Кривцов, несмотря на предположения Одинцова, сразу после встречи с адвокатом приехал к себе домой. Он собрал необходимые ему вещи в небольшую сумку. По всему чувствовалось, что в квартире за время его отсутствия кто-то побывал. Но ничего компрометирующего Кривцов дома не держал. Скоро должен был позвонить Моня Штейн, и он навсегда покинет эту квартиру, к которой даже не успел привыкнуть. Кривцов ещё раз проверил, всё ли он взял, и собрался, уже было, уходить, как раздался телефонный звонок:

— Моня? — сказал в трубку Кривцов.

— Да, приезжайте, все готово. Запоминайте адрес.

— Я знаю.

— Я не дома, я в мастерской, у нее адрес другой, — Моня продиктовал адрес. Голос его показался Кривцову испуганным.

— В штаны наложил, пень трухлявый, — усмехнулся Кривцов.

Он бросил последний взгляд на квартиру, взял сумку и вышел, захлопнув дверь. Пройдя к мусорному контейнеру, он бросил туда ключи от квартиры, они ему больше не нужны. Уложив сумку с вещами в салон «девятки», Кривцов поехал не по указанному Моней адресу, а совсем в противоположную сторону. Он остановился возле банка «АК Барс», где уже много лет арендовал ячейку. Достав паспорт, на который была арендована ячейка он, вместе с представителем банка спустился в хранилище. Открыв ячейку своим ключом, служащий удалился. Кривцов достал из ячейки пакет, в котором были два пистолета с запасными обоймами, немного денег, а также настоящие диплом и свидетельство о рождении Павла Николаевича Терентьева. Закрыв ячейку, Кривцов быстро покинул банк. Уже в машине он положил один пистолет в карман куртки.

Он немного покружил по городу, но вроде бы никто за ним не следил. С трудом отыскав мастерскую Мони, Кривцов припарковал машину и зашел в подъезд. Поднявшись на третий этаж, он позвонил в указанную Штейном квартиру. Никто не открывал, за дверью не слышалось никакого движения. Кривцов выругался и толкнул дверь, она оказалась не запертой. Мысленно похвалив себя за то, что взял с собой пистолет, он осторожно зашел в темную прихожую и закрыл за собой дверь. В квартире пахло то ли клеем, то ли краской. На улице еще не совсем стемнело, и в комнаты через окна проникал свет. Кривцов, стараясь ничего не задеть в полумраке, зашел из прихожей в комнату. Тут никого не было. Из этой комнаты вела еще одна дверь, видимо в спальную или кладовку. Кривцов, достав пистолет и сняв его с предохранителя, осторожно приоткрыл ее. От представившейся его взору картины у него засосало под ложечкой и затошнило. Комната за дверью оказалась спальней. Посредине спальни висел Моня Штейн. Ремень, обвитый вокруг шеи, был закреплен за скобу, торчавшую из потолка. Под ногами старика валялась опрокинутая табуретка. Кривцов с трудом заставил себя потрогать руку Мони, она была теплой.

— Что, нравится? — раздался сзади голос.

Кривцов обернулся и увидел человека с холодными, ничего не выражающими глазами. Руки он держал в кармане длинного плаща, и можно было не сомневаться, что у него в кармане пистолет.

— Повесился старикашка, — тем же ровным голосом сказал человек в плаще, — не выдержал бесконечной борьбы с суровой действительностью. Хотел прожить один и вот результат. Одному сейчас не прожить.

— Кто ты? — спросил Кривцов.

— Моя фамилия Иванов. Так вот, об этом старом, глупом еврее. Он ошибся. Он хотел обмануть всех, хотел загрести все один. Этого делать нельзя. Даже волки и те живут стаями. И стоит хотя бы одному пойти своей дорогой, как он тут же превращается из волка в паршивую овцу. А овца — это добыча. Понял, сынок? Время волков-одиночек уже прошло.

Кривцов молчал. Он никак не мог сообразить, что же делать дальше. Моня мертв. Документов нет, и не будет.

— Что же ты молчишь, а Терентий?

Кривцов вздрогнул.

— Ты, видимо, собирался умыкнуть за границу. Старикашка тебе и паспорт изготовил. А ведь ты обещал что-то одному нашему общему приятелю. Или как там у вас, мента обманывать не в падлу?

— Чего тебе нужно? — грубо оборвал Кривцов.

— Вообще-то мне нужно нарезать из твоей кожи ремней, но я хочу тебе дать шанс. Я не из полиции.

— Я вижу.

— Молодец, сообразительный. Кто тебя нанял убить Седовского сынка?

— Я его не знаю. Принес деньги, показал адрес и будущий труп. Остальное — мое дело.

— Может быть и так, — согласился Иванов. — Ты, Терентий, убил сына моего хозяина. Даже если я очень попрошу, он тебя к себе не возьмет.

— В стаю? — насмешливо спросил Кривцов.

— Называй, как хочешь. В стаю, так в стаю. Он тебя прикажет четвертовать, как только узнает, что ты у нас в руках. Я понимаю его отцовские чувства, хотя я бы тебя взял. Не скрою, стрелок ты чудный, а профессионалов я уважаю. Я знаю, о чём ты договорился с нашим общим другом. Завтра поутру ты должен застрелить следователя из комитета. Ты не хочешь этого делать, но у тебя нет другого выхода. Твоя дамочка у ментов сидит. У неё будет очень незавидная судьба, если ты не выполнишь обещание.

— Чего ты от меня хочешь? — настаивал Кривцов, а сам внутренне приготовился к прыжку.

— Я хочу знать, кто тебе принёс деньги от Дадона. Кто твой, если можно так выразиться, менеджер?

— И после того, как я скажу, ты меня прихлопнешь? Нашёл лоха.

В это время где-то в углу комнаты мяукнула кошка. Иванов на секунду повернул голову, и этого было достаточно. Кривцов нанес ему мощный удар в солнечное сплетение. Тот согнулся и тогда Кривцов коротким, резким крюком распластал его по полу. Достав веревку Кривцов связал Иванову руки, затем, обыскав его карманы, нашел там, изготовленный Моней заграничный паспорт. Он быстро его пролистал, виза была открыта во многие страны. Тут же лежал и паспорт на имя Терентьева Павла Николаевича с фотографией Рыжего.

— Спасибо, Моня, — сказал Кривцов. Потом быстро спустился из квартиры и, запустив мотор, рванул с места.

Очухавшийся через пару минут Иванов, позвонил Одинцову:

— Всё по плану, Иван Андреевич. Документы он взял, но копии с них я успел снять.

— Что Моня?

— Моня повесился. Ты проследи, чтобы смерть криминальной не признали.

— Хорошо, прослежу. Ты думаешь, он завтра сработает?

— А куда он денется? Его краля же сидит у вас в обезьяннике.

— Ты обещал завтра, сразу после акции Терентия положить.

— Обещал, сделаю. Человек уже предупреждён и завтра он Терентия подстрелит. Только людей побольше пригони, чтобы неразбериха была.

— Да, людей надо побольше. Я уже распорядился, Крыленко всех свободных подтянет. Дадоновских будет человек восемь бойцов. Все основные будут, кроме самого Дадона.

— Бери всех.

— Конечно, я постараюсь. Если Терентия подстрелят на месте, то я сделаю его членом банды Дадона. А если он смоется, то ты обещал….

— Я помню.

— Тогда до завтра?

— До завтра.

Иванов вышел из дома, череп раскалывался от удара, нанесённого Кривцовым.

— Чего не сделаешь, ради общего дела, — подумал Иванов, и посмеялся про себя получившейся тавтологии.

Он сел в машину и поехал на квартиру к Седову. Они сидели в каминном зале друг напротив друга и потягивали красное вино.

— Валентин Петрович, — начал Иванов после обычных приветствий и разговоров о новостях, — думаю, что завтра днём Дадон будет у нас в руках.

— Наконец-то, — сразу потерял меланхоличный вид Седов, — как же это тебе удалось? У него же бандитов полно, охраны.

— Как удалось не важно, важен результат.

— Это верно. Куда ты хочешь его поселить?

— Прошу разрешения воспользоваться нашей загородной резиденцией. Там тихо и больше возможностей получить удовольствие от беседы. Да и Дадон, ведь, не обычный гость.

— Да, гость долгожданный. Тогда ты начинай с ним общаться, а когда он дойдёт до определённой кондиции, дашь мне знать. Тогда и я подключусь.

— Как пожелаете, Валентин Петрович.

Седов достал толстую сигару и предложил Иванову, но тот отказался.

— Что со стрелком? — спросил Седов, раскуривая сигару, — нашёл?

— Найти-то нашёл, но он уже мёртв.

— И чья это работа?

— Дадон меня опередил. Как я ни старался, но наши возможности не беспредельны.

— Ах, сукин сын этот Дадон, — не зло проговорил Седов, — придётся ему и за это держать ответ.

— Придётся, — согласился с готовностью Иванов. Он был твёрдо уверен, что после даже пары часов пребывания в загородной резиденции Дадон признается в чём угодно. Даже в убийстве президента Кеннеди, не то, что какого-то стрелка.

— Теперь расскажи про этого следака из комитета. Как с ним идёт дело?

— Я с ним встречался.

— Ну?

— Ничего с ним не получилось. На нас он работать не захотел.

— Почему?

— Не знаю, я предложил ему ту сумму, которую мы с вами обговаривали. Он не согласился. По-моему он считает, что стоит гораздо дороже.

— Ишь ты, наглец какой. Все себя ценят, но не до такой же степени. Тебе не будет обидно, если я ему предложу больше, чем тебе?

— Нет, не будет. Но это еще не всё. Он сказал, что помимо ежемесячной заработной платы ему необходима сумма единовременная. Что-то типа вступительного взноса. Только получив эту сумму, он согласится начать работать.

— Что за сумма?

Иванов написал на листке цифру и показал Седову. Он давно уже прикинул, сколько нужно денег для содержания всей, начинающей стремиться к самостоятельности, структуры, некогда созданной Одинцовым.

— Он что, совсем с ума сошёл? — возмутился Седов. — Он, что генерал? Или министр внутренних дел? Он простой следак! Откуда такие потребности?

— Я не знаю. Что он сказал, то я и передаю. Но обратите внимание, что он уже вывернулся из того положения, в котором оказался. Причем, это положение грозило ему не только концом карьеры, но и сидкой на долгие годы. По моим сведениям к нему нет никаких претензий, все подозрения в отношении его не подтвердились. Согласитесь, что в таком гадюшнике, как правоохранительные органы, вывернуться в такой ситуации почти невозможно. А он смог!

— Ладно, я подумаю. Хотя чего думать, он нам нужен! Скажи нашему финансовому гению, чтобы выдал тебе эту сумму и снова поговори со следаком. Работа для него уже есть. Дадон же не может просто так пропасть, нужно это по правильному оформить, чтобы к нам вопросов не было.

— Понял, всё будет сделано. Я думаю, что, получив требуемую сумму, он согласится.

— Я тоже так думаю.

Дальше разговор дел не касался и скоро Иванов откланялся.