В 1933 году глава Украинского ГПУ Балицкий был назначен заместителем председателя общесоюзного ОГПУ. Переезжая в Москву на новую работу, он взял с собой нескольких сотрудников, в том числе и моего отца. Он получил в управлении кадров центрального аппарата госбезопасности должность старшего инспектора, курировавшего перемещения по службе и новые назначения в Иностранном отделе — закордонной разведке ОГПУ.

Известно, что уже с первых месяцев существования ВЧК ею предпринимались попытки вести разведывательную работу за рубежом. В начале 1918 года лично Феликс Эдмундович Дзержинский завербовал бывшего издателя газеты «Деньги» А. Ф. Филиппова, который был направлен им на работу в Финляндию. Это был, пожалуй, первый закордонный разведчик новой власти. Несколько позднее в Турцию был направлен еще один нелегал, выступавший под именем Р. К. Султанова (подлинное его имя до сих пор неизвестно). В декабре 1918 года были созданы Особые отделы ВЧК в армии и на флоте, собственно говоря являвшиеся контрразведывательными подразделениями. С августа 1919 года их возглавил лично Дзержинский, а несколько позднее — В. В. Менжинский.

Внутри Особого отдела ВЧК в апреле 1920 года создается специальное подразделение — иностранное отделение. В связи с серьезными неудачами советской разведки во время войны с Польшей в сентябре 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о ее кардинальной реорганизации. Была создана специальная комиссия, в которую вошли И. В. Сталин, Ф. Э. Дзержинский и другие видные деятели партии. На основании разработанных комиссией предложений 20 декабря 1920 года Дзержинский подписал приказ № 169 о создании уже самостоятельного Иностранного отдела Всероссийской чрезвычайной комиссии (ИНО ВЧК). Этот день и принято считать днем рождения разведки ВЧК — КГБ— СВР.

С этого момента дело внешней разведки было сконцентрировано в одних руках. Для работы стали подбираться специальные кадры. Первым руководителем ИНО (до этого он возглавлял иностранное отделение Особого отдела) был назначен большевик с подпольным стажем Давтян (Давыдов) Яков Христофорович. С 1921 по 1922 год разведку возглавлял С. Г. Могилевский. От эпизодических посылок агентов перешли к организации зарубежных резидентур. Разведкой стали заниматься профессионально.

В январе 1922 года ВЧК была распущена и вместо нее создано ГПУ при НКВД. После создания СССР ГПУ было преобразовано в ОГПУ при СНК СССР. ИНО вошел в состав созданного в ОГПУ Секретно-оперативного управления. С 1922 года ИНО возглавил Меер Абрамович Трилиссер. Вместе с собой он привел в разведку большую группу своих соратников по подпольной борьбе в царское время и в период Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке. Двое из них — С. Г. Вележев и А. В. Логинов (Бустрем) — стали его заместителями. Остальные: Я. Минскер, А. Нейман, М. Бо-деско, А. Мюллер и другие — стали ответственными работниками отдела. Отдел был значительно расширен и укреплен кадрами. Центральный аппарат в этот период достигал 70 человек. К 1930 году общий штат ИНО достиг 122 человек, из них 62 — сотрудники резидентур за рубежом.

С января 1923 года по предложению заместителя председателя ОГПУ И. С. Уншлихта для ведения активной разведки было создано специальное Бюро по дезинформации. В Дезинфбюро вошли представители от ЦК ВКП(б), НКИД, а также РВСР и Разведупра Штаба РККА. Позднее этот межведомственный орган сыграл важную роль в знаменитых операциях «Трест» и «Синдикат», а также в ряде других аналогичных операциях: «Д-7» (1924–1929) с участием легендированной «Военной организации» бывших офицеров-монархистов в Ленинграде; «С-4» (1924–1932) с участием легендированной «Внутренней русской национальной организации» (ВРИО); операции «Заморское» (1929–1932) с участием легендированной антисоветской организации «Северо-Кавказская военная организация» (СКВО); операции «Академия» (1929–1934). Во всех перечисленных операциях активно действовала агентура ИНО.

В октябре 1925 года Ф. Э. Дзержинский поставил вопрос об организации при ИНО ОГПУ научно-технической разведки как особого органа по добыванию информации о технических достижениях за границей. Вскоре такое подразделение было создано, и с 1930 года этой работой в Центре стало заниматься 8-е отделение ИНО, которым руководил печально прославившийся впоследствии под именем Александра Орлова Л. Л. Никольский (Фельбин).

В 20—30-е годы разведка добывала информацию о планах и намерениях противников СССР, способствовала прорыву политической изоляции и экономической блокады, предпринимавшейся западными странами (США признали СССР только в 1933 году), добывала научно-техническую и экономическую информацию, нейтрализовала подрывную деятельность белоэмигрантских организаций и иностранных спецслужб.

Например, в 1922 году во время работы экономической конференции в Генуе страны Антанты пытались поставить Советскую Россию в условия международной изоляции и диктовать ей свою волю. Разведка во многом способствовала тому, чтобы советская делегация успешно вышла из сложного положения, заключив в Рапалло (пригород Генуи) договор с Германией об установлении дипломатических и экономических отношений. Разведка же предупредила готовившийся террористический акт над главой делегации наркомом Г. В. Чичериным, накануне и в ходе конференции снабжала делегацию информацией о планах и намерениях западных стран.

В 1927 году резидентурами в Харбине, Токио и Сеуле был добыт секретный план захвата Японией районов советского Дальнего Востока, Китая, Монголии и стран Юго-Восточной Азии, известный в дипломатической литературе как «Меморандум Танаки» (по имени его автора __ тогдашнего премьер-министра Японии). Публикация этого документа через возможности разведки в иностранной печати вызвала в мире резкие антияпонские настроения, разоблачила агрессивные замыслы японских милитаристов в отношении СССР.

Большая работа была проделана разведкой против различных белоэмигрантских центров.

Операция «Трест» была проведена для нейтрализации подрывной деятельности монархических организаций за рубежом, таких, как «Высший монархический совет», «Русский общевоинский союз» (РОВС), «Братство белого креста», «Братство русской правды» и др. В процессе операции захвачен вдохновитель монархистов английский разведчик Сидней Рейли. Предупрежден ряд террористических и других преступных актов.

«Синдикат-2» — борьба с подрывной деятельностью эсеровского «Народного союза защиты родины и свободы». В ходе операции арестованы главарь союза Борис Савинков и ряд его сподвижников, ликвидированы филиалы организации в Самаре, Саратове, Харькове, Киеве, а также резидентуры Савинкова в Москве и Петрограде.

Серьезный удар был нанесен по РОВСу, который объединял остатки бежавших за границу белых армий и ставил своей задачей проведение на территории СССР террористических и других подрывных акций, подготовку военной интервенции. При помощи нашей агентуры удалось дважды обезглавить эту организацию. В 1930 году в Париже был захвачен руководитель РОВСа генерал Кутепов, а в 1937 году — его преемник генерал Миллер. Особую роль в операциях по РОВСу сыграли нащи агенты, бывшие царские генералы Дьяконов Π. П. и Скоблин Н. В., жена Скоблина, известная тогда исполнительница русских народных песен Надежда Плевицкая, а также находившийся в эмиграции бывший член Временного правительства и правительства Колчака (было такое в Сибири) Третьяков С. Н. Наша агентура отвлекала руководителей РОВСа от активных антисоветских действий. Например, генерал Скоблин сумел убедить ров-совцев в нецелесообразности создания террористических групп. Благодаря агентуре была обезврежена большая группа направленных в Советский Союз эмиссаров РОВСа.

Трагически сложилась судьба некоторых участников операции. Так, после ареста Миллера генерал Скоблин, создавший условия для успеха операции, попал под подозрения французской контрразведки и был вынужден укрыться в Испании, где погиб. Артистка Плевицкая была арестована и умерла во французской тюрьме. Третьяков в 1942 году был арестован гестапо и казнен как агент советской разведки, о чем было официальное сообщение в немецкой и белоэмигрантской печати.

Одной из ярких фигур, работавших по белой эмиграции, был Николай Николаевич Крошко, о котором в 1928–1929 годах в западной печати были помещены публикации под броскими заголовками: «Король кремлевских шпионов», «Коллекционер ротозеев», «Человек, который проходит сквозь стену».

Вначале Крошко внедряется в монархическую организацию «Братство белого креста» (ББК), входит в доверие к его руководителю, становится его первым помощником и советчиком. Под влиянием Крошко ББК сворачивает активную антисоветскую деятельность и распадается. Используя свое руководящее положение в «Братстве», Крошко проникает в другие белоэмигрантские центры и собирает по ним обширную информацию. Ему удается снять копии секретных документов, хранившихся в сейфе престолонаследника великого князя Кирилла, а также с секретной документации миссии Деникина и Врангеля в Берлине. После распада «Братства белого креста» Крошко внедряется в находившийся в Берлине белоэмигрантский разведывательно-диверсионный центр, который возглавлял бывший царский судебный следователь по особо важным делам, действительный статский советник Орлов В. Г., а в годы Гражданской войны — начальник контрразведки Добровольческой армии.

Одной из излюбленных форм подрывной работы Орлова было изготовление и распространение фальшивых документов, которые искусно оформлялись по подлинным документам советских инстанций или Коминтерна. Одна из таких фальшивок привела к нанесению жестокого удара по Компартии Болгарии. Другая — к серьезному осложнению отношений Советского Союза с Англией, поставленных почти на грань разрыва (известное письмо Зиновьева).

Крошко удалось «поймать» Орлова на одной из таких фальшивок, и это привело к ликвидации разведцентра. Орлов изготовил и подсунул американским корреспондентам фальшивку о якобы имевшем место подкупе советским правительством двух американских сенаторов. Крошко негласно изъял из архива Орлова черновики фальшивки. Когда эти черновики были доведены до американцев, правительство США потребовало от Германии суда над Орловым. К этому требованию присоединилась и советская сторона. В результате Орлов был осужден немецким судом к четырем месяцам тюремного заключения, а по отбытии наказания выдворен за пределы Германии.

В 1928 году, когда Крошко был заподозрен на Западе в связи с советской разведкой, в печати появилось сообщение о его гибели при переходе границы. На самом же деле он возвратился на родину, проживал и работал в Москве под фамилией Кейт.

В 30-е годы в Румынии работала агентурная группа, в которую входили выведенный нелегально в эту страну разведчик Георгий Эммануель (Мартовец) и местные жители — баронесса Евгения Зоти и ее сын Юрий Зоти. Этой группе удалось поставить под контроль деятельность нескольких белоэмигрантских центров и иноразведок.

Так, ровсовские полковники Желундковский и Боголюбов, а также английский разведчик Мюллер давали Мартовцу задания по сбору стратегической и оперативной информации о Черноморском военном флоте. Румынская разведка поручала сбор информации в пограничных западных областях Советского Союза.

По всем этим вопросам через Мартовца и другие возможности до противника была доведена выгодная для советской стороны информация.

Полковник Боголюбов по заданию «Братства русской правды» пытался привлечь Мартовца к созданию бандитских групп для организации вылазок в районе Киев— Проскуров — Винница. Разведчик, ссылаясь на знание обстановки на местах, сумел убедить полковника в невозможности и нецелесообразности проведения этой работы.

Через Мартовца были перехвачены три письма бежавшего за границу Петра Крючкова, руководителя антисоветской организации, взорвавшей в 1925 году пороховой склад в Севастополе, к оставшимся в Советском Союзе его сообщникам. В письмах предлагалось возобновить враждебную деятельность, сообщалось, где хранится оружие, давались соответствующие инструкции. Естественно, эти инструкции остались невыполненными.

В результате работы Мартовца и его группы с 1931 по 1936 год было выявлено и нейтрализовано свыше сорока агентов, засланных белоэмигрантскими организациями и зарубежными разведками в СССР.

В конце 1936 года в результате предательства Эмма-нуель (Мартовец) Георгий Александрович, Зоти Евгения Евстафьевна, Зоти Юрий Константинович были арестованы румынскими властями и приговорены к большим срокам каторжной тюрьмы. Евгения Зоти не вынесла каторжного режима и умерла в тюрьме в 1943 году. Мартовец и Юрий Зоти были освобождены из заключения Красной Армией в 1944 году и принимали участие в боях с фашистами.

По указанию руководства страны резидентуры выполняли также работу по зарубежным троцкистским организациям. В этот же период перед разведкой все чаще ставились задачи по оказанию активного влияния на внешнюю политику иностранных государств и государственных деятелей в выгодном для СССР направлении. Наиболее успешно эта задача была выполнена в период прихода к власти и последующей деятельности правительства Народного фронта во Франции. Большие успехи были достигнуты й в проникновении в международные сионистские организации в США.

В этот период появляются и первые зарубежные партнеры советской разведки. Ими являлись работники созданной в 1922 году Государственной внутренней охраны Монгольской Народной Республики, а также сотрудники турецкой контрразведки, с которой с 1927-го по середину 1931 года поддерживались официальные контакты.

Важное значение в истории становления внешней разведки имело решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года. Деятельность разведки была подвергнута тщательному анализу, и в принятом развернутом решении были определены приоритетные задачи разведывательной работы. В постановлении Политбюро констатировалось, что Советский Союз находится на пороге новой войны, в связи с чем рекомендовалось переводить работу заграничных аппаратов ИНО из советских учреждений на нелегальное положение. Резко увеличилось финансирование разведки. В середине 30-х годов на ее нужды отпускалось от восьми до десяти миллионов рублей в валюте.

Тем же постановлением было предписано развернуть «активные действия» по ликвидации предателей и перебежчиков, главарей белоэмигрантских террористических организаций. Одновременно была создана самостоятельная спецгруппа под руководством Я. И. Серебрянского, вошедшая в историю советской разведки как «группа Яши», для развертывания диверсионно-террористической деятельности в глубоком тылу противника на случай начала войны с «западными демократиями». Первоначально эта группа действовала в составе ИНО ОГПУ, но позднее она перешла в непосредственное подчинение наркома Ягоды, а с 1937 года функционировала при секретариате Наркомата внутренних дел. Серебрянский и его сотрудники создали двенадцать резидентур на территории основных стран Европы, Азии и Америки.

В мае 1934 года правительство вновь рассмотрело вопрос о повышении эффективности работы ИНО ОГПУ и Разведупра РККА, улучшении координации их деятельности. Была создана постоянная комиссия в составе начальников этих органов. На нее возлагались разработка и согласование общего плана разведывательной работы за границей, обмен опытом, взаимная информация о провалах, тщательное изучение их причин. В мае 1935 года в целях более тесного взаимодействия и повышения уровня разведработы начальник внешней разведки А. X. Ар-тузов был переведен на работу в военную разведку в качестве заместителя ее начальника в звании корпусного комиссара. Его преемником стал бывший заместитель А. А. Слуцкий.

Постоянный оперативный контакт между двумя разведками на уровне их руководителей как в центральном аппарате, так и в резидентурах, взаимная помощь, согласованность в действиях — все это сыграло немаловажную роль в успешном решении целого ряда разведывательных задач. Однако в конце 30-х годов сотрудничество было нарушено в связи с незаконными арестами и обвинениями ряда руководящих работников обеих разведок.

В это время отец часто контактировал по службе с Артузовым и Слуцким. Когда в 1935 году Артузов перешел на работу в Разведупр РККА, а Слуцкий возглавил И НО, то заместителем Слуцкого стал опытный разведчик Шпигельглас, у которого был большой опыт работы за границей в качестве нелегала — в Китае и Западной Европе. В начале 30-х годов в Париже «крышей» ему служил расположенный возле Монмартра рыбный магазин, специализировавшийся на продаже омаров.

Видную роль в руководстве Иностранным отделом, помимо Артузова и Слуцкого, играли Берман, Федоров (возглавлявший борьбу с эмиграцией), Шпигельглас, Минскер, Эйтингон и Горожанин (последнему Вл. Маяковский посвятил свое стихотворение «Солдаты Дзержинского»).

Своим назначением в Иностранный отдел отец был обязан одному из наиболее талантливых и образованных чекистов того времени, также переведенному в центральный аппарат с Украины — Валерию Михайловичу Горожанину. Портрет этого человека дает сам отец в цитировавшейся уже книге «Горизонты»:

«Как в Москве, так и на Украине руководящие работники Государственного политического управления были главным образом, как стали выражаться позднее, «интеллигентами в первом поколении», попросту говоря, они происходили из рабочих или сами были рабочими. Но как в Москве, так и на Украине имелись среди них и коренные интеллигенты, люди того типа, о которых писал когда-то Ленин: интеллигенты, связавшие себя до конца с рабочим классом.

Валерий Михайлович Горожанин и принадлежал к ним, что было ясно с первого взгляда на его невысокую хрупкую фигуру с красиво посаженной крупной головой в шапке густых волнистых волос с уже заметной проседью. У него был низкий голос приятного тембра, а мягкость речи контрастировала с решительностью и категоричностью высказываемых суждений.

Горожанин со студенческой скамьи вошел в революционное движение и вынужден был покинуть Россию, не находя применения своим знаниям языков и правовой науки. Он отправился в Швейцарию, а затем в Париж. Здесь он занялся журналистикой и влился в среду русской политической эмиграции. Через Анатолия Васильевича Луначарского он был принят в круг социал-демократов — большевиков. Через него же познакомился с Роменом Ролланом и Анатолем Франсом, проявившими интерес к талантливому русскому журналисту, которому покровительствовал блестящий, энциклопедически образованный Анатолий Луначарский.

Вскоре после свержения самодержавия Горожанин вернулся на родину».

Среди командного состава ЧК было немало людей, оставивших любимое дело, любимую профессию для деятельности, которая представлялась им в данный момент наиболее важной. Горожанин принес свой литературный дар в жертву государственной необходимости: он посвятил себя делу борьбы с контрреволюцией. На Украину Горожанин был прислан Москвой. Именно Феликс Эдмундович Дзержинский, глубоко понимавший, как интеллигентность, вдумчивость, политическое чутье и неказенный подход к человеку нужны в важном деле борьбы с украинской националистической контрреволюцией, выбрал Валерия Михайловича и не ошибся. Горожаниным было сделано очень многое не только для раскрытия преступлений активных антисоветчиков, но и для привлечения на сторону советской власти заблуждавшихся людей.

На первых порах знакомства с Горожаниным Косиору показалось удивительным несоответствие мягкой, впечатлительной, художнической натуры, так откровенно проявляющей себя во всем облике Горожанина, делу, которым он занимался. Но ведь и Дзержинский был интеллигентом. И Менжинский тоже. И если понимать борьбу с контрреволюцией не однолинейно, не примитивно, то ведь она требовала разнообразных форм и подходов. Здесь были свои «басы» и свои «альты». Предполагалось общение с самыми разными людьми, потому что не одни закоренелые контрреволюционеры составляли периферию антисоветского подполья, но и колеблющиеся, разочарованные, ищущие выхода и, наконец, обманутые…

Горожанин имел большое влияние на украинскую творческую интеллигенцию, с которой всегда общался: многие, кто стоял тогда на распутье, благодаря ему вышли на широкую дорогу жизни и творчества.

«Но что же еще я знал о Горожанине? Почему связывается у меня его имя с годами Гражданской войны? Что-то было тогда, что создало Горожанину репутацию работника проницательного не только профессионально, но и политически…» — вспоминал Косиор. И вдруг одна фраза, одно имя, произнесенное им, сразу потянуло ниточку воспоминаний. 1921 год… Еще терзают Украину банды, еще падают чоновцы под пулями петлюровских бандитов, еще валятся под откос поезда и мирный труд на полях срывается кровавыми набегами банд, сформированных за кордоном. Руководство ими осуществлял петлюровский штаб, во главе которого стоял Юрко Тютюнник…

Горожанин провел тогда блестящее дело, вошедшее в историю ЧК. Он направил во Львов в штаб Тютюнника кадрового чекиста Сергея Тарасовича Карина. «Да ведь я знал его, — вспоминал Косиор. — Такой с виду неприметный человек, худощавый. Утонченный интеллигент. А как прижился в бандитском штабе, в самом сердце движения в то время!.. И все разведал: состав, вооружение, численность банд. И главное — сроки, сроки выступления через границу на нашу землю. И военная эта хитрость дала нам существенную победу: разгром трехтысячного бандитского отряда. Многие тогда перешли к нам добровольно… И тот же Горожанин умело использовал перешедших к нам людей уже в наших целях. Блестящая операция! Правда, тогда самому Тютюннику удалось бежать в Польшу. Но прошло совсем немного времени, и чекисты сумели его вытянуть на нашу сторону…»

Большое влияние в те годы оказал на отца, по его собственным словам, с первой встречи, человек, с которым впоследствии на протяжении десятилетий тесно переплелась его жизнь, вплоть до самой смерти — Наум Исаакович Эйтингон. Его я хорошо знал и помню.

Эйтингон родился 6 декабря 1899 года в Белоруссии, в городе Шклов, неподалеку от Гомеля, откуда была родом и моя мать. На Лубянке, среди друзей и у нас дома его называли Леонид Александрович, так как в 20-х годах евреи-чекисты брали себе русские имена, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей национальности как среди осведомителей и информаторов из кругов дворянства и бывшего офицерства, так и коллег, с которыми они работали.

Семья Эйтингон принадлежала к самым бедным слоям общества, однако в Европе у них были весьма состоятельные родственники.

Эйтингон вступил в ряды партии эсеров в 1917 году. Годом позже в возрасте девятнадцати лет он пошел в Красную Армию и вскоре был направлен на работу в ЧК. В 1919 году его назначили заместителем председателя ЧК Гомельской области. Он вышел из партии эсеров и присоединился к большевикам в 1920 году. Карьера Эйтингона началась тогда, когда он принял активное участие в подавлении восстания белогвардейских офицеров в Гомеле, во время которого им удалось ненадолго захватить город.

Дзержинский заметил молодого чекиста и послал его руководить ЧК в Башкирии для подавления бандитизма. Там в бою с местными бандитами он был ранен в ногу и частенько жаловался впоследствии на боли. В 1921 году его направили в Москву, в Военную академию, где он учился вместе с будущими видными военачальниками. Помню, я как-то сам видел фотографии, запечатлевшие его с Чуйковым, впоследствии маршалом, защитником Сталинграда.

По завершении учебы в Военной академии Эйтннго-на направили на работу в Иностранный отдел ОГПУ. Европейская родня отказалась выполнить его просьбу прислать необходимые рекомендации, бумаги и деньги для поездки в Западную Европу. А это могло быть его легальным прикрытием для оперативной работы. В результате Эйтингона послали в Китай в качестве резидента ОГПУ: сначала в Шанхай (там он работал совместно с сетью Разведупра Красной Армии, включавшей также как одного из агентов Рихарда Зорге), а затем в Пекин и Харбин. Эйтингону удалось добиться освобождения группы советских военных советников, захваченных китайскими националистами в Маньчжурии. Столь же успешно провел он и другую операцию, сорвав попытку агентов Чан Кайши захватить советское консульство в Шанхае. После этого его отозвали в Москву. На короткое время в 1930 году Эйтингон становится заместителем Серебрянского, начальника Особой группы при председателе ОГПУ. Этот самостоятельный и независимый от Иностранного отдела разведывательный Центр был создан Менжинским, преемником Дзержинского, в 1926 году как параллельная разведывательная служба для глубокого внедрения агентуры на объекты военно-стратегического характера и подготовки диверсионных операций в Западной Европе и Японии в случае войны. С этой целью Эйтингон ездил из Китая в США, в Калифорнию, для организации там агентурной сети.

В 1932 году Эйтингона перевели в Иностранный отдел, руководимый Артузовым, а позднее Слуцким, в качестве начальника отделения, координировавшего работу нелегальных резидентур. Наряду с этим он отвечал также за изготовление поддельных паспортов для тайных операций за рубежом.

Отец впервые познакомился с ним в Москве в 1933 году, будучи инспектором в отделе кадров. В ту пору, вероятно, они еще не были особенно близки, поскольку Эйтингон занимал более высокое положение, чем мой отец. В его лице отец всегда видел опытного руководителя разведки, уважаемого за успехи в работе и профессиональное мастерство, поэтому ему была поручена работа с нелегалами — святая святых в разведывательной работе. В те годы этой работе придавалось важнейшее значение, поскольку резидентур под дипломатическим прикрытием было относительно немного. Наша разведслужба стремилась к тому, чтобы русские агенты в случае провала не могли навести западные спецслужбы на советские полпредства за рубежом.

Отец позже рассказывал, как однажды принес Эйтингону личное дело молодого чекиста, служившего возле польской границы, с просьбой по возможности перевести его на работу в качестве одного из сотрудников отделения, которым Эйтингон руководил. В деле находилась записка заместителя начальника отдела Украинского ГПУ, рекомендовавшего его для службы в Польше недалеко от того места, где тот жил и работал. Эйтинго-ну не хотелось посылать этого молодого человека в Польшу, рядом с границей, где того могли узнать. И он прокомментировал это так: «Если этого парня, не имеющего никакого опыта, поймают при обычной проверке, то чья голова тогда полетит? Если я стану слушать подобные рекомендации, надо будет завести специальную корзину для собирания голов».

Первая же оперативная встреча отца с Эйтингоном была уже в Испании, откуда тот нелегально переправлял отца во Францию в 1938 году после ликвидации Коновальца.

Эйтингона послали в Испанию двумя годами раньше моего отца в качестве заместителя резидента, отвечавшего за партизанские операции, включая диверсии на железных дорогах и аэродромах. После того как Никольский, русский резидент в Испании (под именем Александр Орлов), в июле 1938 года исчез, Эйтингон стал резидентом.

Когда в 1939 году в гражданской войне в Испании победил Франко, Эйтингон перебрался во Францию, где несколько месяцев реорганизовывал и восстанавливал все то, что осталось от его агентурной сети, и поддерживал связь с Гайем Берджесом — одним из членов кембриджской группы, проходившим под кодовым именем Девушка. Затем Берджес был передан на связь Горскому — резиденту НКВД в Англии. Примерно в то же время Эйтингону удалось привлечь к сотрудничеству с советской разведкой племянника главы испанской фашистской партии Примо де Ривейры, друга Гитлера. До 1942 года он был важным источником информации о планах Франко и Гитлера.

В 1938 году Центр был буквально взбешен бегством советского резидента в Испании Орлова. Позже говорили, что он сбежал, боясь ареста. Однако Эйтингон предложил, несмотря на измену Орлова, продолжать контакты с членами кембриджской группы, поскольку Орлов, проживая в Соединенных Штатах, не мог выдать своих связей с этими людьми без риска подвергнуть себя судебному преследованию. В 1934–1935 годах Орлов жил в Англии по фальшивому американскому паспорту, поэтому если бы американская контрразведка проверила кембриджскую группу, то Орлов мог не получить американское гражданство и был бы депортирован из США. Более того, всплыли бы нежелательные для него факты: террористические операции под его руководством и с его участием против троцкистов и агентов НКВД, подозреваемых в двойной игре в Испании.

В 1941 году Эйтингон был направлен в Турцию и пробыл там почти весь 1942 год под именем Леонида Наумова. Там он готовил покушение на Франца фон Папена, тогдашнего германского посла в Турции. По слухам, фон Папен должен был возглавить правительство Германии в случае отстранения Гитлера от власти генералами вермахта. Это открывало путь к сепаратному миру между Германией, Англией и США. Попытка покушения оказалась неудачной — наш агент-болгарин нервничал, и бомба взорвалась раньше времени у него в руках. В результате сам он погиб, а фон Папен отделался лишь легкими царапинами.

В своих воспоминаниях отец упоминал, в частности, что Эйтингон оказался настроенным куда более реалистично в оценке тогдашних наших порядков, чем он. Эйтингон часто говорил, к примеру, что партия больше не является отрядом единомышленников, преданных социалистическим идеям и принципам справедливости, а стала всего лишь машиной для управления страной.

Приведу слова отца по этому поводу:

«Сначала шутки Эйтингона в адрес руководства страны расстраивали меня, но затем я привык к ним и стал понимать, насколько он прав, полагая, что наши лидеры ставили свои собственные корыстные интересы выше интересов народа и Советского государства. Жена, однако, всегда одергивала Эйтингона, едва он начинал жаловаться на раздутые привилегии кремлевского руководства. «С одной стороны, — говорила она, — я согласна с тобой. Слишком много людей пользуются ими, и в большинстве ни за что и, уж конечно, не за свой тяжелый труд. Не забывай, однако, что и ты, и твоя семья получали льготы и так же, как и мы, нс думали отказываться от них».

В последние годы своей жизни Эйтингон был женат на Пузыревой, единственной женщине — сотруднице КГБ, награжденной британским орденом.

Эйтингон вторично был арестован вместе с моим отцом на волне, последовавшей за отстранением Берия от власти в 1953 году, и освобожден только в 1964-м. Эйтингон скончался в 1981 году, не будучи реабилитированным, — официально он считался просто выпущенным на свободу преступником. Лишь в апреле 1992 года семья получила свидетельство о его посмертной реабилитации.

Эйтингон, по свидетельству отца и других людей, близко знавших его, был по-настоящему одаренной личностью и, не стань он разведчиком, наверняка преуспел бы на государственной службе или сделал бы научную карьеру. До сих пор в моей памяти живет его шутка: «При нашей системе есть лишь одна, впрочем, тоже не гарантированная, возможность не закончить свои дни в тюрьме. Надо не быть евреем или генералом госбезопасности».

В 1992 году мне из Лондона позвонила Мэри Кей, дальняя родственница Эйтингонов, которая хотела приехать в Москву для сбора материалов о Науме Эйтинго-не. Я переадресовал ее к отцу. Позже я познакомился с ней. Во время встречи с отцом в мае 1992 года он узнал от нее, что ветви «клана» Эйтингонов можно найти в Белоруссии, Москве, Нью-Йорке и Лейпциге. Однако родственники, которые переехали из Европы в Америку и пользовались особыми льготами по торговле меховыми изделиями из Советского Союза, не играли никакой роли в профессиональной карьере Эйтингона, и он не поддерживал контактов с ними даже после освобождения из Владимирской тюрьмы.

Ближайшим другом отца в этот период был Петр Яковлевич Зубов.

Он родился 7 февраля 1898 года в Тифлисе в рабочей семье. В 1917 году окончил железнодорожное училище и поступил техником-десятником на Закавказскую железную дорогу. Одновременно посещал лекции Тифлисского народного университета. Здесь он вступил в партию, вел нелегальную работу на железной дороге, распространял большевистскую литературу. В 1919 году стал членом боевой дружины партии большевиков.

В марте 1920 года П. Я. Зубов был арестован особым отрядом меньшевистского правительства Грузии и заключен в Кутаисскую тюрьму. В мае того же года по договору между Советской Россией и Грузией был освобожден и выслан в Россию. Вместе с другими коммунистами, выпущенными из тюрьмы, выехал во Владикавказ, где работал в ЧК Терской области.

После восстановления советской власти в Закавказье П. Я. Зубов с 1921 по 1929 год работал на оперативных должностях в Грузинской ЧК — ГПУ. Руководил мероприятиями по разгрому подпольных антисоветских центров, участвовал в ликвидации повстанческого штаба меньшевиков и нескольких подпольных типографии. Являлся заместителем начальника секретного отдела Закавказского ГПУ.

В 1927 году П. Я. Зубова направили в резидентуру внешней разведки в Стамбуле, где он работал под прикрытием сотрудника консульского отдела полпредства СССР под именем П. И. Гришина. За годы служебной командировки, которая завершилась в 1930 году, он характеризовался как «один из лучших и ответственных оперативных работников резидентуры, добившийся высоких результатов».

В 1930–1931 годах Зубов вновь работал в Закавказском ГПУ. Принимал активное участие в ликвидации кулацких банд в Грузии и Абхазии. За этот период коллегия ОГПУ дважды награждала его: именным оружием и Почетной грамотой «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».

В июле 1931 года Зубов был направлен в парижскую резидентуру в качестве оперработника, где находился до мая 1933 года. Занимался разработкой антисоветской грузинской эмиграции. Приобрел ряд источников информации в грузинских эмигрантских кругах. Внедрял агентуру в эмиссарские группы грузинских меньшевиков, засылавших своих людей на Кавказ для ведения подрывной работы.

В Париже он приобрел источник информации, который был им внедрен в ближайшее окружение лидера грузинских меньшевиков Ноя Жордания. Через этот источник резидентура регулярно получала материалы загранбюро меньшевистской партии Грузии, сведения о подготавливавшихся ею террористических акциях.

Благодаря целеустремленной работе Петра Зубова парижская резидентура вскрыла и в дальнейшем успешно контролировала подготовку английской разведки к проведению крупной террористической операции на Кавказе под кодовым наименованием «Диверсия». В результате планы англичан по дестабилизации обстановки в этом регионе были сорваны.

Этим же разведчиком по агентурным каналам была вскрыта и нейтрализована террористическая группа, созданная грузинскими меньшевиками для совершения покушения на Сталина. П. Я. Зубовым разрабатывались и другие антисоветские эмигрантские группы, направлявшиеся в Грузию для организации повстанческою движения.

За время работы в Париже он также приобрел еще один ценный источник информации, от которого на регулярной основе поступали разведывательные сведения по Ирану и Турции.

По завершении служебной командировки в Париже П. Я. Зубов с 1933 по 1937 год работал в центральном аппарате разведки. В апреле 1937 года был направлен в резидентуру внешней разведки в Прагу в качестве оперативного работника. Здесь он под фамилией Н. В. Привалова находился до 1939 года под прикрытием второго секретаря посольства.

В период Великой Отечественной войны П. Я. Зубов руководил подготовкой и заброской в тыл врага специальных разведывательных групп для сбора сведений о дислокации немецких войск, стратегических замыслах германского командования.

В 1946 году П. Я. Зубов был уволен в запас по состоянию здоровья. За заслуги в деле обеспечения государственной безопасности полковник Зубов награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, а также многими медалями.