II. ЗАЩИТА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ОТЕЧЕСТВА И ЦЕРКОВЬ
1. Гражданская война и церковная контрреволюция
В царской России церковь верно служила самодержавию, помещикам и капиталистам, оправдывала жестокую эксплуатацию народных масс, поддерживала эксплуататоров в борьбе против трудящихся.
Великую Октябрьскую социалистическую революцию духовные пастыри встретили с нескрываемой ненавистью и сразу же повели против нее ожесточенную борьбу. Церковную контрреволюцию возглавил Всероссийский поместный собор и верховный пастырь — избранный патриархом митрополит Московский Тихон. Буквально на второй день после своего избрания Тихон проклял Советскую власть и объявил ей беспощадную "церковную войну". Патриарх Тихон стал знаменем и руководителем церковной контрреволюции. Он даже внешне стремился походить на главнокомандующего. При нем всегда была личная охрана, сформированная из отъявленных контрреволюционеров и религиозных фанатиков. Более чем двухсоттысячная армия церковников получила от своего верховного пастыря приказ начать борьбу с народной властью. Тысячи церквей волей Тихона были превращены в опорные пункты контрреволюции или склады оружия.
Прежде всего высшее духовенство провело мобилизацию сил контрреволюции в Московской епархии. Многие московские храмы в дни октябрьских боев использовались для обстрела восставших рабочих. Строчили пулеметы с колоколен церквей Бориса и Глеба на Поварской, Троицы на Пречистенке, с храмов на Б. Никитской, Кудринской, Остоженской и других улицах Москвы. Всеми силами помогал юнкерам Зачатиевский монастырь.
С храма Христа-спасителя держали под обстрелом Замоскворечье. "Правда" в те дни писала: "Юнкера занимают храм Христа-спасителя, поставили наверху пулеметы и, кроме пулеметов, стреляют оттуда из винтовок разрывными пулями". С храма Василия Блаженного, Иверской часовни и Спасской башни били по Красной площади. Попы лично открывали храмы юнкерам, подсказывали, с какой стороны опасаться красногвардейских отрядов, и т. д. Когда же рабочие и солдаты пытались использовать церкви для борьбы с контрреволюционерами, то церковники ссылались на "священное писание", запрещающее вносить в храмы оружие. Видя, что "священное писание" не действует на революционные войска, они пытались помешать открытию церквей: то настоятель заболел и не может выйти, то где-то затерялись ключи, прибегали к прочим уловкам.
После поражения сил контрреволюции Поместный собор принимает решение "об организации крестного хода всех участников собора, чтобы своими действиями и примером прекратить братоубийственную войну". Поп Нежинцев предложил собору бросить клич по всей православной России, чтобы защитники веры выбрали своего Пожарского и шли спасать Россию и Москву. Однако крестный ход не состоялся, окопавшиеся в Кремле белогвардейцы и юнкера дышали на ладан, силы их иссякали. Тогда собор, забыв о "своем Пожарском", направляет делегацию во главе с митрополитом Платоном в Военно-революционный комитет. Платон потребовал прекратить борьбу, установить перемирие с белогвардейцами и юнкерами, "так как дальнейший обстрел Кремля может повредить кремлевские святыни". Церковники советовали "не мстить белогвардейцам и юнкерам, проявить христианское долготерпение и милосердие, щадить защитников православной веры".
Молитвы богу и заступничество церковников белогвардейцам не помогли. Революционные войска овладели Кремлем. Пролетарская революция одержала победу и в Москве. Поместный собор не складывает оружие, он избирает комиссию из 40 человек, куда входят митрополит Вениамин, епископ Нестор, последний протопресвитер военного духовенства Любимов и другие матерые черносотенцы и контрреволюционеры. Комиссия должна была проникнуть в Кремль и сделать заключение о состоянии "церковных святынь". Это заключение собору понадобилось, чтобы поднять против большевиков христиан всего мира. Они-де глумятся над христианскими святынями. Однако и эта затея церковников провалилась.
В январе 1918 г. собор возобновляет свои заседания, пытаясь под видом защиты православия поднять на борьбу против рабоче-крестьянской власти всех верующих. 19 января патриарх Тихон обратился от имени собора с посланием к верующим, в котором предал анафеме Советскую власть и потребовал открыто выступить против большевиков, используя любые средства. Верховный пастырь пытался запугать верующих тем, что, мол, революция — сатанинское дело, а ее сторонники подлежат "огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной".
Ровно через месяц патриарх разразился новым посланием. На сей раз его гнев был вызван Брестским мирным договором. "Миротворец" в митре метал громы и молнии против безбожников коммунистов, "мечтавших о мире для исстрадавшихся русских людей". Чтобы сорвать мирную передышку и свергнуть рабоче-крестьянскую власть, штаб-квартира патриарха устанавливает контакты с правительствами иностранных держав, приступает к подготовке интервенции против молодой Советской Республики. Незаметными безликими тенями служки патриарха проскальзывали из его покоев в посольства стран Антанты, а иностранные резиденты были частыми гостями верховного православного пастыря. Дважды посетил Тихона английский консул Оливер. Весной и летом 1918 г. по поручению французского генерального консула Гренара к патриарху наведывались с секретными визитами сотрудники консульства Рене Маршан и граф де Шевельи. Здесь зрели планы свержения Советской власти. Именно де Шевельи обрадовал Тихона сообщением о скорой высадке десантов интервентов.
Тихон благословил вдохновителей эсеровских мятежей в Ярославле, Рыбинске и других городах, а после поражения контрреволюционных путчей горько оплакивал поражение эсеров. Кроме того, в то время церковникам удалось организовать несколько других контрреволюционных выступлений под своим руководством. В других они принимали самое активное участие. Отдельные храмы превратились в очаги постоянных контрреволюционных выступлений.
Вот, например, как вели себя представители астраханского духовенства. Январь 1918 г. Белоказачий мятеж атамана Бирюкова. Штаб атамана размещается в Покрово-Болдинском монастыре. Знаменем мятежников стала "чудотворная" икона Донской божьей матери, подаренная царем астраханским казакам "за преданность в деле искоренения бунтов".
Март 1919 год. В Астрахани вспыхнул новый белогвардейский мятеж. Сигнал к нему подал епископ Митрофан, который у могилы митрополита Иосифа, казненного восставшими крестьянами-разинцами, призвал "вьь ступить против Советов так же, как это сделал некогда Иосиф против злодея Стеньки". И снова гнездом контрреволюционеров становится божий храм — церковь Иоанна Златоуста. Здесь священнослужители помогли мятежникам установить пулеметы на колокольне. Отсюда поливали свинцом улицы, мосты, площади, стреляли в народ.
Духовенство спровоцировало открытые выступления верующих в Омске, Петрограде. В Орле даже организовали крестный ход с пением гимнов в честь расстрелянного царя. Многие духовные пастыри принимали личное участие в заговорах, в сборах и хранении оружия. Махровым врагом Советской власти оказался черносотенный протоиерей Восторгов, сменивший кадило на наган. Бандит в рясе был пойман с поличным, судим и расстрелян за преступления перед народом. За преступления, а не за веру.
"Почти не было белогвардейского заговора, — свидетельствует В. Д. Бонч-Бруевич, — в котором не принимали бы, так или иначе, участие те или иные элементы православной церкви, а провокационная деятельность патриарха Тихона простерлась до такой степени, что подвела огромное количество людей под очень жестокие неприятности… Каждое белогвардейское восстание на всех границах и рубежах России всегда начиналось и сопутствовалось благословением духовенства, которое умело перековывать кресты на мечи, перевязывать кропила на нагайки и принимало самое деятельное участие в истреблении представителей рабоче-крестьянской власти"1.
Церковники приняли самое активное участие в организации белых армий. Многие церкви превратились в рекрутские пункты, поставлявшие крестьян в армии Деникина, Колчака, Врангеля и Юденича.
В Перми было созвано специальное епархиальное собрание. Его участники пожертвовали все свои капиталы на нужды "дорогой спасительницы народной армии". В письме к генералу Пепеляеву они поклялись быть верными идеалам белой армии и просили дать указания духовным пастырям, как им дальше действовать.
В Харькове после занятия его белыми служители культа устроили на Николаевской площади торжественное молебствие в честь "дорогой спасительницы" — белогвардейской армии. Ей было выражено пожелание новых успехов. С другой стороны, у дома, где помещалась Чрезвычайная Комиссия, духовенство организовало панихиду в память "жертв красного террора".
Осенью 1918 г. в покоях епископа Омского Сильвестра появился английский посол Нокс. Беседовали они при закрытых дверях, но из своих планов не делали тайны. Вскоре Сильвестр преподнес адмиралу Колчаку икону Христа. Белогвардейская газета "Народное слово" 4 декабря 1918 г. писала: "Прибывший к Колчаку из Москвы епископ Нестор привез благословение патриарха Тихона и словесное обращение ко всему русскому народу, взявшемуся за оружие для того, чтобы освободить священный город". Благословляли Колчака на борьбу с народной властью одесский митрополит Платон и другие "князья церкви". Тогда же епископы из колчаковского стана обратились к римскому папе, архиепископам Парижскому, Лондонскому и Нью-Йоркскому с фальшивкой, в которой жаловались на "гонения большевиков на церковь".
Вслед за святой иконой Христа в армии Колчака появляются "полк Иисуса", "полк Ильи Пророка", "полк богородицы" и т. п. Лютая ненависть к Советской власти заставила многих священников и монахов взяться за винтовку.
Солдаты этих полков были одеты в специальную форму с изображением креста. Впереди "иисусовых" и "богородицыных" полков шли с пением молитв облаченные в ризы служители церкви. О "крестоносцах" XX в. в Сибири многие помнят до сих пор.
"Случилось это в девятнадцатом году, — рассказывает Анна Андреевна Потанина, проживавшая в то время в Сибири. — До этого наше село как-то стояло в стороне от войны. А тут слух: белые близко.
Прибежала как-то ко мне подруга и говорит: "Идут!" Глянула я на шлях, а там видимо-невидимо войск. Спрятались мы с подругой от греха подальше. Сидим, только выглядываем. Подошло войско, смотрим, вроде бы наши русские. А когда поближе подошли, даже обрадовались. Впереди отряда идут четыре священника во всем облачении, молитвы читают, солдаты все с крестами, духовного звания среди них много. Слава тебе господи, думаем, свои пришли — православные. Хоть и белые, а все же не будут издеваться, как басурмане. Однако зря славили бога…
Почти в каждый дом пришла беда. Всех наших мужиков согнали к церкви, а баб партизанских свели в арестантскую избу.
Двое солдат из церкви притащили широкую лавку, на которой младенцев пеленают после купели, и началась порка мужиков. Пороли шомполами, аж кровь у некоторых брызгала. Бабы в слезы, детишки от крика исходят, а они гогочут. Особо зверствовал монах Антоний.
Потом принялись за баб партизанских. Срамно смотреть, что они вытворяли. Никакой стыдобушки, заголяют все и шомполами. А которые молодые, тех не трогают, опять отводят в арестантскую, говорят, с ними будет особый разговор. Какой разговор, известно… Вечера не дождались, начали глумиться. Монах Антоний нахлестался у попа браги и при белом свете поволок в кусты церковной ограды молодайку Андреевых, там и ссильничал. А другие что делали? Не мне бы о том рассказывать… Вечером дым коромыслом, пьянка, гульба у богачей, за девками нашими бегают, как коршуны. Еле угомонилось село.
Пока они веселились, наши мужики почти поголовно подались в леса, кто спрятался, кто к партизанам прибился. За это нас еще два дня мучили. Потом отряд ушел. Ну, думаем, теперь хоть легко вздохнем. Да не тут-то было. Оставили, ироды, пять солдат, а монаха Антония за старшего. Он нас еще целых две недели мытарил. Когда-то вернулись мужики с партизанами из леса… Каждый день кто-либо умывался слезами. Только и ему припомнились наши слезы. Монаха и двух солдат, которые особо зверствовали, партизаны прикончили. А утром арестовали нашего попа. Оказывается, это он составил списочки, кого арестовывать, кого как пороть, он и вызвал карателей. Приговорили его к расстрелу, ни один верующий не заступился. Вот вам и люди духовного звания.
После нам рассказывали, что был у нас особый "полк Иисуса". То-то они с попами да хоругвями и пороли нас… А что творили они, когда колхозы появились!
Это же злейшие враги нашей власти. Правильно мы делали, что не няньчились с ними тогда. Враг — он всегда есть враг, хоть с крестом".
Это только одна страничка истории крестоносной деятельности "полков Иисуса" и "полков богородицы". Контрреволюционеры-церковники, обогащенные опытом экзекуций 1905 г., со знанием дела участвовали в карательных экспедициях, а некоторым из них даже было доверено самим возглавить такие отряды. Поп Виталий Багинский лично возглавил такой карательный отряд, наводивший ужас на крестьян.
Зверства творили люди, которые веками твердили сказочки о любви и всепрощении, а за кордон летели слезные послания церковных иерархов о зверствах большевиков, о гонениях на православную церковь.
Некоторые "иисусовы полки" встречались и на фронте. Белые генералы, наряжая солдат в форму с крестами, таская с собой церковные хоругви, рассчитывали возбудить у нижних чинов религиозный фанатизм и в то же время устрашить часть красноармейцев, продолжавших веровать в бога. Духовенство стремилось поддержать дух белой армии, в каждой проповеди подсчитывало, "сколько дней осталось жить безбожным Советам".
Одесский митрополит Платон, который приходил в Военно-революционный комитет Москвы с поучениями о христианском долготерпении и милосердии, обратился с воззванием к Деникину, Колчаку и иностранным интервентам с просьбой стереть с лица земли Советы. Он восторженно встречал союзнический десант интервентов в Одессе.
В Ставрополе при штабе Деникина бывший протопресвитер Шавельский и донской епископ Митрофан созвали собор юго-восточной русской церкви, который должен был вдохнуть божественные силы в контрреволюционные войска Юга России. Однако, рассказывая сказки о воскресении Иисуса Христа, церковники не верили в возможность воскресения царской армии — надежной опоры власти помещиков и капиталистов. Реальную силу в борьбе с Красной Армией они видели в иностранных интервентах.
Митрополиты Платон и Антоний, архиепископ Евлогий не раз выезжали за границу для мобилизации сил интервентов. Врангель советовал своим церковникам обратиться за помощью в Ватикан, не останавливаясь даже перед объединением православной и католической церквей.
Русские церковники за рубежом стремились убедить общественность в зверствах большевиков, показывали "следы" зверств "слуг антихриста". Повсеместно церковники Запада начали кампанию в поддержку "обездоленного" русского духовенства, организуют сборы для помощи русской церкви, отлично зная, что деньги от этих сборов пойдут на вооружение контрреволюции.
За 1918–1920 гг. не было ни одного выступления со стороны священнослужителей, в котором осуждалась бы иностранная интервенция. Да и как осуждать, если к ее организации приложили руку многие церковники. Не осуждением, а торжественными молебнами и благовестом встречало духовенство войска интервентов. На Севере, Юге, на Дальнем Востоке духовенство подносило интервентам хлеб-соль и раболепно благодарило за "освобождение от безбожных большевиков".
Лобызаясь с интервентами, русское духовенство не забывало и о белогвардейских армиях. Церковники стремились не допустить, чтобы нижние чины вышли из повиновения контрреволюционных генералов. Во всех белогвардейских армиях были созданы церковные управления с большим штатом священников. Однако обеспечить всех черносотенных попов духовными должностями в белой армии было невозможно. Поэтому часть из них сбросила рясы и взялась за оружие. Воевать так воевать. Для священнослужителей, сменивших крест на меч, был учрежден специальный орден Николая чудотворца, которым награждали за особые заслуги в борьбе с Красной Армией.
Одновременно церковники стремились нанести удар в спину Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Используя религиозные предрассудки некоторых красноармейцев, духовенство запугивало их страшным судом, на котором им не простится служба в рядах вооруженных сил пролетарского государства. "Красная Армия, — говорили церковники, — это войско сатаны, служить в нем значит служить самому князю тьмы Вельзевулу. Этого бог никогда не простит". В церквах Красную Армию предавали анафеме.
Духовенство клеветало на рабочих и крестьян в форме красноармейцев, сравнивая их с бандитами и уголовниками. "В эту Красную Армию, — писал в белогвардейской газете уфимский епископ Андрей, — поступали все, для кого недорога Родина, кто забыл божеские и человеческие законы. Это была воистину международная сволочь, собравшаяся со всех концов мира, чтобы кормиться даром на русском хлебе, который сама эта гвардия грабит у русского народа. Проклятая в своей злобе и жестокости Красная Армия!"
"Сброд сволочей, банда, богоотступники, разбойники, грабители" — это далеко не все эпитеты, которыми ругали контрреволюционеры-церковники первую в мире армию рабочих и крестьян, армию освобождения. В то же время церковники помалкивали об отрядах митрополита Платона, который в 1920 г. организовал "священные отряды" из отпетых уголовников одесского дна.
Однако интервентов и белогвардейские армии не спасли ни бог, ни патриарх, ни заокеанские толстосумы, ни одесские уголовники. Они отступали под ударами рожденной Октябрем Красной Армии, и скоро остатки интервентов и белогвардейских полчищ были навсегда выброшены с советской земли. Вместе с ними бежали и многие князья православной церкви. Жестокое поражение ничему их не научило, и они, едва успев оправиться, начали сколачивать контрреволюционные силы за рубежом для восстановления власти помещиков и капиталистов в России. В этом отношении показателен Карловицкий собор в ноябре 1921 г., на который собрались генералы без армий, архиереи без паствы. Устроителям этого собора удалось лишь выплакать некоторые подачки от западных государств и в известной мере воодушевить Тихона на контрреволюционный шаг во время всенародного бедствия — засухи и голода в шестнадцати поволжских губерниях. В это тяжелое время было опубликовано воззвание патриарха Тихона, в котором он требовал не отдавать за границу церковные ценности для закупки хлеба голодающим. Церковники спровоцировали беспорядки в Москве, Петрограде, Смоленске, Ростове-на-Дону и других городах.
Вот так встретила православная церковь Великую Октябрьскую социалистическую революцию, так вели себя церковники в годы гражданской войны и иностранной интервенции.
А как встретили Великий Октябрь сектанты и другие церкви? Послушаем сначала, что они сами об этом говорят. "Когда пал в России многовековой царский режим, — писал недавно "Братский вестник", — и на его развалинах водворился новый порядок, новая жизнь на началах социальной справедливости, баптисты радостно приветствовали величайший в мировой истории социальный переворот… На протяжении всех годов существования Советской власти евангельские христиане-баптисты принимали вместе с советским народом самое горячее участие в строительстве социализма". Так говорят баптисты сейчас, а вот что писал баптистский журнал "Голос истины" в 1917 г.: "Социал-демократ — это виденный Иоанном в Откровении зверь, выходящий из земли. Он имеет два рога, а говорит как дракон". Старообрядческий съезд в Гомеле накануне вооруженного восстания в Петрограде постановил: "Единственной законной властью старообрядцы считают власть Временного правительства, могущего издавать приказы и распоряжения, и существование в стране всякой другой власти старообрядцы признают недопустимым…"
Все без исключения секты распространяли антисоветские листовки, активно помогали врагам народа, укрывали белогвардейцев, хранили оружие, создавали повстанческие отряды. Ссылаясь на свою веру, срывали выполнение общественных повинностей.
Известно, что почти все сектанты призывного возраста, в том числе и толстовцы, безропотно служили в царской армии, многие даже были награждены за усердие. Руководители сект поощряли рвение "братьев во Христе" на военном поприще. Однако когда рядовые сектанты, увидев в Советской власти защитницу своих интересов, стали вступать в полки Красной Армии, руководители сект резко выступили против службы сектантов в рабоче-крестьянской армии.
Особенно сектанты носились со своей пресловутой заповедью "не убий". Если в годы первой мировой войны сектанты об этом не вспоминали, то в годы гражданской войны и интервенции толкованию этой заповеди посвящались даже съезды. Для чего? Чтобы уклониться от службы в Красной Армии.
Советское правительство, учитывая антимилитаристские настроения среди отдельных сектантов, в своих декретах от 4 января 1919 г. и от 14 декабря 1920 г. разрешило не принуждать лиц, ранее проявивших себя убежденными антимилитаристами, к военной службе. Лидеры же сектантов, тысячами отправлявшие своих "братьев во Христе" на империалистическую войну, решили применить эти декреты ко всем сектантам. Им, мол, не позволяет брать в руки оружие их вера. В 1920 г. Всероссийский съезд баптистов решил: "…на основании учения евангелия всякий баптист должен считать священным отказаться от военной службы во всех ее видах". А пресвитер Петроградской общины баптистов писал: "Мы не можем принимать участие ни прямо, ни косвенно ни в какой войне…"
В первые же дни Советской власти баптисты обратились с посланием ко всем своим единомышленникам, где говорили, что повторяется "Парижская коммуна, ведущая Россию к погибели…", "Партия большевиков, воспользовавшись военной ситуацией, отняла всю власть из рук других партий. Конечно, это не конец борьбы… Свергнем идолов партийного народомыслия и протянем друг другу руку братского общения на основах духовного единства". Баптистский журнал "Голос истины" разразился целой серией статей с гнусной клеветой на Красную Армию.
Когда летом 1918 г. начался призыв в Красную Армию, руководители общин выступили со специальной статьей "Христианство и военная служба". Идеологи баптизма говорили, что "описание войны в библии ни в коем случае не может служить оправданием возможных войн современности". Иначе говоря, они осуждали службу в армии рабочих и крестьян, так как "прошлые войны шли по назначению и по плану неба и вели их Моисей, Иисус Навин. Библия допускает войны во имя вразумления отступников от веры, в крайнем случае допускает войны для восстановления царства, престола. Гражданские же войны божественным планом не предусмотрены, поэтому кто осмелится вступить в Красную Армию, тот сойдет в преисподнюю наравне с неверными", "Нет смысла, — продолжал вещать "Голос истины", — воевать за неправое дело. Наше Отечество только на небесах, и мы должны искать только горнего".
Баптистские главари бойкотировали все распоряжения Советской власти, всячески вредили народной армии, отказывались даже от работ, связанных с обороной. В сентябре 1919 г. в Самаре состоялся съезд баптистов, евангелистов и меннонитов, который призвал "единоверцев отказываться от работ по изготовлению оружия и всех других работ, которые прямо или косвенно содействуют укреплению Красной Армии".
Разглагольствуя о "любви и непреходящих ценностях человеческой души", сектанты осуждали "убийства на полях гражданской войны", протестовали против расстрела ВЧК контрреволюционеров, террористов. А на то, что в стране свирепствовал против миллионов трудящихся белый террор, они не реагировали или оправдывали его. За годы гражданской войны и иностранной интервенции не было случаев, когда бы руководители сект выступили против белого террора, против белогвардейцев и интервентов, сказали бы слово в защиту трудящихся. Был только один случай, когда молокане-бедняки вопреки требованиям руководителей общины взялись за оружие и изгнали из Нового Баязета меньшевиков-националистов, терроризировавших все население. Подавляющее же большинство сектантов, особенно руководители общин, находились по ту сторону баррикад, шли в одной шеренге с контрреволюционерами.
Адвентисты 7-го дня, например, объявили Октябрьскую революцию "знамением антихриста". Их журнал "Благая весть" предсказывал скорую гибель Советской власти. Различия в вероучении не мешали им повторять каждый контрреволюционный шаг баптистов и евангелистов, хотя открыто они не решались выступить с оружием в руках против рабоче-крестьянского правительства. Симпатии адвентистов всегда были на стороне белогвардейцев и интервентов. Они всячески уклонялись от службы в Красной Армии, ссылаясь на свое вероучение.
На страницах нынешнего баптистского журнала "Братский вестник" часто встречаются имена И. Проханова, Д. Мазаева и прочих лидеров баптизма и евангельских христиан. Однако "Братский вестник" ни разу даже не вспомнил, что один из руководителей баптизма Д. Мазаев — он же сибирский миллионер-землевладелец — активно помогал Колчаку в формировании белой армии. На это он не скупился. Когда "братья во Христе" осмелились рубить принадлежащий до революции ему лес, Мазаев лично организовал и возглавил карательный отряд, который запорол насмерть нескольких крестьян.
С. Назаров, учивший "братьев во Христе" смирению и всепрощению, в начале 1919 г. зверски расстрелял более ста пленных красноармейцев. В Средней Азии баптисты особенно усердствовали в борьбе с Советской властью. Здесь они не щадили даже своих единоверцев-бедняков.
На Дальнем Востоке в г. Благовещенске баптисты организовали издание антисоветского журнала "Голос христианской молодежи", который стал крупным центром дальневосточных контрреволюционеров. Видимо, за это японский банк ежемесячно высылал редакции денежную помощь от заграничных "друзей". Многие дальневосточные сектанты верой и правдой служили американским и японским интервентам.
На занятой белой армией территории баптисты и иные сектанты призывали своих единоверцев смело брать в руки оружие и вступать в армии Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича. Тогда действовали другие поучения из того же евангелия: "Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч". "Продай одежду и купи меч".
В иннокентьевских монастырях в годы гражданской войны нашли пристанище многие контрреволюционеры. Здесь собиралось оружие, готовились восстания против Советской власти. Когда первый отряд красноармейцев попытался проникнуть в тайники-пещеры Иннокентьевцев, его встретили ожесточенным огнем.
Враждебно встретили пролетарскую революцию секты меннонитов. Пожалуй, не было такого района, где бы меннониты не брались за оружие для борьбы с рабоче-крестьянской властью. В 1918 г. вожак воронежских меннонитов Герхард Левен поднял восстание против Советской власти, в ходе которого немало погибло рабочих и крестьян. В Крыму, где особенно много было меннонитов, они организовали отряды вооруженной самообороны. Главная цель этих отрядов: расправы с крестьянами-бедняками, которые шли в Крым за хлебом, за солью. Расправлялись они и со своими меннонитами-бедняками.
Когда войска генерала Врангеля захватили Берлинский уезд, специально собравшийся съезд меннонитов внес поправку в свое вероучение: "Оружием пользоваться не всегда грешно". Главари меннонитов сформировали специальный меннонитский полк для борьбы с Красной Армией.
На Украине во многих селах создавали "дружины меннонитов", которые еще со времени немецкой оккупации помогали ловить отставших красноармейцев, активистов Советской власти. Повсеместно меннониты восторженно встречали немецких интервентов, а позже армию Врангеля. Причем, одни меннониты подносили хлеб-соль "освободителям", другие в это время творили кровавую расправу над бедняками, выступавшими за Советскую власть.
В тылу армий Деникина и Врангеля меннониты создавали карательные отряды, жестокость которых можно сравнить только со зверствами немецко-фашистских оккупантов в годы Великой Отечественной войны. Верующая молодежь из кулацких сел поголовно вступала в карательные отряды и в армию Деникина, а в армии Врангеля позже был сформирован особый немецкий батальон меннонитов из кулацких выкормышей. Вместе с отборными офицерскими отрядами этому батальону Врангель доверил оборону Перекопа. Меннониты сражались подобно обреченным зверям. Однако неправое дело белогвардейских армий не спасли ни отборные офицерские полки, ни фанатичные батальоны меннонитов. Врангель был сброшен в море. Крым навсегда стал советским. Меннониты признали Советскую власть и сложили оружие, но часть его они "припрятали до лучших времен".
Столь же враждебно встретили Советскую власть и ожесточенно боролись с Красной Армией другие секты и вероисповедания. Религиозно-контрреволюционная агитация старообрядцев вызвала убийства активистов, бандитизм и кулацкие мятежи на Тамбовщине и в Поволжье. Антисоветски настроенные старообрядцы использовали религиозный фанатизм. Они распространяли небылицы "о близком конце света", объявляли Советскую власть "властью антихриста", а когда начался антоновский мятеж, активно поддержали его.
В штыки встретило Октябрьскую социалистическую революцию мусульманское духовенство. Духовное правление мусульман в Уфе сразу же встало на сторону Колчака. В Татарии создавались религиозно-националистические организации ("Центральное бюро мусульман", "Милли шура", "Харби шура" и др.). Ишанам и муллам удалось в начале 1918 г. захватить часть города Казани и образовать так называемую "Забулачную республику" как опорный пункт "Урало-Волжских штатов" под эгидой иностранных интервентов.
В 1920 г. муфтий — глава мусульман Северного Кавказа — Гоцинский и полковник Алиханов поднимают контрреволюционное восстание, в которое им удалось втянуть часть бедняков-горцев.
После установления Советской власти в Ташкенте краевой совет мусульман "Шура-и-исламия" во главе с М. Чокаевым перебирается в Коканд (Фергана), чтобы развернуть контрреволюционную борьбу против социалистических преобразований.
В Семиречье ревнители аллаха действовали совместно с бандами генерала Анненкова. В Туркмении не без их помощи и эсеров было образовано белогвардейское правительство Фунтикова, призвавшее на помощь английского генерала Маллесона. В Казахстане религиозная националистическая организация "Алаш-Орду" активно помогала белогвардейскому генералу Дутову.
Верхушка буддистского духовенства, в свое время объявившая русского царя "живым богом", с ненавистью встретила установление Советской власти в Бурятии и Калмыкии. Забайкальские дацаны (храмы, монастыри — Г. С.) превратились в очаги контрреволюции и интервентов. Бурятские ламы заявили, что кровавый палач народа — барон Унгерн — тоже "живой бог", земное воплощение грозного дошита Махакалы. Другой забайкальский палач атаман Семенов получил от высшего мусульманского духовенства орден Магомета и звание святого защитника религии, науки и права. Иерусалимский патриарх наградил его золотым крестом и титулом "кавалера золотого гроба господня". Но "святые" награды не помогли атаману-палачу, его настигло возмездие.
Гражданская война закончилась разгромом внутренней и внешней контрреволюции. Советская власть прочно встала на ноги, укрепилось ее международное положение.
С последними выстрелами гражданской войны не исчезла враждебность церковников-контрреволюционеров. Антисоветские настроения долго еще будоражили их покой. Как отмечается в постановлении ЦК КПСС от 10 ноября 1954 г., в годы гражданской войны и позже многие религиозные организации, группы духовенства держали себя враждебно по отношению к Советской власти. Однако свержение власти господствующих классов, заинтересованных в сохранении религии, намного сузило социальную базу религиозной контрреволюции. Верующие рабочие и крестьяне выступали за социалистические преобразования. Перед духовенством встал сложный вопрос: либо потерять всю паству и оказаться в положении генералов без армий, либо встать на путь лояльного отношения к власти народа.
Реально взвесив свои возможности, духовенство избрало путь лояльного отношения к Советской власти. И церковная машина начала медленно перестраиваться.
В 1923 г. патриарх Тихон, посвятивший все годы своего верховного правления борьбе с Советской властью, заявил об отказе от антисоветской деятельности. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий, вступивший на этот пост после Тихона, в 1927 г. (на десятом году Советской власти!) обратился ко всем верующим и рекомендовал им признать Советскую власть "не за страх, а за совесть".
Многие священнослужители сочувственно встретили обращение Сергия, иначе трудно найти общий язык с верующими. Тем же служителям культа, которые не хотели признавать власть рабочих и крестьян, местоблюститель патриаршего престола советовал "отойти от церкви".
Быстрее других перестраивались сектанты, особенно баптисты и евангелисты. Руководители баптизма реши-ли воспользоваться массовым отходом верующих от православной церкви, недовольных открытой антисоветской позицией ее руководителей. Однако верующие отходили от церкви, а не от религии, поэтому их легко было поймать в баптистские тенета. В 1923 г. лидеры баптизма заявили о своем лояльном отношении к Советской власти. Они хотели с помощью показной лояльности создать широкую сеть своих организаций вроде "бапсомола".
Вскоре лидеры баптизма вынуждены были опять сделать поворот в своей тактике. Дело в том, что многие верующие активно поддерживали политику Советского правительства и Коммунистической партии. В 1926 г. баптистский съезд снова заявляет о своем лояльном отношении к Советской власти. Баптистам официально разрешалось брать в руки оружие и служить в Красной Армии. Однако и после этого съезда многие баптисты продолжали ссылаться на веру и отказывались брать в руки оружие. Только на Украине в 1928 г. из отказавшихся сектантов брать в руки оружие был сформирован рабочий батальон в 1000 человек.
Показательна эволюция евангелистов в отношении к Советской власти. После поражения внутренней и внешней контрреволюции евангелисты решили признать Советскую власть: 9-й съезд евангелистов в 1923 г. большинством голосов признал Советскую власть и постановил "воинскую повинность должно исполнять обязательно (как оброк)". Но против решений съезда выступили некоторые местные общины, и вопрос о службе в Красной Армии был вынесен на 10-й съезд, который после продолжительных споров принял решение: "Признать всякую военную службу за оброк", то есть за обязанность для евангельских христиан на общих основаниях со всеми гражданами страны. Общие же основания для всех граждан страны были четко изложены в историческом декрете Совета Народных Комиссаров от 23 января 1918 г. "Об отделении церкви от государства и школы от церкви". Гарантируя всем гражданам свободу вероисповедания, декрет недвусмысленно устанавливал, что "никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей". Четверть присутствовавших на съезде евангелистов отказалась признать правомочной службу в Красной Армии и покинула съезд.
Острая борьба разгорелась в двадцатых годах среди пятидесятников. Одно из течений пятидесятников — воронаевцы — в 1927 г. на своем съезде заявили о полной поддержке всех мероприятий Советской власти, в том числе и об отношении к воинской повинности. "Некоторые братья, — говорилось в решениях съезда, — неверно толкуя его решения (съезда пятидесятников — Г. С.), отказываются от службы в строевых частях Красной Армии. Клеймя позором это недостойное христиан евангельской веры отношение к Советской власти, играющее на руку ее врагам, съезд категорически заявляет, что резолюция всеукраинского съезда гласит так: "Каждый христианин евангельской веры, призванный в Красную Армию как в мирное, так и в военное время, обязан нести эту службу на общих основаниях со всеми гражданами страны".
Отражая настроение рядовых верующих 5-й съезд адвентистов 7-го дня в 1924 г. тоже заявил о лояльном отношении к народной власти. Если верить идеологам адвентизма, все лозунги народной власти — это принципы вероучения адвентистов 7-го дня. Поэтому они молят бога, "чтобы он дал и впредь Советской власти мудрость для управления народами и стремлениями восстановить начатые святые принципы свободы и справедливости. Чтобы сохранить влияние среди рядовых верующих, руководители адвентизма "призвали" своих единоверцев исполнять все законы Советского правительства, "отдавать советским властям налоги и подати для поддержания и укрепления республики… нести государственные повинности как гражданской, так и военной службы". Однако в сочинении "Письмо к одному другу", которое не публиковалось, а ходило по рукам особо доверенных адвентистов, откровенно говорилось, что политика лояльности, провозглашенная 5-м съездом, есть не что иное, как "хитрый дипломатический маневр", "ловкий и мудрый выход из создавшегося затруднительного положения".
Это была тактика приспособления, рассчитанная на то, чтобы пережить трудные годы, а потом вернуться к старым методам деятельности.
Не изменилась позиция адвентистов-реформистов, отколовшихся от основной секты в 1914 г.; они продолжали враждебные антисоветские действия, встречали в штыки любые мероприятия Советской власти, отказывались от службы в Красной Армии. В 1929 г. адвентисты-реформисты создали подпольный центр в Советском Союзе во главе с Г. Освальдом, который позже в политическом отношении стал ориентироваться на фашистскую Германию.
В первые годы Советской власти в ряде городов и сел появились новые секты (федоровцы, имясловцы, последователи истинно православной церкви и др.), деятельность которых была не столько религиозной, сколько контрреволюционной. Недобитые белогвардейцы, лишенные частной собственности кулаки и помещики создавали религиозные секты для политической борьбы с Советской властью.
В тридцатых годах была раскрыта антисоветская монархо-религиозная организация (православная древле-апостольская церковь). Ее руководители не скрывали своих истинных целей: "Мы иначе не рассматриваем нашу работу среди мирян, как подготовку к внутреннему восстанию. Мы думали, что в период 1930–1931 гг., несомненно, должны быть восстания в связи с колхозным строительством. Мы понимали, что свергнуть Советскую власть проповедями мы не сможем, поэтому мы организовывали группы "будущей освободительно-добровольческой армии".
Продолжали контрреволюционную деятельность многие представители других вероисповеданий. Особенно неистовствовало мусульманское духовенство в Средней Азии. В результате происков ревнителей аллаха, баев и английских эмиссаров в ряде районов Туркестана создалась напряженная обстановка. Она сохранялась еще долго после окончания гражданской войны. Местные баи, духовенство и остатки белогвардейцев развернули здесь вооруженную борьбу с Советской властью. Банды басмачей действовали под зеленым знаменем пророка Магомета, опираясь на местных священнослужителей аллаха. Если потерявшие власть ханы и родовые вожди нередко возглавляли отряды басмачей, то муллы и ишаны играли роль духовных отцов бандитов. Они под знаменем религии идейно оправдывали борьбу за возвращение старых эксплуататорских порядков, проводили антисоветскую пропаганду среди дехкан и по сути дела поставляли людей, обманутых религией, для новых банд басмачей. Под сенью мечетей басмачи получали благословение, отдыхали, лечились, запасались оружием и продовольствием, здесь же они подкрепляли свой религиозный фанатизм.
Басмачи с именем пророка на устах вырезали целые аулы и кишлаки только за то, что население их поддерживало народную власть. Басмачи расстреливали каждого захваченного в плен человека в армейской гимнастерке. С возгласом "с нами аллах" шли в бой отряды басмачей. Но не помогли бандитам аллах и иностранные интервенты. Басмачи были разбиты и изгнаны с советской земли.
Итак, сразу после победы Октябрьской социалистической революции, в годы гражданской войны и позже многие религиозные организации, группы духовенства держали себя враждебно по отношению к Советской власти. В связи с этим отдельные служители культа привлекались государством к ответственности не за религиозную, а за антиправительственную деятельность, направленную против интересов советского народа, в угоду внутренней контрреволюции и международному империализму. Естественно поэтому, что борьба советского народа против врагов социалистического государства включала в себя и борьбу против тех реакционных представителей церкви, которые занимались враждебной советскому народу деятельностью.
В результате победы социализма и ликвидации эксплуататорских классов в СССР были подорваны социальные корни религии, уничтожена база, на которую опиралась церковь. Служители культа в своем большинстве также заняли лояльные позиции по отношению к Советской власти. Таким образом, не в мирной обстановке, а в огне борьбы осуществлялся переход всех служителей культа на лояльные позиции по отношению к Советской власти. Обо всем этом сейчас не любят рассуждать богословы. Не так уж все гладко было, как они изображают в своих статьях. Переход этот осуществлялся в ожесточенной классовой борьбе. Контрреволюционные выступления части церковников усложняли решение ряда задач первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян.
2. Церкви и секты в годы Великой Отечественной войны
К началу Великой Отечественной войны произошли глубокие изменения в социально-экономических условиях жизни советских людей. В СССР были ликвидированы эксплуататорские классы, победил социализм. В результате успешного развития науки и общего роста уровня культуры страны большинство населения Советского Союза давно уже освободилось от религиозных пережитков. Неизмеримо выросла сознательность трудящихся. Вместе с тем и в то время были граждане, которые, активно участвуя в жизни страны и честно выполняя перед Родиной свой гражданский долг, находились еще под влиянием разного рода религиозных верований. К этим верующим людям партия всегда требовала чуткого и внимательного отношения. Тем более глупо и вредно было бы ставить тех или иных советских людей под политическое сомнение из-за их религиозных убеждений. В предвоенные годы глубокая, терпеливая и умело поставленная научно-атеистическая пропаганда среди верующих помогла многим из них освободиться от религиозных убеждений. И напротив, всякого рода административные меры и оскорбительные выпады против верующих и церковнослужителей, как правило, приносили лишь вред и приводили к закреплению и даже усилению у них религиозных предрассудков.
Великую Отечественную войну советские люди (в большинстве своем неверующие и еще немало верующих) встретили в едином строю.
Великая Отечественная война советских людей (и верующих и неверующих) с фашистской Германией длилась 1418 дней и ночей. Между ее первым и последним днем — тысячи и тысячи трудных фронтовых километров, горечь тяжких поражений и слава победных дорог по поверженной Германии; 20 млн. человеческих жизней, и верующих и неверующих, потеряли мы в этой войне. Трудно, очень трудно пришлось, но советский народ, руководимый Коммунистической партией, выстоял и победил. Мы по праву гордимся своей победой над сильным и коварным врагом, потому что знаем, какой кровью заплатили за нее. Естественно, оглядываясь на прошлое, советские люди хотят по достоинству оценить уроки войны, еще раз проанализировать глубинные истоки нашей победы, воздать должное героической Советской Армии и трудовому подвигу тружеников тыла.
Не остались в стороне от оценки своего вклада в победу и ее источников многие религиозные организации. Некоторые священнослужители изо всех сил стремятся преувеличить вклад церкви в победу советского народа в Великой Отечественной войне. "В годы Отечественной войны, — говорят богословы, — Святая Православная церковь всех сплотила в одно, радовалась радостью народа, чутко переживала все бедствия страны, своими призывами укрепляла мужество в народе, благословляла на патриотические подвиги для спасения страны, пробуждала ненависть к осквернителям заветных святынь и горячо молилась, вселяя в народе надежду на скорое избавление".
В послевоенный период в "Журнале Московской патриархии" появился ряд статей, в которых дается оценка позиции церкви в годы войны. Вот они: "Патриотическая деятельность духовенства Казанской епархии в Отечественной войне 1812 и 1941–1945 гг.", "О церковной патриотической работе духовенства и верующих в послевоенное время", "Патриотическая деятельность русской православной церкви и ее участие в борьбе за мир", "Церковно-общественные мотивы в проповедях епископа Иоанна Смоленского" и др. Почти во всех названных статьях подчеркивается, что православная церковь, будучи вместе с народом, всегда поддерживала его и участвовала в осуществлении его прогрессивных стремлений, что в годы войны помощь народу со стороны церкви выразилась не только в сочувствии и осуждении его врагов, но и в оказании материальной, нравственной и идеологической поддержки. Передача командованию Советской Армии в марте 1944 г. танковой колонны имени Димитрия Донского, по словам богослова А. Ведерникова, "явилась благословением церкви на разгром противников креста христова"; молитвенное руководство верующими усиливало "нравственные условия победы"; разоблачение фашистской теории мирового господства способствовало многому "в смысле идеологической помощи фронту".
Мы не собираемся только в мрачных тонах освещать деятельность православной церкви в годы Великой Отечественной войны. Воспользуемся почитаемым духовенством поучением "богово — богу, кесарево — кесарю" и попробуем восстановить правду. Как же все было на самом деле?
В годы Великой Отечественной войны православная церковь осуждала фашистских захватчиков, организовала сборы средств для нужд фронта среди населения. Церковь поддерживала всенародную борьбу за свободу и независимость нашей Родины. Иначе поступить она не могла. Если бы церковь не пошла вместе с народом, за счет которого она жила, или заняла выжидательные позиции, верующие никогда не простили бы ей этого, она навсегда потеряла бы их уважение и доверие.
Священнослужители выступали против гитлеровских захватчиков, потому что те несли на нашу землю смерть, уничтожение и порабощение советского народа, а это прямо и косвенно затрагивало интересы духовенства. Многих из служителей культа на борьбу с оккупантами подняла горячая любовь к своей Родине, к своему народу, к его культуре. Они боролись с врагом по убеждению в силу своего гражданского патриотического долга.
Местоблюститель патриаршего престола, а с 1943 г. патриарх, Сергий опубликовал за годы войны свыше двадцати патриотических посланий к верующим. Православная церковь не раз выступала с разоблачением злодеяний немецко-фашистских оккупантов на временно захваченной ими советской территории, гневно осуждала осквернение храмов гитлеровской армией. В первые дни войны духовенство вначале в Горьком и Харькове, а затем по всей стране начало сбор среди населения теплых вещей и подарков советским воинам.
Все это так! Никто не оспаривает, наоборот, с благодарностью вспоминают и патриотические выступления духовенства, и танковую колонну имени Димитрия Донского, в сборе средств на которую принимали участие и другие церкви и секты. Однако это еще не дает основания церкви приписывать себе заслуги в годы войны, которых в действительности не было.
Общеизвестно, что собранные церковью средства составляли незначительный процент в общих затратах нашей страны на оборону. К тому же все эти собранные средства были не церковные, а народные. По призыву партии и правительства советский народ в годы войны построил не одну, а тысячи танковых колонн. Он послал на фронт десятки тысяч самолетов, орудий, миллионы автоматов. Этим оружием наши воины ковали победу.
Вспоминается самый рядовой случай из военного лихолетья. Холодной осенней ночью два молодых солдата постучались в первый попавшийся дом. Пожилая хозяйка, не спрашивая, что и как, молча впустила нас в избу. Память не сохранила имени этой простой русской женщины. В избе слабо мерцала лампадка, теплом дышала русская печь, около которой мы и расположились спать.
Ночью нас разбудил горячий шепот хозяйки. В расплывающемся желтом пятне лампадного света на коленях стояла женщина, прижав к груди натруженные руки. Она шептала, разговаривала с собой, с богом, с мужем-солдатом, с сыном-солдатом. И если многое в памяти стерло время, то горячий шепот этой женщины будто кто выжег в мозгу навсегда:
— …Порази его, господи. Я тебе и пашню вспашу, и поле засею, и хлеб уберу. Каждое зернышко слезами омою. Ничего не пожалею, жилы из себя вытяну, последнюю поневу отдам, чтобы была твоя воля для нас. Голод стерплю, холод перенесу, детей подниму тебе на радость, только ослепи ты изверга проклятого, покарай его своею властью всемогущей. А наших верни… Федора, Василия, Ивана, Митрия… — Казалось, она просит за всех солдат их села, всей России. — Верни ты их домой. Пусть без ног, без рук, калеками и убогими, но возвернутся домой. Накрой их своим святым покрывалом, оборони от пули и снаряда вражеского. Нельзя иначе, господи. Изгони проклятого с земли родной!
Осенний ветер зло хлестал дождем по окнам, глухо чавкала грязь под ногами солдат, а здесь в избе молилась за победу простая русская женщина. Да какая это молитва? В каком молитвеннике найдешь эти идущие от сердца слова материнской любви?!
Утром вышли вместе. Мы — в свою часть. Она понесла в сельсовет три пары шерстяных носков, перчатки, связанные в томительные вечера одиночества, и единственную золотую вещицу в крестьянской семье — потертое обручальное кольцо. Пусть и оно превратится в руках ее мужа и сына в грозное оружие. И так в каждой семье, в каждом селе, в каждом городе — советские люди, и неверующие и верующие, отдавали все для фронта, для победы Советской Армии над врагом.
Помощь тыла фронту — это всенародный подвиг. И нельзя ни под каким видом лишать этой славы весь наш советский народ! Достойный вклад в этом подвиге и верующих тружеников.
Мы не хотим вычеркнуть из памяти народной и героические подвиги верующих бойцов на фронте. Добрым словом вспоминаем и тех священнослужителей, которые помогали партизанам и были расстреляны гитлеровскими карателями. Мы не ставим под сомнение и искренность патриотических призывов духовенства в годы войны, но и эти призывы шли от них как граждан и патриотов своей Родины.
В то же время если перелистать десятки страниц воззваний православной церкви в годы войны, то встретишь немало религиозных догм, отражающих дух рабского смирения, всепрощения, любви к врагам, дух "юдоли скорби и печали", размышлений только о горнем. Разве можно было такими призывами поднять дух сражающихся советских воинов? За что же сражаться, за что отдавать жизнь? За юдоль скорби и печали? Нет, не за это сражались советские воины.
Мужество и силу в советских воинов вливала не вера в бога, не молитвы о победе, а наша коммунистическая идеология, наша самая человечная мораль. На амбразуры дотов и окопы врага воинов бросал не святой призыв церкви, а боевой клич коммунистов. Разве не об этом свидетельствует письмо младшего политрука Ю. Кузьмина своей матери: "Не листай, мама, закапанные воском листы древних книг, не ходи к деду Архипу Найденову, не ищи вместе с ним святого чуда в наших удивительных делах. Послушай меня, мы побеждаем смерть не потому, что мы неуязвимы, — мы побеждаем ее потому, что мы деремся не только за свою жизнь… Мы выходим на поле сражения, чтобы отстоять святая святых — Родину!"
Святое чувство любви к Родине не чуждо и честным, преданным своему народу священнослужителям. В годы войны они фактически жили не по религиозным заповедям о "смирении", "непротивлении врагам" и "всепрощении". Они вливали свои силы в общенародную борьбу за правое дело. Героическое участие верующих в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками лишний раз подтверждает ту истину, что подавляющее большинство верующих людей в нашей стране практически живут не столько по религиозным заповедям, сколько по законам и велениям советской действительности. Именно глубоко патриотические позиции подавляющей массы верующих в годы войны обусловили участие духовенства в борьбе с фашистскими захватчиками.
А как вели себя служители культа на земле, временно оккупированной врагом? Многие из них изменили народу, Родине.
В газетах была опубликована фотография — управляющий прибалтийскими православными приходами митрополит Литовский Сергий (Воскресенский) в Псково-Печерском монастыре Московской патриархии пирует с оккупантами. Званые гости, обласканные митрополитом, отягощенные обильными закусками и марочными винами, не прочь были запечатлеть сей момент. Кто же были гостями видного князя церкви?
На фоне Успенского собора в несколько рядов разместилась большая группа людей. У многих массивные кресты. Это церковная знать, представители монастыря и приходского духовенства. В центре — полнолицый, довольный собою бородач в праздничном подряснике и белом клобуке, с крестами и наградами. Это сам митрополит Сергий. А по обе стороны от него — фашистские офицеры: комендант г. Печор и гебитскомиссар Беккинг в парадной форме эсэсовца. Тут же архиепископы Даниил и Павел, епископы Иоанн и Макарий, наместник монастыря Павел Горшков, монахи Илья Нечаев, Никон, Аркадий, схимник Симеон, благочинный Элий Верхоустинский, священники Быстров, Жемчужин, кулак Долмановский и прочие святые отцы.
Вот еще одно предательство на высшем церковном уровне.
2 сентября 1942 г. в имперскую канцелярию Гитлера пришла необычная телеграмма из Минска:
"Фюреру Адольфу Гитлеру.
Первый в истории Всебелорусский православный церковный собор в Минске от имени православных белорусов шлет вам, господин рейхсканцлер, сердечную благодарность за освобождение Белоруссии от московско-большевистского безбожного ига, за предоставленную возможность свободно организовать нашу религиозную жизнь в форме святой белорусской православной автокефальной церкви и желает быстрейшей полной победы вашему непобедимому оружию.
Архиепископ Филофей, епископ Афанасий, епископ Стефан".
История устроителей автокефального собора началась еще в годы гражданской войны, когда многие из церковных контрреволюционеров бежали за границу. Там они стали ждать "лучших времен". Их час пробил с вторжением гитлеровских орд в Советскую Белоруссию. В обозе немецко-фашистских оккупантов тряслись "обиженные" архиереи. Гитлеровцы прихватили их, рассчитывая на то, что с помощью пастырского слова им удастся быстрее онемечить белорусский народ, поднявшийся на борьбу с оккупантами.
Гитлеровский комиссар Кубэ — палач белорусского народа — не только разрешил созвать собор, он даже назначил охрану предателям в рясе, чтобы они "неустанно трудились на ниве духовного исцеления белорусского народа". "Духовное исцеление" свелось к тому, что гитлеровские палачи совместно с предателями-церковниками истребили в Белоруссии 1 400 тысяч мирных жителей и 800 тысяч военнопленных, сожгли 209 городов и 9200 сел. Помогали фашистским извергам, кроме названных епископов, "отец" Константин (Александровский) из местечка Новый Свержень, который выколачивал у местного населения теплые вещи и продовольствие для гитлеровской армии, клеветал на Советскую власть. "Отец" Вячеслав (Лопатинский) сотрудничал с гитлеровской разведкой, выдавал советских людей, присваивал имущество расстрелянных.
Все эти "отцы" учились у "праотцов", особенно у председателя собора архиепископа Филофея (Нарко). Филофей благословил коменданта Могилева, выгнавшего шесть тысяч женщин, стариков и детей на берег Днепра, чтобы поставить их под обстрел наступающей Советской Армии и тем задержать ее наступление. Филофей благословил действия гитлеровского командования, которое прогнало по заминированному полю сотни жителей Могилева, чтобы расчистить дорогу гитлеровским войскам.
Благословлял разбой гитлеровских вояк и митрополит "белорусской православной церкви" Пантелеймон, собравший вскоре после собора церковную конференцию, подтвердившую верность фашистским идеалам и проклявшую Советскую власть. Конференция особые молитвы возносила за "непобедимую германскую армию и скорый разгром безбожных большевиков".
Не менее ревностно служили гитлеровским бандитам и многие служители православной церкви на Украине. С первых дней немецко-фашистской оккупации в гнездо измены и предательства превратилась Почаевская лавра, с давних пор известная своими черносотенными традициями. Монахи, бежавшие в 1939 г. от Красной Армии, черными воронами слетелись в лавру в 1941 г. Почаевскую обитель избрал своей резиденцией архиепископ Алексий (Громадский), объявивший себя главой автономной православной церкви на Украине и одновременно "священноархимандритом". В сентябре 1941 г. сборище предателей в архиерейских клобуках провозгласило Громадского митрополитом. Новоиспеченный митрополит не скрывал своих планов — он хотел стать патриархом, как только немцы захватят Москву.
Из Почаева Громадский рассылал по селам "послания", призывая верующих добровольно уезжать на работу в Германию. В лавре срочно открыли богословские курсы, на которых готовили священников из числа предателей Родины. Этих священников посылали капелланами в крупные бандеровские банды. Многие почаевские монахи отправились в качестве священников в оккупированные украинские села проповедовать покорность гитлеровским властям.
При подходе частей Советской Армии такие церковники-предатели бежали на Запад вместе с фашистскими войсками.
Однако не всем предателям в рясах нашлось место в немецких обозах, не все нашли приют у американской и английской разведок. А было их немало. Куда же они подевались, где скрылись от возмездия советского народа? Где? Под крылышком любвеобильной и святой православной церкви. Здесь нашли приют немало выкормышей — эсэсовцев и гестапо.
Сотруднику нацистской газеты "Голос Ростова" А. И. Иванову, пописывавшему гнусные статейки под псевдонимом "Историк" или "А. И.", и не снилось, как милостиво обойдется с ним православная церковь. В годы войны он все свое вдохновение отдавал прославлению гитлеровской армии, сочинял передовицы вроде "С нами бог", где фашистское нашествие объявлялось "божественной помощью", а верующие призывались к сотрудничеству с хозяевами "нового порядка". Иванов убеждал верующих, что гораздо нравственнее смириться перед гитлеровцами, чем сопротивляться им, так как это соответствует божьему промыслу. Изменник Родины усиленно лез в наставники порабощенных жителей Ростова.
С помощью церкви он и стал им. Да еще каким! После войны Иванов был облагодетельствован званиями и чинами, являлся профессором Ленинградской духовной академии, наставником будущих пастырей. И таких "наставников" в первые послевоенные годы было немало в духовных семинариях.
Так, ректором Ставропольской духовной семинарии был "отец" Михаил, который со всеми своими близкими родственниками, свояками и братьями служил в фашистской полиции, учинял дикие расправы над советскими патриотами. Другим воспитателем семинаристов был "отец" Симеон (Новосильцев), прошедший курс пастырской деятельности в харбинском белоэмигрантском "Союзе борьбы с Коминтерном".
Несколько лет назад был разоблачен и осужден казанский архиепископ Иов (Кресович). Этот епископ служил сразу четырем врагам Советской власти: польским помещикам, гитлеровцам, украинским националистам и фашистскому ставленнику — епископу Поликарпу.
Владимиро-волынский епископ Поликарп (Сикорский), организовавший на оккупированной территории автокефальную церковь, верой и правдой служил гитлеровцам. Поликарп вел ожесточенную борьбу с Советской властью, помогал немецко-фашистским оккупантам, лично подбирал священников, которые пистолет и крест всегда держали при себе. Например, священник Алексей Гуменюк из села Вильгире, на Ровенщине, сам вступил в банду националистов и призывал верующих бороться против Советской власти. Не надеясь на "слово божье", Гуменюк даже во время службы держал при себе заряженный пистолет, хотя приносить оружие в храм по каноническим правилам является тяжким грехом. Таких попов-бандитов у Поликарпа было немало. А сколько их притаилось в храмах православной церкви по всей стране? Как говорит бывший профессор богословия А. Осипов, "им же несть числа". Вот лишь отдельные экземпляры.
Настоятель Воскресенской церкви г. Читы С. М. Кострицкий в 1942 г. провозглашал с амвона церкви села Мусуровичи, на Тернопольщине, анафему коммунистам, молился за победу гитлеровцев. В 1943 г. он призывает верующих бороться за "самостийную" Украину. После войны он стал "кротким и добрым пастырем" православной церкви.
Несколько лет назад Кировоградский областной суд разбирал дело бывшего карателя Журавлева, пойманного через 17 лет. Пришлось пригласить массу свидетелей, среди них оказался и упитанный, розовощекий настоятель Покровской церкви г. Первомайска "отец" Иосиф (Односум). Он спокойно подтвердил, что ходил в полицаях вместе с Л. Журавлевым. Не выдержал этого признания подсудимый:
— Как Ленька — поп? Э-э, граждане судьи, где же справедливость? Помнишь, батюшка, как вместе расстреливали? Первую машину евреев я, вторую ты пустил в расход. Как же так? Расстреливали вместе, а отвечать порознь?
Еще в годы войны за совершенные злодеяния партизаны Черного леса приговорили предателя к повешению. Тогда приговор не пришлось привести в исполнение. Односум бежал в Германию, сменил православную веру на католическую, но иезуиты заставили его вернуться в Советский Союз, где он был нужнее для Ватикана. И вот Односум — снова православный, заочно заканчивает Ленинградскую духовную семинарию и превращается в "отца" Иосифа.
Ближайшим покровителем Односума на поприще пастырской деятельности был митрополит Нестор, который нет-нет да и вспомнит кровавые походы с армией Колчака, антисоветские статейки, теснейшее сотрудничество с белоэмигрантскими фашистскими организациями… Да мало ли что припомнит старческая память! Нестор, как мог, вредил своей Родине… Поэтому в Односуме он видел достойного преемника. Впрочем, под его владычеством таких учеников было немало. А сколько всего гитлеровских прислужников и палачей скрывалось после войны в православных храмах, хотя статья 66 апостольских правил запрещает священнослужительствовать лицам, которые повинны в убийствах и истязаниях людей.
Православная церковь взяла под свое покровительство не только некоторых изменников Родины, но и предателей-дезертиров. Одни шли с оружием на Советскую власть, другие, получив повестки из военкоматов, бежали в монастырские кельи, церковные притворы, надевали рясы, чтобы уклониться от исполнения самого почетного долга перед Родиной.
Нередко мелкие душонки, увидев повестку в руках почтальона, бежали к благочинным, епископам и митрополитам и слезно молили как можно скорее посвятить их в любой сан священнослужителя. Как правило, церковь не отказывала в таких просьбах. Вчерашние неверующие превращались в дьяконов, попов и уже смело заявляли работникам военкоматов:
— Теперь мы не воины земные, мы воины господа бога.
Другие бросали оружие и бежали с поля боя.
Осенней ночью 1943 г. в один из домов села Николаевна Запорожской области осторожно постучали. Татьяна Кваша открыла дверь и остановилась, пораженная, — на пороге стоял ее тридцатитрехлетний сын Марко, недавно призванный в армию. За радостью встречи не обратили внимания на странное поведение нежданного гостя, признался сам:
— Убежал я… Страшно на войне… Смерть… Господь сказал: "Не убий!" Господь сказал: "Побеждай зло добром"… Я жить хочу, как господь бог послал.
Дальше началось, что бог послал… Тесная, пыльная каморка, в нос бьет тяжелый запах давно немытого человеческого тела, лежанка с засаленными овчинами, замазанное темной краской маленькое окошко, иконы и узкий лаз в подземелье. Рядом в клетушке хрюкает свинья, у входа гремит цепью злой пес. Еду приносили вместе с кормом свинье и собаке, отбросы убирали вместе с навозом. По ночам Марко выползал дышать свежим воздухом, а днем молился.
Двадцать лет многочисленная религиозная семья жила обманом. Под конец не выдержал старший брат Семен и рассказал все колхозникам. Перед ними предстало бледное существо, смотревшее на белый свет слезящимися глазами крота, религия и трусость убили в нем все живое.
Вот еще пример. Весной 1945 г. получил повестку и рязанский паренек Анатолий Таланов.
Мать, глубоко верующая женщина, вместе с немудреными дорожными харчами завернула в платочек заговоренную молитву, помолилась богу и горячо зашептала:
— Толенька, сынок мой единственный, не бери ты на душу греха, не стреляй в людей, не убивай их. Если увидишь врага первым, сделай вид, что не видишь и товарищам не сказывай. А то они убьют, а перед богом ответ держать тебе.
Она истово перекрестилась на образа и добавила:
— А еще лучше, если ты не замараешь рук об это оружие. Вон от него сколько кровушки пролилось.
Таланов оружие в руки взял, побоялся ответственности. Учился стрелять вместе со всеми. Тут нарушения божьей заповеди нет: мишень — не человек. Но его все больше одолевали думы: что будет на фронте? Спасет ли его заговоренная молитва? А если встретишься с врагом? Убьешь его — грех возьмешь на душу. С камнем на сердце не жизнь. Не убьешь — он тебя убьет. Или снаряд, мина… Батюшка говорил, что пусть лучше враг возьмет на душу грех. За это там с него спросится, а он чист перед богом.
До фронта Таланов не доехал. В мае 1945 г. Советская Армия сломала хребет фашистскому зверю. Обрадовался Анатолий — вернется безгрешным домой. Но полк, в котором служил Таланов, бросили на Львовщину против крупной националистической банды. И вот однажды Анатолий Таланов лицом к лицу столкнулся с врагом.
Разгромив в последнем бою банду, рота прочесывала небольшой лесок, где, по сведениям разведчиков, скрывались оставшиеся в живых матерые главари. Таланова поставили на единственной тропке, ведущей меж болот на северо-запад от стойбища бандитов. Позиции лучшей и не придумаешь. Как сказал опытный взводный, нажимай на курок, с закрытыми глазами любого бандита уложишь. Поэтому, когда короткая, но жестокая схватка с бандеровцами, дравшимися с отчаянием обреченных, закончилась, бойцы не торопились к Таланову, куда все же успел ускользнуть один из главарей. Тем более, что там стеганули короткой очередью.
Каково же было удивление бойцов, когда на тропинке обнаружили не врага, а распростертое тело Анатолия. Неестественно подогнув ногу, он грудью вдавливал в землю автомат, из которого, оказывается, и не стрелял. Смерть не в новинку была солдатам на четвертом году войны, но гибель Таланова, непонятная и неоправданная, потрясла всех. Почему он не стрелял? Почему дал бандиту убить себя? Кто-то достал документы — война кончилась, а матери надо отвечать. Вместе с солдатской книжкой и письмами попался аккуратно сложенный вчетверо листок.
"Береги как зеницу ока", — стояло вверху. Это была заговоренная молитва, которую дала при расставании мать. Молитва призывала спасать во что бы то ни стало душу."…Не очерни души своей умышленным и неумышленным убийством даже врага твоего, ибо сказано в писании: "Не убий", не лишай себя царствия небесного грубым словом своим, не оскверняй души тайным желанием и лукавством против господа бога. И в печали и в радости, и в силе и в бессилии чти заповеди господние, а пуще всего "не убий" и "не укради". И будут тебе отверзены златые врата долгожданного рая и будешь ты пребывать в вечном блаженстве, доколе власть и сила господня будет, а будет она в веках".
Теперь стало все ясно. "Не убий"! А молитва вся в крови Анатолия Таланова. Крестик на его шее в крови. Такие же кресты носили и бандиты. Это они вырезали села, расстреливали и сжигали живьем стариков, женщин и детей, убивали того, кто не хотел их укрывать, убивали православных и католиков, убивали своих же бандеровцев, если они складывали оружие.
На священном "Не убий" кровь! На совести церковников, внушивших Таланову и тысячам ему подобных рабское смирение и покорность, — кровь. И эту кровь не смыть никакими разглагольствованиями о высокой патриотической миссии православной церкви в Великой Отечественной войне. Религиозная идеология, мораль с ее духом смирения, непротивления и покорности объективно помогали врагу.
Верной прислужницей разбойных банд международного империализма оказалась католическая церковь. Широкая сеть шпионов и диверсантов в сутанах, создаваемая ею целыми десятилетиями, была приведена в действие. Еще до нападения Гитлера на Советский Союз агентура, подготовленная Восточным институтом Ватикана, комиссиями "Про Руссио" и "Руссикум", получила точные указания: всеми средствами содействовать гитлеровской армии в захвате советских земель.
Это распоряжение многие ксендзы восприняли как долгожданный сигнал. Ксендзы И. Ромейко, В. Журковский, Б. Гриневицкий, иезуит А. Неманцевич и сотни других верноподданных Ватикана отслужили благодарственные молебны в честь вступления в белорусские села и города немецко-фашистских оккупантов. Во многих селах и городах гитлеровцев встречали колокольным звоном и с готовыми списками советских работников, коммунистов и евреев. Ксендзы-изменники вносили в списки даже тех, кто когда-либо и чем-либо обидел служителей бога. Удобный случай расправиться со своими недругами. В ряде сел ксендзы сами выносили смертные приговоры и участвовали в карательных операциях.
"Слуга божий" и изменник Родины И. Ромейко в 1942 г. распорядился снять колокола с костела и передал их оккупантам для переплавки на пушки. Действовал он в соответствии с иезуитским уставом и библией: "Перекуем орала и серпы на мечи". Продавшись оккупантам, Ромейко из кожи лез, чтобы заслужить их похвалу. И его заметили. Сам Кубэ — палач белорусского народа — вручил ксендзу-предателю именную грамоту с портретом Гитлера.
Тысячи патриотов Литвы были уничтожены в первые дни оккупации; гибли ни в чем не повинные дети, женщины и старики. На литовскую землю спустился мрак, а высшее католическое духовенство Литвы благословляло гитлеровский порядок. Каунасский митрополит архиепископ И. Сквирецкас именем бога заклинал литовцев собирать цветной металл для военной промышленности Германии, теплую одежду для солдат-оккупантов, ежедневно молиться за победу фашистской армии. После войны многие ксендзы-изменники возглавляли банды, хранили в храмах оружие, снабжали им бандитов.
Пособником гитлеровцев в борьбе с Советской Армией оказалась греко-католическая (униатская) церковь. Владыка униатов граф Андрей Шептицкий, занявший кресло митрополита на Святоюрской горе во Львове в 1901 г., всю свою жизнь посвятил борьбе за подчинение православной церкви Ватикану.
Поэтому когда началось вторжение гитлеровской армии в нашу страну, престарелый митрополит развил бурную деятельность. "Победоносную немецкую армию приветствую как освободительницу от врага", — провозгласил Шептицкий в пастырском письме на второй день после захвата старинного украинского города оккупантами. 5 июля 1941 г. митрополит обращается с новым посланием к своей пастве: "Каждый душепастырь обязан в ближайшее воскресенье после получения этого призыва отправить благодарственное богослужение и после пения "Тебя, бога, хвалим…" провозгласить многолетие победоносной немецкой армии…"
На рассвете к собору святого Юра с первыми немецкими частями подошел отряд украинских националистов-добровольцев, так называемый легион "Нахтигаль", тот самый батальон, который позже проклинали многие советские семьи. Командовали им Роман Шухевич и доктор богословия Иван Гриньоха. Вскормленные фашистами, одетые в немецкую форму, напичканные идеями самостийной Украины, вояки этого батальона отличались от гитлеровских головорезов лишь желто-голубой ленточкой на плече.
Андрей Шептицкий после беседы с И. Гриньоха, своим воспитанником и кандидатом в профессоры богословия, благословил легионеров и заодно дал "добро" на создание украинского правительства.
В роскошных палатах митрополита поселился Ганс Кох, галицийский немец, который еще в 1919 г. вел переговоры с Деникиным от имени "Украинской армии", ныне капитан отдела военной контрразведки. При нем жил его советник по украинским и польским делам доктор Р. Фель. Святоюрский собор стал штаб-квартирой немецкой разведки, которая провела во Львове целую серию карательных операций, расстреляв тысячи советских людей, в том числе и большую группу ученых. К услугам карателей был опыт матерого врага Советской власти и даже его богатый винный погреб. За годы оккупации в митрополитских палатах побывали такие гитлеровские тузы, как Ганс Франк — палач польского народа, Карл Ляш — генерал-губернатор Галиции, палач Отто Бауэр, уничтоженный позже советским разведчиком Николаем Кузнецовым, посетил митрополита и адмирал Канарис.
Граф Шептицкий из кожи лез, чтобы удовлетворить пожелания своих покровителей. Под его надзором создавалась дивизия СС "Галиция". Он лично освятил знамя дивизии, послал капелланами в ее полки наиболее доверенных священников, а протопресвитером дивизии назначил доктора богословия Василия Лабу. На флажках украинских националистов старательно было выведено: "На Москву!", но дивизия дошла лишь до Брод. Под ударами Советской Армии преступное творение митрополита-шпиона рассыпалось. Предателей настигало карающее возмездие.
Дряхлому графу Шептицкому не удалось увидеть окончательный крах фашистской Германии, на которую он поставил последнюю и самую крупную ставку. После его смерти митрополитом униатов стал верный подручный Шептицкого Иосиф Слипый, который еще до войны тайно служил фашистской Германии. Не удивительно, что он продолжал верно служить гитлеровским захватчикам до последнего дня их пребывания на советской земле. Вот как вели себя святые отцы в годы войны.
В годы Отечественной войны проявился и противоречивый характер сектантских вероучений. В те дни многие сектанты искренне осуждали зверства немецко-фашистских захватчиков. Забыв о вероучении, они брались за оружие и шли на врага. Некоторые из них за боевые подвиги были награждены орденами и медалями. Федор Косолапов, в детстве втянутый в секту прыгунов, не посчитался с наставлениями проповедника и матери, которые рекомендовали "не стрелять во врагов, не убивать их", отважно сражался на фронте. "Окончив учебу в саперном взводе, — вспоминает он, — я в октябре 1943 г. был направлен в маршевую роту, а отсюда на фронт на Таманский полуостров. Я старался иметь на своем счету как можно больше уничтоженных врагов. За подрыв вражеского танка меня наградили орденом Красной Звезды". Многие другие сектанты в тяжелые для нашей Родины дни показали себя подлинными патриотами социалистического Отечества. Однако претензии сектантов на свою долю в победе чрезмерно преувеличены.
Идеологи сектантства, как и православные богословы, видят свой вклад в разгром врага в том, что они обеспечили нравственно-религиозный подъем среди народа, чем обеспечили благоприятный "божий промысел". "Освобождение нашей страны, — утверждают баптисты в журнале "Братский вестник", — от вражеской оккупации и восстановление разрушенного хозяйства тоже дело божеских рук".
"Сей день, — пишет "Братский вестник", — счастливый и радостный день победы и мира, сотворил господь. Мы призываем всех благодарить нашего господа за эту величайшую милость к нам. Возблагодарим бога за послушание и победу".
Итак, за море крови, за сожженные села, за поруганную честь невест, за слезы матерей, за миллионные жертвы советского народа и за справедливое возмездие над врагом — нашу победу — мы должны благодарить бога. Не вдаваясь в смысл богословских рассуждений, невольно задаешься вопросом, а за что, собственно, надо благодарить бога, если бы он даже существовал? Бог, по утверждениям идеологов сектантства, ниспослал на наш народ войну, он допустил дикий разгул фашизма в Европе, пытался с помощью гитлеровцев превратить советских людей в рабов, и за это мы должны его благодарить!
Бывший баптистский проповедник Ф. Б. Бояркевич, вспоминая войну, писал: "Я пережил войну, хорошо помню ее ужасы, видел, как горели наши села. Сколько горя и страданий принесла людям война!.. Видел я, какими были руководители и члены сектантской общины. Во время войны они своей деятельностью только помогали оккупантам держать народ в повиновении". Чтобы помогать врагу, не обязательно надевать форму полицая, участвовать в карательных экспедициях или бороться с Советской Армией на фронте. Для фашистов неплохой помощью были такие действия, которые выбивали оружие из рук советских людей. А баптистская идеология призывала к смирению, покорности — чего лучшего мог желать враг? Многие верующие, порвавшие с баптизмом, рассказывают, как они в годы войны допытывались у проповедников, что делать, если фашист ломится в дом. "Молиться", — отвечали проповедники. "А если вместе с нами будут молиться немцы-баптисты за свою победу, что делать?" "Молиться", — отвечали пресвитеры.
Баптистские идеологи внушали верующим воинам, что "все, кто находится на фронте, если они обращаются с верою к всемогущему богу и будут уповать на него, среди всех ужасов на войне останутся целыми и невредимыми, ибо бог охраняет их своими посохом и жезлом для того, чтобы не прерывать дела служения богу".
В качестве образца поведения советским людям рекомендовали Иосифа, который и в плену в Египте чувствовал себя счастливым и довольным, потому что источник счастья видел в покорности и в смирении с рабской долей. "Как нам не хватает этой безгласности перед стригущими нас. Этой замкнутости уст, когда нас оскорбляют, когда нас ненавидят или проклинают".
На оккупированной территории некоторые баптистские проповедники, пользуясь каторжными условиями содержания военнопленных, вербовали их в секты, передавали списки завербованных немцам, а те решали, кого куда направить: в предательскую армию Власова или в разведшколы. Пресвитеры стремились воспользоваться моментом и завербовать как можно больше в свои секты.
Вся идеология баптизма с ее смирением, покорностью и "любовью к ближним" объективно служила врагу. К тому же мы не вправе забывать, что многие предатели в годы войны использовали баптистское вероучение в интересах врага. Так, Ковтун, один из проповедников баптизма в Донецкой области, назначенный фашистами руководителем областного союза баптистов, был завербован гестапо для провокаторской работы среди сектантов. На приеме у немецкого генерала — представителя министерства пропаганды — он открыто заявил, что баптисты молятся за победу немецкой армии. В журнале "Слово веры" Ковтун публиковал антисоветские статейки.
Антипатриотическая сущность баптизма проявилась в годы войны и в том, что многие его общины, как и православные храмы, стали прибежищем дезертиров и предателей Родины. Так, преступник Е. Колодий, осужденный в годы войны за предательские действия против Советской Армии, выйдя из заключения, стал ревностным баптистом. Почему? Да потому, что под личиной сектанта он мог скрыть свою ненависть ко всему советскому.
Под сенью баптизма пригрелся и другой изменник Родины — Арон Браун. Когда его одногодки вступали добровольцами в ряды Советской Армии, он вместе со своими братьями Яковом и Генрихом стал полицаем, прошел курс обучения в специальной немецкой школе, нес охрану лагеря в г. Накель, отправляя поляков в "душегубки" крематория. В 1944 г. вступает в дивизию СС, защищает Берлин, потом сдается в плен американцам. В 1946 г. возвращается в Советский Союз и вступает в нелегальную баптистскую общину, созданную иностранными агентами. После разоблачения переезжает в г. Ангрен, где и становится руководителем общины евангельских христиан-баптистов.
Руководители адвентизма, тоже рассуждающие о своем патриотизме, в годы войны объективно помогали гитлеровцам. Бывшая адвентистка М. Кунцевич рассказывала: "Как-то разгорелся спор о воинской повинности. Стали мы допытываться у проповедника:
— Вот вы говорите, что оружие в руки брать нельзя. Ну, а если на нас нападут, как напал Гитлер? Значит, надо врагу сдаваться?
И что, вы думаете, ответил проповедник? Вот его слова: "Все равно нельзя на брата идти. В Америке тоже есть адвентисты. Они наши братья. Их и нас бог сохранит. О язычниках нам думать нечего".
В г. Шахты одним из руководителей общины до недавнего времени был некто Сорокин, представлявшийся инвалидом Великой Отечественной войны. На самом же деле Сорокин помогал фашистским оккупантам в г. Сальске, а потом бежал вместе с ними. В Батайске адвентистов воспитывал проповедник Дармоедов — вчерашний полицай, фашистский пособник.
Неблаговидную роль в годы войны играли многие проповедники сектантских общин трясунов, мурашковцев и иннокентьевцев. В то время как советские люди насмерть дрались за каждую пядь родной земли, они усиленно занимались вербовкой новых членов, молились за скорую победу гитлеровцев и проклинали большевиков. Желанными гостями были проповедники пятидесятничества в концлагерях, здесь гестаповцы предоставляли им даже отдельные комнаты для молений. Вновь завербованных в секты обучали проповеднической деятельности и шпионскому ремеслу, после чего забрасывали в тыл Советской Армии. Многие из завербованных главарями пятидесятников в годы войны продолжали заниматься шпионажем и после войны, когда у них появились новые хозяева.
Главарь пятидесятников г. Макеевки А. Пономарев выдает себя за "кроткого проповедника", но его руки по локти в крови. Сын кулака, поручик деникинской армии, тайный агент гестапо — вот лишь некоторые вехи его жизни. Не за страх, а за совесть служил Пономарев гитлеровцам, выдавал советских активистов, водил по домам, где мирные жители прятали раненых красноармейцев. На его совести десять расстрелянных коммунистов г. Харцызска, сотни замученных солдат и командиров.
А. Г. Лоренц — тоже на последняя фигура в среде пятидесятников. В 1941 г. он добровольно перешел на сторону врага. В марте 1942 г. христианская евангельская вера не помешала ему принять воинскую присягу на верность Гитлеру. Вначале Лоренц служил переводчиком, а с 1943 г., вплоть до капитуляции, в 187-м батальоне 87-й пехотной дивизии в чине обер-ефрейтора Лоренц собирал сведения разведывательного характера о Советской Армии. В 1944 г. в составе штурмовой группы под Невелем и Витебском участвовал в боях с Советской Армией. За боевые отличия награжден штурмовым значком и орденом "Железный крест" второго класса.
Сотрудничали с гитлеровскими захватчиками многие руководители сект меннонитов. Большинство меннонитов, оказавшихся на оккупированной территории, сразу же приняло немецкое подданство. Это им необходимо было для того, чтобы законным путем вступить в фашистскую армию. Немецко-фашистские оккупанты по достоинству оценили рвение меннонитов. Их охотно принимали в карательные отряды. Хорошо зная местные условия, меннониты оказывали неоценимые услуги гитлеровцам в борьбе с подпольными организациями, партизанскими отрядами. Порой в жестокости и зверствах меннониты превосходили даже самых отпетых гитлеровских головорезов. Когда фашистские войска были выброшены с нашей земли, часть меннонитов бежала в Германию, другая часть ушла в подполье.
Непримиримыми врагами социалистического строя в годы войны выступили все руководители монархическо-религиозных сект: имяславцев, федоровцев, чердашников, последователей истинно-православной церкви и др. Руководители истинно-православных христиан, а среди них немало заклятых врагов социализма, еще до прихода гитлеровцев вредили Советской Армии. В годы войны они объединились вокруг епископа Уварова (Уара) и архимандрита Митрофана — священнослужителей Липецкой соборной церкви, которые вплоть до ареста в 1943 г. использовали храм для антисоветской подрывной работы. Те же сектанты-монархисты, которые оказывались на оккупированной территории, шли на поклон к немцам и включались в активную борьбу с Советской Армией.
Последователи Иоанна Кронштадтского — иоанниты — открыто предавали Родину, сотрудничая с фашистами во всех их разбойных делах. В Таганроге и Азове они выпускали антисоветские листовки, газеты, строчили доносы в гестапо, участвовали в карательных экспедициях. После разгрома гитлеровцев многие главари иоаннитов бежали в Европу, другие, как П. Шахметьев, Молчанов (он же Гусев) из Азова, предстали перед судом за предательские действия в годы войны.
Теперь послушаем, что говорят об Отечественной войне свидетели Иеговы — члены религиозно-политической организации. "Божье писание запрещает человеку применять оружие, — говорит проповедник иеговистов М. Лисник. — Разговоры об отечестве — это хитрая уловка безбожников. Здесь у нас нет отечества".
Когда Лисника спросили, а как быть с прошлой войной — ведь брали же и верующие в руки оружие и воевали, он, не моргнув глазом, заявил:
— Это зачтется Иеговой. Та война была не божеская, ее затеяли люди. Свидетели Иеговы в ней не участвовали.
— А что нам оставалось делать, если на нас напал фашист? — продолжал допытываться у Лисника Ф. Меренич, недавно порвавший с преступной сектой.
— Не надо было вмешиваться. По божьему писанию, не защищать надо было города и села, а сдавать их на милость врагу. А с него спросится Иеговой.
"Не брать в руки оружие", "Не вмешиваться в мирские дела", — так говорит один из проповедников иеговистов, но не так думают и действуют высокопоставленные идеологи иеговизма, не для того создавалась эта секта.
Американские руководители иеговистов не скрывали своих истинных целей: необходимо окружить Советский Союз религиозным кордоном, являющимся одновременно шпионской сетью у западных и юго-западных границ СССР. Центр иеговизма — западные районы Украины и Белоруссии, запасная база — приграничные районы Румынии и Чехословакии. Располагая богатыми пожертвованиями американских миллиардеров, миссионеры Иеговы вербовали в секты с помощью денежных подачек: каждому вступающему они платили по 5 долларов, а руководителям местных организаций — от 50 до 100 долларов в месяц.
В годы Отечественной войны гитлеровское командование широко использовало иеговистское подполье для осуществления своих захватнических целей. Агент гестапо Вера Шрам в те годы была известна в Ставрополе как Ларионова, заместитель руководителя тайной иеговистской организации.
Она служила переводчицей в немецкой комендатуре, вербовала агентов для гестапо, выдавала советских патриотов и даже участвовала в их казнях. Другой иеговист Козаев во время оккупации Ставрополья немцами перешел на сторону врага и активно боролся с партизанами и частями Советской Армии. Козаев даже после войны долго хранил пистолет и боевые патроны, все ждал, когда снова можно пустить в ход оружие, но не дождался, его арестовали.
Пожалуй, не было такой церкви, такой секты, на которую бы ни рассчитывали гитлеровцы. Они пытались использовать даже самые незначительные и маловлиятельные секты. И в большинстве случаев они не ошибались. Тем более не могли они игнорировать такую религиозную силу, как мусульманство.
В 1943 г. рейхсфюрер СС Г. Гиммлер подписал приказ об организации в Дрездене высшей разведывательной школы "Арбайтергемайншафт Туркестан". Школе предписывалось готовить агентов и будущих политических марионеток "Большого Туркестана". Шпионской деятельностью выпускников школы в тылу СССР руководил отдел главного управления СС и СД "Тюркоштелле" во главе с гауптштурмфюрером СС доктором Рейнером Ольцша. Программа доктора Ольцша предельно проста: шпионаж, диверсии, восстания в советском тылу.
Из басмаческих последышей, уголовников и изменников им удалось сколотить несколько воинских подразделений под громким названием "Мусульманский корпус СС". Девиз вояк этого корпуса: "На защиту аллаха!" Под зеленым знаменем Магомета отряды мусульманских предателей расстреливали партизан, стариков, женщин и детей, сжигали живыми семьи советских патриотов на Украине и в Белоруссии. Вместе с эсэсовскими головорезами эти воины аллаха потопили в крови Варшавское восстание. Ревнителей аллаха направляли нести гарнизонную службу в самые беспокойные для немцев районы.
Наиболее фанатичные проповедники ислама направлялись служить в национальные формирования предателей, где они бдительно следили за настроениями вчерашних военнопленных. "В своих беседах, — давал показания один из таких наставников, — я говорил солдатам, что поскольку они приняли присягу на верность служить немцам, то тем самым, по мусульманским законам, перешли в полное и непосредственное подчинение германскому командованию. В коране написано, что приказ царя обязателен для всех. В настоящее время нашим царем является правительство Германии. Я восхвалял силу немцев, их военную мощь, технику, убеждал в скором разгроме Красной Армии".
В разведшколе готовили и диверсионные группы для подрывной деятельности в тылу Советской Армии. Диверсионно-десантные группы снабжались советскими деньгами, боеприпасами, взрывчаткой, типографскими станками, готовыми клише, антисоветскими листовками. Агентов муллы вербовали в лагерях для военнопленных. Военнопленным казахам, узбекам, туркменам и татарам грозили карами аллаха, если они не соглашались стать изменниками.
Так обстоит дело с поведением и деятельностью церковников и сектантов в годы Великой Отечественной войны. Как видим, часть церковников и сектантов не отказалась от контрреволюционных целей и открыто перешла на сторону врага, служила немецко-фашистским оккупантам. Пособники гитлеровских захватчиков не претендуют, чтобы их деятельность во время войны считалась патриотической. Наоборот, оказавшись за рубежом, они предпочитают подчеркивать свое сотрудничество с врагами социализма. Их предательская деятельность давно осуждена верующими и патриотическими кругами духовенства в нашей стране.
Уместен вопрос, а как оценивать деятельность православных священнослужителей и руководителей сект, которые искренне призывали верующих дать отпор врагу, несущему смерть и уничтожение советскому народу? Патриотические призывы церковников, сборы средств в фонд обороны — это известный вклад служителей культов в дело разгрома врага. Однако скромный вклад церкви и сект в победу едва ли перекрывает ущерб, нанесенный нашей Родине церковниками-предателями, и тем более не идет ни в какое сравнение с общим вредом, который наносила в годы войны религиозная идеология, сама религия.
Призывая советских людей отдать все силы на разгром врага, церковники в то же время подрывали боевой дух нашего народа, так как ложно объясняли причины Великой Отечественной войны, в корне извращали ее цели. Богословы утверждали, что всенародная война советского народа с фашизмом — это "божье наказание людям за грехи". Наслушавшись проповедей священнослужителей, верующий человек невольно должен прийти к выводу, что он защищает не свой кров, не свое родное Отечество, а только искупает грехи во имя будущей загробной жизни, потому что нашествие диких орд фашизма на Советский Союз — это только тяжкий экзамен, который устроил бог советскому народу. Такая интерпретация причин и целей Великой Отечественной войны народа расслабляла силы верующего, скрывала от него подлинное лицо врага, засоряла сознание, парализовала волю человека.
Хотели или не хотели того церковники, но объективно они скрывали правду о войне. В. И. Ленин еще в годы первой мировой войны писал: "Война — не случайность, не "грех", как думают христианские попы (проповедующие патриотизм, гуманность и мир не хуже оппортунистов), а неизбежная ступень капитализма, столь же законная форма капиталистической жизни, как и мир".
Не мифические боги развязывают войны, не по их воле льется народная кровь, а по вине эксплуататорских классов. Чудовищный строй капитала питается плотью и кровью народа. Искать причины войны на небе — значит направлять людей по ложному пути, обманывать их. Подобные толкования источников войн устраивают агрессоров, притупляют ненависть к гитлеровским последышам, мечтающим о новой кровавой бойне народов.
Богословы ложно объясняют и источники нашей победы. Не классовая природа социалистического строя, не массовый героизм советского народа, воспитанного Коммунистической партией, — главные источники разгрома фашизма, а "промысел и заступничество бога", твердят они. "Для верующего человека, — писали церковники в "Журнале Московской патриархии" в 1945 г., — не может быть сомнения в том, что блестящие, невиданные и неслыханные в истории войн победы нашего воинства являются следствием особой могущественной помощи божией нашим защитникам; и кровь, проливаемая нашими сынами за Родину, есть великая умилостивительная жертва всего нашего народа". Источник массового героизма они видят в "религиозном подъеме духа". Выходит, что коммунист Н. Гастелло бросил свой горящий самолет на вражескую колонну только потому, что он "ощутил религиозный подъем духа", и Александр Матросов закрыл телом амбразуру немецкого дота "благодаря богу", и Зоя Космодемьянская с петлей на шее "обращала взоры к всевышнему". Нет. Это ложь! Истоки невиданного массового героизма советских воинов не в религиозной экзальтации, а в социализме, в идеях Коммунистической партии, воспитывающей наш народ на боевых и революционных традициях. Любовь к социалистической Родине, вера в прекрасное будущее коммунизма поднимали на подвиги советского человека, удивлявшего своим мужеством и друзей и врагов. Церковь, религия никакого отношения к подвигам не имеют.
Нельзя забывать и о том, что в годы Великой Отечественной войны церковь стремилась даже из всенародного бедствия извлечь пользу для себя. "Пусть гроза надвигается, — писал митрополит Сергий. — Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает и изгоняет всякие миазмы. Да послужит и наступившая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной… У нас уже имеются некоторые признаки такого оздоровления".
Оценивая в целом подлинную роль церкви в годы Великой Отечественной войны, уместно напомнить отрывок из повести В. Тендрякова "Чудотворная".
Сельская учительница Прасковья Петровна, отвечая священнику отцу Дмитрию по поводу его заявления о патриотической деятельности церкви в годы войны, ответила, что тогда церковь воспользовалась трудностями и вместе с частицей патриотизма внушала людям страх перед гневом божьим. Верующим вдалбливали: терпи, ибо все от бога, будь покорным. "Покорность, ленивый ум и страх — этого вполне достаточно, чтобы сделать из человека духовного раба. Хотели вы или не хотели, а создали духовно убогих людей, моральных уродов, по нашему времени. Спасибо вам за вашу маленькую пользу, но знайте, мы по достоинству оценили и вред".
3. Религиозная мораль и защита социалистического Отечества
В будущей войне, которую готовят агрессивные силы империализма, от воинов потребуются высокие морально-боевые качества. Необходимо не только выстоять в смерче термоядерной войны, но и победить сильного и коварного врага. Советские Вооруженные Силы располагают всем необходимым для воспитания таких качеств: коммунистической идеологией, славными революционными и боевыми традициями, опытными кадрами воспитателей. Успехи, достигнутые советскими воинами в боевой подготовке, их высокие морально-политические и деловые качества позволяют нам твердо заявить, что в будущей войне, если агрессоры посмеют ее развязать, они будут уничтожены.
КПСС делает все для формирования высоких морально-боевых качеств у советских воинов, военно-патриотического воспитания населения. Однако этому мешают еще пережитки прошлого, оставшиеся нам в наследство от эксплуататорского строя. Большой вред воспитанию морально-боевых качеств наносят и религиозные предрассудки.
В нашей стране церковь отделена от государства, но в жизни дело обстоит несравненно сложнее. Ведь церковь, религия — это не только духовенство, пресвитеры, проповедники, религиозные обряды, но и верующие, с которыми мы служим и живем рядом. Это и религиозная идеология. Ведь верующие служат и в Советской Армии, поэтому религия может оказывать на них воздействие. Церковники сами заявляют о необходимости вмешиваться во все общественные дела, так как это вытекает из духа их вероучения. "Казалось бы, — говорится в "Журнале Московской патриархии", — что церковь не должна заниматься вопросами войны и мира, что эти вопросы составляют преимущественно область политики. Но если церковь Христова простирает свои крылья на всю вселенную, то любая сторона приобретает свой настоящий смысл только в свете христианской истины". Иначе говоря, по мнению богословов, все стороны общественной жизни должны находиться под определяющим влиянием церкви.
И в нашей стране религия оказывает известное воздействие на многие стороны общественной жизни верующих. В вопросах борьбы за мир деятельность многих религиозных организаций в нашей стране и за рубежом является положительной. Некоторые священнослужители в капиталистических странах осудили разбойничью войну США во Вьетнаме, вовлекают в ряды сторонников мира людей самых различных политических убеждений. Отдельные верующие идут даже на самосожжение в знак протеста против войны. Но, говорят богословы, исход борьбы за мир в конечном счете зависит от бога. Мир, утверждают баптисты, это только внутреннее состояние покоя человека, а его можно достигнуть в молитвенных домах.
В нашей стране религиозная идеология мешает формированию необходимых для победы морально-боевых качеств у воинов и тем самым объективно не служит делу укрепления мира. Советская Армия ежегодно получает прекрасное пополнение. Молодые воины сравнительно быстро овладевают боевой техникой. Среди них редко, но встречаются верующие. Им трудно дается военная наука, ибо ни одна религия не вооружает людей знанием законов природы. Изучить же современное оружие без естественнонаучных знаний невозможно.
Ни одна религия не вдохновляет человека на самозабвенный творческий труд, а без него немыслимо овладение сложной боевой техникой. Сознательно отдавать все силы укреплению оборонной мощи может только тот человек, чей разум не отягчен религиозными предрассудками. Опыт показывает, что верующие становятся настоящими воинами, лишь когда они начинают освобождаться от фантастических, иллюзорных представлений, чувства страха и растерянности.
Предположим, что верующий воин стремится добросовестно исполнить свой воинский долг и более или менее быстро овладевает военным делом. В жизни и так бывает, но это заслуга не религии, а нашей социалистической действительности. И опять-таки религия дает о себе знать. Все равно этот воин не полностью готов к защите Родины. Военная подготовка включает в себя не только хорошие знания и мастерское владение боевым оружием, но и высокую морально-психологическую закалку военнослужащих, наличие определенных морально-боевых качеств, без которых победа в современной войне невозможна.
Формирование высоких морально-психологических качеств осуществляется успешно на основе коммунистической идейной убежденности. Если же человек воспитан на библейских догмах и евангельских притчах, этот процесс резко затормаживается. Религиозная идеология каждым своим положением мешает формированию морально-психологической стойкости воина.
Стремление воспитать подрастающее поколение в духе религиозной покорности как ничто другое наносит серьезный ущерб военно-патриотическому воспитанию нашего населения. Слепая вера в фатальную предопределенность событий лишает юношей крепкой воли, подрывает уверенность в своих силах, гасит активность и инициативу. Воспитанный в религиозном духе человек чувствует себя ничтожной песчинкой, затерянной в людском океане, которую носит по воле бога, бросает из стороны в сторону, а он ничего сам не может сделать. Это порождает чувство безответственности, равнодушия и пассивности: если уж бог ниспослал на землю войну, заранее предопределил победу той или иной стороне, то к чему стараться, ведь ничего не изменишь.
Исход военных действий, утверждает христианская религия, зависит исключительно от того, на чьей стороне божья симпатия, ибо "лук сильных преломляется", если этого захочет бог. В библии, в книге Судей Израилевых, рассказывается о том, как почти безоружные иудеи разбили близ горы Фавор царя Сисару, у которого были сотни "железных" колесниц и хорошо вооруженные воины. Но "господь привел в замешательство Сисару и все колесницы его".
Формированию высоких морально-боевых качеств у военнослужащих мешает не только распространяемое церковниками утверждение о фатальной предопределенности хода и исхода войны, но и вся религиозная идеология. В каждой религии ведущей идеей является положение о загробных воздаяниях. По сути дела все религии паразитируют на факте неизбежной смерти каждого человека. Признание конца человеческой жизни, по убеждению богословов, ведет к страху перед смертью и дальше к религии, которая снижает этот страх, обещая продолжение жизни за гробом. А коль скоро страх способствует укреплению веры, его надо возбуждать, поддерживать, чтобы люди шли к богу за утешением. Так поступают свидетели Иеговы, адвентисты и пятидесятники. Они постоянно распространяют слухи о скором конце света. Все сектанты и церковники спекулируют на страхе смерти.
Естественно, постоянное напоминание человеку о смерти, запугивание, как это нередко бывает, не содействует укреплению морально-психологической стойкости и даже разрушает ранее приобретенные положительные качества. За страхом смерти следует религиозное утешение, вера в бога. "Я знаю немало людей, — писал бывший священник H. Н. Спасский, — которые в тяжелые дни боев, ложно представляя себе путь спасения, дали обет богу — весь остаток жизни посвятить ему в случае, если останутся живы, и, к сожалению, многие из них не изменили обету до сих пор. Жертвой этих ужасов и отчаяния стал и автор этих строк".
Безусловно, стихия войны — опасность, а где опасность, там страх, там ниже психологическая сопротивляемость, там стремление обрести спасение. Если религия его обещает, человек может ухватиться за эту призрачную надежду. Церковники хорошо это понимают и пытаются гальванизировать воспоминания об ужасах прошлой войны, посеять страх перед будущей, внушить мысль о бессмысленности жизни. "Для чего же человек, — пишет "Журнал Московской патриархии", — всю жизнь стремится охватить своим умом возможно больше знаний, жадно торопится их вобрать в себя, привязывается к людям, приобретает друзей, любит всезахватывающей любовью, — чтобы все это было оборвано в нем в минуту смерти безжалостной ее косою?" Иначе говоря, к чему порывы, стремления, самозабвенный труд, борьба с врагом, — все это суета сует. Смерть всех уравняет, всех примирит.
Может ли эта идеология смерти и тлена воодушевить человека, укрепить его волю и решимость в борьбе с врагами коммунизма? Страх смерти помогает религии и обезоруживает воина. И в наши дни еще встречаются религиозные фанатики, которые пытаются запугать советских людей ужасами будущей термоядерной войны, одновременно предлагая спасение в вере.
Нет сомнения, страх смерти имеет под собой биологическую основу в виде чувства самосохранения, но не всегда это чувство порабощает человека. Свободный от религиозных предрассудков и исполненный чувства гордости за прожитую жизнь, советский человек не боится смерти, независимо от того, приходит ли она к нему в старости или в расцвете сил. Посвятив жизнь самому передовому, самому прекрасному — коммунизму, советский человек всегда находится на линии огня в борьбе за счастье народа и получает от этого высшее удовлетворение. Он с достоинством встречает конец своего жизненного пути, зная, что его бессмертие в творениях его труда, во всем том, что он оставляет людям. Человек оставляет людям и созданное за десятилетия, и подвиги с минутным взлетом его сил и духа, к которым он готовился всю жизнь.
Офицер Масловский, как и Гастелло, Матросов и тысячи других его сверстников, не успел сделать многого для народа. Помешала война. Но вот сложились так обстоятельства, что он должен отдать жизнь. Такова неумолимая логика войны и он, не колеблясь, отдает ее, завещав эстафету служения Родине своему сыну. "Мой милый сын, — писал Масловский в своем последнем письме, — мы больше не увидимся. Час назад я получил задание командира дивизии, выполняя которое живым не вернусь. Этого ты, мой малыш, не пугайся и не унывай. Гордись такой гордостью, с которой идет твой папа на смерть: не каждому доверено умирать за Родину!.. Отказываться от такого задания я не собирался, наоборот, горю желанием, как бы скорее приступить к выполнению. В ожидании машины роюсь в неугомонных мыслях, с молниеносной скоростью задаю сам себе вопросы и тут же даю ответ. Одним из первых вопросов будет такой: какие силы помогают мне совершить мужественный поступок? Воинская дисциплина и партийное послушание. Правильно говорят: от дисциплины до геройства один шаг. Это, сын, запомни раз и навсегда… Рассказываю тебе обо всем подробно, хочу, чтобы ты знал, кто был твой отец, как и за что отдал жизнь. Вырастешь большой, осмыслишь, будешь дорожить Родиной. Хорошо, очень хорошо дорожить Родиной!"
Так писал воин-коммунист, воспитанный на идеалах Коммунистической партии. Писал человек гордый, осознавший целесообразность своего поступка. И поэтому пошел навстречу смерти с непобедимой силой духа, пошел навстречу бессмертию.
Полную противоположность коммунистической нравственности представляет религиозная мораль — мораль самоуничижения человека. Религиозная мораль является средством идейного разоружения масс в их борьбе с социальным гнетом и эксплуатацией, она остается моралью смирения и равнодушия и после завоевания народом власти. Если попытаться суммировать нравственные требования любой религии, то это будет: уничижение человеческой личности, проповедь смирения, терпения и покорности.
После победы социализма в нашей стране церковники вынуждены были как-то модернизировать свои взгляды, приспособить их к новым условиям. Но приспособленчество к новым условиям нисколько не устранило коренной противоположности между коммунистической и религиозной моралью, не поколебало главной направленности библейских заповедей. Покорность и смирение остаются в арсенале религиозно-моральных требований, а это сковывает смелые порывы разума, действия людей, несовместимо с задачами коммунистического строительства. Религия мешает формированию высоких моральнобоевых качеств воинов, стоящих на страже коммунизма.
"Поначалу службы, — рассказывает бывший православный верующий ефрейтор С. Зуев, — я, помнится, порой просил бога простить мне тот или иной "грех". Мне казалось, что за мной кто-то постоянно наблюдает. Вот почему на первых стрельбах, например, я находился в каком-то смятении. Мои пули не поражали цели".
Коммунистическая мораль, в отличие от религиозной, исходит из уважения человеческого достоинства, активной деятельности каждого во имя коммунизма, нетерпимости к недостаткам, ненависти к врагам трудящихся — и в этом ее высшее проявление гуманизма. Она — основа формирования необходимых моральнобоевых качеств советских воинов.
Коммунистическая мораль, в отличие от религиозной, по своей сущности — мораль коллективистская, а воинская деятельность характеризуется особым коллективизмом. В век ракетно-ядерного оружия коллективизм стал ведущей чертой ратного труда. Ракета, самолет, подводная лодка, корабль — оружие коллективистское. Обслуживание боевой техники немыслимо без общих усилий каждого, без коллективистских черт характера, которые только и могут сложиться на основе коммунистической морали. Наш коллективизм осуждает религиозный эгоизм и индивидуализм, оценивает поступки людей с точки зрения соответствия их интересам общества, борьбе за коммунизм. Это ни в коей мере не означает растворения личности в коллективе, а тем более подавление ее коллективом. Наоборот, как подтверждает жизнь передовых коллективов, в том числе и армейских, индивидуальные способности только и расцветают в коллективе.
Религиозная же мораль с ее идеей личного спасения и личной ответственности перед богом делает человека индивидуалистом, эгоистом, равнодушным к судьбе коллектива. Особенно ярко индивидуализм и эгоизм проявляется в заповеди "неосуждения". В полном соответствии с этим евангельским поучением митрополит Николай писал в "Журнале Московской патриархии": "…Мое дело сохранить почтение к образу божию и тем сохранить себя от ада. И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение, как образу божию. Что тебе до их немощей и недостатков! Наблюдай за собой, чтобы тебе не иметь недостатка в любви!" "Тебе бывает нелегко переживать осуждения тебя со стороны других, — развивает "философию неосуждения" другой богослов, — не осуждай сам никого… О, если бы мы, дорогие, чаще себе напоминали великие слова Христовы об этом! Вот они: "Не судите, не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте и прощены будете".
Как видим, проповедь "неосуждения и всепрощения" в корне противоположна коммунистической непримиримости к недостаткам, ко всему отрицательному. Нравственность коммунистов нетерпима к ошибкам и слабостям людей во имя самих этих людей; она стремится освободить людей от пороков. А религиозная мораль воспитывает холодное равнодушие, безразличие к недостаткам товарища. Мораль "неосуждения и всепрощения" мешает воинскому воспитанию.
Сегодня трудно представить дальнейшее укрепление воинской дисциплины без сознательного отношения воинов к ней и без опоры на армейскую общественность. Воинская дисциплина крепче там, где военнослужащие не проходят мимо ее нарушений, честно и открыто критикуют товарищей за упущения по службе, где нет равнодушия.
Может ли верующий человек, воспитанный на заповедях всепрощения, содействовать укреплению воинской дисциплины? Нет. В лучшем случае он будет выполнять уставные требования, но бороться за укрепление порядка в подразделении, критиковать нарушителей дисциплины, помогать отстающим он не способен. Он будет равнодушно взирать на нарушения, безучастно сидеть при осуждении проступков и столь же равнодушным останется, если его товарищ встанет на путь преступлений. Между тем революция в военном деле предъявляет такие требования к воинской дисциплине, которые во сто крат повышают роль сознательности и непримиримости к малейшим случаям нарушений воинского порядка. Характер оружия таков, что незначительная недисциплинированность, расхлябанность одного воина может свести на нет усилия всего коллектива.
Столь же противоположна коммунистической морали проповедь церковников "любите врагов своих". Служители культа продолжают и ныне поучать советских людей любить врагов своих. "Слушайте, дорогие, — говорят они, — дальнейшие слова господа спасителя: "Но вы любите врагов ваших, и благословите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами всевышнего".
Такую любовь религия объявляет самой истинной, самой настоящей. Но что это за истинная любовь, если она соткана из лицемерия и ханжества. Это видимость любви, прикрывающая ненависть. В библии в апостольском послании прямо об этом сказано, что, проявляя любовь к врагу, ты готовишь ему неприятности: "Делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром".
Что это за истинная любовь, если она без разбора, беспринципная. Мы еще живем не в таком мире, чтобы не различать врагов и друзей. А советскому воину особенно хорошо надо знать врагов трудящихся. Подлинная любовь к трудящемуся человеку, постоянная забота о его будущем, борьба за мир одновременно предполагают и ненависть к эксплуататорам, угнетателям и агрессорам. Без этого нет настоящей любви к человеку. Поэтому в основе коммунистической нравственности лежит преданность коммунизму и непримиримость к его врагам. Для воина страны социализма это конкретизируется в классовой ненависти к империалистическим агрессорам. Воспитание ненависти к заклятым врагам трудящихся — важнейшее направление морально-психологической подготовки советских воинов к защите родины. Религиозное благодушие и беспринципность, любовь без разбора — помеха в воспитании морально-боевых качеств у советских воинов.
Многие священнослужители, конечно, понимают уязвимость своих проповедей о любви к своим врагам. Прошлая война советского народа с фашизмом, уроки, о которых не вправе забывать ни один человек, показали классовый вред проповеди любви к врагам. Поэтому сейчас православные богословы и баптистские проповедники пытаются любовь к врагам представить несколько иначе. Это, мол, относится не к врагам государства и всего социалистического содружества, а только к личным врагам. Получается так, что человек должен ненавидеть врагов своей страны, но любить своих врагов в личном плане.
Но и в модернизированном виде проповедь любви к врагам в корне противоположна коммунистической морали. Хорошо сказал об отношении к личным врагам и врагам народа видный государственный и партийный деятель М. С. Кедров. Однажды А. А. Самойло, возглавлявший вместе с М. С. Кедровым борьбу с англо-американскими интервентами на Севере, передал ему разговоры в городе о его непримиримости к врагам и тут же напомнил слова кардинала Ришелье: "У меня личных врагов нет, так как все, кого я преследовал и карал, были врагами государства, а не моими". На это М. С. Кедров с горячностью возразил, что считает слова Ришелье или крайним лицемерием, или крайним политическим невежеством. "Настоящий советский гражданин не может так противопоставлять личные интересы государственным: враги советского народа являются и моими личными врагами".
Именно так и рассматривают советские люди всех врагов. Поднявший меч на нашу Родину, на социалистический лагерь является не абстрактным врагом вообще, а личным врагом каждого советского человека, каждого воина. Ибо враг посягает на социалистический строй, где коренные общественные и личные интересы органически сливаются, между ними нет противоположности.
В годы Великой Отечественной войны советские воины не делили фашистских захватчиков на личных и государственных врагов, ибо каждый оккупант был враг и, если он не сдавался, его уничтожали.
Что касается "любви к врагам в обыденной жизни", то и эта проповедь в корне противоположна принципам коммунистической морали. Ведь это все то же религиозное всепрощение личных обид, которое мешает борьбе советского общества с нездоровыми, уродливыми привычками отдельных людей. В отличие от религиозной подлинная любовь к человеку немыслима без веры в силы и способности человека, без заботы о его дальнейшем совершенствовании, что предполагает критику недостатков, ошибок. Нет необходимости говорить, что требовательность к другим немыслима без непримиримости к собственным недостаткам.
Осуждая религиозную мораль и все, что мешает строительству коммунизма, укреплению обороны страны, наша мораль в то же время утверждает все новое, передовое, что отвечает коренным интересам трудящихся. Советских воинов она призывает быть достойными наследниками и продолжателями боевых традиций, бессмертной славы отцов, ленинской гвардии революционеров, героев гражданской и Великой Отечественной войн. Это наши нравственные идеалы, по которым мы сверяем свои мысли и поступки.
Религия тоже провозглашает свои нравственные идеалы в виде деяний всевозможных мучеников и отшельников, показавших пример служения богу. Может ли человек, вскормленный на нравственно-религиозных идеалах Серафима Саровского, Сергия Радонежского, архиреакционера Иоанна Кронштадтского, отдать все силы делу укрепления военного могущества нашей Родины и всего социалистического содружества? Конечно нет. Это подтверждается и опытом прошлых войн. Религиозная покорность, смирение и всепрощение, проявляющиеся в практической морали верующих, мешали им выполнять воинский долг. А иногда отдельные верующие пытаются оказать влияние и на других воинов.
Недавно в одной из авиационных частей автору этих строк пришлось столкнуться с любопытным фактом. Солдаты и сержанты срочной службы стали находить в своих тумбочках "исцелительные молитвы". Молитву рекомендовалось несколько раз в день повторять, а когда пойдет кровь из носа или раны, прикладывать к пораженному месту. Через некоторое время солдаты нашли "автора". Им оказался рядовой Н. Плехов, регулярно посещавший до армии молитвенные собрания сектантов.
Часть солдат, не являясь убежденными верующими, имеют молитвенники, амулеты, кресты, талисманы, верят в приметы. Вера в бога, в чертей, ведьм, оборотней, леших, домовых, счастливые и несчастливые дни, черного кота и чертову дюжину — все это объединяется одним: верой в сверхъестественную силу, которая порождает суеверный страх, иллюзии, галлюцинации, парализует волю. У суеверного человека всякое темное место вызывает страх, так как, по его убеждениям, в темноте обитает "нечистая сила". Психика суеверного человека способна увидеть опасность там, где ее нет, поднять ложную тревогу, вызвать панику. В мирное время подобные явления мешают укреплению боевой готовности, а во время войны могут привести к неоправданным потерям.
"Мой товарищ по эскадрилье летчик Казаков, — рассказывал Герой Советского Союза Г. Шупик, — так уверовал в колдовскую силу "чертовой" дюжины — числа 13, что на самом деле попал из-за этого в большую беду. Сперва он отказывался летать на машине № 13. Но, пристыженный товарищами, сел на нее, сел с тем же суеверным страхом. Потом наступило 13-е число месяца. В этот день пополудни был получен приказ подняться в воздух. Казакова и вовсе сковал страх. Ровно в 13 часов наши штурмовики оказались над целью. А Казаков, словно загипнотизированный, не может сделать ни одного осознанного маневра. А тут ударили зенитки врага. В результате плохо управляемый самолет Казакова оказался беззащитным и был подбит. Летчик, оставшийся в живых по счастливой случайности, после уверял нас, что его подбили ровно в 13 часов 13 минут".
Случай этот более чем двадцатилетней давности, между тем и сейчас еще иногда встречаются отдельные летчики, которые с явным нежеланием садятся на боевой самолет с № 13, а в отдельных частях такого номера на самолете и не увидишь, не пользуются позывными с числом 13 и т. д. Встречаются и такие воины, которые, уверовав в чудодейственную силу талисманов и амулетов, недобросовестно относятся к изучению военного дела или действуют уверенно до тех пор, пока в кармане лежит талисман. Без него они теряются. Как рассказывает газета "Фрунзевец", в одном из подразделений летчик, получая боевое задание, неожиданно смутился и растерялся. Выяснилось, что он забыл дома "талисман" — плюшевого медвежонка, которого он всегда брал в полет, наивно веря, что он охраняет его от всяких неприятностей. Вера в амулеты подобна опьянению, потерял талисман — испарилась смелость.
Многие руководители религиозных сект призывают молодежь служить в армии. Но разве совместима с коммунистической моралью и добросовестным выполнением воинского долга идеология современного сектантства? Нет, и поэтому среди сектантов и до сих пор встречаются молодые люди, которые, уверовав в "небесное царство", забывают о своем общественном долге, о Родине и обязанности защищать ее с оружием в руках. Так, под воздействием проповедей в общине баптистов, которые рядовой Никифоров еженедельно слушал до армии, он отказался брать в руки оружие. "У меня нет на земле родины, — заявил он, — здесь мне нечего защищать".
Ревностный баптист И. Самолькин, получив повестку из военкомата, уехал к родственникам-баптистам, где пытался пока отсидеться, а после и совсем избежать службы в армии. Когда его разыскали, отказывался идти в армию, но, испугавшись суда, стал солдатом. Но что это был за солдат! Оружие, которое вручила ему Родина, было не в надежных руках, он не знал автомата и не мог его применять. Стрельбам Самолькин предпочитал хозяйственные работы.
Трудно давалась воинская служба и баптисту И. Полищуку. Первое время ходил он, как сонный: ни интереса, ни рвения, губы сжаты, глаза потухли, плечи поникли. Как-то старшина поручил ему убрать умывальную комнату. Полищук презрительно посмотрел на тряпку и не притронулся к ней; он кое-как убрал помещение, а потом написал рапорт начальнику: "Работать я не могу. Это противоречит моим религиозным убеждениям". Так продолжалось до тех пор, пока Полищук не освободился от религиозного дурмана.
Некоторые баптисты идут в армию с надеждой завербовать среди солдат новых членов секты. "Когда меня призвали в армию, — пишет бывший проповедник баптизма А. Чернов, — я был твердо убежден: "Не одну душу приведу к Иисусу". Ему казалось, что в дружном солдатском коллективе легче всего вербовать "христовых овец". Однако расчет его не оправдался. Чернов сам вернулся из армии полный сомнений, которые в конечном счете привели его к атеизму.
В 1967 г. в одном авиационно-техническом подразделении произошел невероятный случай. Рядовой Малышев пытался завербовать в секту некоторых солдат с помощью шантажа. Он твердо усвоил наказ пресвитера — "надо спасать заблудшие души". Казалось, в армии как раз и можно развернуться. Вначале Малышев пытался "открыть глаза" некоторым солдатам в беседах, но ничего не получилось — "божье слово" молодые воины воспринимали или равнодушно, или с насмешкой. Тогда "брат во Христе" занялся шантажом. Но и из этого ничего не получилось. Он не мог поколебать атеистическую убежденность солдат и сам под воздействием коллектива вынужден был пересмотреть свои религиозные взгляды.
Адвентисты 7-го дня тоже не призывают к отказу от службы в Советской Армии, но военную службу считают оброком. Некоторые верующие адвентисты исполняют воинскую обязанность неохотно, все делают равнодушно, пассивно. К тому же адвентистам исполнять воинские обязанности мешают их религиозные праздники. Так, рядовые Антонюк и Иванов подали командиру рапорт, где убедительно просили его установить им выходной день в субботу, так как они не хотят идти против воли бога. Рядовой Глебов, матрос Кирюшин, ссылаясь на религиозные убеждения, отказывались в субботу заступать в наряд, выходить на учения. Долго пришлось командирам и политработникам внушать им, что враг не считается с религиозными убеждениями глебовых и кирюшиных, он может напасть на нашу страну в любые часы и дни. В армии нет ни субботней, ни воскресной бдительности, есть только каждодневная бдительность, которая и способна парализовать любые действия врага. Тем более не будет устраивать враг субботних дней в войну. Солдат всегда на боевом посту. В любую минуту может прозвучать сигнал боевой тревоги, и каждый советский воин должен тут же встать на защиту священных рубежей нашей социалистической Родины.
Помимо сект, официально признающих воинскую повинность, в нашей стране имеются отдельные секты и группы верующих, которые решительно выступают против службы в Советской Армии, нередко встают на путь нарушений советского законодательства. К ним относятся так называемые "чистые баптисты" или инициативники, недавно отколовшиеся от евангельских христиан баптистов, некоторые общины пятидесятников и иеговисты.
Враждебное отношение к социалистическому строю этих сект учитывается империалистическими кругами. Например, зная о настроениях среди отдельных пятидесятников, в США издают для них на русском языке журнал "Странник", антисоветские листовки и брошюры, ведут радиопередачи. Главное их содержание — антисоветская клевета и практические советы "братьям во Христе".
Некоторые руководители общин пятидесятников лояльно относятся к социалистическому строю, они не выступают открыто против службы в Советской Армии. Но своей идеологией они наносят ущерб военной службе своих приверженцев. Из их молитвенных домов выходят молодые люди с расстроенной психикой, неуравновешенные, не способные овладеть военным делом. С 1963 г. служил в одной из авиационных частей рядовой Волокитин. Все обязанности по службе исполнял равнодушно. В кино и на вечера отдыха не ходил, стремился всячески уклониться от посещения клуба. Ничто его не интересовало. "С таким товарищем, — говорили однополчане, — в бой не пойдешь. Его надо на поводу водить".
Отдельные сектанты, запуганные религиозными кликушами, идут на крайние меры, чтобы только избежать службы в Вооруженных Силах. Пятидесятника А. Крикуна из Львовской области "братья" по вере заставили пить табачный настой, делать уколы керосина и многие другие противоестественные процедуры, которые привели к тому, что Крикун стал не солдатом, а инвалидом.
Во имя "спасения души", ради заповеди "не убий" вожаки секты так называемых молчальников морально и духовно калечат молодых ребят. Тамбовские молчальники, считая военную службу "услугой дьяволу", загнали в подполье братьев Николая и Александра Кумыцких и Ивана Вострикова из села Красивое и держали их там пять лет. Их сверстники самозабвенно трудились, весело отдыхали, горячо любили, уходили на военную службу, возвращались, женились, растили детей. А братья Кумыцкие и Востриков в это время сидели в сырой норе, дышали спертым воздухом, теряли человеческий облик, последние силы — но "спасали свою душу"! Трусливые, нищие духом, шепча божьи заповеди, они ели чужой хлеб, пили воду, добытую другими. Своим поведением Кумыцкие надругались над памятью отца-солдата, отдавшего жизнь под Берлином во имя их счастливой жизни. Эти юноши стали инвалидами. В армию их не взяли.
Враждебно относятся к воинской службе многие руководители секты свидетели Иеговы. Они внушают молодым иеговистам, что "божье писание" запрещает применять оружие против ближнего. Кто же их ближние? Может, единоверцы? Нет, по приказу они уничтожают и своих "братьев во Христе". Может, советские люди, среди которых они живут? Нет. Их ближние: вчера — фашисты, сегодня американские толстосумы, подачками которых они живут и действуют. Советские люди для иеговистов — демоны, посланцы сатанинской власти. Вот как действовали до своего разоблачения иеговисты в г. Балей.
Верноподданные Иеговы из г. Балей, Читинской области, Шобе, Л. Кябуру, Бурдужа, Ф. Кябуру, Адам и другие делали все, чтобы воспитать верующую молодежь в духе ненависти к Коммунистической партии, Советскому правительству. Они требовали, чтобы сектанты не выполняли законов "сатанинской власти", запрещали вступать в профсоюзы и другие общественные организации, срывали с детей пионерские галстуки.
Особенно враждебно многие вожаки-иеговисты относятся к Советской Армии. И они часто занимаются не столько религиозной деятельностью, сколько политической, а некоторые из них собирают сведения военного характера для иностранных разведок. Попавшиеся с поличным, члены ликвидированных краевых бюро иеговистов Б. Терлецкий и М. Вертельник только перед неопровержимыми уликами вынуждены были признать, что главная задача иеговистской секты не столько религиозная, сколько политическая. Даже простое знакомство с предметами, которые изымаются при обыске у иеговистов, говорит о том, что здесь меньше всего занимаются божественными делами. Задержанный при переходе границы один из вожаков иеговизма П. Будинкович имел при себе помимо иеговистской литературы, огнестрельное оружие, яд, радиоаппаратуру. Ему было дано задание собирать различные сведения о советских военных заводах, о расположении воинских частей.
Иеговистские руководители не сложили оружие, они, прикрываясь религией, продолжают вести враждебную антисоветскую деятельность. Готовясь к третьей мировой войне, или, как они называют ее, — армагеддону, битве, в которой столкнутся силы добра и силы зла — читай: силы империализма и силы коммунизма, — иеговисты стремятся нанести ущерб Советским Вооруженным Силам, посеять неверие и пессимизм среди отдельных воинов. Конечно, для нашей армии мышиная возня и нападки некоторых религиозных организаций на Советские Вооруженные Силы не страшны. Верующих воинов очень мало — единицы, но и сбрасывать их со счетов нельзя.
Дело не только в них, а в тех, кто может оказаться за их спиной. Религия — это и наследие прошлого, и одна из нитей, связывающих наше общество с отжившим старым. Иногда эта нить ведет за рубеж. Едва ли матрос Пчелка, слушая медоточивые речи сектанта Мошенца из г. Балтийска, задумывался над тем, что этот баптистский "доброжелатель" исподволь учит его восхищаться блеском и мишурой капиталистического мира, что он научит его регулярно слушать не только проповеди баптистских проповедников, записанные на магнитофонную ленту, но и зарубежные радиопередачи религиозного содержания. На корабле Пчелке говорили о революционной бдительности, о классовой ненависти к врагам, а в квартире Мошенца и молитвенном доме ему твердили о любви к врагам своим, "о примерном почитании бога на Западе". Следует помнить об этой откровенно религиозной пропаганде, непрекращающихся происках империалистов против социалистических стран.
Мы не забываем о лояльности большинства церквей и сект в нашей стране по отношению к государству, но, несмотря на все их заявления о тождестве целей религии и коммунизма, в действительности они далеки от этого. Характер религиозных вероучений в корне противоположен коммунистическим идеалам и путям их достижения. Религиозные предрассудки несовместимы с коммунистическим строительством и укреплением оборонного могущества нашей Родины.