Он бы хотел все забыть. Андрас постоянно мечтал об этом, но память не знала пощады. Воспоминания всегда были рядом, ждали его в отражениях уличных витрин, ловили резкими бликами солнца и городских огней, что так сильно походили на всполохи давнего пламени, утробными звуками толпы повергали в ужас и трепет.

Привычно скрипнула дверь родного паба. Недалеко от дома, недалеко от Центра, аккурат между ними. Идеальное место, перевалочный пункт. Энди и не заметил, как добрался сюда — перед его глазами, застилая все, навязчиво висел образ Майера: во внешности каждого случайного прохожего Андрас снова и снова видел искаженное горем лицо Себастьяна. И эти слова, полные боли: «Ведь ты мое совершенство», — звучали в ушах, жужжали где-то внутри черепа назойливой мухой.

К черту все. Энди хотел выпить. И где, как не в «Строумме», он мог получить желаемое…

Андрас решительно шагнул в темный зал, сделал глубокий вдох, ощутив знакомые ароматы табачного дыма вперемешку с духом разносортного алкоголя, и непроизвольно облизнулся.

— Привет, — Мегги лениво протирала один из множества блестящих бокалов. Эта женщина неизменно стояла на своем посту. — Рановато сегодня. Сразу после Майера?

— Привет, — Андрас прошелся вдоль длинной стойки и опустился на один из барных стульев. — Давай называть его просто «Центр», а?

Меган невозмутимо повела бровью и протянула: «Ладно». Удивительная женщина. Если бы Энди спросили, кому он может доверить свою жизнь, ответ был бы однозначным — барменше из темного «Строумма». Она никогда не задавала лишних вопросов, терпеливо выслушивала весь тот бред, что несли пьяные посетители паба, и виртуозно подавляла любой назревающий в баре конфликт. Андрас своими глазами видел, как Мегги одним ударом вырубила мужика в два раза больше ее, снесла его, как хлипкое дерево напором лавины. Удивительная женщина.

Но сегодня Энди хотелось поговорить, и простого «ладно» ему не хватило.

— Налей мне виски.

Взмах рукой — перед ним появилась стопка, еще один — бутылка с янтарной жидкостью, третий — слух наполнился прекрасным булькающим звуком. Энди проглотил жгучий напиток настолько резко, словно от этого зависела его жизнь. Возможно, так оно и было.

— Слишком много в моей жизни проклятого Майера. Отвлечься надо. Чего интересного было?

Мегги равнодушно пожала плечами.

— Все, как всегда.

— Как думаешь, когда-нибудь все наладится? — он хотел ее разговорить. Несчетное количество раз она выслушивала его болтовню, но сама говорила мало. Всегда. Андрас намеревался это исправить. — Тебе бы хотелось, чтобы все стало по-старому?

Лицо Меган оставалось непроницаемым.

— Еще виски?

— Валяй, — женщина ловко наполнила стопку. Была в этом какая-то магия. Тайное очарование. — Ответь на вопрос, Мегги. Тебе бы хотелось все вернуть?

— И да, и нет.

— Это все? Как щипцами из тебя…

— А ты чего ждал? — Меган облокотилась на стойку и пристально посмотрела Энди в глаза. — Ты мне нравишься, парень, но большего не жди.

— Ох, ты вся такая суровая. Прям дрожь по коже, — Андрас уловил некое подобие улыбки. Лучше, чем ничего.

— Тебе еще налить?

— Только если выпьешь со мной.

— Только если ты платишь.

— Лей.

Рядом с первой стопкой появилась вторая. Прекрасное зрелище. Энди любил алкоголь, любил наблюдать, как с увеличением градуса в крови меняется мир, как преображается серая действительность, оставляя реальность где-то за гранью возможностей восприятия. Но вместе с тем, Андрас ненавидел спиртное. Ненавидел и боялся побочных действий, которые, как правило, оборачивались ужасной пыткой. Каждая капля выпитого все больше и больше приоткрывала крышку секретного ящика памяти, а когда набиралась критическая масса…

— Не грусти, парень, — Меган проглотила напиток. — Расскажешь, что стряслось?

— И да, и нет. Ты сказала: «и да, и нет». Что это значит?

Женщина долго изучала его, слегка склонив голову. Ее лицо не выражало эмоций, и на какой-то ужасающий миг Энди проникся уверенностью, что перед ним манекен. В конце концов, она произнесла:

— Нет — потому что было хреново. Мой скан ниже среднего. Таким, как я, только улицы мести и виски наливать.

— Но ты ведь этим сейчас и занимаешься.

— Дело не в работе, парень, дело в отношении. На меня смотрели, как на мусор. Каждый день я просыпалась с чувством, что вот сегодня-то меня точно выкинут на улицу, пнут под зад да в спину плюнут.

— А где ты работала?

Мегги налила еще, они выпили, она продолжила:

— Это не важно. В офисе.

— Ты? В офисе? — Энди сдержанно хохотнул. — С трудом могу представить.

— И не представляй. Смешного в этом ровно ничего, — Андрас почувствовал себя неловко. — Я прекрасно справлялась со своей работой, но всем было срать. В меня тыкали пальцем, шептались за спиной… Твари, — выплюнула она.

— Ты… — в горле пересохло. Возникший вопрос был важным. — Кхм. Ты состояла в Родстве?

— Нет. Я не хотела крови. Ненавидела эти надменные рожи, но… Не настолько.

«Ди! Ди, ты меня слышишь?!» — воспоминание зазвенело знакомым голосом. — «Мне так страшно, Ди. Мне очень, очень страшно».

Где-то плакала девушка. Невероятно далеко, на другом континенте, но он слышал ее плач.

— Ты в порядке, парень?

— А? — Энди отрешенно посмотрел на Мегги. — Да. Да, типа того. Налей еще, — он крепко зажмурился, когда жгучий алкоголь добрался до желудка.

«Это было лучшее рождество в моей жизни, Ди! Но как быстро время пролетело!» Андрас открыл глаза и увидел перед собой всю ту же женщину, что виртуозно обращалась с бутылкой.

— Ладно, — с трудом выдохнул он. — Про «нет» мы выяснили. А что на счет «да»?

— У меня была семья. Мать. Мы часто ссорились, но я ее любила…

Мегги говорила долго. На удивление долго. Энди и подумать не мог, что эта сдержанная и внешне суровая женщина хранит так много теплых воспоминаний. Меган скорее походила на солдата, который всю жизнь провел в полевых условиях. Порой перестаешь видеть человека за тем, кого видишь постоянно, и начинаешь воспринимать его отстранено. Как предмет декора.

— У матери был скверный характер, — подытожила Меган. — Мало кто вообще мог ее терпеть, такой она была. Но я ее любила.

— Что с ней стало?

— Я не смогла ее защитить. Сама еле выжила.

— Я… — Энди виновато опустил глаза. — Сожалею.

— Сожалений на всех не хватит. Все мы кого-то потеряли.

— Ага. Только такие и остались, — пробормотал Андрас.

— Что? — непонимающе спросила Мегги.

— Только такие, как мы. Ты и я.

Каждый потерял кого-то в то время. Мать или отца, брата или сестру, сына или дочь. Любовь. Остались лишь те, кто перетерпел боль и смог жить дальше, те, кто смирился со своими ранами и научился их прятать. Калеки, инвалиды. Обычно говорят, что время лечит, но это не так — с царапиной или ссадиной оно еще справится, а вот вырванное сердце не заменит, как не молись. Энди познал эту истину на собственной шкуре.

Меган молча наполнила рюмки. Они практически опустошили бутылку, и Андрас уже чувствовал близость тягучего опьянения. Еще немного и он забудет обо всем, хотя бы на несколько часов. Правда перед этим пройдет через плотный кошмар воспоминаний. «Цель оправдывает средства», — самая глупая и наивная брехня из всех, что Энди мог придумать, но он уперто и вполне успешно убеждал себя в правдивости этих слов.

— А тебя не ув-волят? — с немалым трудом спросил он. — Пить на рабочем месте нельзя, даже таким суровым бабам, как ты.

— Нет, — просто ответила Мегги.

— Почему? Откуда такая ув-веренность?

— Все потому… — Меган пошатнулась и резко крутанула головой. — Потому, что я регулярно сосу член хозяина «Строумма».

— Ч… что?

Энди непроизвольно захохотал. Смех накрыл его волной, встряхнул тело и унес куда-то далеко, за пределы этого места и времени.

«А ты точно приедешь?» — голос звучал как из мощных колонок, фантомом разрывая барабанные перепонки. — «Учти, я ведь буду тебя ждать! Не хочу встречать рождество с родителями. Хочу с тобой, милаха!»

Андрас засмеялся еще сильнее, надеясь, что смех подавит воспоминание. Он бы наверняка свалился со стула и принялся кататься по полу, хохоча в безумном приступе и распугивая редких посетителей бара, если бы не отрезвляющий щелчок, что оросил болью и жаром всю левую сторону лица.

Энди проморгался и открыл глаза. Мегги стояла все там же, перед ним, отгороженная добрым метром полированный древесины. На ее лице не было улыбки, напротив, резкие морщины расчертили нахмурившийся лоб, уголок губы подрагивал. Андрас медленно поднял руку, дотронулся до места, что мгновение назад вплотную познакомилось с ладонью жесткой барменши, и невинно встретил ее взгляд.

— Бьешь, как баба, — улыбаясь, бросил он. — Хоть и вполне неплохо. Для бабы.

Лоб женщины разгладился, уголки губ поползли вверх. Мгновением позже и Мегги, и Энди зашлись громогласным смехом. Посетители паба, официанты и другие бармены, что предусмотрительно держались подальше, с недоумением следили за развитием отношений пьянствующей парочки.

— Удар хороший, при-изнаю, — через смех выдавил Энди. — Но челюсть то цела!

— Если бы хотела, была бы сломана.

— Ты и правда сосешь его член?

— Ну да. Каждая женщина сосет чей-то член.

— Как глубокомысленно, — протянул Андрас, чем вызвал новый взрыв смеха. — А ты с ним как, типа вместе?

— Типа того. Мы открыли этот бар два года назад.

— О-о-о, партнеры! Здорово, вам повезло. Как минимум, найти друг друга.

Когда смех закончился, закончились и последние капли в некогда полной бутылке. Энди залез в карман, достал бумажник и вытащил на свет купюру в 500 крон.

— Это много, сотни две вполне хватит.

— Мне они ни к чему, Мегги, — он хлопнул ладонью по стойке, словно впечатывая бумагу в твердое дерево.

— Ладно. Я не гордая. А ты славный парень, Андрас.

— Мы, Ланге, такие, про нас только и говорят, что мы славные.

— Да-да, — засмеялась Меган. — А еще умные, честные, смелые, стойкие, крепкие…

— Во-о-о-от, даже ты знаешь. Из нас бы гвозди делать! Мать твою, да мой род заменит… Только вот маловато нас осталось, — понуро пробурчал он. — Пора бы занести в книгу редких видов.

Энди тяжело поднялся со стула, который за последние несколько часов успел превратить его зад в плоскую доску, и неровной походкой направился к выходу. Навстречу своим кошмарам.

— Андрас! — женщина окликнула его, когда рука уже тянулась к двери. — Сколько вас осталось то?

В ответ он показал ей сжатый кулак. И отогнул указательный палец.

* * *

Когда Энди покинул уютное нутро «Строуума», прохладный сентябрьский день уже сменялся промозглым вечером. Ланге бессознательно выбрал верное направление и позволил ногам нести себя к дому. Множество спутанных мыслей, что копошились в пьяном разуме, составляли безумную, иррациональную картину: некоторые из них вызывали смех, некоторые заставляли остановиться и сильно тряхнуть головой, а некоторые Андрас тщетно пытался отогнать.

«Мегги, Мегги, Мегги. Интересно, хорошо сосет?» — тут он непроизвольно засмеялся.

«Надо было взять у нее бутылку. Я бы сейчас еще глотнул. Может, вернуться?» «Хреновая идея». «Главное не упасть». «Завтра Алан меня ждет. Удивится, если я приду помятый?»

Хор голосов бормотал в голове, заполняя весь мир извращенным, сюрреалистичным гомоном.

«Из нас бы гвозди делать!»

Первое воспоминание ударило, как грузовик, выбило дух и подкосило ноги. Энди упал на тротуар, а память топтала его чувства…

Вот он стоит посреди толпы студентов, такой же, как все. Андрас готовился к сдаче первой в его жизни сессии и ощущал себя натянутой струной. Он пришел в Кембридж в самые ранние часы, чтобы с удивлением обнаружить несколько сотен стремящихся к знаниям людей. И все эти люди, оцепенев, смотрели куда-то вверх. Целая куча народу собралась в холле университета, вперив взгляды в огромную, нависающую под потолком плазму. Первое, что бросалось в глаза — мигающие красные буквы, слепящая прожектором надпись «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ!»

Диктор что-то говорит о взрывах.

Человек с экрана называет города, среди которых и родной Энди Берлин, в котором остались его родители, и близкий по слуху Мюнхен, куда переехала Карен. Ведущий новостей выглядит потрепанным и встревоженным. И он очень бледен. Андрас тянется в карман, достает мобильник, отточенным движением снимает блокировку сенсора и открывает телефонную книгу. Два звонка. Ему нужно совершить всего лишь два звонка, но он не может выбрать, какой номер набрать первым.

Один из контактов обозначен именем «Ма-Па». Самые близкие и самые родные, самые любимые. Палец тянется к изображению трубки, но замирает в сантиметре от нее.

Второй номер назван анаграммой. «Кгеррецан». Карен Герц. Она всегда любила эту игру, хоть Ланге ее и не понимал, любила составлять режущие слух слова из всего, что попадалось ей на глаза.

Энди не может выбрать, а диктор продолжает называть города. Он перечислил уже не меньше десятка и, поддавшись панике, выкрикивает все новые и новые… Но в голове Андраса эхом звучат лишь два слова: «Берлин» и «Мюнхен».

Воспоминание отступило на задний план, но он знает истину — кошмар взял разгон, чтобы через несколько секунд врезаться в него с новой, увеличенной силой. Энди успел приподняться с тротуара и сделать несколько шагов. Первый, второй, третий. Столько же прозвучало взрывов тогда.

Андрас все еще смотрит в экран смартфона. Он смотрит на яркие значки, а звуковой поток, окружающий его со всех сторон, наполняет сердце тревогой. Энди поднимает глаза на экран, видит, как трясутся руки стократно увеличенного диктора, и чувствует рвотный позыв. Где-то вдалеке раздается легкий хлопок, внезапная тишина разливается по холлу Кембриджа. Энди слышит этот звук и впервые в жизни обращается к Богу.

«Прошу тебя, сделай так, чтобы этого не было», — думает Андрас Ланге. — «Пожалуйста, Боже, я хочу проснуться».

Но вместо желанного звонка будильника звучит громовой раскат, а еще через мгновение барабанные перепонки едва не лопаются от оглушительного взрыва. Здание университета сотрясает мощный толчок, а огромный экран, на котором еще секунду назад был изображен бледный мужчина, срывается со своего места и камнем летит вниз, сминая под собой тех, кому исключительно не повезло. Мир тонет в хаосе и криках, а Энди крепко сжимает мобильник, выплевывая недавний завтрак себе под ноги.

Он все еще тащится в сторону дома, продираясь сквозь алкогольный туман? Или действительно стоит посреди Кембриджа, а вокруг мечутся вопящие люди? Ответ очевиден, но недоступен. Энди переживал эти воспоминания так много раз, что они стали рутиной. Кто-то приходит домой после работы и открывает бутылку пива, кто-то лениво перелистывает жесткие страницы оставшегося культурного наследия, а кто-то, такой как Андрас, вновь и вновь переживает кошмары прошлого.

Энди шел по улице в паре кварталов от Центра имени Майера. Его резко повело куда-то вбок, и, если бы не прочное стекло припаркованного автомобиля, лежать бы ему на земле. Опять. Он крутанул головой, но стало только хуже — мир смазался в единое пятно, что долго не обретало четкость. Андрас стоял, облокотившись на темное окно, а когда открыл глаза, увидел собственное отражение где-то в глубине толстого стекла.

— Как же я тебя н-ненавижу, — он собрал вязкую слюну и неуклюже плюнул. — За в-все. За все.

И вновь пришел его главный мучитель, его палач.

Энди выбежал из университета, крепко сжимая смартфон. Он все еще не понимает, что происходит, но бессознательная часть далеко не глупого разума уже знает ответы. Ланге бежит по улице, а вокруг снуют люди. Кто-то кричит, плачет. Энди страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. Он хочет найти тихий уголок, спрятаться и все переждать. Андрас еще верит, что это возможно.

Недалеко от входа в общежитие он вспоминает о звонках, резко вскидывает руку и выбирает второй вариант. Он звонит Карен. Мягкий голос сообщает, что абонент временно недоступен. Энди готов закричать, но машинально повторяет вызов. Результат неизменен. Тогда он звонит родителям, и, услышав в трубке равномерные, длинные гудки, едва не падает. Телефон гудит ему в ухо, когда Энди заходит в общежитие, гудит, когда Ланге поднимается по лестнице на свой этаж, гудит, когда Андрас идет по коридору. Ответа нет. И не будет.

Ключ легко поворачивается в дверной скважине, он заходит в свою комнату. Энди видит перед собой соседа, Ричарда, и хочет рассказать ему о новостях и взрывах, о хаосе. Хочет поделиться ужасом с тем, кто за прошедшие полгода стал очень близок…Но видит холод в глазах друга, обращает внимание на повседневную легкость с какой тот собирает наплечный рюкзак, и чувствует безотчетное, но почти осязаемое отчаяние.

— Что происходит, Рик, — дрожащим голосом спрашивает Энди. — Там какой-то кошмар. Там… Там людей убило… Они просто стояли под экраном, а он… Куда ты?

— Все началось, приятель. Мы вышли из тени.

— Что началось? Я не понимаю… О чем ты, мать твою?!

Тогда Ричард включает монитор их общего компьютера и запускает видео, на котором постаревшая, но сохранившая свою благородную красоту женщина произносит слова: «Здравствуйте. С вами говорит Родство…» Энди смотрит обращение Матери, а его тело сотрясает озноб.

— Я иду к своим Братьям и Сестрам, Андрас. Теперь есть лишь те, кто с нами, и те, кто против. Других нет, и не будет. Уже никогда, — Рик задорно хлопает себя по плечу, демонстрируя нашивку с символами нового мира. Раскрытая ладонь и сжатый кулак. — А вот без этого на улицу лучше не выходить. Тебя убьют, — Ричард закидывает на плечо новенький рюкзак, бросает на стол ключ от комнаты и с улыбкой произносит: — Дверь закрой. И сиди тихо. Бывай, приятель.

Энди оттолкнулся от машины и сделал еще несколько шагов. Выпитый виски все сильнее и сильнее туманил разум. Вероятно, он перебрал. Действительно перебрал. А до дома еще так далеко…

Он не знает, сколько ему сидеть в этой комнате и не знает, сколько раз уже набрал номер Карен, чтобы услышать ненавистное сообщение об абоненте, — и номер родителей, чтобы послушать бесконечные гудки. Последний раз, когда Энди смотрел на часы, минул полдень. Он боится выглянуть в окно, видит только, как отсвечивают блики пожаров на желтоватых стенах комнаты. Андрас старается не издавать ни звука, но сам все прекрасно слышит. Звуки внешнего мира, того мира, что еще несколько часов назад больше походил на тихую райскую рощу, создавали иллюзию нелепого сна больного разума.

Энди сидит на кровати, сжимая в руках телефон. Все, что происходит вокруг, отражается в его мозгах одним страшным словом. «Война». Кто участвует в этом, как с ними связан Ричард, почему, почему, почему сейчас? Андрас пытается нащупать ответы, осознать истину и найти объяснение, но не может. Он чувствует себя так, словно хочет объять необъятное, и не сразу понимает, отчего щекотно ладоням.

Слабо вибрирует мобильник. Когда приходит осознание, Энди вздрагивает так, словно получил мощный разряд, и с трепетом подносит трубку к глазам. На экране высвечивается надпись: «У вас новое сообщение от Кгеррецан», а рядом со словами тускло мигает значок бесплатного мессенджера. Это не звонок, но все же. Он поспешно открывает приложение и находит внутри файл. Аудиозапись.

Они любили так общаться — перекличкой. Постоянно отправляли друг другу короткие фразы и длинные монологи. «Ди, тут так здорово! Вот бы ты был рядом!» — эту восторженную реплику он получил в тот день, когда Карен переехала в Мюнхен. «Герц, слушай», — далее следует занудная болтовня преподавателя где-то на фоне, совсем далеко, а на переднем плане отчетливо слышен чей-то храп. — «Это мой сосед, Рик. На лекциях спит, как младенец».

Энди смотрит на новое сообщение и думает, что готов его прослушать. Но как же он ошибается.

— Ди! Ди, ты меня слышишь?! — испуганный голос Карен звучит из слабого динамика. — У нас какой-то кошмар, я не понимаю… — девушка всхлипывает и с трудом продолжает. — Мне так страшно, Ди. Мне очень, очень страшно. Я… У нас… Я звоню тебе каждую минуту, но ты не берешь трубку! Ответь мне, пожалуйста. Скажи, что все хорошо.

Она безмолвно плачет, а сердце Энди готово взорваться.

— У нас были взрывы. Несколько, штук пять. Поднялась паника, все носились по улицам, собирали вещи… — Карен делает паузу, немного успокаивается. — Скажи мне, пожалуйста, что все хорошо. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Андрас шепчет в пустой комнате, отвечая ее мольбе.

— Я наблюдала за всем из окна. Смотрела и думала, что мне все снится. Надеялась на это. А потом появились они… Толпа людей, мужчин и женщин. Он схватили какого-то парня у здания напротив, повалили его на землю и начали пинать, — тихий плач Карен перерос в настоящие рыдания. — А потом… Потом они поймали девочку, взяли ее за волосы и начали долбить головой о ст-стену! Я все еще вижу бардовое пятно в том месте! А она там так и лежит! Они бежали по улице и уб-бивали! — Кгеррецан рыдала, глотая слова и целые предложения, а Андрас Ланге стонал в ответ, роняя слезы на яркий экран смартфона.

Энди сполз на тротуар по холодной стене какого-то дома. У него не осталось сил, чтобы идти, чтобы терпеть. Чтобы жить.

— Из нас бы гвозди дела-ать! — пьяно бросил он в вечерний сумрак. — Только… Только вот так себе, сука, гвозди…

— Вам нужна помощь?

Ланге медленно повернул голову на звук, но это не помогло. Мир выглядел смазанным, как небрежная клякса, и Энди ничего не разбирал. Откуда-то из темноты вынырнул расплывчатый силуэт, в котором Андрас узнал женщину, провозгласившую приход Родства.

— Пшла прочь! — небрежно отмахнулся он. — Сгинь! Если бы не ты… То все бы… Сгинь…

Мир накрыла черная пелена.