Massy, v 7-ХI-73

Уважаемый Г-н Павлов! Простите, не знаю Вашего отчества. Случайно попался мне «Часовой» за октябрь № 568, где Вы пишете про Генический десант. Я служил в 1-м Алекс[еевском] полку от Харькова до эвакуации Крыма и в Галлиполи был в 1-й роте Алекс[еевского] п[олка]. О Вас я слыхал еще в Батайске и [о] Вашей разведке в Ростов. Я все время вел дневник, и у меня даже есть рисунок «Борис Павлов», хотя сходства, наверно, не было и в рисунке, но зато Георгиевский крест вышел удачно. Близко встретился я с Вами в[о] время Генич[еского] десанта, у меня в дневнике записано: «командир полка с адъютантом стоят на крыше дома. Наблюдают в бинокль. Очевидно, кое-что заметили. Борька Павлов, наш 13-летний партизан, лазил в парке по деревьям, изображая из себя индейца, и бросал в воздух стрелы, которые он взял в музее Филибера».

Потом ниже, уже перед Геническом:

«У нас одиннадцатизарядные английские винтовки, и приказано заряжать после каждого выстрела. В винтовку входит 2 обоймы, но патроны почему-то врассыпную. Когда я глянул на своего соседа по цепи справа, то ахнул. Со мной рядом шел Борис Павлов. Он шел, весело подпрыгивая и что-то напевая, в руках у него была стрела. Убьют мальчишку. “Борис, иди в обоз!” – крикнул я ему. “Зачем? – пожал он плечами. – Думаете, я боюсь!” – “Слушай, иди в обоз!” – крикнул я ему еще раз. Но он взвизгнул и скорчил мне рожу».

Потом у меня записано в августе в десанте на Кубань. Если не ошибаюсь, в море Вы вместе с другими прыгали с баржи и хорошо плавали, так же и на Кубани в реке Протоке.

Был я в команде связи у пор[учика] Кальтенберга, а в Геническе был в офицерской роте.

Мне очень приятно вспомнить все это, т. к. здесь, в Париже, сколько ни встречал людей, то в Конном Алексеев[ском], то в артилл[ерийской] бригаде, а бывших в полку в пехоте ни одного не встретил. Правда, нас, старых алексеевцев, в Галлиполи было человек 30. Командиром роты в Галлиполи был полк[овник] Сидорович. Года два-три назад встретил одного алексеевца 2-го полка свящ[енника] Рилло (он умер), и он мне сказал, что полк[овник] Бузун погиб в Югославии от серб[ских] партизан. Вот и все, что я хотел Вам написать. Живу я под Парижем в 10 килом[етрах].

Очень рад, что встретил хоть одного алексеевца, который помнит Батайск, Кубань, Крым и еще Кубань. Пишу на имя «Часового», не знаю, дойдет ли до Вас это письмо.

Быв[ший] унт[ер-]офицер 1-го Партиз[анского] ген. Алекс[еева] пехот[ного] полка Александр Судоплатов

26/ХII-73

Дорогой Боря! Смею Вас так назвать, хотя я на 5 лет старше Вас. Если бы мы были близко знакомы в полку, то, вероятно, так бы звали друг друга. А ведь сколько раз в Ивановке я сидел рядом с Вами на улице, когда Вы пели «Пусть свищут пули, льется кровь!». Я помню, сколько раз слыхал раньше, как Вы хорошо поете, и специально бежал Вас слушать. Ну это прошлое. Не стоит расстраиваться.

Теперь о настоящем. Я вижу по Вашей книжке, которую прочел залпом и за которую Вам очень благодарен, будь мы в России и не будь революции, из Вас вышел бы хороший писатель или публицист. Вы, наверное, поэт, и вижу, Ваш любимец – Лермонтов.

Я хочу Вам предложить одну вещь. У Вас есть внуки (т. е. наследники) – у меня никого нет, и я часто думал о своем дневнике – его выбросят в сор или сожгут после моей смерти. Если Вы ничего не имеете против, я его дарю Вам, если Вашим внукам он будет неинтересен, Вы по прочтении, может быть, отдадите его в какой-нибудь архив-музей – эмиграции. Предупреждаю только, что я его часто переписывал по памяти. Писал, не помня точно дат, и в этом есть ошибки, а также в названии сел и станиц. Да вот еще, т. к. я жил на Украине – мой отец был сельским священником, а в Добрармию я ушел из семинарии, и у нас на Украине евреев называли – жиды (это не было презрительным словом, т. к. они сами себя часто так называли), то в дневнике я часто так их называю. Не подумайте, что я антисемит. У меня было много друзей-евреев и покойная жена была наполовину еврейского происхождения.

Вы пишете в Вашей книге, что ничего не знаете о начале и истории Алекс[еевского] полка. Я не могу Вам помочь. Я поступил в полк в октябре 1919 г. в Алексеев[ский] учебный батальон. Уехал из Севастополя на «Саратове» вместе с ген. Кутеповым, из Новороссийска на миноносце «Пылком» тоже с ним вместе. В Галлиполи был в 1-й роте Алексеев[ского] полка. Во второй роте команд[иром] роты был полков[ник] Дядюра, первопоход[ец]-алексеевец, и помню, он ходил по палаткам и собирал сведения о начале полка (даты, станицы и т. д.). Он хотел написать историю полка. Сделал ли что он или нет? Не знаю. Умер он в тридцатых годах в Париже. Вот и все.

Не ожидая Вашего согласия, через несколько дней после 1 января я посылаю Вам дневник, т. к. до 10 янв[аря] почта забита посылками. Я думаю, на посылке написать (содержимость посылки) Manuscript. Не знаю, как по-английски. Я думаю, это разрешено посылать в Америку. Мы ведь не в Сов[етской] России. Если вес ее превзойдет 1 кг, то я тогда ее разделю на 2 части, т. к. можно послать посылку только в 1 кг.

Мне доставит большое, большое удовольствие, когда Вы ее получите, т. к. с этой стороны у меня уже не будет мысли о ее дальнейшей судьбе.

В заключение поздравляю Вас и Вашу семью с наступившим Новым годом и желаю всем Вам – здоровья и успехов в делах.

Ваш А. Судоплатов.

P.S. Никак не привыкну писать по новой орфографии, а переучиваться поздно.

Еще раз благодарю за «Первые четырнадцать лет». Не подумайте, Боже сохрани, предлагать – как Вы пишете – оплатить пересылку дневника, – это меня очень обидит.

А.С.

12/II-74

Дорогой Боря!

Получил вчера Ваше письмо и прошу прощения, это моя вина. Я Вам не написал в свое время о высылке моего дневника и тем заставил Вас ждать.

Послал я его 15/I и думаю, что Вы, наверно, его получили и Ваше письмо разминулось с ним. Послал я его заказным, но не авионом. Т. к. живем мы в свободных странах, то, думаю, оно не пропадет.

Разрешаю Вам пользоваться им, печатать и т. д. Т. к. я уже писал, могут быть ошибки в датах и названиях станиц и сел, то, если можно, исправьте, пожалуйста. У Вас, наверное, есть материалы о ходе операций с точки зрения «высшего командования». У меня же выше штаба полка ничего не найдете. Если Вас интересуют наброски «Галлиполи», я могу Вам послать и печатайте от своего имени.

Когда-то я послал в «Русск[ую] мысль» рассказ – они напечатали. Но второй не поместили. Хотя второй был, по-моему, интересней. Но писал я его от руки, а они не хотят, очевидно, возиться с рукописями не на машинке.

Еще раз прошу меня извинить, что не сообщил вовремя. Думаю, Вы его уже имеете. А было бы жалко, если пропадет.

Еще раз извините

Ваш А. Судоплатов

17 сент[ября] 74

Дорогой Боря!

Очень польщен Вашим предложением напечатать выдержки из Дневника. Спасибо, что не забываете меня. Посылаю Вам фотографию, где я снят в 21 году уже в Сербии, если хотите ее внести. Прошу только (нигде я не выступал в литературе, неудобно как-то) – не называйте подлинной фамилии моей. Поздно уже начинать это дело. Снят я сзади, перед окном (очерчен карандашом).

Будете писать, сообщите, продается ли во Франции «Первопоходник» и время его выхода.

Вы много делаете, чтобы оставить память об алексеевцах – спасибо Вам.

Здоровье мое пока слава богу. Живешь – больше оглядываешься назад.

Привет Вашей семье

Будьте здоровы

Ваш А. Судоплатов

6/I 75

Дорогой Боря!

Сегодня получил «Первопоходник». Вы мне сделали подарок, какого я никогда не получал. Во-первых, я ожидал, что это будет газета или брошюра в 5 или 6 листов, а во-вторых, я как будто получил первый раз в жизни фотографии давно знакомых событий в далекой юности.

Действительно, это были фотографии. Они так хорошо исправлены (доставил Вам лишнюю работу), рисования у нас в школе ведь не было… А потом: какой труд по редактированию и печатанию. Мне даже совестно, что Вы уделили мне столько места, а себе ничего не оставили, а ведь Ваша книга стоила того, чтобы ее напечатать. Я ее давал многим читать, и все читали ее «запоем»…

Я знаю, что Вы вложили много труда в нее, что Вам материально обошлось это недешево (разрешите хоть частично Вам вернуть за ее пересылку).

Сознание того, что когда-нибудь (ведь наша жизнь прошла для будущего) там в России кто-то возьмет в библиотеке Вашу книгу или сборник «Первопоходник», прочтет ее, задумается и понесет скромный букетик к памятнику Белому воину или поедет поклониться кургану на Перекопе, – нас утешает. Еще раз спасибо за труды.

Прочитал я и спросил себя: почему у корниловцев и дроздовцев этого не было? Правда, они всегда держались «на материке» компактно и внутренняя организация у них была продумана. Дроздовцы в Галлиполи имели несколько сот в полку бывших пленных, их так дрессировали там, что можно было равнять их с полком мирного времени. А ведь вместо пленных (которых сажали на пароходы почти насильно) можно было вывести людей, для которых не было уже места. Наш полк хозяйственно был плохо организован. Но наш командир был не хуже Туркула, и беда наша была в том, что не успевали мы переформироваться, как нас посылали куда-то «на воды» затыкать дырки. Это была летучая пожарная команда. Когда полк[овник] Бузун приехал в Константинополь или Галлиполи (мне говорил видевший его алексеевец) и вздумал себе согреть котелок на костре, с чаем или чем-то другим, он долго мучился, дрова сырые не горели, развести хороший огонь он не смог, и тогда он махнул рукой, выплеснул котелок. Поваром он не смог быть, а помню его в горах: когда он, узнав, что Ванда Иосиф[овна] попала в плен, заорал: «Конная сотня за мной!» – и помчался к обозу. Правильно сказал поэт (только надо перевести наоборот): рожденный ползать летать не может.

Еще раз большое спасибо. Ваш Судоплатов.