Два сержанта переговаривались на лестнице:
– Ты куда, Хренков, наган сунул?
– Сюда, за ремень.
– То-то я и гляжу. Кто ж спереди сует? У тебя же через куртку рукоятка на брюхе видна. Ежели под ремень, так назад надо. Вот, как у меня… Ить твою! Да не тут, не у окна перекладывай! Вон, в темный угол отойди, там и переложь!.. Вот так… И – сюда… И вообще – на шиша тебе наган, когда шилом работать велено?
– Так, на всякий… А у тебя наган зачем?
– Ладно, может, и пригодится. Вобла у тебя? Готовь маскировку.
– Это что, прямо вот так вот на подоконнике разделывать?
– Давай прямо. Мы ж с тобой кто? Алкаши!.. А я пивко щас открою.
– Валяй, Вася, трубы горят.
– Какой я тебе Вася, какие еще трубы?! Ты что, тудыть твою, набрался перед заданием?!
– В рот не брал. Это ж я – для конспирации.
– А-а… Вобла, однако, ничего, смотрю, свежая… Ну-ка… Да, во рту тает…
– И пивко хорошее, сегодняшнее.
– Давай сюда! Ишь, присосался! Так через час без ни шиша останемся.
– Еще ж четыре бутылки.
– А сколько еще стоять, ты знаешь? Может, до самого вечера. И налижешься – какая тогда точность стрельбы?
– Ништяк, Вася! Я, когда за стрельбы грамоту получил, – сколько я, по-твоему, перед тем принял?
– Ну…
– Гну! Как раз четыре «Жигулевского». У меня от него, от пива, меткость как раз обостряется – видать, особое свойство такое организма.
– Гляди-ка ты! Может, и у меня тоже? Ну-ка, вторую открывай…
– Тсс!
– Чё?..
– Через плечо! Вон дверь, кажись, открывается.
– Пускай себе открывается. Это какая квартира?
– Пятьдесят восьмая.
– А нам какая нужна, помнишь хоть?
– Пятьдесят девятая.
– То-то. А для пятьдесят восьмой мы для маскировки кто? Алкаши. Давай-ка открывай, в самый раз будет.
Катя и Юрий стояли в прихожей пятьдесят восьмой квартиры и по очереди смотрели в дверной глазок. Двое пьянчужек разделывали воблу на подоконнике. Что делать? Ждать? Но они могут и до вечера сосать свое пиво.
Да никакие они и не пьянчужки, хоть и лихо тянут пиво из горла, наконец сообразил Юрий: вон, у обоих под спецовками рукоятки наганов торчат сзади из-под ремней.
Катя, переодетая в мальчугана, подмигнула Юрию и, придерживая велосипед, открыла дверь.
– Дяденьки, помогите, пожалуйста, велик спустить, – вежливо попросил мальчуган, выкатывавший велосипед из пятьдесят восьмой квартиры.
– Сейчас вот все бросим и будем с твоим лисапедом возюкаться… – буркнул один из алкашей.
– Дяденьки, ну тяжело очень… – ныл малец. – Только через этот пролет, тут последняя ступенька крутая. Вам же одна секунда, дяденьки!
– Ладно, чего там… – снизошел второй алкаш. – Давай, Вася, поможем пацану.
Оба нехотя подошли и взялись за раму велосипеда.
– Ты бы хоть от масла раму протер.
– А это и не масло, дяденьки, – озорно отозвался мальчонка. С этими словами он отпустил руль и повернулся в сторону приоткрытой двери: – Все в порядке, пошли.
У сержанта Хренкова и сержанта Колуева челюсти разом отвисли. Из пятьдесят восьмой квартиры, посмеиваясь, вышел не кто иной, как знакомый им по фотографиям кочегар-доцент Васильцев, только с седой бородой. В руках он держал сумку и здоровенного котищу. А они…
Черт возьми, да что ж это такое!..
– Стреляй! – прошипел сержант Хренков, совсем забывший, что велено – шилом.
Ну а если и стрелять, то чем стрелять, чем?! Ногой, что ли?! Руки-то, руки, как цементом, прихвачены к этой раме, разве только с ладонями вместе ее от рук оторвать!
Васильцев и пацан этот спускались не спеша.
– Давай за ними! – скомандовал сержант Хренков и поволок велосипед вместе с прилипшим к нему сержантом Колуевым вниз по лестнице.
Крутившиеся педали пребольно колотили сержанта Хренкова по коленкам. Недолго, правда. Потому что в одну секунду сержанты оступились и пересчитали все ступеньки на лестничном пролете. Хренков крепко стукнулся лбом о батарею и уже не понимал ушибленной головой, то ли это велосипедные шины, все еще крутясь, с шипением трутся о стену, то ли сержант Колуев что-то шипит, выплевывая выбитые зубы.
* * *
– Куда теперь? – спросил Юрий, когда они вышли из подъезда. – Если НКВД начало охоту, они не остановятся… В Москве оставаться нельзя, обложат, как волков, рано или поздно все равно выследят. Хоть на время надо отсюда дать дёру.
– И как ты это собираешься делать?
– Ну, не знаю… На поезде…
– На всех вокзалах уже по полсотни шпиков, можешь не сомневаться.
– Тогда – машину угнать.
– Если они не совсем дураки, то и все выезды из Москвы перекрыты. И все причалы, будь уверен.
– Да, дело швах, – подвел итог Юрий. – А у тебя есть какие-нибудь мысли?
– Не бог весть что, но все-таки есть одна идейка. Не знаю, проскочит или нет, но попробовать надо, все равно нет другого выхода. Даром, что ли, у меня полная сумка документов?
* * *
Народный комиссар был зол выше всякой меры. Это ж надо! Провели как пацанов! Но когда увидел перед собой этих лопухов, сержантов Хренкова и Колуева, в их нынешнем виде – зубы выбиты, одежда изорвана, ладони – сплошное месиво (их, говорят, полчаса отдирали от этого велосипеда), – все же не мог не улыбнуться: да, будет что вспомнить! И даже отдав распоряжение отправить обоих в расход, все еще продолжал слегка улыбаться.
Впрочем, расслабляться было нельзя. Он сдернул трубку телефона:
– Вокзалы?
– Везде наши, – был ответ.
– Пристани?
– Мышь не проскочит.
– Магистрали?
– Все перекрыты, товарищ народный комиссар.
Он положил трубку. Нет, не должны выскользнуть!.. Если бы речь шла о ком другом; но эти!..
Нарком стал расхаживать по кабинетуиз угла в угол. Есть ли еще для них какая-нибудь щелочка? Если только крыльев у них нет…
Стоп! Крылья!
Конечно, хрен кого из советских людей так вот запросто впустят в самолет, но здесь-то случай совершенно особенный. Он снова снял трубку:
– Самолета никто не угонял?
– Никак нет!
– Утроить охрану аэропорта. К каждому самолету – по взводу автоматчиков!
– Есть!
– А рейсовых сколько летает?
– Сегодня только один «дуглас».
– Пассажиров много?
– Всего два человека, иностранцы. Но какие! О-го-го!
– И какие же?
– Герцог Йоркский с герцогенком.
Да, это не то… Ну а все-таки…
– Как выглядят? Полное описание!
– Герцог с бородой, все лапы в перстнях, лопочет не по-нашему. Герцогенок – совсем малец… Да, еще кот у них!
Кот?! Вот и попались!
Нет, а каковы! Из-за кота жизнями рисковать! Все же что-то в них есть совсем непонятное, говнистое что-то.
– Задержать рейс! – гаркнул в трубку народный комиссар.
– Есть задержать рейс! Под каким видом?
– Скажете, что ждете особый груз.
– А груз будет?
– Будет вам груз!
А уж какой груз – об этом пока только он один знал. Такой будет груз, что…
Не додумав, он снова схватил трубку:
– Капитана Хватова ко мне!
* * *
– Капитан Хватов, по вашему приказанию!
Хорош! Здоров! Плечищи какие! А уж что умеет выделывать! Можно сказать, академик по терроризму. И по Испании, и по Мексике, и много еще где о нем просто легенды ходят. Такого жалко терять, надо, чтобы уцелел как-то, пригодится.
– Не спрашиваю, капитан Хватов, умеешь ли ты обращаться с динамитом, глупый вопрос; я вот что хочу знать: умеешь ли ты водить самолет?
– Обучали.
– Это хорошо, что ты такой, всему обученный. Ну а с парашютом прыгать умеешь?
– Дело нехитрое.
– Тогда садись и слушай внимательно, какое будет тебе задание…
* * *
Самолет уже было завел пропеллеры, Юрий и Катя облегченно вздохнули, но секунду спустя гул стал стихать. Юрий на ломаном русском спросил у пилота, в чем дело. Оказалось, ждут какой-то особый груз, кроме того, почему-то и его, пилота, решили заменить на другого.
Эта замена произошла почти тут же, и на место прежнего пилота уселся другой, высоченного роста детина (что было несколько странно: Юрий знал, что слишком высоких в авиацию не берут) – косая сажень в плечах. Вслед за ним в пилотскую кабину втащили небольшой деревянный ящик, и дверь захлопнулась.
До отлета оставалось несколько минут, когда в пассажирский отсек ворвался еще один запыхавшийся гражданин. Снизу ему подали два объемистых мешка. Гражданин втащил их и уселся позади Кати и Васильцева.
Вдруг гражданин произнес слова, от которых у Юрия упало сердце:
– Юрий Андреевич, и вы, миссис Сазерленд…
Это конец, подумал Васильцев.
Однако вслед за тем услышал:
– Не оборачивайтесь! Я здесь, чтобы вам помочь, спасти ваши жизни… Да не оборачивайтесь вы, Екатерина, я же сказал! И пистолетик свой уберите, меня это несколько нервирует.
– Кто вы? – спросила Катя.
– Считайте, ваш ангел-хранитель. У нас мало времени, поэтому не перебивайте. Вас вычислили и желают убить. В самолете взрывчатка, а пилот – опытный диверсант. Запланировано, что он выпрыгнет с парашютом, а мина с часовым механизмом взорвется через десять минут. Вот я вам и принес подарок. – Он похлопал по одному из мешков. – С парашютом прыгать умеете?
– Только с вышки в Парке культуры, – тихо ответил Юрий.
– А вы, миссис?
– Приходилось много раз, – кивнула Катя. – Меня даже обучали делать затяжные прыжки.
– Вот и отлично, значит, справитесь. Подстрахуйте Юрия Андреевича. Во время полета вы увидите, что пилот выпрыгивает, и это будет для вас сигналом. Но не выпрыгивайте сразу вслед за ним, подождите минут пять. Иначе он увидит, что вы спаслись, а надо, чтобы все считали вас погибшими. Вы все поняли?
– Поняли, – хором отозвались Катя и Юрий.
– Превосходно! В таком случае желаю удачи, – кивнул «ангел-хранитель». – Постарайтесь уцелеть. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
– Как вас зовут? – спросила Катя.
На это «ангел» усмехнулся:
– Вам обязательно требуется имя? Что ж, когда-то меня звали Митенькой. Несколько простовато для ангела, но тут уж ничего не поделаешь.
Пассажирскую дверь уже закрывали, и тут вдруг «ангел Митенька» завопил жалостливо:
– Постойте, граждане! Нет, нет, боюсь самолетов! Не полечу! – С этими словами он буквально вывалился из пассажирского отсека.
Вслед за тем дверь закрылась, и пилот-диверсант завел мотор.
– Ты сколько раз с той вышки прыгал? – спросила Катя.
– Один раз.
– Да, маловато.
– Страшно было, – признался Юрий, – с тех пор зарекся, что больше – никогда… Но не зря сказано: не зарекайся…
Самолет оторвался от земли. И тут с котом Прохором стало происходить что-то странное – он размяукался, а потом стал издавать какие-то странные хрипы.
– Тоже, как наш ангел Митя, самолетов боится, – посочувствовала ему Катя.
– Да нет. – Юрий вспомнил слова Борщова. – У него аллергия на динамит.
– Брось, такого не бывает.
– Ну, мало ли… – Юрий пожал плечами. – В любом случае будет жаль, если погибнет.
– Не погибнет! – Катя взяла кота и засунула за пазуху, приговаривая: – Хороший котик. Не бойся, мы твои ангелы-хранители. У всех должны быть ангелы-хранители, даже у котиков…
Прохор, словно понял ее слова, сразу успокоился и притих. Юрий и Катя тоже притихли в ожидании, прислушиваясь к тому, что происходит в пилотской кабине…
…Это случилось минут через сорок полета. Они увидели через иллюминатор, как распахнулась дверь пилотской кабины и оттуда выпрыгнул пилот.
– Давай! – сказала Катя.
Они распаковали оба мешка и нацепили на себя парашюты.
– Ого! – обрадовалась она. – Тут и по запасному парашюту, и ножи парашютиста, все есть! Значит, так, ты прыгаешь первым, я – за тобой. Не бойся, если что – я тебя подстрахую. Помнишь хотя бы, где у парашюта кольцо?
Он кивнул, хотя от волнения уже и сомневался, что действительно помнит.
– Тогда держи руку на нем.
Кольцо оказалось на месте, и Юрий ухватился за него. Катя тем временем уже открывала дверь пассажирского отсека.
– Если что, есть еще запасной парашют, – напомнила она. – Только сначала надо обрезать стропы первого. Нож парашютиста держи наготове.
Юрий засунул нож за ремень.
– Ну, с Богом! – решительно тряхнула головой Катя. – Давай!
Он подошел к распахнутой двери и глянул вниз. Сквозь сумерки были видны лишь сиреневые облака, и его на миг охватила жуть.
– Вниз не смотри, – услышал он. – Прыгай!
Он выпрыгнул и тут же дернул кольцо, как делал это в Парке культуры.
Но тут был не парк. Он дернул кольцо слишком поспешно. Парашют, распахиваясь, скользнул по крылу самолета, от чего сразу смялся, стропы перепутались, и парашют вместо купола превратился в какую-то сосульку. Юрия закрутило, как волчок.
«Спокойно! – он стиснул зубы. – У тебя есть еще один парашют… Обрезать стропы…»
Юрий хотел выхватить нож, но его не было – выпал! От страха и волнения он этого даже не заметил. «Вот она, смерть…» – подумал Юрий, камнем падая вниз.
И вдруг увидел Катю. Раскинув руки и паря в небе, как птица, она с нераскрытым парашютом летела в его сторону. Крикнула, перекрывая отчаянные вопли кота за пазухой:
– Хватай меня! Ну!
Он вцепился в нее обеими руками.
Катя быстро отрезала стропы его парашюта и сама дернула кольцо запасного.
Купол раскрылся. «Неужели спасены?!»
Некоторое время, прижавшись друг к другу, так и летели вместе. Кот, хотя Юрий его сильно придавил, перестал вопить: был не против слияния людских душ. Вместе, в обнимку, пролетели сквозь облака. Было незабываемое чувство – страха и восторга одновременно…
* * *
Щуплый паренек бродил по обшарпанным московским улочкам и думал только о том, как обманулся, рассчитывая на этих двух мозгляков. Нет, в этом мире надо действовать самому, в одиночку. Не все на такое способны, но ведь он – не все, он – Викентий, сын своего неустрашимого отца! И если где какая несправедливость – уж он-то будет знать, как себя повести!
На углу очередного дома горько плакала какая-то старушка.
– В чем дело, бабуся? – спросил Викентий-младший.
– Да вот, кошелек отняли, ироды, архаровцы…
– Где они?
– Вон, милок, улицу переходят.
Действительно, двое крепких мужиков переходили улицу метрах в двухстах от них. В следующую минуту они должны были свернуть за угол.
– Стой здесь, бабуся, – скомандовал Викентий, – жди меня. – С этими словами он устремился за указанными бандитами.
Парень настиг их уже за углом.
– Сами вернете кошелек бабке или вам помочь?
Те с любопытством оглядели этого мозгляка, смеющего тут, на их улице, командовать. Один из них подкинул кошелек на ладони и, хохотнув, проговорил:
– Оно лучше, конечно, ежели поможешь.
– А может, сразу ему по фуфлу? – предложил другой.
– Можно и так, – согласился первый, убирая кошелек в карман.
Вразвалочку они подошли вплотную к Викентию.
Все произошло настолько быстро, что если бы кто-то наблюдал за этой сценой, то ничего бы и не понял. Пара ударов ребром ладони по двум толстым шеям, как учил отец, – и двое уже лежали на земле не шевелясь. Викентий проверил у каждого пульс и удостоверился, что они не зашевелятся уже никогда. Да, неплохую науку он успел пройти к своим шестнадцати годам!
Вытащив кошелек, Викентий вернулся к старушке:
– На, бабушка, держи. И ходи тут осторожней, а то мало ли что.
– Господь тебя храни! – услышал он вослед, ибо сам, не задерживаясь возле старушки, уже шел своей дорогой.
Шел и думал: да, так, только так! Бывает, что в этом поганом мире достаточно и одного судьи. Если сам этот судья еще и палач, то рано или поздно наступит настоящая справедливость. И такой судья, он же палач, уже имеется: это он, Викентий Второй, сын своего отца! Что бы там ни болтал тот очкастый доцент, уж он-то, Викентий, знает, что такое справедливость, и не даст миру соскользнуть с верного пути!
Да, сегодня только начало, но жизнь у него долгая, и все еще впереди!
Так и надо действовать, как нынче!
…А что, звучит неплохо: Викентий Второй. Еще услышат о нем!
* * *
…Что-то громыхнуло вдали, в небе взметнулось пламя. Самолет распался на две части, словно его перерубили гигантским топором, и обе половинки теперь, кувыркаясь, неслись к земле.
…Но что это там, внизу? Что за холмик на такой высоте? Земля еще далеко…
Да ведь это же купол парашюта! Диверсант! Каким-то воздушным потоком их, похоже, поднесло к нему!..
У диверсанта горел мощный фонарь, от которого конусом шел свет. В огромном круге этого света уже виднелась пока еще далекая земля.
– Та-ак… – проговорила Катя. – У нас еще, оказывается, дела… Отпусти-ка!
Юрий разжал объятия, и Катя с распростертыми руками, как птица, полетела вниз.
Подлетев сверху к куполу, она несколько раз выстрелила сквозь него из пистолета. Потом по этому куполу соскользнула вниз.
Видимо, она перерезала стропы, потому что Юрий увидел, как диверсант, отделившись от парашюта, камнем полетел к земле, а его парашют сморщился, заполоскался, как тряпка, и упорхнул куда-то.
Только теперь Катя раскрыла свой парашют. И конус света падал теперь от нее – значит, успела выхватить фонарь.
Круг света на земле все уменьшался. Земля была теперь совсем близко.
Катя приземлилась первой и теперь фонарем указывала Юрию, куда ему приземляться.
Господи, вот сейчас!..
– Не сюда! – крикнула Катя. – Дергай левый строп!
«Почему?» Но строп он дернул.
Чуть отлетев в сторону, наконец ударился ногами о землю.
Катя подбежала к нему и проговорила:
– Слава богу! – При этом она почему-то светила фонарем куда-то в сторону. – Слава богу, ты не раздавил его!
– Кого? – не понял Юрий.
– Галчонка! Наверно, вывалился из гнезда. Я боялась, ты раздавишь его. Но – слава богу!
Юрий вгляделся и увидел, как небольшая птаха, еще не умеющая летать, неловко ускакала от света куда-то в сторону кустов.
И он сам тоже с облегчением проговорил:
– Слава богу…
Кот, уже выпущенный, терся о ногу Юрия, и тот сказал ему:
– Будем жить, котик.
– Будем жить, – вслед за ним повторила Катя.
А Юрий заорал теперь уже куда-то в пространство:
– Бу-у-у-дем жи-и-ить!..