После внезапного отъезда друзей я немного посидел в одиночестве, допивая водку и упорно пытаясь дозвониться до Ксюши. Дома никто не отвечал, а ее мобильный равнодушным женским голосом сообщал, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Не чувствуя вкуса, глотал водку. Я то злился на друзей, обидевшихся из-за какого-то Бурганова, который их же в детстве гнобил, то терзался ревностью, то впадал в беспокойство по поводу того, что с любимой могло что-то случиться.

Решил лететь домой.

Из «Ковчега» помчался в авиакассы и купил билет на первый самолет до Питера. Рейс был ночной, времени на сборы и прощания оставалось немного. Мама распереживалась, но я сослался на внезапный вызов на работу.

Отец молча дал мне денег. Я пытался отказаться, но он твердо вложил мне их в руку и сказал:

– Поиздержался ты, сынок. Сам же говорил. Лишними не будут. А у нас всё есть, живы будем – не помрем.

Посидели на дорожку. Мама заплакала, обняла, крепко прижала, погладила по голове, требуя звонить как можно чаще и приезжать.

Отец довез до аэропорта, наказал позвонить по прилете. Мы обнялись, и батя уехал. С его отъездом я, словно вынырнув из теплой ванны, вновь оказался в собственной взрослой жизни. Эмоции последних дней от семейного уюта, любящих родителей и старых друзей схлынули, оставив легкий привкус горечи расставания.

Когда приземлились, было раннее утро. Я вышел из аэропорта в мокрую питерскую хмарь. Дежавю. Полторы недели назад я так же стоял на этом месте, высматривая такси, а рядом возле чемоданов зябко переминалась Ксюша. Я пожалел, что не взял с собой сигарет: хотелось курить.

Не торгуясь, сел в первую же машину, назвал адрес. Мы тронулись, и я слегка успокоился.

Приехав, я поднялся на свой этаж и позвонил в дверь. Мне открыла заспанная Ксюша, удивилась, обрадовалась, кинулась мне в объятия, окутывая меня теплом и уютом. Я разделся, и мы пошли досыпать вместе…

– Приехали, – разбудил меня таксист.

Я потянулся, пытаясь сообразить, где я. Голова раскалывалась – пришло похмелье.

Расплатился с таксистом, вошел в подъезд и быстро поднялся. Решив не будить Ксюшу и надеясь, что она дома и с ней все в порядке, я всунул ключ в замочную скважину. Тот не вошел, дверь была заперта изнутри. Облегченно вздохнув – любимая дома, – я сначала тихонько постучал, а потом стал звонить в дверь. Ждал долго. Я даже стучал в дверь ногами, пока не услышал тихий Ксюшин голос:

– Иду.

Не спрашивая, кто там, она открыла дверь и посмотрела на меня. Ее зрачки расширились, а рот приоткрылся в удивлении.

Заспанная, с тяжелым мутным взглядом, в халате на голое тело. Ксюша, тряхнув спутанными волосами, сделала жест рукой:

– Заходи.

Я ощутил, что мне не рады. В квартире стоял тяжелый запах попойки. Было очень накурено. На кухне стояла допитая бутылка вина, пара фужеров, набитая окурками пепельница. Несколько пустых бутылок валялись на полу. От чувства неизбежной беды бег сердца ускорился, меня прошиб пот. Все кошмары, которыми я накручивал себя в полете, сбылись. На вешалке я увидел чужую мужскую куртку, на полу – обувь.

Ксюша села на стул, закинув ногу на ногу, закурила и невозмутимо наблюдала за мной. Я, малодушно стараясь оттянуть страшное, никак не решался войти в спальню. Наконец, собравшись, открыл дверь.

На моей – нашей! – кровати спал какой-то мужик. Его волосатая нога торчала из-под одеяла.

Я всмотрелся в его лицо и узнал. Это был Захар.

Сюрприз удался.

Боль рвала на части, кровь кипела от адреналина, мне хотелось выть от груза разрушенных надежд и мечтаний.

«Летом? На свадьбу?»

Я взял со стола его сигареты и закурил. Некоторое время молча стоял, смотрел на этого парня, ворвавшегося в мою жизнь, в мой дом, в мою постель и в мою женщину, курил и думал, что делать. На полу возле кровати я заметил использованные шприцы.

Мне стали понятны Ксюшины заторможенность и спокойствие.

Я даже не мог назвать это предательством. Все, что я себе навыдумывал о наших отношениях, нормально вписывалось в систему современных товарно-денежных отношений.

Части мозаики сложились в полную картину.

Как был, в обуви, я запрыгнул на кровать, изо всей силы вломил Захару носком ботинка между ног, а потом, не давая подняться, хладнокровно бил кулаками. Он скулил, закрывался руками, а я бил в незащищенные места, не чувствуя боли от разбитых костяшек.

Завизжала Ксения, попыталась меня остановить. Отмахнулся, она споткнулась и упала, ударившись головой. Обернулся посмотреть, что с ней. Она села, опершись спиной о стену, и тихонько ныла, держась за ушибленный затылок.

Я пошел за шваброй. Опомнившись, Захар побежал на выход, проскочив мимо меня. По дороге он задел плечом угол и рухнул на пол.

Я сломал швабру о его спину и пинками выкинул его из моего дома.

– Еще раз увижу – убью, – предупредил я, захлопывая за ним дверь.

К этому моменту я уже успокоился. Выпил воды из-под крана, не найдя чистой посуды. Потом прикурил еще сигарету и, обводя ею пространство, сказал Ксении:

– Собери его шмотки и выкинь. Потом вылижешь здесь все дочиста, тварь, и чтобы я тебя больше не видел.

Ксения испуганно закивала. До нее все-таки дошло, и ее пробрало.

К середине дня она закончила, собрала свои вещи, подошла ко мне и вопросительно посмотрела. Я кивнул:

– Свободна.

Она ушла, хлопнув дверью.

Я собрал все постельное белье, полотенца, ванные принадлежности, предметы гигиены в мешок – все новое, купленное в наш первый совместный шопинг, – вынес во двор к мусорным бакам и поджег. В черном густом дыме с хлопьями мне чудились смеющиеся черти. В горле что-то сжалось, потекли слезы.

Вызвал клининговую компанию, чтобы они еще раз все вымыли и продезинфицировали. Сам побрезговал.

На ночь я открыл все окна, выветривая запахи притона, а сам поехал ночевать в небольшой скромный отель. По дороге заехал в супермаркет – прихватил бутылку водки, не разбирая накидал в корзину закусок, воды, соков и сигарет. Позвонил родителям, успокоил, извинился, что не сообщил сразу. Отключил телефон.

До конца отпуска оставалось четыре дня, и мне нужно было понять, как жить дальше.

Но в ту ночь я должен был просто выпить за упокой.

Все светлое, чем я жил, умерло.

* * *

Проспал весь день. Проснувшись, сходил поужинать в ресторан при отеле, выпил пару бокалов пива и вернулся в номер. Возвращаться домой желания не было, мне хотелось выморозить и выветрить дух предательства из квартиры. Я продлил номер на сутки и с чистой совестью, заказав в номер бутылку односолодового виски, продолжил искать утешения в бутылке вопреки Лехиным советам.

К середине бутылки во мне стал пробуждаться вкус к жизни. Я включил телефон, полистал контакты, потом вошел в соцсеть и прошелся по ленте друзей. Некая Элина Ивлева писала, что хочет развлечься. Элина хочет развлечься? Ух ты! Я открыл ее профиль и настрочил сообщение.

«Привет, Элина! Это Сергей. Помнишь, мы вместе на тренинг ходили?»

«Привет! Помню))) Как дела?»

«Грущу. Почему-то вспомнил о тебе и решил написать. Как ты?»

«Все хорошо, смотрю телевизор, скучаю. (((Что у тебя случилось?»

Я на секунду задумался и решил быть откровенным.

«Расстался с девушкой, а в остальном все нормально».

«Пичалька (((».

«Все нормально. Давай сейчас встретимся?»

Элина не отвечала долго – я успел налить, выпить, выкурить сигарету, снова выпить. Наконец раздался звук сообщения.

«Если ненадолго… Где?»

«Дашь свой номер? Я позвоню, придумаем где».

«Не-а, не дам))) Говори, куда подъехать?»

Мне захотелось рискнуть.

«Я в отеле “Братья Карамазовы”. Здесь хороший виски и большая упругая кровать».

Ощущая себя игроком в покер, пошедшим ва-банк со слабой рукой, я закурил, продумывая возможные варианты: как бы все сгладить и не спугнуть.

«Надеюсь, виски действительно хорош. Через час встречай в лобби».

И вот тогда я действительно занервничал. Пить виски ночью в номер к мужчине приезжают не просто для того, чтобы мило пообщаться ни о чем.

Спустя час я, смущаясь, провел ее в номер, потом взял себя в руки, запретив себе думать о ее прелестях и настраиваясь воспринимать ее как старого друга, запросто стал разговаривать с ней, легко переходя с темы на тему.

Вскоре мы были достаточно пьяны, чтобы обсудить сексуальные предпочтения, а потом и слиться в поцелуе.

Элина оказалась искушенной и страстной любовницей.

Проснулся я один. Лишь окурки со следами губной помады в пепельнице говорили о том, что я провел ночь с женщиной.

Она не оставила свой номер телефона, а когда я попробовал написать ей в соцсети, понял, что она меня заблокировала.

Видимо, я был взвешен, измерен и признан непригодным.

Мое мужское самолюбие попеременно испытало восторг и негодование. Меня оскорбили легкость, с которой я добился этой роскошной женщины, и то, с какой легкостью меня забраковали. Я было задумался, кто кого использовал, но потом плюнул, загнал все эти мысли в подвал, запер и вылез в реальный мир.

В мир целей и достижений.

* * *

Анализируя последние события, я понял, что расслабился. Надо было брать себя в руки. После ночи с Элиной я выписался из отеля и вернулся домой.

Запретив себе думать о Ксении, Лиде, Рите, Элине, да и вообще обо всем, что сбивало меня с цели, я сосредоточился на себе.

Первым делом расписал план до конца года. В него вошли тренировки, совершенствование английского, несколько профессиональных тренингов. По утрам я решил чередовать бег и плавание. Подумав, внес в план короткий тренинг по психологии семейных отношений. Решился сделать лазерную коррекцию зрения и заняться зубами. Хорошая улыбка, хорошее зрение – плюс сто к харизме и боевым навыкам.

Закончив с планом, я созвонился с Иваном, сказал ему, что только вернулся от родителей, и договорился о вечерней тренировке.

Длительный перерыв в тренировках был заметен, я с трудом поднимал ранее разминочные для меня веса. Потратил пару часов на общение с Ваней, рассказал ему о разрыве с Ксенией, не объясняя причины.

В последний день отпуска привел в порядок весь гардероб, сходил на тренировку по рукопашному бою, купил абонемент в бассейн, забил холодильник и сделал заказ на спортивное питание.

На мне висели кредит и долг перед компанией, пришлось резко урезать планируемые расходы. Все необходимое я приобрел на деньги, полученные от родителей. Оставалось немного, чтобы дожить до зарплаты.

Все свои силы я решил вложить в повышение эффективности на работе.

Я приезжал в офис первым и, когда народ только начинал просыпаться, глотая литры кофе, блуждая по кабинетам и курилкам, успевал проделать большой объем работы: составить план на день, ответить на почту, расписать задания.

Когда коллеги входили в строй, я выполнял самую сложную задачу из моего плана на день, требующую максимальных трудозатрат или времени. Да, я съедал ту самую лягушку, после которой спокойно выполнял оставшиеся пункты плана.

Не всем удалось войти в мой ритм. Ребята, работающие со мной по проектам, подняли бунт. Они не успевали выполнять все, что я от них требовал в ими же озвученные сроки. С бунтарями поступил жестко. Кто-то лишился бонуса, кто-то был уволен.

Юра Бажов, выписавшийся из больницы и сейчас выполнявший поручения Панченко, был задействован в одном из моих проектов. Он сорвал сроки по сдаче технической спецификации. Я дал ему время до утра: придется ему ночевать на работе.

Стажер побежал жаловаться Косте, тот – к Степанычу. Закончилось вызовом на ковер к Кацюбе всех участников забега. Я объяснил шефу, чем чреваты задержки по проекту: утратой репутации в глазах крупного заказчика, разрывом договора и серьезными финансовыми потерями.

Кацюба проникся, сделал выговор Степанычу. Тот разозлился и лишил Костю бонуса. А уж как злился Костя… Бедный Юра был размазан по стенке, четвертован, сожжен на костре и колесован – в Панченко дремал садист.

Собираясь с работы, я подошел к Юре:

– В следующий раз выкину с работы, ушлепок. И не дай бог утром результата не будет, Бажов. Конец тебе.

– Але, Резвей, это мой стажер! – вмешался Костя. – Не фиг командовать.

– Ты уверен, что это твой стажер? – я улыбнулся, сделав упор на слове «твой». – Этот мелкий олух уже капает на тебя Степанычу, если не знал.

– Что?! – заорал ошарашенный моей ложью Юра.

– Не ври! – поддержал подопечного Панченко.

– Не врать? Да легко. Вот ты думаешь, что Лида – твоя девушка, да?

– Ты офигел? – выпучив глаза, заголосила Лидка.

– Да ты думай, не думай… – продолжил я, обращаясь к Косте. – Как-нибудь на досуге спроси у нее, как дела у Лени Ткача.

– Ты что несешь? – возмутился Костя и перевел взгляд на Лиду. Та пошла пятнами и уставилась в монитор.

– И правда, старик, успокоился бы ты, – недвусмысленно посоветовал Миха. – А то…

– А то что? В лоб хочешь? Не вопрос. А дальше? Побежишь к шлюхам раны зализывать?

– Да ты… – Миха закашлялся и покраснел. – Ты что несешь?

– А что? Завязал? Деньги закончились?

– Да пошел ты! – взорвался Миха. Окружающие, шокированные потоком откровений, замерли.

– Вмешиваться не надо было, маленький гигант большого секса, – сказал я и вернулся к Юре. – Чтобы завтра. С утра. Как следует. У меня на столе. Понял?

– Понял, – сглотнул он.

– А ты не охренел, Резвей? – лениво спросил Саня Бородаенко, откусывая от шоколадного батончика.

– Не думаю. Лепи свои демотиваторы, не отвлекайся, Малевич.

В абсолютной тишине было слышно, как Саня поперхнулся.

– Следи за метлой, Резвей, – очнулся Саня.

– Прежде сам научись, трепло.

Я огляделся, задерживая взгляд на каждом:

– Чего уставились? Своих проблем мало?

Из кабинета я выходил, чувствуя, как под злобными взглядами дымится спина.

Поздно вечером, возвращаясь с курсов, увидел возле входной подъездной двери пакет с мусором.

– Да ты заколебал! – взбесился я.

Взяв пакет, поднялся на площадку Артура и высыпал мусор под его дверью.

– Хрю-хрю, Артурчик!

Потом спустился к себе и увидел, что Васин Полкан не изменил предпочтений по части мест опорожнения кишечника. С помощью мусорного пакета собрал отходы и тонким слоем нанес на дверную ручку соседа.

В надежде на понимание, искренне ваш сосед Сергей Резвей.