язык не поворачивался — завораживал. Тонкие линии складывались в подобие звезды или снежинки, сотканной из разных оттенков синего — от почти черного по краям до бледно-бирюзового вокруг золотой сердцевины.

— По такому принципу на Большом Континенте теперь строят огромные крепости, целые города, — продолжал владетель. — Но придумали это устройство мои предки — больше двенадцати веков назад — для нашего малого замка.

«Ничего себе — малый замок! Наставник говорил, самый большой на Севере!» — подумал я, но промолчал, чтобы не прерывать интересный рассказ.

— Ни разу нога врага не топтала нашего двора. А пытались многие… В те времена это было обычным делом. Владетели постоянно воевали — за земли, сокровища, крестьян, прекрасных дам или просто по привычке, из-за давно забытых обид. Но вы, конечно, учили историю и все это знаете. Простите старика за болтливость. Мне нечем гордиться, кроме моих корней. Знаете, ведь именно в нашем роду появился первый великий владетель — мой тезка, Креяр Злоярый. Жестокий человек был, страшный, но воистину великий! Никто не мог противостоять ему. Всех, кто не склонился, он уничтожил. Креяр первый завоевал не только земли соседей-владетелей, но и их самих подчинил, сделался их господином. Правил железной рукой, но мудро. И судил справедливо, даже собственного сына казнил за… Впрочем, об этом не принято говорить в приличном обществе. За дело казнил. Но ведь родную кровь! С тех пор его и стали звать великим владетелем, а потом его наследника. Так появился новый титул. Тогда королей не было. Вернее — предки мои, по сути, и являлись королями этих земель.

— А что случилось потом?

— Потом? — Креяр грустно улыбнулся. — Потом была Война Континентов. Мы объединились с другими великими владетелями и Стражами Мира. И все пошло прахом.

— Почему? Мы же победили!

— Да, — с горечью сказал Креяр. — Вы победили.

Я тогда не понял его, но смутился и не стал расспрашивать. В словах великого владетеля мне послышался упрек.

Обогнув равелин и приблизившись ко рву, я направился на свет фонаря у ворот. Копыта Друга гулко застучали по заиндевевшему настилу узкого мостика. Он был такой же, как и семь весен назад: казалось, вот-вот обрушится. Креяр, гордившийся историей рода и трепетно хранивший всякое подтверждение его величия, помнится, собирался восстановить разрушенный подъемный мост «следующим летом». Но планам что-то помешало — вряд ли владетель просто передумал. Может, Аскел осуществит мечту отца? Как знать…

Ворота оказались заперты. Со стены меня то ли не увидели, то ли поленились окликнуть. А может, там и не было никого — снизу не разглядеть. Пришлось свеситься с седла, чтобы дотянуться до молотка, расположенного удобно для пешего. Слезать с нувара не хотелось: я слишком устал, чтобы стоя дожидаться привратника.

Однако скрип и шуршание из-за ворот послышались почти сразу.

— Кто там шумит на ночь глядя?

— Грэн Север. Одинокий.

— А я король Исталейн восьмой! — молодой, судя по голосу, парень, рассмеялся, довольный шуткой, но вновь посуровел: — Завтра приходи, спят все уже.

Тут он, скорее всего, соврал: так рано в замке не ложились.

— Я бы тоже не отказался.

— До утра отворять не велено! Иди в деревню просись. А хочешь — под воротами ночуй, мне дела нет.

— Ну что ж. Так и поступлю, — покладисто согласился я. И коварно предположил: — Может, даже умру здесь же… Холодает, знаешь ли, — действительно, дыхание на морозном воздухе вырывалось изо рта белыми облачками.

Что бывает с теми, кто находится рядом с Одиноким в момент его смерти, знали все. Привратник исключением не был и проигнорировать угрозу не смог. Однако узкое смотровое окошко, едва приоткрывшись, тут же со стуком захлопнулось.

— Врешь, проходимец!

Моего лица он, конечно, не увидел. Но чтобы сделать выводы, хватило рваной штанины и грязного легкоступа. Благородные люди — будь они урожденными аристократами или Одинокими — так не одеваются. Обычно.

После непродолжительного шороха наступила тишина. Стражник решил не морочить голову и вернулся в тепло? Я с проклятиями спешился и принялся колотить в ворота: да кто он такой, этот невежа, чтобы гнать меня?! Стук показался недостаточно громким. Я снова схватился за кольцо молотка, но парень уже вернулся.

— Что ж ты неугомонный такой?! — возмутился он. — Сейчас весь замок всполошишь. Сказано же: до утра не открою. Приказ у меня. На-ка вот, чтоб не околел, — из открывшегося окошка высунулся ком ткани.

Потянув за него, я вытащил потрепанный плащ с меховым подбоем — и рассмеялся, когда из свертка вывалилась краюха хлеба.

— В деревню ступай! Раз на трактир денег нет, к старухе Зарне постучись, во второй от дальнего конца дом. Она пустит, чужака не побоится. Красть у ней все равно нечего… а невинность сама бы отдала, да никто не берет, — он хмыкнул.

Малый оказался незлым. Пустить во двор неизвестного путника ему мешало служебное рвение, а вовсе не черствость. Однако захлопнуть окошко служака не забыл, свою клейменую рожу показать я не успел. Мелькнула мысль, не лучше ли и правда отправиться в деревню или заночевать в палатке у костерка, никого не тревожа. Помыться, опять же, не помешает, прежде чем к приличным людям в гости напрашиваться… Но тут послышались шаркающие шаги.

— Что тут еще, Кемен? — этот голос — низкий, густой, звучный — ни с каким другим не спутать.

— Капитан Снериг! — обрадованно крикнул я. — Это Север.

За воротами несолидно охнули, завозились, что-то грюкнуло, заскрипело — и мы с Другом едва успели шарахнуться в сторону, чтобы не угодить под удар тяжелой створки.

— Добро пожаловать, Страж Мира! — прогудел невысокий старик с вислыми усами и серебряными от седины волосами, собранными в хвост на затылке.

Богатырский бас никак не вязался с тщедушным на вид тельцем Снерига. Но мне однажды довелось наблюдать за его упражнениями с мечом во дворе — и убедиться, сколь обманчива бывает внешность. Конечно, с годами Снериг не молодел, но дряхлее, чем раньше, не казался.

— Видеть вас снова — великая честь, — капитан почтительно склонил голову.

Из-за его плеча на мое клеймо таращился расширенными от ужаса глазами темноволосый юнец в такой же, как у Снерига, синей рубахе с вышитым серебром гербом Зиал-Линарра. Я знал, что он видел: не просто розу ветров с удлиненным верхним лучом — смерть свою он видел, скорую и неотвратимую. А может, вообразил что-нибудь и пострашнее.

— Д-д-добро п-п-пожаловать, — выговорил он. — Простите, господин Страж Мира!

Военные никогда не называли нас Одинокими, предпочитая официальное именование. В отличие от Снерига, парень вряд ли успел послужить короне — скорее, просто брал пример с наставника.

Владетели не имели права держать собственное войско еще со времен Объединения, но слава дружины Зиал-Линарра не померкла за века, и юноши поныне приходили учиться ратному делу в эти стены. Их охотно принимали — и у хозяина замка была приличествующая ему охрана, которой не требовалось платить. А большинство парней, усвоив науку, проходили жесткий отбор в королевскую стражу. Каждый получал желаемое. Темноволосый, похоже, как раз из новиков.

— Пойдемте, господин Север, — сказал Снериг, — вам согреться нужно.

Как я и думал, замок еще не спал. Слышны были смех, незлобивая брань, чьи-то отрывистые распоряжения. Пахло дымом, прелым сеном, кислой капустой и свежесваренной хмерой. Я не снял с головы капюшон, затеняющий лицо, и в полумраке Клеймо Одиночества никто не приметил. Если кто из занятых делом людей и обратил на нас внимание, то никак его не проявил.

Опрометью пронеслась мимо служаночка с большой корзиной. Старик окликнул ее и приказал готовить купальню «для важного гостя». Девчонка понятливо кивнула на бегу и рванула в другую сторону.

— Воду пусть из прачечной натаскают! — крикнул капитан ей вдогонку. — А то пока нагреют… — Ты! — гаркнул он уже на привратника. — Скакуна на нуварню сведи и скажи, чтобы накормили и почистили.

— Проследи, чтобы о Друге хорошо позаботились, — попросил я.

— Добрый, должно быть, нувар, — с улыбкой прогудел Снериг, — следя глазами за уводящим животное новиком, — раз такое имя заслужил.

Я пожал плечами:

— За день он меня ни разу не подвел.

Седой усмехнулся и жестом пригласил следовать за ним.

По пути я осторожно поинтересовался, не сопровождал ли Снериг владетеля при осмотре земель несколько лун назад. Нет, капитана в той поездке не было… Не то чтобы верилось, будто Аскел правда насиловал крестьянок. Наверное, дочку доброго Тиренна обидел какой-нибудь разбойник, назвавшийся громким именем. Зачем бы аристократу брать девушку силой? Многие прелестницы и сами с радостью прыгнут в его постель… Однако все же хотелось получить подтверждение. Сам не знаю, зачем. Может, чтобы даже тень подозрения не касалась сына доброго Креяра.

Меня учили, что будущему Вечному Путнику негоже хныкать, как девчонке, нужно держать лицо. Я понимал, что у Наставника какое-то важное дело в Зиал-Линарре, если опозорю Школу «недостойным ревом» — он больше никогда не возьмет меня с собой. Но сдержать слез не мог.

— Что случилось, дитя мое? — хозяин замка присел рядом со мной на корточки, пачкая дорогой плащ.

— Мне нельзя оставить его, — я теснее прижал к себе беспородного щенка и стал сбивчиво рассказывать о своем горе: — В него кидали камнями. Ребята из деревни. Он бы умер, если бы я не спас! Но Наставник сказал, что со мной он тоже погибнет. У меня никогда не будет собаки. Даже когда вырасту. «Одинокие не могут владеть животными. Это нельзя изменить, можно только смириться». Но я не хочу!

Седовласый владетель понял всю глубину трагедии ребенка девяти весен. И не отмахнулся.

— Хм… Досточтимый Иштэн прав, вам нельзя долго общаться с этом милым созданием. Но его хозяином стать вы все-таки можете. Владеть — это не значит играть и держать подле себя. Это значит заботиться и нести ответственность. Я знаю, я ведь владетель.

— Но я же ничего не могу, даже кормить…

— Тогда вы, как хороший хозяин, должны поручить это кому-то другому. У меня тоже есть собаки, но слишком много дел, чтобы ими заниматься. Это делают слуги. Давайте мы прикажем им ухаживать и за этим славным псом. Только не забывайте, что отвечаете за него. Договорились? Не передумаете?

Мы с Креяром тогда долго обсуждали, как я буду «заботиться» о щенке. А потом, когда мы вернулись в Школу, владетель исправно слал мне письма с подробными отчетами о том, как поживает пес. И я чувствовал, знал, что у меня все-таки была собака. Конечно, старику это ничего не стоило, пустяк для утешения маленького мальчика. Но для меня это значило очень много…

В купальне было тепло, светло и вовсю суетились слуги: плечистые, голые по пояс парни таскали ведра с водой, наполняя одну из ониксовых ванн; бледная русокосая девушка расставляла на полке плошки с мылом и флаконы с ароматными маслами; пышнотелая женщина средних лет протирала малахитовые скамьи белоснежным полотенцем. Мое появление произвело впечатление: русокосая ойкнула, плечистые застыли с раскрытыми ртами, зазвенел по мраморному полу серебряный сосуд, задетый пышнотелой. Через мгновение опомнились, низко поклонились. Девушка подняла подкатившийся к ней кувшин, а толстушка расправила пухлыми ручками крахмальный фартук и тепло улыбнулась:

— Добро пожаловать, господин Север. Как возмужали-то, — она окинула меня ласковым взглядом. — И не узнать вас. Я уж было… ну да вы садитесь, вот тут теплее, — женщина еще раз прошлась полотенцем по и без того сияющей скамье у металлической, покрытой рельефными узорами печки, — мы уж закончили почти.

Купальню и правда подготовили быстро. Отказавшись от помощи в омовении, я ополоснулся в исходящей ароматным паром воде, наскоро побрился, растерся пахнущим лавандой полотенцем. Разодрал гребнем колтуны на затылке и заплел вечно лезущие в глаза пряди у висков в две тонкие косицы. Из стопки принесенной слугами одежды выбрал простые замшевые штаны и серую рубаху из тонкого сукна со шнуровкой у горла. С трудом натянул высокие сапоги цвета графита, густо расшитые речным жемчугом, да еще с щеголеватыми каблуками и блестящими шпорами. Я предпочел бы что-то попроще, более удобное, но выбирать не приходилось. Затянув на поясе свой ремень, поправил ножны с кинжалом и охотничьим ножом.

В коридоре стоял Снериг. Увидев меня, он одобрительно кивнул, то ли довольный моим нарядом, то ли тем, что я не заставил себя долго ждать.

— Вот, господин Север, — старик набросил мне на плечи добротный плащ из паучьего шелка с меховым подбоем. — Не все комнаты отапливаются, недолго и простыть.

— Благодарю, — я застегнул серебряную пряжку и нахлобучил на голову мягкий капюшон. — Что Аскел?

— Господину владетелю доложили о вашем прибытии, он ожидает вас к ужину. Я провожу.

— А мои вещи?

— Сумки и оружие уже отнесли в ваши покои. Одежду забрали прачки. Нувар обихожен, я лично проверил. Не беспокойтесь, господин.

Держа трехрогий подсвечник с единственной свечой высоко над головой, капитан провел меня анфиладой полутемных чертогов и остановился у входа в пиршественную залу. Двое нарядных слуг низко поклонились и распахнули перед нами створки высоких, окованных позеленевшей медью дверей.

Сводчатый потолок колоссального помещения подпирали массивные колонны и контрфорсы с рябыми от сколов и мелких трещин барельефами. Щерили пасти четыре огромных камина — по два с каждой стороны. Между высоко расположенными стрельчатыми окнами, закрытыми глухими ставнями, висели на кованых скобах масляные фонари из мутноватого стекла. Их мягкий свет обнажал изъяны нештукатуреных стен и старинных гобеленов, но едва достигал центра, где красовалась звезда Зиал-Линарра, выложенная из самоцветов столь искусно, что рисунок ни на волос не нарушал идеальной гладкости пола. Длинный стол в противоположном конце залы, покрытый пурпурной скатертью, освещали вставленные в тяжелые канделябры свечи. Зрелище… величественное.

Шагнув внутрь, я был ошеломлен непонятно откуда выскочившим молодым брюнетом, облаченным в нечто лиловое, шитое золотом.

— Добро пожаловать, старый друг! — он, как девка, повис у меня шее.

От неожиданности я растерялся, не зная, как реагировать, и не сразу сообразил, что этот надушенный тип с завитыми и напомаженными волосами, щекочущими мне нос, — и есть Аскел. Трудно было узнать в этом щеголе мальчонку, который бегал от нянюшек и скакал по двору с деревянным мечом, пока мы с его отцом беседовали об истории Гранзана. И столь радостная встреча несколько озадачивала: мы ведь были едва знакомы, а уж о дружбе и речи никогда не шло…

Бормоча что-то приветственное, я высвободился из крепких объятий и склонил голову перед статной полноватой дамой в светло-зеленых шелках. Ее волосы были уложены в высокую прическу, украшенную жемчугом, а на груди покоилось тяжелое оплечье из крытых белой эмалью золотых пластин размером с детскую ладонь каждая — знак верности покойному мужу.

— Дозвольте представить вам мою матушку, госпожу Лиансу Зиал-Линнар, — опомнился Аскел.

Я легко пожал протянутую мне холеную, удивительно тонкую по сравнению с пухлой фигурой, руку.

— Приятно наконец познакомиться, госпожа Лианса. Жаль, что в такое время. Соболезную вашему горю…

До сих пор мы не встречались: по словам Креяра, его супруга плохо переносила местный климат, и как только она выполнила свой долг и подарила мужу наследника, владетель разрешил жене большую часть года жить у родни на Юге. Я представлял ее болезненным, изнеженным созданием и удивился, увидев пышущую здоровьем женщину, которая выглядела моложе своих весен.

— Ах, благодарю за чуткость, господин Север, — пропела она высоким голосом, чуть растягивая гласные. — И добро пожаловать в Зиал-Линарр. Поистине, ваш визит — редкая радость в этих печальных стенах.

Меня любезно проводили к высокому столу и усадили на почетное место по правую руку от хозяина. Слуги принялись подавать на стол. Угощение неприятно удивляло: к разных видов мясу гарнира предложено не было — не считать же таковым девятитравье! Этот салат из нескольких видов зелени и пряностей помогал древним владетелям избежать цинги и неприятностей с пищеварением. Но времена изменились, овощи и каши давно перестали считаться едой, недостойной аристократов. Однако Аскел, видимо, решил потчевать гостя исключительно «господскими» блюдами. Если юноша хотел поразить меня, то здорово просчитался: того, кто привык кормиться охотой, дичью уж точно не впечатлить.

Я обратил внимание, что и лампы на стены повесили совсем недавно, притом второпях — иначе, верно, оттерли бы жирную копоть от факелов, которые освещали залу при Креяре: в отличие от смолы, масло для светильников очень дорого. Старый владетель никогда не скрывал, что ему приходится экономить, дабы достойно содержать замок. А молодой, похоже, любит пустить пыль в глаза. Глупо, по-моему, при стесненных средствах — буквально сжигать за один вечер годовое жалование пары слуг. Ради чего? Впрочем, это может быть всего лишь желанием уважить гостя.

Хозяева любезно предлагали попробовать то одно, то другое блюдо и развлекали беседой.

— Я, признаться, представляла вас совсем иначе, господин Север, — сказала Лианса, изящно накалывая на золоченый кинжал кусок оленины и обмакивая его в яблочный соус. — Была немного знакома с вашим предшественником. Вы на него ничуть не похожи.

— Я моложе.

— Да, но дело не в этом. Крон… он был внешне такой грозный, грубый даже. А вы не лишены изысканности. Я не имею в виду, что вы недостаточно мужественны — наоборот, такой подбородок! Хорошо, что вы не прячете его под бородой.

— Все Одинокие бреются: лицо должно быть открыто, чтобы каждый видел, кто перед ним, — блеснул познаниями Аскел.

«Тем более, клеймо бородой не скрыть…» — мрачно добавил я про себя.

— Ах да, конечно. Но господину Северу это идет, в отличие от многих.

— А что, правда, при дворе нынче мужчины красят усы? — молодой владетель спросил это будто с насмешкой, но во взгляде сквозила заинтересованность. Верно, побежал бы искать краску, ответь я положительно!

— Признаться, не имею представления. Я давно не бывал в столице, да и не горю желанием туда попасть.

— Не любите придворной суеты? — улыбнулась Лианса.

— Не люблю порты.

— Понимаю вас. Запах там просто чудовищный! — она брезгливо сморщила тонкий нос.

— А сотни галерных рабов вынуждены терпеть его днем и ночью. И это далеко не худшее, что им приходится выносить.

— Помилуйте, господин Север! — горячо возразил владетель. — В Гранзане нет рабства. Эти люди сами выбрали свою участь, им грех жаловаться.

— Поверьте, мало у кого из них был выбор…

— Вы чересчур добры, господин Север. Нельзя слишком печься о простолюдинах — мир все равно не изменить и лучше с этим смириться, — в голосе Аскела прорезались высокомерные нотки. — А если беспокоиться обо всех и каждом — только голова заболит.

— Это правда, — кивнула его матушка, промокнув губы кружевной салфеткой. — Я вот никак не избавлюсь от привычки переживать по пустякам — и постоянно мучаюсь от мигреней. Ни дня не оставляю нашего лекаря без работы.

Ужин длился долго. Говорили в основном о чепухе. Я, правда, пробовал разузнать о родных человека, недавно спасшего меня ценой своей жизни, но хозяева ничего не слышали об этом целителе, и рисунок его брачного браслета оказался им не знаком. Лианса делилась дошедшими до нее сплетнями об известных персонах, Аскел увлеченно рассказывал охотничьи байки, засыпал меня вопросами о странствиях и в подробностях поведал о впечатлении, которое я произвел на него в свой первый визит. Оказывается, ребенком он видел во мне героя. Да и теперь мнения не изменил. Сразу нашлось объяснение и масляным светильникам, и мясному меню, и пылкой встрече: молодой владетель очень хотел со мной подружиться. Оно и понятно, в округе не так много людей благородного происхождения, большинство местных аристократов укатили в столицу, а те, что остались — почтенные старцы или зрелые мужи, которым сопляк вроде Аскела не интересен. А с простолюдинами великому владетелю водить дружбу не подобает. Я подумал, что молодой хозяин Зиал-Линарра очень одинок, и тут же простил ему все высокомерные глупости, списав их на неумелые и неумные попытки вызвать симпатию.

В постель я отправился уже глубокой ночью, но проснулся довольно рано. Солнечные лучи сеялись через стрельчатые окна с желтыми и красными стеклами, вставленными в частую сетку переплета; расцвечивали светлый бархатный балдахин, кремовые простыни, серо-белую шкуру северного тигра на полу, обитые серебряной парчой пуфы и кушетку рубиновыми и янтарными ромбами. Это создавало в роскошных покоях атмосферу теплого уюта и какого-то праздничного веселья. И настроение у меня было легкое и радостное.

С удовольствием умяв принесенный вызванной горничной завтрак, посетил стыдливо скрытую за портьерой комнату, где в одном углу стояла ночная ваза, а в другом — фарфоровый умывальник с пахнущей цветами водой и стопка чистых полотенец на медовичной скамеечке.

Как сказала горничная, хозяева еще не вставали, а потому я решил заняться своими делами — в первую очередь, получить вести от жены и из Школы и разжиться деньгами. Заглянув в старинное серебряное зеркало, удостоверился, что выгляжу более-менее пристойно и покинул опочивальню.

Шагая по мрачноватым, насквозь продуваемым коридорам, то и дело натыкался на слуг. Одни специально выскакивали мне навстречу с приветствиями и рассматривали с заметным любопытством. Другие, наоборот, спешили скрыться в какой-нибудь комнате до моего приближения.

— Да что ты несешь-то?! — донесся сварливый голос из-за приоткрытой двери. — Наслушалась в своей деревне баек, да повторяешь! Нам еще старый хозяин сказывал, что неправда то все. Да и без того все знают. Бабка моя туточки аж трех Одиноких видывала. Рядом стояла, касалась даже — и ничего, до восьмидесяти годков дожила и еще, дай боги, сколько-нито протянет. И другим тоже ничего от них не делалось. Ты бы лучче не угодить ему боялась, а не небылицы пересказывала. А ну как услышит?

— Так чего ж бояться, если говоришь, что не страшный он?

— Много ты понимаешь, бестолочь! Власть-то у его какая, ты подумай!

— А заявился в драных штанах…

— И что? Перед кем ему красоваться-то? Как нравится, так и наряжается, никто не запретит. Он всему Северу хозяин, сам король ему «вы» говорит.

— Будто ты знаешь, чего короли делают…

Я постарался пройти мимо потише, не желая пугать болтливых служанок, и стал спускаться по широкой лестнице, у подножия которой о чем-то шептались две молоденькие горничные. Завидев меня, девушки залились краской, торопливо поклонились и глупо захихикали, подталкивая друг дружку локотками и перемигиваясь. Кажется, визит Одинокого стал темой всех разговоров в замке. Хорошо, что от меня хотя бы не шарахались. Побаивались, но не более, чем иного именитого гостя. С этой отрадной мыслью я толкнул окованные сталью двери и вышел на двор.

Помню, Креяр жаловался на с каждым годом уменьшающиеся доходы от земель, из-за чего приходится терпеть еженедельные ярмарки у стен Зиал-Линарра и сдавать пустующие помещения замка, чтобы свести концы с концами. «Потомок одного из лучших родов Гранзана пускает на постой, как простой трактирщик!» — сетовал он. Но, в отличие от того же трактирщика, кого попало под свой кров не принимал. Благодаря мудрому владетелю в Зиал-Линнаре, как в далекие и славные времена, были свой кузнец, стеклодув, ювелир, несколько искуснейших швей и вышивальщиц, лекарь… и таинник. Последним не мог похвастаться больше ни один замок не только на Севере, но и во всей стране.

Отделение Таинного Дома находилось в замковой стене, в бывшей гарнизонной казарме. Но внутри выглядело, как любое другое: шкаф с множеством маленьких выдвижных ящиков с латунными табличками, массивная металлическая дверь хранилища и высокая деревянная конторка, за которой сидел, устремив пустой взгляд в никуда и выцарапывая что-то на покрытой воском дощечке, слепой мальчик. Тонкая рука с клеймом в виде глаза на тыльной стороне ладони двигалась будто бы независимо от юного Руковидца. А рядом скрипел пером, близоруко щурясь и непрерывно двигая туда-сюда медный подсвечник, невзрачный сутулый человечек в коричневой мантии.

— Здравствуйте, господин Север! — просиял он, когда я переступил порог и поздоровался. — Вы очень вовремя.

Таинник вскочил и поспешил ко мне, чуть не уронив стул и едва не разодрав мантию об угол конторки. Росточком он оказался не выше моего плеча.

— Как хорошо, что вы зашли! — коротышка схватил и энергично затряс мою руку. — Как же это расчудесно! Я уж боялся, что зря отозвал гонцов.

— Вы за мной посылали, мастер?

— Ну что вы! Откуда же мне знать, где вас разыскивать? Просто вчера пришло требование сообщить во все селения на три лиги окрест, что вас ожидает послание чрезвычайной секретности.

— Чрезвычайной?

— Именно! — невесть чему обрадовался таинник. — Наичрезвычайнейшей. Через Мысленесущего.

Вот как! Настолько секретных сообщений мне еще не отправляли. Что же такого хотел сообщить отправитель, что нельзя доверить ни бумаге, ни человеку?

— К сожалению, у нас такого мастера нет, так что… — продолжал чирикать таинник. — Но для вас есть и другие сообщения, сейчас, — он засеменил к шкафу, принялся выдвигать ящички, с шуршанием в них копаться и наконец протянул мне три незапечатанных свитка.

Я бегло пробежался глазами по посланиям. Все три — от Наставника… с требованием немедленно явиться в Школу, нигде не задерживаясь по дороге. От Лирны известий не было.

— Вы уверены, что больше ничего нет? Посмотрите внимательнее.

Таинник с виноватой улыбкой развел руками — ничего, дескать, нет, очень жаль — но под мод моим пристальным взглядом все-таки повернулся к шкафу и принялся в нем копаться, явно не надеясь что-то найти.

Я нетерпеливо постукивал носком сапога. «Что с Лирной? Не может быть, чтобы за четыре луны она ничего не написала! Или?..»

Меня отвлек шум со двора — топот множества ног, ругань и женские причитания. Я выглянул за дверь. Слуги и охранники замка толпились у нуварни, туда же бежали еще несколько человек с озабоченными лицами. Размашистым шагом к месту событий спешил разгневанный Снериг — седая косица нервно хлестала по спине при каждом движении.

Ничего не понимая, я направился следом. Сгрудившиеся у нуварни люди пихались локтями и о чем-то яростно перешептывались. Громко, с всхлипами и подвываниями, рыдала женщина. Еще одна тихо плакала, не утирая слез. Растерянно и испуганно топтались за спинами взрослых дети. Несколько человек из задних рядов заметили меня и расступились. Я подошел ближе и в просветах между головами рассмотрел лежащего на скамье лицом вниз человека — стражника, судя по форменным штанам — с вытянутыми вперед руками; было не видно, но угадывалось, что они связаны. Рядом стоял Аскел с надменной миной, облаченный на этот раз в черное с серебром. И Снериг — брови нахмурены, побелевшие губы сжаты в тонкую линию, глаза мечут молнии.

Похоже было, что какого-то новика собирались высечь. Но зачем собралось столько зрителей? И отчего все так взволнованы? Пороть слуг в Гранзане давно запрещено, но к ученикам — воинское ли искусство они постигают или иное ремесло — это не относилось. Наставник заменяет своим подопечным отца — и вправе наградить непутевого воспитанника родительской оплеухой или разок пройтись нуварьими вожжами по непокорной спине или чуть пониже. Мне и самому когда-то перепадало за шалости…

Свист и резкий щелчок — и полный боли полустон-полурык.

Растолкав плечами людей, я рванулся к месту экзекуции. На голой спине черноволосого новика кровавой полосой багровел след от страшного удара. Казалось, плоть рассечена до кости. Или не казалось. Здоровенный детина в исподней рубахе заносил руку с кнутом, чтобы вновь обрушить на беспомощное тело. Это уже не наказание — истязание! Так можно и до смерти забить.

Вновь засвистел рассекаемый кнутом воздух. Зрители замерли. Привязанный к скамье человек напрягся…

— Прекратить! Немедленно!!!

Щелчка не последовало.

— Все в порядке, господин Север, — протянул Аскел со светской улыбочкой. — Этот невежа должен заплатить за нанесенное вам в моем замке оскорбление.

— Какое оскорбление? — оторопел я. Внимательнее присмотрелся к раненому… да это же тот самый привратник, что плащ и хлеб мне в окошко совал! — Разве не вы приказали никого не впускать до утра?

— Сам протрепался, дурень, — досадливо сплюнул Снериг. И прошипел с ожесточением: — Ну, только вычислю гниду, которая донесла… — и ясно стало: «гниде» не поздоровится.

Я полностью разделял чувства старого капитана. А еще был очень зол на зарвавшегося хозяина замка. Просто кипел от бешенства. Что, боги его прокляни, он себе позволяет!

— Ваша доброта не знает границ, господин Север. Но позвольте мне самому судить своих людей, — заносчиво произнес Аскел.

— Не позволю!

Как сказала та служанка? «Сам король ему «вы» говорит»? Так и есть. Это спесивые аристократы обращаются друг к другу подобным образом просто из вежливости, памятуя о старых временах. На самом деле они давно могут говорить лишь от своего имени. Зато я — от имени всего Севера!

— Не позволю! — повторил, глядя в глаза чванливому владетелю. — Здесь нет твоих людей. И вершить суд ты не вправе.

— Что вы… Да как вы… — он так и не договорил ни одной фразы.

Потому как я мог позволять себе что угодно. И что угодно посметь. Какой бы титул ни носил этот напомаженный хлыщ, истинный владетель здесь — я.

Так и не решившись высказаться, представитель древнего рода, потомок полновластных хозяев этих земель, знаменитых полководцев и героев, развернулся на каблуках, хлестнув стоящих рядом прихвостней плащом, и с гордым видом удалился. Вздохнувшие с облегчением слуги стали расходиться. Двое стражников принялись отвязывать сомлевшего Кемена от скамьи. Кто-то вызвался сходить за лекарем.

— Принесите, кто-нибудь, мои вещи, — сказал я устало и зашагал прочь.

Больше мне нечего было делать в Зиал-Линарре. И вряд ли когда-нибудь доведется сюда вернуться. Настроение не имело ничего общего с торжеством.

Разочарование. Больше ничего.

Выходя за ворота в дареной одежде, чувствовал себя донельзя глупо. Но бежать в гостевые покои переодеваться в крестьянское было бы, наверно, еще глупее.

Самое печальное, что я ничего не изменил. И изменить не мог.

Правильно ли поступил, когда вмешался? Не сделал ли хуже Кемену, за которого вступился? Такие, как Аскел, унижения не прощают… «Надо будет отправить Снеригу рекомендации для парня, — решил я. — Может, получится пристроить в королевскую стражу или на флот…» Но на душе все равно было гадко.

— Господин Север! — меня нагнал капитан на рослом нуваре с украшенным резьбой лобовым щитом.

Он спешился и протянул мне поводья.

— Возьмите. В такое время года путешествовать пешком неудобно.

— Мне ничего не надо, — я потянулся за своими сумками, навьюченными на животное.

— Это не Аскела нувар — я для себя покупал. Вашего заберу себе, а этот пусть вам сколько-то послужит. Возьмите! Прошу.

Я со вздохом кивнул. Отказаться — значило оскорбить Снерига. Да и верхом действительно передвигаться удобнее и быстрее. Мы шли рука об руку, думая каждый о своем.

— Скажите, капитан, — нарушил я молчание. — А Креяр тоже так… наказывал людей?

— На моей памяти два раза было. Один раз нуварника — тот вроде как девку попортил. Отец ее уже за мельника сговорил, а как застал с задранным подолом на сеновале — крик поднял, насильничают, мол. Все знали, что она сама с тем шустряком миловалась, да в суде ж разбираться не станут — оскопят парня и вся недолга. Вот владетель и велел мальчишку так проучить, чтоб впредь до Ночи Невесты не дурил. Ну и чтоб папашу заткнуть. А другой раз вора пороли…

— Ясно.

Вора Креяр, конечно, тоже пожалел. По закону за кражу отрубают руку или отправляют на рудники, что почти равносильно смертной казни. Отчего-то я испытал облегчение.

Седой капитан проводил меня до окраины деревни. Пора было расставаться.

— Как зовут этого красавца? — я похлопал нувара по лоснящемуся боку.

— Пока никак, я его только позавчера взял. Назовите, как нравится.

— Ну… он меня еще ни разу не подвел.

Снериг усмехнулся и поклонился на прощание несколько ниже, чем требовала вежливость.