Уехать из Токио было бы легче, если б на мне была хоть какая-нибудь обувь. Но, поскольку дома я не носила тапочки, а в спальне ничего не оказалось, в квартиру госпожи Ито я попала босиком. Загипнотизированная телевизионным шоу, соседка не видела меня. Я сбежала вниз по лестнице, проскользнула через черный ход и помчалась в первый попавшийся обувной магазин. Единственная пара обуви моего размера оказалась довольно-таки уродливой.

Я мерила туфли, когда зазвонил мобильный. Это оказался консьерж нашего дома, любивший попрактиковаться в английском.

— Мисс Симура, с вами все в порядке? — поинтересовался он. — Тут люди заявляют о попытке самоубийства девушки с четырнадцатого этажа. После того как вас ограбили, я заволновался.

— Конечно, со мной все в порядке! — заявила я. — Я просто занималась гимнастикой.

— Да? О, вот идет мистер Глендиннинг, он кажется очень расстроенным. Вы подождете?

Я немедленно отключилась и купила туфли. Я была готова бежать, но сначала надо было позвонить. Прислонившись к газетному ларьку, я набрала номер своей тети из Йокохамы. Автоответчик сообщил то, о чем я совершенно забыла: вся семья уехала в отпуск. Дом в Йокохаме был закрыт, так что шансов попасть туда у меня не оставалось.

Я позвонила в справочную и узнала номер дешевого мотеля, где жила в первый месяц своего пребывания в Токио. Но все комнаты оказались заняты. Отключившись, я поразмыслила, не стоит ли взять комнату в гостинице для любовников, но находиться среди влюбленных у меня не было желания. В конце концов я сделала то, о чем все время думала: позвонила Акеми Михори.

Мы встретились час спустя на западном выходе станции Камакура.

Взгляд Акеми стал жестким, когда она увидела мой глаз.

— Можешь не бояться, что он еще хоть раз безнаказанно тебя ударит, — сказала она. — Я научу тебя защищаться.

— Я же говорила по телефону, Хью думал, что я — грабитель. Это не специально.

Я не стала говорить ей, что гораздо больнее было то, что Хью поставил своего братца выше наших отношений. Акеми бы не поняла.

— Сегодня томобики, поэтому можешь быть спокойна — тебя никто не увидит.

— Что это такое? — спросила я.

— Выходной у монахов. Это случается каждые шесть дней. Мой отец и Казухито могут уйти из храма и заняться своими делами. Многие монахи играют в гольф, а мое семейство... — Акеми поморщилась. — пошло в музей. Госпожа Танака дома, так что там мы поесть не сможем. Думаю, нам стоит куда-нибудь пойти.

— В таком виде? — Я кивнула на ее спортивные шорты.

— Ну, один ресторанчик держит сестра моего тренера. Она будет рада видеть меня в любом наряде, — без тени высокомерия говорила Акеми, пересекая центральную площадь Камакуры.

Я видела, что ее все знают. Продавец газет окликнул ее, две женщины из магазина помахали рукой, молодой человек, готовящий рисовые шарики, предложил ей их попробовать. Для человека, считающего, что у него нет друзей, Акеми знала просто массу народа.

— Ты не боишься, что тебя увидят со мной? Эти люди явно знают твою мать, а она меня терпеть не может.

— С моей матерью никто не разговаривает, — бросила Акеми. — Они говорят, что моя мать хочет убить Камакуру.

— Но это же чушь! Она ведь председатель Общества по охране древностей и окружающей среды.

— Отсюда все и начинается, — сказала Акеми. — Она не принимает перемен в городе. Город застраивается, места мало, подрядчики уже накладывают руки на пещеры и места захоронений. Отец хотел продать небольшой участок земли, но мать не разрешила. Земля — святая, трогать ее нельзя.

Любители перемен часто кидаются в крайности. Лично я волновалась за традиционное японское искусство больше, чем мои родственники из Йокохамы. Я ощутила к Нане чуть большую симпатию.

— Она давит на всех, кто владеет землей, убеждая не продавать ее, — продолжала Акеми. — Конечно, в результате цены на землю взлетели. Если кто-нибудь решится продать ее, станет богатым человеком.

— А почему ты обвиняешь ее в том, что она хочет спасти землю?

— Ну, немногие миллионеры не так трепетно относя к традициям. Но настоящая война началась, когда моя мать в прошлом году предложила запретить в городе частный транспорт.

— Для туристов еще куда ни шло, но при чем тут местное население?

— По ее плану, — кивнула Акеми, — по улицам смогли бы ездить только официальные городские мини-автобусы и мотоциклы. Она решила таким образом сохранить старинную атмосферу Камакуры. Естественно, владельцы магазинов кричали, что она хочет убить их бизнес. Да и жители, ездящие на работу на машинах, тоже не слишком обрадовались. Скандал улегся за пару недель, но люди его не забыли. Эй, мы пришли.

Я и раньше ходила в ресторанчики дзен из-за их вегетарианского меню. В этом нас встретили очень вежливо, с Акеми тепло поздоровались все официантки, а пожилой мужчина, мывший посуду на кухне, вышел и чмокнул Акеми в щеку. Поскольку уже настало обеденное время, большинство столиков было занято. Мы сели под небольшой колонкой, из которой лились последние мелодии Акико Яно. Казалось, мне было не о чем беспокоиться, но что-то в истории о Нане Михори тревожило меня.

— Сакэ? — Акеми налила его, не дожидаясь моего ответа.

— Вчера я продала два хибачи и могу заплатить за себя сама. — Я решила сказать это прежде, чем она проявит еще больше гостеприимства.

— Не говори ничего, пока не попробуешь. Люди с Запада частенько не могут есть пишу дзен.

— Я такая же вегетарианка, как и ты, — напомнила я.

— Ты не сможешь готовить в чайном домике. В нем нет душа и туалета. Не знаю, как ты сможешь там жить.

Я не была уверена, что решусь на это, когда позвонила Акеми. Но чайный домик располагался так далеко от храма, что никто не заметил бы моего присутствия. Это было прекрасное место, чтобы перекантоваться, пока я не найду что-то более подходящее.

— Буду ходить в общественный туалет в храме, а воду можно брать из питьевого фонтанчика, — предположила я.

В юности я читала изумительный роман о девушке, которая вместе с младшим братом переехала в музей искусств «Метрополитен» и жила там несколько недель. Часть меня, видимо, всегда мечтала о приключениях.

— Только не забирайся далеко, — сказала Акеми. — В горах есть несколько пещер, использовавшихся для захоронения монахов. Каждые десять лет кто-нибудь любопытный пропадает в тамошних лабиринтах. Я знаю, что ты интересуешься историей, поэтому предупреждаю.

— Я не пойду туда, да и в чайном домике поживу всего пару дней. Обещаю. Я тебе так благодарна. Я буду работать, чтобы больше никогда ни от кого не зависеть.

Зазвонил мобильный.

— «Антиквариат Рей Симуры», — сказала я, нажав на кнопку приема.

Но в ответ услышала только чье-то дыхание, и через секунду звонивший бросил трубку. Когда японцы ошибаются номером и слышат, как им отвечают по-английски, у них случается шок и чаще всего они молчат или хихикают. Я снова повернулась к Акеми.

— Я правда очень тебе благодарна за помощь. Постараюсь быть тихой и незаметной гостьей.

— Дай бог, чтоб для тебя домик не стал адом. Кстати, ты прихватила средство против москитов?

Акеми нашла достаточно большую свечу, которой должно было хватить на всю ночь, но никаких преград цикадам, сороконожкам и тануки — японскому аналогу барсуков — в чайном домике не оказалось. Я старалась не думать о том, каким темным будет лес ночью, и о том, как лесные обитатели могут попытаться проникнуть в домик. Стоило только представить это, и сердце колотилось быстрее.

Никто, кроме Михори и монахов, не знал о существовании чайного домика, но я не чувствовала себя в безопасности. Теперь, когда я осталась одна, я сильно сожалела о своем поспешном решении. Двери в домике не закрывались, оконные проемы были затянуты разорванной бумагой. Лежа на старом футоне Акеми, я пришла к выводу, что домик был таким же небезопасным, как и ночлежки для бомжей. Но бомжей защищала полиция, а меня связывал с цивилизацией только мобильный телефон.

Было что-то забавное в том, что я, как обезьяна, слезла с четырнадцатого этажа и подалась в объятия Матери Природы. Хью бы посмеялся, подумалось мне, прежде чем я вспомнила, что именно Хью был причиной большей части моих несчастий. Не стоило думать о нем этой ночью, и я постаралась прогнать от себя все дурные мысли.

Я не очень любила искусство дзен. Каллиграфия и буддийские притчи могли потрясать своим изяществом или простотой, но их содержание меня не интересовало. Работы нескольких известных и талантливых художников часто пытались подделать, так что заниматься покупкой подобных произведений было довольно рискованно.

Одна серия свитков из Национального музея Токио производила просто потрясающее впечатление. Чоджу Гига — «Шаловливые животные» — представляла собой сатиру на буддийское общество. Обезьяны, лягушки и зайцы играли в игры, изображающие буддийские ритуалы.

Эти свитки подали мне идею сходить в главный храм Хорин-Джи, чтобы посмотреть его собственную коллекцию, но перед этим я должна была встретиться с госпожой Китой. Я все еще была одета в джинсы — довольно необычный костюм для деловых встреч. Но я не взяла с собой больше ничего и теперь об этом сожалела.

Госпожа Кита не узнала меня и прошла мимо, направляясь к станции Камакура.

— Кита-сан, Кита-сан! — окликнула я ее и, когда она обернулась, заторопилась поведать историю о своем неуклюжем падении, чтобы оправдать синяк под глазом.

— Вы уверены, что способны работать? Возможно, вам стоит поехать в больницу? — с сомнением глядя на меня, поинтересовалась Кита.

— О, у меня все порядке, — заверила я ее.

Госпожа Кита настояла на том, чтобы угостить меня чаем с лимонным пирожным в небольшом кафе на Комачи-дори. Мы смотрели принесенную ею книгу с изображениями свитков дзен, и я осторожно заговорила о цене.

— Вы очень удачно купили мне хибачи, — сказа клиентка — Если бы можно было... приблизительно за эту же цену... вот такой же свиток. — Госпожа Кита замолчала, явно не желая говорить о деньгах напрямую.

— Даже Токийский музей не выставляет свитки тринадцатого столетия, — сказала я, — если вы удвоите цену, мы все равно не найдем ничего ранее двадцатого века. Но, — поторопилась добавить я, — это не так уж плохо. Я видела парочку цветных работ, которые, как мне кажется, гораздо больше подойдут для современного дома, и, конечно, эти свитки будут в гораздо лучшем состоянии.

— Конечно. — Госпожа Кита ковыряла пирожное, явно не будучи голодной. А я уже проглотила свое и вполне была готова покончить и с ее тоже.

— Сейчас довольно хороший момент для покупки, — продолжила я. — Я думала над тем, чтобы поискать что-то подходящее в Гите, но, к сожалению, ваш любимый магазин закрылся.

— Нэ? А где это — Гита?

— Я говорю об «Искусствах Гиты» в Хаконе. Нана Михори сказала, что вы там что-то покупали. Может быть, тансу? — Именно это сказала мне Нана, когда я застряла в пробке по дороге домой. Из-за того что госпожа Кита порекомендовала ей этот магазин, мне пришлось ехать в Гиту.

— У меня нет тансу. Вы перепутали меня с другой клиенткой, — немного обиженно сказала Кита, не понимая, что Нана Михори солгала мне.

— Прошу прощения. Обычно я ничего не пугаю. Но я забыла сегодня свои записи...

— Понимаю. И как дела у Михори?

— Что? — На секунду мне показалось, что она в  курсе того, что я живу на их земле. А потом я поняла: она имеет в виду обморок Акеми на нашей с Хью вечеринке. — О, Акеми полностью поправилась, как я слышала.

— Прекрасно, учитывая их слабые гены.

— Вы имеете в виду ее двоюродного брата Казухито?

— Да. Вы же знаете, у него диабет. Это, наверное, большое несчастье для госпожи Михори!

— Почему? — Я уловила неприязнь в ее голосе и хотела услышать больше.

— Ну, он сын ее кузена или что-то вроде этого. Они усыновили его пять лет назад, и я уверена, ничего не знали о его болезни.

— А я думала, он вырос у них в доме, — сказала я. — Разве они с Акеми не с детства вместе?

— Да, но он взял имя Михори пять лет назад. А до тех пор ничего не было решено. И даже если он женится и у него будет сын, — Кита постучала по столу ухоженным ногтем, — когда он умрет, ребенок будет слишком маленьким, чтобы стать наследником.

— А что Михори могут сделать? Кажется, у них нет выбора.

— Им стоило передать храм Акеми, — посмотрела на меня госпожа Кита. — У этой девочки достаточно силы духа, и она очень любит Хорин-Джи. Когда ее отец умрет, Казухито может выгнать их из дома, и им придется жить в какой-нибудь маленькой квартирке. Новый настоятель ничем не будет им обязан.

Я никогда не задумывалась о том, хочет ли Акеми управлять храмом. Теперь я стала понимать, что мои собственные проблемы меркли на фоне тех, которые выпали на долю семьи Михори.

Вернувшись в Хорин-Джи, я забросила купленную еду в чайный домик и, жуя наси — вкуснейший гибрид яблока и груши, — снова пошла на улицу.

Я услышала топот еще до того, как увидела бегуна. Акеми была явной фанатичкой, раз бегала по два раза в день. Подойдя ближе к дорожке, я стала ждать ее появления.

Но увидела молодого японца, размеренно бегущего по дорожке. Его обритая голова блестела от пота, а одет он был только в шорты и спортивные туфли.

Увидев меня, он чуть не упал. Как, впрочем, и я. Он пробежал мимо, а я еще какое-то время смотрела ему вслед. Вряд ли это был какой-нибудь спортсмен, занимавшийся вместе с Акеми. Бегун больше походил на местного жителя, случайно узнавшего о «дорожке Акеми». Интересно, побежит ли он прямиком в храм, чтобы рассказать о незваной гостье на частной территории Михори? Или расскажет настоятелю? Возвращаясь в чайный домик, я никак не могла унять беспокойство.