Шалый уже два часа пытался добиться от Сеньки Шаргана нужных сведений, но дело двигалось с трудом. Сенька сидел в центре единственной на даче комнаты привязанный к стулу. Его рот был залеплен скотчем, на лице уже обозначились два кровоподтёка. Тут же в углу комнаты находился стол, на котором стояли несколько бутылок водки и закуска. На диване, стоявшем вдоль стены расселось войско Шалого. Войско, да и сам бригадир, уже порядком замёрзли, так как дача не только не отапливалась, но даже электричество на зиму было отключено. Шалый с тоской думал, что если придётся здесь заночевать, то за ночь совсем окоченеешь. Эти неудобства он не учёл, планируя операцию. Поэтому нужно расколоть Шаргана ещё засветло.

Шалый подошёл к столу, кивком позвал братву и разлил водку по стаканам.

— Погреемся, — сказал он, подняв свой стакан.

Все выпили и потянулись за закуской.

— Может его пёрышком пощекотать? — спросил один из бойцов.

— Успеем, — ответил Шалый, — налей ему лучше водки, а то окочурится от холода.

Боец плеснул пол стакана водки, подошёл к Сеньке, отклеил рывком скотч.

— На, бухни, — боец поднёс стакан ко рту связанного Шаргана.

Шарган открыл рот, боец изловчился и вылил в рот водку из стакана. После того, как Сенька отдышался после изрядной дозы спиртного, он попросил закурить. Боец прикурил сигарету и вставил ему в рот.

Шалый и бойцы тоже закурили. В комнате установилась тишина. Слышались только плевки на пол. Бригадир походил по комнате и увидел возле неказистой буржуйки металлическую кочергу. Он взял её в руки и попробовал на вес. Потряхивая кочергой, он подошёл к пленнику.

— Всё хватит перекуров, — он выдернул изо рта Шаргана недокуренную сигарету и бросил в стоящее возле буржуйки ведро. — Слушай, Сеня. Ты видишь вот эту штуковину. Если ты сейчас же не назовёшь мне имя фраера, которому передал наши деньги, я засуну эту штуку тебе в задницу. Перед этим я её нагрею до красноты. Тогда ты мне всё скажешь, но для тебя это кончится печально. Ты станешь инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Ты понял?

— Чего же тут непонятного. Какой же ты, беспредельщик, Шалый. Нет, ты не беспредельщик, ты просто отморозок.

— Ну, хватит!

— Ты что не знаешь, кто я такой? Ты не знаешь, что я был не очень давно авторитетным жуликом, а сейчас в завязке? Ты не знаешь, что по понятиям нельзя требовать назад деньги за выполненную работу, нельзя даже интересоваться, кто сделал работу, как он её сделал, и кто ему помогал? Всё ты знаешь. Ты в блатных ходишь очень давно. Стоит мне обратиться к авторитетным ворам и от тебя даже «погоняло» не останется. И это будет по понятиям. Поэтому, я уже покойник. Скажу я тебе то, что ты хочешь, или не скажу — в живых ты меня не оставишь.

— Если скажешь, то я тебя отпущу. Слово даю.

— Слово твоё — полное фуфло. Поэтому давай грей свою арматуру и начинай. Только всё это напрасно, я ничего не скажу.

Шалый отошёл к столу, налил водки и выпил.

— Тащите печку на улицу, растапливайте, — велел он бойцам, — возьмите железяку и раскалите до бела. Раз он хочет повеселиться, не будем возражать.

Бойцы с готовностью бросились исполнять указание бригадира. Когда бригадир и его пленник остались вдвоём, Шалый сказал:

— Зря ты так, Сеня. Говоришь о понятиях, стращаешь страшным воровским судом. Зря.

Шарган молчал.

— В городе нашем смотрящий — Дадон. Я работаю на него. Старообрядцев уже почти не сыскать, вымерли. А новым ворам Дадон кинет кость, и виноват будешь ты, Шарган. Тебе это известно не хуже меня. И не понятия тебя удерживают, а что-то другое. Вот только что? А, Шарган?

Но Сенька упорно не хотел разговаривать. Шалый потянул носом:

— Ага, вот и жаровня разогревается. Скоро ты узнаешь, как хорошо в аду.

— Там и встретимся, — отозвался, наконец, Шарган.

— Пока я туда доберусь, ты уже сгниёшь.

— Не говори «гоп», — ухмыльнулся Сенька.

Шалый вдруг понял, что тот его не боится. Сенька не верит, что Шалый засунет ему в задницу раскалённую кочергу. Шалый и сам в это не верил. Ну, приложиться арматурой по башке во время разборки — это запросто. Это допустимо, как и застрелить кого-нибудь, или ножиком пырнуть. Но то, что пообещал Шалый Сеньке, он сделать не смог бы. Да и бойцы на это не способны.

Тут у Шалого зазвонил телефон. Он вышел из комнаты и включил соединение.

— Здорово, Шалый, узнал? — приветствовал его Дадон.

— Привет, как не узнать? — Шалый посмотрел на дисплей своего телефона, где было написано: «Дадон».

— Как идёт дело?

— Работаю, но пока молчит.

— Слушай, Шалый. Ситуация изменилась. Стрелка я нашёл, поэтому своего приятеля можешь не мучить. Заканчивай, но чтоб никто его не нашёл. Жду тебя вечером в семь, в «Дуплете». Не задерживайся, дело срочное. Да, приготовь пацанов, человек десять. Самых, самых отчаянных приготовь. Ну, пока.

Дадон отключился. Шалый сплюнул на пол и вышел на крыльцо.

— Пацаны, — обратился он к бойцам, гревшимся возле печки, — планы меняются. Печку затушить, Шаргана мочим ножом и в багажник. На озере всё готово?

— Прорубь с утра проверяли, не замёрзла. Камень там же на берегу, верёвка в машине, — бойцы говорили наперебой. Из их возбуждённых ответов, Шалый понял, что им тоже не хотелось участвовать в такой необычной пытке.

— Только не кровите, аккуратно, с одного удара. Потом заверните его в плёнку, чтоб машину не запачкать. Скоро Рождество, как раз и искупается наш жмурик.

— Купаются-то вроде на Крещение, — сказал один из бойцов.

— Точно, — согласился Шалый, — ну, чего же теперь Крещения ждать? Давайте быстрее.

Братва кинулась в дачку. Замочить, да ещё аккуратно, это работа для них привычная, не то, что нюхать жареное человеческое мясо и слушать душераздирающие вопли. Шалый даже загордился своими бойцами. Это, действительно бойцы, а не садисты.

Через десять минут джип отъехал от дачи. В комнате прибрали, крови не оставили. Весной хозяева, если и обнаружат, что кто-то в дачке побывал, то спишут всё на местных бомжей. Подъехав к озеру, джип остановился. Бойцы, осмотревшись, вытащили тело из багажника, привязали к нему большой камень и бросили в прорубь. Прорубь засыпали снегом и заровняли. Всё было чисто и аккуратно, а главное, надёжно, как и велел Дадон.