Терентий, двигаясь на старенькой «Тоете» по главному проспекту города, пытался предугадать, как быстро парень, у которого он взял машину сообщит об ограблении. Если сразу, то через десять минут будет объявлен какой-нибудь план, и его точно остановят. Поэтому с дороги надо уезжать. Терентий свернул в ближайший двор и пристроился в шеренгу стоявших во дворе машин. Потом он вышел из машины и заляпал грязью номера. Вытерев руки и лицо снегом, он снова сел за руль.
— Ну, что Павлик, — сказал сам себе Терентий, — давай оценим наши шансы. Тем более что появился стимул остаться в живых. Тебя, Павлик, любят и ждут, пусть очень далеко. Никто ещё тебе таких слов не говорил, и таких обещаний не давал. Это надо ценить. Теперь о шансах. У тебя, Павлик, есть паспорт. Насколько искусен Дадоновский кудесник, тебе неизвестно. Но, что это не Моня, это точно. Хотя Дадон говорил, что документы никогда не подводили. Значит, по этим документам можно поселиться в гостинице, купить билет на поезд, а может быть и на самолет. Скорее всего, по ним можно прописаться, пусть временно где-нибудь далеко отсюда.
Терентий открыл свою сумку и пересчитал деньги.
— Сорок пять тысяч евро, и немного рублей. Ты, Павлик, вполне можешь купить жилье в маленьком провинциальном городке. Затем, выждав несколько лет, можно и за границу умыкнуть. Все зависит от того, насколько хорошо сделана «липа». Хотя есть и другие варианты, например, через Украину или Казахстан. Вопрос этот сложный, но решаемый. Теперь, надо выбраться из города. Одинцова больше нет. Иванова я ранил, но не сильно. Если они бегали в одной стае и обладали одной информацией, то смерть Одинцова ничего не меняет. У Иванова есть мои фотографии, и он знает о моих подвигах. Дело осложняется тем, что последняя пальба, а также смерть Одинцова заставят гоняться за мной все правоохранительные органы, а то и саму контору. Наверное, уже моя рожа есть у каждого гаишника, постового, и во всех кассах вокзала и аэропорта. Пока только в городе, но возможно, что и в области. Завтра может быть объявлен и всероссийский розыск. Так что, шансы твои, Павлик, очень призрачны.
С улицы послышался звук полицейской сирены.
— Началось, — сказал себе Терентий, — сейчас перекроют все главные улицы, наставят постов, и будут проверять всех подряд. Что делать будем, Павлик? Машину надо бросать, это однозначно, и пешком выбираться из города. На такси тоже рассчитывать не приходится, их тоже будут останавливать.
На улице уже смеркалось, и скоро будет совсем темно.
— Надо дождаться темноты, тогда уж и в путь отправляться. Повезло, что сегодня в полночь Рождество. На улицах будет полно народу, причем больше половины из них будут пьяными. Это нам с тобой, Павлик, только на руку. А пока посидим, подумаем. Представляешь, Павлик, две тысячи с лишним лет назад родился Христос. Пытался он мир переделать, но ничего у него не получилось, и оставил он людям свои заповеди, чтобы они их соблюдали. И стимул был хорошим, будешь соблюдать, в рай попадёшь. Мы с тобой, Павлик, не соблюдали даже самую первую заповедь, то есть «не убий». Не мы одни, кстати. Поэтому нам с тобой рая не видать, как своих собственных ушей. Зато, мы с тобой осознали не без помощи известной тебе женщины, что у жизни есть и светлые стороны, и они ни для кого не являются запретными, и для нас с тобой, в том числе. Я, Павлик, где-то слышал, что законченные негодяи обычно бывают счастливы, так как Бог на них давно махнул рукой. Он потом с них спросит за всё сразу. А если Создатель дает шанс, то значит, он за твою душу ещё борется. Нам с тобой, Павлик, шанс предоставили. Нет, не тот, что ты имеешь в виду. То, что мы до сих пор живы, это не шанс, это стечение обстоятельств. Шанс — это Ольга, которая летит сейчас во Франкфурт. Поэтому, ставлю тебе задачу, Павлик. Как хочешь, хоть трижды потом попади в ад, но предоставленным тебе шансом ты обязан воспользоваться. Ты просто обязан выжить, и добраться до того кафе, в котором подают вкусное пирожное. Ты просто обязан, друг мой, сделать счастливой эту маленькую женщину. А все эти Одинцовы, Ивановы, Дадоны пусть остаются здесь, в этом городе, в этой стране. Пусть перегрызутся из-за денег, из-за власти. На них уже давно с небес махнули рукой, они уже неисправимы, точка не возврата пройдена. А у тебя, Павлик, выходит, еще нет.
Терентий проверил свои пистолеты, рассовал их по карманам и вышел из машины. На улице было уже темно. Он поднял воротник куртки, надвинул на лоб спортивную шапочку и зашагал в сторону главного проспекта, где было особенно многолюдно. Выйдя на тротуар проспекта, он сразу увидел несколько гаишных машин, которые останавливали всех подряд. Но пеших патрулей видно не было. Тем не менее, он часто сворачивал во дворы и двигался там. Через час Терентий добрался до выезда из города. Дальше идти пешком можно было только по шоссе, в лесу уже лежало много снега, и пройти можно было только по лыжне, которую накатали лыжники. Терентий не решился выйти на шоссе, и пошёл лесом по лыжне, которая становилась тем мягче, чем дальше он уходил в лес. В восьми километрах от города проходило Московское шоссе. Там можно поймать попутную машину, лучше какого-нибудь дальнобойщика и уехать как можно дальше.
Терентий очень устал и весь промок, но к полуночи он выбрался на Московское шоссе. Стряхнув снег с одежды, он вышел на дорогу и принялся голосовать. Вскоре на его просьбу откликнулся, ехавший в сторону противоположную от столицы, КаМАЗ с прицепом. Терентий забрался в кабину.
— Подбросишь? — спросил, усаживаясь, Терентий.
— А тебе куда, парень? — вопросом на вопрос ответил пожилой усатый водитель.
— А сам куда едешь?
— Я далеко, в Новосибирск.
— Так нам по дороге, — радостно воскликнул Терентий, — мне тоже туда.
— Ну, да, — проворчал водитель, — тебе видно, всё равно, куда ехать.
— Я заплачу, — сказал Терентий, — вот, возьми аванс.
Он положил на переднюю панель несколько сотенных купюр европейской валюты.
— Ишь, ты, — удивился водитель, — у меня первый раз такой богатый попутчик.
— А я в первый раз и еду автостопом.
— Чего так? Есть же поезда, самолеты.
— Верно. Но так интереснее.
— Ну, как знаешь. Время позднее, если хочешь, ложись в спальник или потерпи, а то я через пару часов тоже на ночлег встану. Через сто километров будет стоянка с мотелем, там и заночуем.
КаМАЗ уверенно продвигался по шоссе, всё больше удаляясь от города. Терентий специально вышел на дорогу уже за постом ГАИ, чтобы исключить любую возможность проверки. Теперь следующий пост только при въезде в следующий районный центр, а это добрых триста километров. Но и там Терентий рисковать не собирался. Он собирался выйти из машины за несколько километров до поста, и обойти его пешком. Потом можно поймать другую машину.
— Что-то у вас тут неспокойно. На гаишном посту всю машину перевернули. Говорят, из тюрьмы сбежали заключенные, вот и проверяют все машины подряд. Я там час целый потерял. Сейчас бы уже спал в мотеле.
— Врут, — уверенно возразил Терентий, — в наших краях ни зон, ни тюрем нет. Просто деньги сшибают, сегодня же Рождество.
— Не похоже, с меня же ничего не вымогали.
— Тогда не знаю.
Через час они доехали до стоянки с мотелем. Терентий волновался, но паспорт, который он предъявил администратору не вызвал никаких нареканий. Их довольно быстро заселили. Номер был без излишеств, но имел душ с горячей водой, унитаз, односпальную кровать с чистым бельём. Быстро приняв душ, Терентий с удовольствием свалился на кровать и мгновенно уснул. Ему снился Дортмунд, где он никогда не был, кафе посреди огромной, но пустынной площади. На входе в кафе сидел почему-то Геннадий, давешний БИЧ, и играл на аккордеоне. Ольги нигде не было, но Терентий знал, что она придёт с минуты на минуту.