Мы стали чувствовать себя увереннее, и люди, поняв что мы тут надолго, смирились и наконец начали нам помогать. Местность в городе и округе была засажена остатками картофеля, постоянно заготавливалось сено — в мастерских сделали пять конных сенокосилок, ворошителей — и этой техникой объемы сена повысились в несколько раз. Глядя на эти приготовления, люди начинали смекать, что мы уходить не собираемся и их не бросим, поэтому все больше и все активнее включались в процессы трудовой и боевой подготовки к разгрому врага. Крестьян окрестных сел мы переселили ближе к городу — чтобы их можно было защитить от немцев. Переселились не все, но многие, так что вопрос с заготовками на зиму стоял остро — мы могли рассчитывать только на себя и на немцев, но с ними сложнее.
Коммунальные службы решали хозяйственные вопросы города — сделать фильтр на трубу электростанции, чтобы она не выдавала себя дымом, обеспечить ее топливом, для чего формировались команды рубщиков дров. Чтобы дрова можно было использовать в электростанции и котельных, переделывали их загрузочные части под прием дров, увеличивали площадь колосников — чтобы проходил сгоревший уголь от менее жарко горящих дров, отчего их требовалось больше, чем привозного каменного угля. Также из-за большего количества отходов увеличивали и приемник золы — чтобы реже его выгребать. Для более полного использования ресурсов сделали промывку золы — для добычи поташа. Я озадачил химиков и инженеров разработкой оборудования для его очистки, но пока они еще работали над проблемой. Как его потом использовать — тоже было непонятно. В крайнем случае — пустим на удобрения полей. Но это дело будущего, сейчас главное — занять осмысленной деятельностью максимальное количество народа — я и мои руководящие структуры не успевали переваривать поток людей — определить, что за человек, чем он может заниматься, встроить его в существующие структуры или создать новые — все это требовало времени и сил, которых у нас не было — все наше внимание сейчас было направлено прежде всего на организацию боевых структур, и гражданский сектор оставался практически без внимания. Да и с боевыми структурами все было не слишком хорошо — людей было больше, чем оружия и командиров. Поэтому и приходилось придумывать задания мало-мальски грамотным в техническом плане людям — авось хоть на первое время не надо будет думать, куда их действительно пристраивать.
Вообще, собственное производство начали развивать спонтанно, и даже полуподпольно. Многие противились тому, чтобы создавать лаборатории и фабрики — они считали, что война скоро закончится. Я-то знал, что все это надолго, но явно этого сказать не мог, поэтому напирал на то, что на это будут привлекаться люди, не очень подходящие для военных действий — вояки из них те еще. Так пусть потихоньку создают полукустарную, лабораторную промышленность — глядишь, и пригодится в мирной жизни. Противопоставить таким аргументам им было нечего — действительно, раз все-равно сидят без дела, так пусть и занимаются. Тем более что ремонтные мастерские были нужны, все видели их пользу, а для мастерских было нужно какое-то оборудование, так чего не сделать например и автоклавы для выгонки окислов серы из железного колчедана, ну а из него — серную кислоту — для очистки поверхностей, для аккумуляторов, ну и уж для производства пороха и взрывчатки. То же и с азотной кислотой — перегонка торфа на газ все-равно нужна — газ-то нужен для привода электрогенераторов и работы печей в мехмастерских. Ну и чего бы не выгнать из него же и аммиак, а его перегнать в азотную кислоту. Много все-равно не сделаем, а для протирки и очистки хватит и небольших объемов. И так далее — многие полезные вещи изначально делались кустарно и подпольно даже от моего окружения — вроде получено что-то типа намека на согласие, и далее я лишний раз не светил эти производства, чтобы люди снова не начали возмущаться, что ресурсы тратятся не на победу, а на какие-то ненужные дела — патронов-то и взрывчатки летом было много со складов, а к осени фашистов всяко разобьем. Под это дело я и направлял больше половины прибывающего народа на производственные участки — химия, оптика, механические мастерские. Лишь только человек проявит хоть какие-то технические навыки — все — наш клиент. Его тут же брали в оборот руководители производственных подразделений — прикрепляли к опытному рабочему или инженеру, и те натаскивали новичка в своем деле на примере решения конкретных задач. Кадры скоро будут решать больше чем все. Например, в начале на производство одного автомата тратилось около пятнадцати станко-часов и еще три часа ручного труда. Уже через месяц конструктора с помощью специализированной оснастки, увеличения штамповочных операций и упрощения конструкции снизили эти показатели до трех станко-часов. Тут уже и противникам развития производства было нечего сказать — в августе многие стали понимать, что война продлится немного дольше чем до осени, а в таком случае свои автоматы нам не помешают. Как и порох, и патроны, да и вообще — все.
Но и наши боевые группы пополнялись. К началу августа по лесам постоянно бегало уже два десятка более-менее боеспособных и слаженных групп по 15–20 человек — в разведке, налетах — они на практике тренировались устраивать засады и уходить от погони. Засадную группу страховала группа отсечки из менее подготовленных бойцов — хотя потери и были, но целиком группы мы еще не теряли — три раза погоня, отправленная за нашей засадой, натыкалась на засаду отсечной группы, несла неожиданные потери и отходила. Долго так конечно продолжаться не могло, но пока прокатывало.
Но еще больше групп тренировалось в лагерях вокруг города. Пока основной упор делался на индивидуальную подготовку бойца и отделения — ни я, ни тем более комсостав, не были пока готовы дать какую-то вразумительную методику для комсостава, поэтому пока обходились передачей опыта конкретных операций.
Индивидуальная подготовка складывалась из двух частей — передвижения бойца по полю боя и его мотивации к активным действиям.
Штурмовая полоса нужна для того, чтобы натренировать бойца для преодоления препятствий, которые могут встретиться ему на поле боя. Прыжком преодолеть воронку, яму или окоп, быстро и резко менять направление движения в узком окопе — чтобы быстро перемещаться и увернуться от очереди в упор, прыжком с опорой на руку преодолеть невысокие изгороди или заборы, или высокие — но уже перевалившись с упором на живот или выходом силой. Вот для чего нужна штурмовая полоса и ее преодоление раз за разом, раз за разом — чтобы в бою солдат искал и убивал врага, а не думал о том, как преодолеть очередное препятствие. Для колючей проволоки у него есть саперная лопатка, автомат или ножницы по металлу. Или — набросить бревно и по нему перебежать на другую сторону. Для ежей — гранаты, толовые шашки и крюки, если их можно растащить. На штурмовых полосах бойцы учились не задумываясь передвигаться в ту точку местности, в которую им нужно попасть, несмотря на любые препятствия, встретившиеся на пути — они должны быть всего-лишь дополнением к окружающей обстановке, но никак не препятствиями как таковыми. А сержанты и комсостав с удовольствием вносили разнообразие этих препятствий — уже к августу вокруг города было пятнадцать штурмовых полос с разным набором и порядком следования препятствий. И бойцы днями, а потом и ночами бегали по ним.
Также индивидуальная подготовка включала в себя наблюдение — выбор позиции, ориентиров, отслеживание обстановки, доклад — все эти вопросы требуется проработать.
Маневр отделением — следующая ступень действий солдата. Передвижение перекатами вперед, назад, вбок — когда часть ведет стрельбу, часть — перемещается, при этом стараясь не пересечь линию стрельбы — это большое искусство, требующее внимательности и владения обстановкой. Особенно сложно это сделать, когда вокруг задымление — своего подстрелить очень легко. Поэтому данный вид движения солдаты отрабатывали наиболее тщательно. А еще есть поворот фронта, занятие круговой обороны с распределением секторов — солдаты должны выбирать свой сектор в зависимости от положения в общем строю — а для этого опять же надо видеть поле боя и расположение товарищей — "читать" обстановку.
Если попал под артиллерийский или минометный обстрел, то надо либо затихариться в каком-то укрытии либо броском выйти из-под налета — перенос огня не такая быстрая вещь — пока корректировщик оценит обстановку, пока даст команду на перенос, пока артиллеристы поменяют установки прицела, пока летит снаряд — может пройти и минута, а как правило три-четыре. А за это время можно усвистать куда угодно — даже свалиться на головы противника, если идет атака. А если еще не свалиться, то все-равно сдвинуться метров на сто-двести, даже перекатами — то есть артиллерии снова надо менять установки. Но тут конечно все зависит от корректировщика — если он смог предугадать положение через минуту-другую — то точно накроют.
Но самыми главными я считал все-таки вопросы мотивации. Если перемещению по полю боя как-то можно научить, то поведенческие вопросы мне были пока неясны. Поэтому мы встроили в обучение на штурмполосах и проработку проблем более высокого порядка, чем преодоление препятствий. Как научить активности и инициативе? Только тренируя их выдвижение по полю боя в обход врага, смене позиции для того, чтобы достать спрятавшегося фрица. Такими перемещениями надо пробудить в солдате дух охотника, добытчика — он должен выследить зверя, подобраться к нему и убить. Как научить мыслить? Приучить бойца, что на каждой местности и в каждый момент его могут спросить — где может скрываться враг, что будет делать боец при появлении врага — куда он переместится и почему. Начнет ли стрелять или отойдет. Ответил неправильно или застигнут врасплох — тридцать отжиманий. Так бойцы приучались постоянно оценивать местность.
Уже к середине августа народ проникся вкусом тренировок в новом стиле, да и я радовался — перемещения бойцов по тренировочному полю уже выглядели как в боевиках конца 90х — резкие перебежки, перекатывания, ползание по-пластунски — солдаты буквально стелились над поверхностью земли, как ртуть перетекая от рубежа начала атаки в направлении "противника". А поступающие от инструкторов вводные резко меняли рисунок атаки. "Ожил пулемет среди кустов!" — и одно отделение резко залегает и, распределив сектора, начинает давить "огнем" "обнаруженную" точку, тогда как другая, перекатами, резко сближается с ней и закидывает ее "гранатами". "В цепи второго отделения стали рваться снаряды!" — и вся цепь рывками по пять-десять шагов резко продвигается вперед, чтобы выйти из-под обстрела, в то время как соседи, замедлив движение, давят огнем не только "своего" "противника", но и "противника" соседа, попавшего под огневой налет. "Танк справа сорок!" — и по флангам сразу ползком выдвигаются бойцы, чтобы гранатами порвать ему гусеницы и не дать пройти по всей цепи, обездвижить его, а затем дождаться, пока противотанкисты добьют гада. А на соседнем полигоне группы бойцов, словно стая обезьян, ловко, выстраивая "лестницы" из своих тел, преодолевают стены заборов, влезают в здания, берут под контроль открытые участки, "закладывают" взрывчатку для проделывания проходов. У фрицев просто не будет никаких шансов.
Продолжалась и развивалась парная работа. Все действия делались двойками. В двойке назначался ведущий — старший — и ведомый. По мере накопления опыта оба бойца двойки образовывали новые двойки — им придавали новобранцев, прошедших КМБ.
Формирование подразделений проходило схожим образом. В первые недели группы сначала почковались — из них выделялась часть опытных бойцов, и на ее основе организовывалась новая группа, обе группы — и материнская, и новая — пополнялись новыми бойцами. Так мы увеличивали количество групп. В дальнейшем, когда командиры научились руководить этими небольшими подразделениями, мы начали разворачивать группы в роты, а из них, после обкатки — в батальоны. Так сохраняли слаженность костяка группы, а новички быстро встраивались в уже установившиеся отношения.
В качестве вишенки на торте в нашу методику подготовки бойцов я встроил группу эмоционально-психологического обеспечения боя. Эту группу возглавил "мой" актер, который с моей подачи и под моим руководством подобрал себе более двадцати человек, которые были способны работать психологами-наставниками — среди них были и актеры самодеятельности, и врачи-психиатры, и артисты эстрады, и политруки — сборная солянка, но работать в этом направлении надо — мне понравились результаты, которых я достиг, обучаясь у актера азам получения нужных психических состояний. Думается, это будет нелишним и остальным бойцам и командирам. С командиров и начинали, одновременно по-быстрому прошерстив и бойцов на предмет выявления тех, кто наиболее отзывчив и способен воздействовать на других — так мы выявляли потенциальных психологов. И вообще, со временем эта группа стала для меня еще одним каналом получения информации о настроениях и психологическом поле людей, а также способом выявить творческих людей или потенциальных вредителей и предателей.