Держи меня крепче

Терпение не считалось благодетелью Кенгерлинского. После прошедшего часа, когда минутная стрелка издевательски медленно двигалась по циферблату, он это понял отчетливо, как никогда.

Время играло с ним злую шутку. Заняв выгодную позицию для наблюдения недалеко от поселения жнецов, Ян испытывал ни с чем несравнимую пытку. Ему было мучительно даже осознание того, что он находился слишком близко к Даше, но в тоже время настолько далеко, чтобы чем-либо помочь.

Он был полностью беспомощен.

Луна взошла и, если Демьян решил провести ритуал сегодня, то начнет он скоро. Или нет. Неведение, что именно задумал Верховный и как может повлиять на Дашу лишало Яна остатков фальшивого самоконтроля. Он готов был ворваться в поселение прямо сейчас, только чтобы убедиться, что Банши до сих пор в порядке. Лишь знание, что от его скоропалительных решений Даша могла пострадать, останавливало от необдуманных порывов.

Кенгерлинский старался абстрагироваться, сконцентрироваться на предстоящей битве, но мысли, то и дело, возвращались к девушке. Воспоминания были настолько реальны, что казалось, он ощущал вкус ее губ на своих, теплоту и нежность кожи под пальцами, а запах волос настолько ясно, точно вдыхал их аромат прямо сейчас. В такие минуты Яну казалось, что стоит только закрыть глаза, и он проснется, а Даша окажется рядом с ним: разгоряченная, улыбающаяся, влекущая.

Разочарование следовало за Яном по пятам.

Происходящее не было дурным сном, а жестокой реальностью.

– Прекрасно, – почти неслышно прошипел он себе под нос. – Просто прекрасно! Ты стал тряпкой!

Стараясь не издавать лишнего шума, Ян пошарил руками, залез во внутренний карман куртки и достал мобильный телефон. Он вновь включил программу слежения, чтобы просто наблюдать за точкой, которая в течении последнего часа ни разу не пошевелилась.

Кенгерлинский знал, что это было странным занятием, но именно так он каким-то образом чувствовал себя ближе к Даше. Точно, видя эту горящую красным точку, убеждался, что с Банши все в порядке. Глупо, конечно. Телефон никак не мог ответить ему на волнующие вопросы, но это успокаивало, и Ян уцепился за программу слежения, как утопающий в спасительный круг.

Ян уставился в экран и провел пальцами по точке, увеличивая изображение. Он дико желал услышать голос Даши, будто одно его звучание могло стереть все плохое, что случилось до этого.

Точно она являлась его персональным ластиком и могла вычистить из памяти последнее столетие…

Подобные мысли грозили привести его к еще большему унынию, чем сейчас. Разум стремился напомнить, что мечтательность и романтизм никогда не были присущи его характеру, а любые иллюзии рано или поздно развеиваются, как прах по ветру. Но сейчас Ян не собирался запрещать себе грезить о возможности приятного будущего, это помогало ему скоротать ожидание в одиночестве. Брагина он обманом оставил в больнице, попросив медсестру вколоть тому почти лошадиную дозу снотворного. Жнецы знатно продырявили голову несостоявшемуся папашке, пришлось накладывать больше трех швов, поэтому няньчиться еще и с ним, Кенгерлинский не подписывался.

Ян вернулся к своим размышлениям о Даше и не смог сдержать тяжелый вздох. Все стало слишком сложным и развивалось просто стремительно! Он совершенно не успевал адаптироваться к переменам, что происходили не только вокруг, но и в нем самом! Ян слишком долго запрещал себе даже помыслить о возможности совместного счастья с кем-то, прочно утвердившись в том, что одиночество – единственно верный путь для таких, как он. Когда же провидение столкнуло его с Дашей, он испытал величайшее потрясение, ощутив сильную тягу к ней на всех уровнях. Жажда трахнуть очередную девчонку не была для него в новинку, а вот желание заботиться, оберегать, дарить нежность и растворяться в ком-то полностью и безвозвратно – появилось впервые. Поэтому не только испугало до чертиков, но и заставило включить защитную реакцию, из-за которой долгое время он вел себя, как настоящий мудак, не позволяя даже себе признать очевидное: Даша была создана только для него, а он для нее. Впрочем, даже мысленно это признание звучало настолько нелепо, что Ян не стал повторять его вслух, но в очевидности правдивости – убедился.

Жаль, что понял это поздно для того, чтобы предотвратить это гребаное похищение.

Если бы Ян обладал знанием, как повернуть время вспять, он бы обязательно воспользовался этим и исправил свои досадные оплошности. Возможно, тогда не пришлось бы лежать, прижавшись без движений к холодной, сырой земле, и ждать подходящего часа, чтобы кинуться в решающий бой.

Кенгерлинский чувствовал себя безнадежно зависшим между прошлым и будущим. Он постоянно прокручивал в голове их последний с Дашей совместный разговор и находил все больше и больше моментов, где мог поступить иначе, чтобы вызвать совершенно другую реакцию. В воцарившейся ночной тишине, он мысленно проговаривал разные слова. И все они выражали извинение, тоску, расстройство, и все были настоящей чепухой. Ян надеялся только, что ему еще предоставится случай озвучить Даше даже подобную чепуху, чтобы она узнала, насколько сильно он сожалел о боли, что причинил ей. Он прекрасно понимал, что пройдет еще много времени, прежде чем они смогут преодолеть барьер отчуждения и по-настоящему узнать друг друга, чтобы намертво врасти клетка в клетку на всех уровнях, но безумно хотел наверстать упущенное и выпросить себе еще один шанс.

Ян привык всего добиваться силой и изворотливостью ума. В этот раз он намерен был отказаться от привычных принципов и предоставить Даше выбор. Он больше не будет требовать, заявлять несуществующие права, а будет просить.

Когда телефон тихонько завибрировал и Ян смог прочесть входящее сообщение, стало немного спокойнее. Адиса был в поселении, а значит, на поддержку с его стороны можно было рассчитывать. Он верил, что друг обязательно позаботится о Даше и не даст случиться ничему ужасному пока его не будет рядом. Слишком много времени он знал Узому, чтобы после одной единственной оплошности перестать ему доверять. К тому же разве Ян имел право кому-либо диктовать условия в сексуальных предпочтениях?

Время просто издевалось.

Ян еще раз кинул ненавистный взгляд на минутную стрелку и встал, скрываясь за деревьями, чтобы немного размять затекшие ноги.

– Я же сказал тебе не отсвечивать! – раздался приглушенный голос Зверя над ухом.

Обернувшись, Ян окинул взглядом около двух десятков мужчин. Все они были облачены в черные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами, в том числе и Зверь.

– Ты опоздал, – прошипел Кенгерлинский в ответ, стараясь не выдать бушевавшего раздражения.

– Да вот, не знал, какой костюм выбрать на свиданку с Верховный, – Зверь осклабился, а потом быстро стер с губ язвительную улыбку и бросил в руки Яна черный сверток. – Переодевайся быстрее. Обряд уже подошел к середине.

После этих слов в груди у Кенгерлинского все заледенело от плохого предчувствия. Точно робот, он быстро справился с балахоном и зло сверкнул глазами:

– Я думал, мы должны предотвратить ритуал, а не давать Верховному еще больше силы, чем у него имеется!

– Во время завершающего этапа Демьян будет наиболее уязвим. Это наш единственный шанс выиграть. Так что попробуй только пикнуть раньше времени, я тебя придушу своими же руками. Понял?

– Ну, кто кого придушит первым, я бы еще поспорил, – беспечно огрызнулся Ян. Эти словесные баталии приводили его в форму и выбивали из головы ненужные мрачные мысли. Покосившись в сторону лагеря, он серьезно добавил: – Но не буду. Пошли уже. Я не хочу пропустить все самое интересное.

Зверь, не скрывая раздражения, накинул на голову Яна капюшон, скрывая его лицо. Когда они двинулись между деревьев к поселению, Кенгерлинский не удержался от вопроса:

– Ты уверен, что двадцать людей достаточно для захвата?

– Кто сказал, что их только двадцать?

– Я не тупой и считать исправно научился.

– Ты видишь только то, что тебе позволено видеть, – лицо Зверя также скрывал капюшон, но по звучанию голоса Ян догадался, что мужчина довольно улыбался. – Неужели ты думал, что я не держу своих людей в поселении, максимально близко к такому ненадежному союзнику?

Ян хмыкнул. Он недооценил Зверя. Тот оказался неплохим стратегом.

В лагерь они пробрались без малейших проблем. Дважды по пути им встречались жнецы и дважды их пропускали мимо, даже не обратив внимания. Если бы Ян раньше знал, что для того, чтобы беспрепятственно проникнуть на территорию Демьяна ему всего лишь надо натянуть черный балахон – давно бы так и поступил.

Улочки были непривычно пустынны, что удивляло. Кенгерлинский ожидал, что в честь такого значимого для клана ритуала здесь будет царить необычайное оживление. Пустота и почти полнейшая тишина настораживали. В хижинах, с двух сторон от дороги, горел свет. Он пробивался сквозь плотно затворенные ставни, что возвещало о том, что жители поселения не спят. Но вот на улице встречались только редкие прохожие. И то мельком, словно спешили поскорее спрятаться в свои дома.

Ян хотел было спросить о причине данной странности у Зверя, но решил не испытывать судьбу даром и не привлекать лишнего внимания.

Весь необходимый путь они провели в гнетущем молчании. Когда же Зверь привел их в пещеру, где находилось капище, для Яна начался настоящий ад.

Чтобы не выдавать себя, они сформировали второй круг за спинами полностью поглощенных ритуалом жнецов. Люди Зверя безмолвно шевелили губами и повторяли необходимые движения, не привлекая внимания. Кенгерлинский же не мог справиться со странным оцепенением.

Взгляд неотрывно следил за хрупкой фигуркой Банши, что застыла в коленопреклоненной позе на жертвеннике. В свете сотен свечей ее кожа казалась сияющей, а волосы рассыпались густой волной по плечам и будто просили, чтобы к ним прикоснулись. Ян сглотнул подступившую слюну. Даша выглядела спокойной, но немного растерянной. То, что она не испытывала боли или страха странным образом принесло ему приятное успокоение. На сердце стало легче.

До того момента, пока спокойствие бесследно не испарилось, как только Ян нашел глазами ключевую фигуру всей мозаики. Демьян прошел вокруг жертвенного камня, взмахнул руками в воздухе, и сияние распространилось над головой Даши.

Кенгерлинский сжал кулаки. Он знал, что именно только что сделал Верховный Жнец. Он закончил призыв стихий.

Словно в подтверждение мыслей Яна, лицо Даши исказилось мукой, волосы взметнулись в стороны, точно их подхватил ветер, а глаза закатились, обнажив слепые белки. Стихии испытывали Банши на прочность, взращивали ее силу и подпитывали своей. Из древних книг, которые Ян тщательно изучил когда-то, он прекрасно понимал, что все творящееся с Дашей было сокрыто от глаз сторонних наблюдателей и происходило только в ее сознании. Наружу же вырывались только световые всполохи: белые, черно-коричневые, синие и красные. Но какой бы отличной иллюзией подсознания испытание не было, Кенгерлинский осознавал, что все пытки Даше приходилось переносить по-настоящему.

Не зная, как поскорее унять ее боль, но и не имея силы просто стоять на месте и смотреть, он дернулся вперед. Зверь поразил его молниеносной реакцией. Он перехватил Яна чуть повыше локтя и сжал руку настолько крепко, что затрещали кости. Боль отрезвила Кенгерлинского. Он благодарно кивнул Зверю и вернулся на место.

Сжимая кулаки, Ян мысленно уговаривал себя успокоиться. Получалось из ряда вон плохо. Внутренности сжимались и завязывались тугим узлом, стоило только перевести взгляд на искаженное мукой лицо Даши. Чтобы не взвыть от ярости, Кенгерлинский стискивал зубы с такой силой, что чувствовал непривычную, тупую боль в челюстях.

Немногим раньше он думал, что нет ничего хуже, чем ожидание. Сейчас понял, как был слеп, предполагая подобное. Не было ничего хуже, чем наблюдать за страданием дорогого тебе человека и быть бессильным что-либо изменить.

Как только лицо Даши расслабилось и она, открыв глаза, обвела присутствующих туманным взором, Яну стало легче дышать. В грудь тут же ударила мощная волна. Сила потекла по его венам, бурля и требуя скорейшего выхода. От переизбытка новой мистической энергии позвоночник Яна стало покалывать, словно слабые электрические импульсы блуждали по телу.

– Я знал, что ты придешь, – слова Демьяна прозвучали слишком громко и отрезвляюще.

Ян не испытывал иллюзий, чтобы наивно полагать будто Верховный обращался к кому-то другому, а не к нему. Если их маскировка и была раскрыта, то он все равно не собирался сдаваться без боя.

– Раз пришел, то заверши обряд, – приказал Демьян, отступая немного от жертвенника. – Смелее.

Ян решительно двинулся к камню, остановившись, он быстро отбросил скрывающий лицо капюшон и чуть не разразился ругательствами. Даша побледнела, а ее глаза расширились от ужаса. Ян мечтал стереть выражение страха с ее красивого лица навсегда! Он хотел, чтобы она вновь тепло улыбалась ему, как делала это еще сегодня утром.

Протянув вперед руки, он намеревался успокоить Банши прикосновением, но в ладонях появилась непривычная тяжесть. Опустив взгляд, Ян заметил ритуальный кинжал, что материализовался прямо в его руках. Древняя сталь приятно холодила кожу, а рукоять, точно по волшебству подстроилась под него самого и удобно легла в захвате.

Даша сдавлено пискнула.

Ян мысленно чертыхнулся.

Он знал, что этот взгляд не забудет никогда. Банши смотрела на него с невыплаканными слезами на глазах, крепко сжав побелевшие губы. Смотрела, как на предателя.

– Нет! Все не так, как ты подумала! – хотелось крикнуть ему, но горло свело и ничего не получилось.

Однажды Даша уже поверила в его предательство, после их первой совместной ночи и у него так и не получилось убедить ее в своей невиновности, второй раз он не мог позволить утвердиться этой шальной мысли в ее хорошенькой головке.

– Не стоит медлить, Вестник, – вновь напомнил о себе Демьян. – Ты же пришел за силой? Так либо получи ее и напитай всех остальных, либо погибни вместе с Банши.

Ян не мог отвести взгляд от бледного лица девушки. Даже сейчас, в кровавых отсветах от пламени свечей, с пролегшими тенями под глазами она казалась ему безумно красивой. Безупречной. Дыхание спирало в его груди стоило только почувствовать знакомый аромат ее волос, а сердце громыхало так, что грозилось оглушить своим стуком.

Он судорожно соображал, как повернуть критическую ситуацию в их пользу. Эффект неожиданности, даже попытайся он сейчас напасть на Демьяна, не сработал бы. Верховный явно не слыл дураком и что-то подобное мог ожидать. Ян чертовски сильно пожалел о том, что откладывал уроки Даши по контролированию силовых потоков. Если бы он научил ее управлять силой, то смог бы объяснить, как повернуть мощь Верховного против него самого, и они не оказались бы в такой щекотливой ситуации.

– Делай свой выбор, – нетерпеливо приказал Демьян. – Или умри!

Ян приложил кончик кинжала к центру груди Банши, надеясь, что со стороны это будет выглядеть правдоподобно. Точно он действительно целился пробить ей сердце… Необъяснимо, но спиной Кенгерлинский чувствовал, как Демьян подался вперед и даже затаил дыхание, наблюдая за его мнимым падением.

Ян впитывал в себя черты девушки, пытаясь мысленно передать ей свой замысел. Вот бы Демьян подошел еще немного ближе…

– Давай, – беззвучно прошептала губами Даша.

Ян оторопел. Он непонимающе нахмурился.

– Давай же ты! – рявкнул знакомый голос над самим ухом.

Кенгерлинский запоздало почувствовал, как его запястья обхватили крепкие мужские руки, делая решительное движение. Он даже не успел воспротивиться или толком сообразить, что произошло. Кинжал вошел в плоть легко, точно всегда туда просился.

Воздух застрял комом в горле Яна.

Даша широко распахнула глаза и ухватилась за его руки, словно пыталась удержать слабое равновесие.

«Нет! Нет… Нет! – взрывалось в его голове. – Пожалуйста! Нет! Только не это!»

Ян растерянно перевел взгляд на собственные руки. Темные пальцы, что все еще сдерживали его запястья, ярко контрастировали с кожей.

Недоумение, шок, отрицание, отчаянье – все это молниеносно всколыхнулось внутри него, провоцируя ледяной вихрь. Ян слегка повернул голову и встретился взглядом с перекосившимся от эмоций лицом Адисы.

В этот момент Кенгерлинский готов был вырвать собственные глаза, только бы произошедшее оказалось жестоким обманом или иллюзией.

– Ради тебя, – простучал зубами Адиса. – Все это ради тебя…

Даша судорожно вздохнула и стала заваливаться на спину. Ян яростно оттолкнул Адису и подхватил ее в последний момент, чтобы аккуратно уложить на камень. Вглядываясь в ее лицо, которое слишком быстро теряло краски, ярко-красное пятно, что стремительно расплывалось по белоснежной ткани, он ощущал себя сломленным. И по-прежнему ничего не мог произнести.

Даже битва, что развернулась прямо за спиной, не способна была его заставить перевести взгляд на что-нибудь другое, кроме Даши. Все иное казалось ему ничтожным, мелким, не достойным. В эпицентре всего для него была Банши. Сейчас и… всегда.

Ян никогда не верил в Бога. Но сейчас, удерживая Дашу в руках, он бормотал слова молитв…

Даша посмотрела на него своим пронзительным янтарным взглядом, приоткрыла окровавленные губы, словно собиралась что-то сказать… Не успела. Ее грудь перестала вздыматься. Взгляд остекленел, а кожа сразу как-то потускнела.

Ян крепко сжал девушку в объятьях, еще не веря, что все для них закончилось. Именно так. Время для него остановилось. Мир погрузился в безмолвие. В груди расцвела всепоглощающая пустота.

Через ничтожно малое мгновение тело Даши в его руках стало легче, а потом и вовсе исчезло. Испарилось. Пропало.

Ян недоуменно нахмурился, пытаясь понять, что произошло, но единственное, на что натыкался его взгляд – собственные окровавленные ладони.

Боль вспыхнула ледяной бурей.

Пошатываясь, как в бреду, Кенгерлинский выпрямился и развернулся: Зверь методично атаковал Верховного, между жнецами велась ожесточенная борьба.

Рот Яна распахнулся в безмолвном крике, звук все равно отказывался выходить, точно что-то мешало, забив глотку.

Смертельный холод, что скручивал легкие Вестника в тугой узел, вырвался наружу, сметая на своем пути все и всех…

– Спасибо, – благодарно кивнула Рита, отпивая чай, так заботливо приготовленный Брагиным. – Голова еще болит?

– Нет, – слабо улыбнулся он, садясь рядом и приобнимая ее за плечи. – Рядом с тобой у меня ничего не болит.

– Врешь, – шутливо пожурила его она.

– Вру, – легко согласился он.

Брагин вообще слишком легко соглашался с ней. Особенно в последние дни. Это настораживало, но Рита старалась не обращать внимания, а просто списывала такое поведение на горе, что они пытались вместе пережить. Каждый делал это по-своему. Рита начала рисовать, желая излить всю тоску, что накопилась. Хотя никогда ранее этим не занималась. Получалось вполне неплохо. А Федор взял отпуск и целыми днями что-то мастерил по дому. У него оказались просто золотые руки!

Как бы они не храбрились, но каждый прекрасно знал – этот тяжелый период они преодолеют только вместе, черпая силу друг в друге.

– Можно задать тебе вопрос? – робко спросила Рита, утыкаясь в крепкое плечо Брагина носом.

– Конечно.

Она уже справилась с первым шоком от известия, что Даша оказалась дочерью Брагина. И сейчас готова была затеять другой, не менее волнующий ее разговор.

– Почему я?

– Что прости? – недоуменно переспросил Федор.

– Почему ты выбрал меня? Почему позволил тогда остаться в своем доме на ночь? Почему мы до сих пор вместе?

Он тяжело вздохнул, а потом долго хранил молчание, точно собирался с мыслями или и вовсе не хотел отвечать.

– Все просто, – наконец сказал он, когда Рита уже решила, что ответа ей не дождаться. – Я люблю тебя.

Три заветных для нее слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

– Но ты ведь раньше даже не замечал меня! – недоуменно покачала головой она.

– Неправда. Я просто бежал от тебя. Бежал со всех ног, стараясь убедить себя, что ты безмозглая красивая кукла, которых тысячи. Да и твое собственное поведение с моим обольщением, – он усмехнулся, – только подтверждало мои собственные мысли. Хотя я прекрасно видел, какая ты на самом деле.

Федор крепче прижал Риту к себе, точно пытался подтвердить свои слова действиями:

– А тогда ночью, когда увидел тебя промокшую, искреннюю и такую напуганную пропажей подруги у себя на пороге… Да, вся моя фальшивая оборона сразу же рухнула! Дальше отрицать все было бессмысленно.

– А как же Лида? Ты ее больше не любишь?

– Я решил двигаться дальше. Рита, я ведь давно не мальчик. У меня нет времени всю жизнь тратить на то, чего может, никогда на самом деле и не было.

– Я не понимаю тебя.

– Знаешь, есть любовь исцеляющая, а есть разрушающая. Любовь к Лиде разрушила меня до основания, разобрала на запчасти. Я устал от этого. А ты… Ты совершенно другое, – Брагин прижался губами к макушке Риты. – Ты исцеляешь.

Некоторое время они провели в молчании. Потом Рита встрепенулась, вспомнив, что так ничего и не ответила на признание, а Федор не спросил.

– Я тоже люблю тебя, – стеснительно пробубнила она ему в грудь. – С первой встречи.

– Хорошо, – по теплоте в голосе она догадалась, что он улыбается. – А то я думал уже брать тебя измором.

– Или вкусными блинчиками, – предложила она, зажмуриваясь от счастья, что разливалось внутри нее.

– Или вкусными блинчиками, – кивнул он, смеясь. Потом вдруг посерьезнел и с надрывом в голосе добавил. – Только не закрывайся от меня. Никогда. Я устал разгадывать тайны и бороться с ветреными мельницами. Просто люби меня.

– Всегда.

Они еще долго сидели на диванчике в гостиной, в простой тишине, обнимаясь. И ничего большего, казалось, не надо было: ни разговоров, ни движений. Их окутывала заполненность друг другом. В комнате сгустились сумерки. И словно стыдясь собственного счастья, Рите вспомнилась печаль, что не покидала ее, не смотря ни на что каждую минуту, и горькие события недавних дней.

Процессия прошла в гнетущем безмолвии. Только всхлипы, как Рита ни пыталась их подавить, вырывались наружу. Она стояла над свежей могилой подруги, опираясь на заботливо протянутую руку Федора, и практически ничего не видела от слез. Прошло почти три дня с того момента, как Федор, с перебинтованной головой ворвался в поселение, когда битва была уже закончена, и нашел ее в одной из ям для пленников.

Рита до сих пор не могла поверить, что Даши больше нет.

Внутри разлилось какое-то дикое оцепенение, которое мешало принять реальность. Брагин почернел от горя на ее глазах. Именно Рита настояла на соблюдении традиций, классической церемонии захоронения и отпевании в городской церкви. Хотя и хоронить было некого, тело подруги так и не нашли, но после достойного прощания, Рите стало легче. Она знала, что боль от этой потери не потускнеет с годами и сознательно обеспечила себя местом, куда можно будет прийти, постоять и мысленно пообщаться с Дашкой-дурашкой. Конечно, она могла сделать это в любом другом месте, но хотелось отдать дань уважения лучшей подруге, совершить что-то во имя ее, точно на том свете Даша могла получить весточку отсюда и понять насколько сильно ее любят.

Уголок, который Даша успела занять в сердце Риты, навсегда останется только ее по праву. Если бы не Федор, что постоянно находился рядом, Рита не знала, как бы справилась с горем. Ведь кроме Даши ей никто не был настолько дорог. Раньше.

Теперь, делясь горестями и радостями с Федором, Рита обрела крепкую опору и смысл жить без лишних масок и личин. Она была уверена, Даша обязательно порадовалась бы ее неожиданному личному счастью, но все равно ощущала чувство вины за каждую свою улыбку.

Это было вне контроля разума и получалось самопроизвольно.

Даша всегда любила жизнь, поэтому ради нее Рита поклялась себе продолжать жить и делать это за двоих. За себя и за подругу, что была сестрой не по крови, но по духу.

А Ян на похороны так и не явился…