Мы также ограничили полеты своих высотных бомбардировщиков — только разведка и точечные удары по крупным складам и мостам. Появление ракет у немцев нами уже давно предвиделось — это оружие мы применяли уже более полугода, свою эффективность оно доказало, и они бы разработали его и без нашей ракеты — она просто ускорила работы, показав эффективность нового оружия. Ну и применение каналов в порохах твердотопливных двигателей тоже наверняка ускорило их работы. Мы же создавали оружие противодействия — установили на бомбардировщики самозарядные дробовики, которые три раза в секунду выплевывали конус из стальных шариков на сто метров — достаточно для одной ракеты. Близкие подрывы причиняли некоторые повреждения, но пока ни один наш самолет не был сбит. Стрелки с удовольствием садили из них не только по ракетам, но и по истребителям фашистов. Для наших же истребителей ракеты не были страшны — и скорость истребителя была выше, и маневренность ракеты, а главное — оператора, были недостаточны, чтобы поймать машину, стремительно проносящуюся мимо.

Так что пока новое оружие немцев нам мешало не сильно. Еще осенью 42го мы вышли на юге из припятских лесов, закрепились на линии Ковель-Брест-Брест-подляски-Замбрув-Остроленка-Алленштейн-Браунсберг (Фрауэнбург) на западе — почти прямая линия на северо-северо-запад от Бреста, реки Горынь, Припять до Мозыря. Гомель-Могилев-Орша-Витебск на востоке, Вильно-Ковно-Тильзит — на севере. На этих рубежах мы закопались в землю по самую макушку и стали ждать летнего наступления немцев — то, что оно будет, мы не сомневались, а наступать самим у нас уже не было сил — прежде всего боеприпасов, но и людей для такой территории хватало только на оборону, к тому же активную. Нас и основной фронт разделяли территории, занятые немцами — полоса в двести километров с востока на запад и по пятьсот на юге и севере — Киев-Полтава-Курск-Орел-Брянск-Смоленск-Ржев-Великие Луки-Рига-Таллин были немецкими, Псков, Новгород, Бологое, Вязьма, Елец, Воронеж, Белгород, Старый Оскол, Харьков, Кривой Рог, Запорожье, Одесса — эти были советскими — осенью 42го немцам удалось-таки взять Киев, хотя большинство наших войск и вырвалось из окружения, правда, практически без артиллерии. Причем сухопутное сообщение через Кенигсберг было прервано нами — северная группировка снабжалась немецким флотом и по воздуху, по своей наземной полосе они только маневрировали войсками — тащить в Прибалтику подкрепления вокруг нашей территории через Украину было слишком накладно. Хотя морское снабжение также постепенно ухудшалось — наша авиация и шесть трофейных подлодок почти каждый день топили транспорты, шедшие из Германии в Прибалтику и обратно. Такого они явно терпеть не будут и постараются перерезать нашу территорию — скорее всего через Кенигсберг — исконно их город.

К началу 4Зго года на почти две с половиной тысячи километров нашего фронта приходилось чуть более миллиона бойцов, тысяча танков и САУ, причем только сто — нашего производства, и тысячи двухсот самолетов — тут наших уже почти восемьсот штук, причем двести из них — штурмовики, а у остальных усилено бронирование и установлены более мощные моторы. А ведь наш фронт длиной — почти сорок процентов от основного, где у наших больше сил раз в шесть, если не больше. Да и у немцев их прилично. Да, слишком широко шагнули — не порвать бы штаны. Так что 43й год — только глухая оборона, и скорее всего что-то придется отдавать — скорее всего Ковно и Кенигсберг — пути наступления там достаточно хорошие — болот и лесов гораздо меньше, чем на остальных направлениях, так что можно развернуть в боевые порядки довольно крупные силы, которые проломят любую оборону, особенно если по нам сможет работать крупнокалиберная артиллерия — уж ее-то, свою главную ударную силу, немцы будут теперь защищать очень тщательно. Так что нам останется только перемолоть как можно больше живой силы и техники в засадах и контратаках и отступить — биться стенка-на-стенку с гитлеровской армадой мы пока не готовы. Попробуем конечно, но упорствовать не будем — если что — отсидимся за лесами — наш вклад в победу уже бесспорен — более миллиона фашистов, почти две тысячи танков и полторы тысячи самолетов, и все это — безвозвратно, раненных у них еще с два миллиона, из них тысяч двести уже будут непригодны к военной службе. Да еще спасли более сорока миллионов советских граждан от концлагерей, оккупации или предательства — десять миллионов вытянули к себе, еще тридцать успели эвакуироваться из-за более низких темпов немецкого наступления — история точно пойдет по-другому, даже если сейчас нас отодвинут обратно в белорусские леса — в них-то мы продержимся сколь угодно долго — с мощной и рассредоточенной металлургической промышленностью, сельским хозяйством на массовой мехтяге, собственным производством топлива и за естественными преградами — да там нам сам черт не брат. Кенигсберг конечно будет жалко — здесь мы его пока спасли от англосаксонских бомбежек 44го и нашего штурма 45го. Теперь скорее всего ему предстоит подвергнуться немецкому штурму 4Зго — просто так отдавать мы его не будем — уж больно много тут можно положить фашистов и оставить им только руины — даже если они захватят город, восстанавливать движение через него будут не меньше трех месяцев — приличный срок, за это время много чего может произойти. Хотя… если уничтожить северную и восточную группировки немцев — это позволит снять с этих фронтов наши части, и к ним присоединятся советские части с этих же фронтов… Надо прикинуть…

После трех недель ожесточенного планирования стало что-то вырисовываться — на грани фола, но мы были к этому привычны.

Полторы тысячи километров нашего периметра представляли собой территорию разной степени труднодоступности — леса, болота, мелкие речки, овраги — все эти естественные препятствия не позволяли развернуть большие группы войск на данных направлениях — и не было достаточно мест, чтобы их накопить для массированного удара — танковую дивизию в болото не загонишь — там она и останется, и линии снабжения не обладали достаточной пропускной способностью — многие дороги были без твердого покрытия, поэтому при интенсивном движении они быстро бы превратились в набор ям, который не позволял бы двигаться автомобилям быстрее пешехода. К тому же многие дороги проходили через леса, поэтому могли быть легко перекрыты. Соответственно, можно было рассчитывать, что на каждые сто километров будет достаточно оставить по сто бойцов ДРГ на вездеходах, чьей задачей будет вовремя отследить появление крупных сил и затем устроить одну-две засады на дорогах — только чтобы притормозить их движение с тем, чтобы мы успели подтянуть резервы. И еще сотню человек — в опорных пунктах в местах немногочисленных переправ — с теми же целями. Итого — по двести человек на сто километров, три тысячи на все полторы тысячи. Им в усиление дать по эскадрилье штурмовиков и по две эскадрильи истребителей на каждые пятьсот километров — всего девяносто самолетов — они поддержат налетами наземные части на своем участке и помогут в случае обострения обстановки на соседних — высокая маневренность авиации позволяла оперативно перебрасывать ее на большие расстояния, а склады мы организуем. Позади, также на каждые пятьсот километров — ударный мотопехотный батальон с десятком САУ и десятком танков — в случае обнаружения скопления немцев им потребуется совершить марш в двести-двести пятьдесят километров, чтобы вовремя подпереть части прикрытия — это немного, часов шесть максимум, с учетом наших уже вполне приличных дорог и большого количества вездеходов и автомобилей. К тому же, у них и так больше половины времени тренировок составляли марши, так что успеют. Во все эти части, кроме ДРГ, можно принять до девяноста процентов новобранцев — основная часть работы по удержанию периметра выпадет на ДРГ и штурмовики, поэтому новобранцы одновременно пройдут КМБ под руководством опытных бойцов и командиров. Оборонительные укрепления они также выстроят себе сами — им не надо держать фронт против танковых дивизий, а десяток танков можно остановить и из земляных укреплений, тем более будет поддержка штурмовиками и максимум через пять часов сможет подойти ударный батальон. К тому же эта полоса была не сплошной, она прерывалась полосами усиленной обороны, где планировалось ставить серьезные силы — они тоже могли прийти на помощь, если будут попытки прорваться через соседей.

Оставшаяся тысяча километров требовала гораздо более серьезной обороны — как минимум по роте на километр.

Прежде всего — стокилометровый участок от Браунсберга на побережье Балтики до Алленштейна у Мазурских болот. Мы рассматривали этот участок как наиболее вероятный для главного удара со стороны немцев, поэтому сосредоточили там сто тысяч человек личного состава, сто танков, сто штурмовиков, триста истребителей и всю тяжелобомбардировочную авиацию. Двадцать экскаваторов ежедневно выкапывали по одному котловану на многоуровневый ДОТ, который сможет выдержать трехкратные попадания снарядов до 250 миллиметров или одну пятисоткилограммовую бомбу — мы рассчитывали, что истребители, штурмовики и ударные разведчики помешают класть бомбы и снаряды с более высокой интенсивностью, поэтому рассчитывали на такие единичные попадания, пока батарея не будет подавлена, а бомбардировщики — отогнаны. Два-три этажа, многочисленные фланкирующие орудийные и пулеметные бойницы, секретные выходы, запасы воды, оружие и продовольствия минимум на месяц, миниэлектростанция — ДОТ при отсутствии попаданий из тяжелого оружия мог держаться вечно, ну, не менее месяца, если не подвозить продовольствие и боеприпасы, и если не подберутся к бойницам и не закидают гранатами. Каждый такой ДОТ был ядром опорного пункта из более легких дотов и траншей. Траншеекопательные машины каждый день прорывали километры окопов и ходов сообщения, которые затем дооборудовались пехотными частями. Также создавались на глубине от двух до шести метров убежища, склады, лазареты, где люди и припасы будут защищены от крупнокалиберных ударов артиллерии и авиации. Система огня проектировалась с учетом многократного перекрытия всех подступов. Возможные места установки немецких батарей, организации складов и мест сосредоточения войск пристреливались артиллерией и минометами и минировались управляемыми фугасами. Механизированные установщики проволочных заграждений каждый день вбивали в землю сотни кольев и наматывали на них колючую проволоку.

Участок от Алленштейна до Белостока был хорошо прикрыт системой озер и болот — там сделали несколько подтоплений и опорных пунктов. Сами Алленштейн и Белосток обложили тремя мощными опорными пунктами, а в предполье перед ними организовали отдельные опорные пункты и скрытые базы со складами — это будет пространство маневренной обороны.

От Белостока до Бреста также потребовалось строить мощную линию укреплений, как и у берегов Балтики. Такую же дугу построили вокруг Ковно — за Брестом начинались знаменитые припятские болота, которые не доходили до Ковно пятидесяти километров. Ковенская группировка насчитывала более ста тысяч бойцов при двухстах танках и САУ, двести штурмовиков и триста истребителей — она была как бы на отшибе от основной части нашей территории и быстро помочь резервами ей не сможем. Обогнув Ковно, оборонительная линия упиралась в болота Горыни — вдоль нее и Припяти через Мазур вплоть до Гомеля также шли болота, где было достаточно легких заслонов.

В районе Гомеля формировалась четвертая группировка войск — также с мощными укреплениями, но при удачном стечении обстоятельств она была должна ударить в сторону Брянска — до него было двести километров, а при неудачном — поделиться войсками с Ковенской группировкой.

Могилевская стотысячная группировка войск выступала резервом для всего нашего восточного фронта — она могла ударить по немецким войскам, форсировавшим Проню или Днепр, могла пойти на восток — на Мстислав или Кричев — поддержав удар на севере, могла пойти и на север, к Орше, и потом на восток — на Смоленск.

Непосредственно сходящийся удар по Смоленску должны были оказать пятидесятитысячная Витебская группировка — вдоль шоссе Витебск-Смоленск, и две Оршинских группировки по сто тысяч каждая — одна по Минскому шоссе севернее Днепра и вторая — по шоссе и дорогам, проходящим по водоразделам смоленской возвышенности параллельно минскому шоссе в пятнадцати-тридцати километрах южнее — это будет главным ломовым ударом по немцам.

Северной группы немецких войск мы не слишком опасались — часть местности была прикрыта озерами и болотами, остальная — сильными укреплениями. К тому же северная группировка давно не получала больших подкреплений и ей нечем было наступать — только держать оборону от нас и от северного фронта со стороны Ленинграда.

Итого получалось, что в обороне на западе, юге и севере мы держали четыреста тысяч человек, пятьсот танков и шестьсот самолетов, а на востоке у нас были сформированы четыре ударные группировки общей численностью также в четыреста тысяч человек, поддержанные семистами танками и пятистами самолетами. Мощь. По нашим данным, против нас стояло не более пятисот тысяч немцев при четырестах танках и семиста самолетах, причем это на два фронта — наш белорусский и основные — смоленский, брянский и ржевский — наши там тоже скопили немало сил — до миллиона солдат, тысячу танков и полторы тысячи самолетов. Так что против нас выходило не более половины из этих войск а скорее всего меньше.

К тому же мы призвали в армию еще полтора миллиона человек со своей территории — выгребли почти всех, кого только возможно, но уж слишком большие дела намечались. Пока держали их в лагерях в центре нашей территории и тренировали, с тем чтобы при необходимости их двигать на угрожаемые участки фронтов.

Пора было начинать.

Хотя начали без нас.