29 декабря, воскресенье

Декабрьская метель только к вечеру субботы разыгралась по-настоящему. Днем она то принималась, то снова стихала, а сейчас, ближе к полуночи в ее намерениях не оставалось никаких сомнений. Порывистый ветер нес крупные снежные хлопья, создавая поземку на открытых местах и дорогах. Кривцов, с трудом уже всматриваясь в белую круговерть, выехал, наконец, на большую площадку перед аэропортом. Здесь он остановился, вышел из машины и стал очищать дворники, которые превратились в две бесформенные сосульки.

— Хорошо, что только к вечеру погода испортилась, — подумал Кривцов, — если бы это безобразие началось днем, то работать сегодня я бы не решился. Так что жениху сегодня крепко не повезло. Зато мне повезло. Если бы не свадьба, то, как бы я его достал?

Кривцов три последние недели вел наблюдение за будущей жертвой. Парень вел обычный для юного мажора образ жизни: ночные клубы, дискотеки, рестораны. Словом на улице почти не появлялся, а если и появлялся, то с многочисленной охраной. Большие надежды Кривцов связывал с дачей, на которую младший Седов наведывался пару раз в неделю. Однако, просидев на дереве возле дачи целую неделю, Кривцов отказался от затеи выполнить работу именно там. Охраны на даче было много, а путей отхода не было совсем. Но время, проведенное на дереве, даром для снайпера не прошло. В мощный бинокль он разглядел внутри дачи, вернее в комнате Седова старшего один очень интересный сейф, в котором хранилась небольшая шкатулка. Старший Седов пару раз доставал её, и то, что лежало в шкатулке очень заинтересовало Кривцова. Ещё и по этой причине он решил не стрелять в клиента на даче, так как потом к этому сейфу точно не подберешься. Изучив способ, которым хозяин дачи открывал сейф, Кривцов свернул наблюдение и решил поискать другое место для работы. И тут ему повезло, жертва решила жениться. Лучшего развития событий и придумать было нельзя. Многолюдно, внимание охраны отвлечено на гостей, шумно и путей отхода полно. Правда, расстояние от его позиции до жертвы было великоватым, но не критическим. Попадал он и с больших расстояний. Лишь бы погода не подвела, тогда всё должно получиться. Погода не подвела.

После «работы» Кривцов совершил свой обычный в таких случаях ритуал. Он сел в автобус, пересел в машину, прокатился по нескольким знакомым, поговорил с ними о разной ерунде, потом объехал несколько населенных пунктов за городом. В каждом из них имелся водоем. Используя нехитрый инструмент, Кривцов утопил в этих водоемах и свой дипломат с документами, и одежду, в которой «работал», и оптику, и винтовку вместе с гитарным футляром. После всей этой замысловатой процедуры, он теперь возвращался в город уже с другими документами, уже в другую квартиру. Все эти потуги теоретически могли гарантировать Кривцову алиби, но он на это не слишком надеялся. Скорее он рассчитывал в случае чего выиграть время, чтобы исчезнуть. Это «в случае чего» могло произойти только по одной причине — «заказчик». Конечно, между Кривцовым и «заказчиком» всегда был посредник, а в последнем случае даже два, но цепочка, ведущая к нему, существовала. Это Кривцов понимал, поэтому и принимал «защитные» меры, стараясь ничего не упустить.

Существовала и еще одна опасность, но про нее Кривцов старался не думать. Эта опасность была похуже возможного фортеля «заказчика». Но с ней Кривцов жил уже давно, и вспоминал о ней с каждым годом все реже. Более того, он считал, что уже расплатился по долгам. Он сделал для кредитора несколько лет назад то, что тот просил. Они должны быть в расчёте. Уже несколько лет кредитор о себе не напоминал. Кривцов подумал, что, и кредитор больше не считает его должником. Кривцов выбросил сим-карту, которая использовалась только для связи с кредитором. Более того, он взялся за работу в городе, что тоже нарушало их с кредитором уговор. Но уж больно велик был гонорар, отказаться от которого решился бы не каждый. Страхуясь, Кривцов всегда брал весь гонорар вперёд, чтобы «заказчик» из жадности не решил после работы избавиться от самого Кривцова.

— После этой последней работы можно смело выходить на пенсию, и отправляться в тёплые страны, — решил про себя Кривцов, — а мент меня не достанет. Это не в его интересах. Брать меня, ему резона нет. Я же могу и заговорить про дела давно минувших дней. Ему проще меня завалить, но кто это делать будет? Второго такого, как я, найти нелегко. А сами менты, если им не угрожать пистолетом, стрелять не начнут. Кишка тонка, у нас тут не Чикаго тридцатых годов.

Оказавшись в аэропорту, посреди ночи, Кривцов обнаружил, что сегодня он совершил ошибку. Нет! Это не касалось защитных мер, тут все выполнено добросовестно. В последней проруби он утопил даже и ломик с топором, которыми рубил лёд. Все проруби он тщательно засыпал снегом, а его следы уже надёжно замела подоспевшая вовремя метель. Это даже была не ошибка, а казус, недоразумение. Вместе с дипломатом, в котором лежал паспорт и водительские права на имя Карпова Юрия Ивановича, он утопил в загородном пруду и свой кошелек. Никаких особых денег в кошельке не было, и об этом не стоило жалеть. Но вся нелепость ситуации заключалась в том, что он оказался в пятидесяти километрах от города, зимней ночью, без копейки денег и с почти полным отсутствием бензина в баке машины. Помощи ждать не откуда, но и оставаться тут на ночь не хотелось, тем более что Кривцов очень устал и проголодался. В новой квартире, которую он снял две недели назад, и куда уже перевез не хитрые пожитки, было немного денег, но до квартиры еще надо было добраться.

— Надо кого-нибудь подвезти, — подумал Кривцов, — хотя бы на бензин заработать.

Но в столь позднее время самолеты ниоткуда не прилетали, да и метель этому не способствовала. Аэропорт могли и закрыть по погодным условиям. Кроме того, настоящие таксисты рядком выстроившиеся у выхода из аэропорта не оставляли Кривцову никаких шансов.

Метель не унималась, и когда Кривцов уже, было, решил разжиться бензином у какого-нибудь водилы, он увидел приближавшуюся к его автомобилю женщину. У нее был чемодан на колесиках. Недавно приземлился только самолет из Франкфурта, который не столько высаживал в аэропорте пассажиров, сколько дозаправлялся. Кроме как с этим самолетом, женщина никоим образом попасть в аэропорт не смогла бы. Кривцов приободрился. Из Франкфурта нищие не прилетают.

— До города довезете? — спросила женщина.

— Садитесь, — призывно распахнул дверцу Кривцов.

— Сколько вы с меня возьмете?

— Двести, — мужественно выдохнул Кривцов, в два раза понизив известный ему тариф. Рисковать единственным пассажиром в данной ситуации было нельзя.

— Двести чего? Евро?

— Почему евро? Рублей конечно. С чего вы взяли, что евро? Ах, да, вы, наверное, из-за границы прилетели. Нет, у нас все по-прежнему, у нас тут рубли.

— Но у меня только евро. Рублей нет.

— Вы что давно не были на Родине, или вообще иностранка?

— Нет, я не иностранка, только на Родине не была больше года. Командировка затянулась.

— Тогда мы с вами попали в затруднительную ситуацию.

— Почему? — удивилась женщина, — разве за то время пока меня не было, запретили хождение иностранной валюты?

— Нет, слава Богу, не запретили. Но дело в том, что у меня нет никакой валюты, ни нашей, ни чужой, и бензина тоже почти нет. А на заправках берут только рубли.

Женщина призадумалась. Потом, видимо что-то решив, открыла свою сумочку и стала в ней что-то торопливо искать.

— Что вы ищете? — спросил Кривцов.

— Паспорт.

— Зачем вам паспорт?

— В аэропорте есть обменник. Я сейчас поменяю евро, и мы поедем.

— Но вам же проще обратиться к другому таксисту. И без хлопот у него поменять вашу валюту. Зачем вам со мной связываться?

— А как же вы? Вы же в беде, насколько я поняла. Не собираетесь же вы ночевать в аэропорте? Обратиться вам не к кому, а русские в беде своих не бросают. Так, кажется, говорил один из братьев в известном фильме.

— На войне. Он говорил, что русские не бросают своих на войне.

— Да, действительно, но у нас всегда война. Во всяком случае, до моего отъезда было так. И если вы оказались в аэропорте ночью в таком положении, то война видимо еще не кончилась.

Женщина оставила свой чемодан в багажнике Кривцовской «девятки» и быстро пошла в сторону аэропорта. Кривцов сидел в машине и думал, а как бы он поступил в такой ситуации на месте своей пассажирки. Со стыдом он признался себе, что, наверное, не стал бы вникать в проблему и воспользовался другой машиной. Он не успел поразмышлять на предмет того, стала эта женщина такой сердобольной в результате долгого отсутствия на Родине, или была какая-то другая причина ее поведения. Пассажирка вернулась, уселась на заднее сиденье.

— Вот держите, — она протянула Кривцову две сотенные купюры и назвала адрес.

Кривцов сразу же заехал на заправку и заправился. Они ехали молча. Дорога шла через промышленную зону. Усиливающийся снег и ветер, тьма за окном не способствовали разговору двух незнакомых людей. Наконец автомобиль въехал в город. Пассажирка прервала молчание и задала то ли Кривцову, то ли самой себе странный вопрос:

— Почему город не иллюминирован к Рождеству?

— Вы меня спрашиваете? — переспросил Кривцов.

— Нет. Просто, я жила в маленьком немецком городке. Там еще в начале декабря все было приготовлено к Рождественским праздникам и Новому Году. Так красиво.

— Наш город никто, никогда, ни по какому поводу не иллюминирует. Я просто думаю, что вы об этом забыли. Ничего, сейчас зайдете в свой подъезд и все вспомните.

— Почему?

— Потому что о Родине больше всего напоминают подъезды домов. Это и есть Родина. Не то, что внутри квартир, а именно подъезд. В квартирах все пытаются сделать некое подобие Европы, а подъезды уже ничьи, и именно там граждане являются самими собой, то есть теми, кто они есть на самом деле.

— А вы философ.

— Нет. Я циник.

— Циниками обычно становятся в зрелом возрасте.

— А мне уже давно за тридцать. Самое время, — ответил Кривцов, — кстати, мы уже подъезжаем, вы бы позвонили, чтобы вас встретили.

— Я живу с теткой. Телефона у нее не было никогда, да и старенькая она, чтобы чемоданы таскать, сама управлюсь.

— Ну, что вы, я помогу.

Машина остановилась у подъезда пятиэтажной «хрущевки». Метель не унималась. Кривцов взял чемодан и пошел вслед за пассажиркой. В подъезде было тускло, пахло кошками, стены щедро были расписаны не лишенными фантазии подростками. На бетонном полу валялись окурки, бумажки и другой мелкий мусор.

— Ну, как, вспомнили?

— Да, пожалуй, — вздохнула женщина, — ну, почему у нас так?

— Это слишком долгий разговор, да и зачем знать причины.

Они поднялись на третий этаж. Женщина достала ключи, но с удивлением обнаружила, что ключи не подходят. Кривцов поставил чемодан на пол, и почему-то не уходил. Ему хотелось убедиться, что женщина попадет домой. Тем временем дверь распахнулась, и на лестничную площадку вышел толстый мужчина средних лет в спортивных штанах и голым торсом.

— Вам что здесь надо? — спросил он, почему-то обращаясь к Кривцову.

— Вы кто? — вопросом на вопрос ответила пассажирка.

— Как кто? Я здесь живу, а вот почему вы пытаетесь попасть в мою квартиру, я не знаю, поэтому сейчас вызову милицию.

— Но здесь жила моя тетка, Бажова Пелагея Степановна. Она где?

— Знаете, девушка, шли бы вы отсюда. Я получил эту квартиру три месяца назад. Мне ее выделила городская администрация….

Тут отворилась дверь соседней квартиры. На площадку вышла пожилая женщина в стареньком застиранном халатике.

— А, Оленька, здравствуй, милая…

— Здравствуйте тетя Катя, вот приехала, а тут…

— Умерла Пелагея-то. Четыре месяца, как схоронили. Квартира у нее не приватизирована была, вот и заселили других жильцов. Мы хотели тебе сообщить, да разве тебя найдешь. Ты же у Пелагеи-то не прописывалась, мы хоть говорили, что ты тут живешь, да толку что. Ты, уж, голубушка, вещи вот забери Пелагеи, да и свои тоже. Я все сохранила.

— Спасибо, — медленно проговорила пассажирка, — я потом зайду.

— Ну, вот и разобрались, — толстяк закрыл дверь.

— Оленька, может тебе переночевать негде, так заходи, правда, у меня Николай Иванович заболел, но ничего, придумаем что-нибудь.

— Спасибо, я сама… — она не договорила, подняла чемодан и стала спускаться по лестнице.

Кривцов перехватил у нее чемодан и отправился вслед. На улице метель стихла, была тихая слегка морозная ночь, как это обычно и бывает под Новый Год. Женщина уселась на лавку около подъезда и заплакала. Кривцов стоял рядом и не знал, что ему делать. Но рыдания скоро прекратились, и женщина, поднявшись с лавки, и, видимо, приняв какое-то решение, обратилась к Кривцову:

— Отвезите меня в гостиницу, пожалуйста.

— Хорошо, — ответил Кривцов и, уложив чемодан в багажник, усадил ее в машину.

Они вновь выехали в город, на улицах не было видно ни одного человека. Кривцов посмотрел на часы: третий час ночи.

— Простите, — сказал он, — я случайно узнал, что вас зовут Олей. Я — Олег. Олег Кривцов.

Про себя Кривцов отметил, что Олег звучит лучше, чем Юрий. А вот фамилия стала менее благозвучной.

— Очень приятно, — сквозь слезы ответила Ольга.

Кривцов никогда не считал себя альтруистом не только в силу «профессии», но сейчас на него что-то нашло:

— Я не знаю, с чего начать. Помните, вы сказали там, в аэропорте, что русские своих в беде не бросают. Так вот, я думаю, что вам не следует ехать в гостиницу. Переночуйте у меня. У меня двухкомнатная квартира, я живу один. А завтра вы решите все свои проблемы. Я думаю, что вам просто надо отдохнуть.

— Отдохнуть, — повторила за Кривцовым Ольга, — да, наверное, да отдохнуть. Я хочу есть и спать. Только, Олег, я не решу своих проблем никогда, мне негде жить, у меня никого нет.

— Но вы же где- то прописаны.

— Это длинная история, но она уже закончилась.

— Тем более, чего вам делать в гостинице, не будете же вы жить там постоянно. Все равно пока вы найдете жилье, вам лучше пожить у меня.

— Вы это серьезно? — спросила Ольга, — вам это зачем?

Кривцов и сам не понял, зачем ему все это. При свете тусклых лампочек в подъезде Ольгиного дома он рассмотрел ее достаточно хорошо, но не нашел в ней ничего особенного. Женщина, как женщина. Лет тридцать, может чуть больше. Разве что, какая-то свежая что ли. Но Кривцов объяснил эту свежесть долгим пребыванием за границей. Пройдет пару недель, пройдет и свежесть. То есть, как женщина Ольга не произвела на Кривцова особого впечатления. Тогда что? Почему он зовет ее к себе? Может даже ни на один день. Зачем ему эти хлопоты? Тем более что в той комбинации, которую он задумал, ей места не было. Кривцов не находил ответа. Но Ольге ответил достаточно правдоподобно:

— Я хочу вам помочь. Поверьте, я сам не знаю почему.

— Вы действительно циник. Ну что ж, я принимаю приглашение. И спасибо за правду.

— Разве за правду благодарят?

— К сожалению, в нашей стране — да.

Кривцов быстро добрался до дома, в котором недавно снял квартиру, припарковал машину и понес Ольгин чемодан в свой подъезд. Приняв у Ольги пальто, Кривцов показал ей комнату:

— Вот здесь располагайтесь. Вот ваша кровать. Вы идите в ванную, там есть чистое полотенце, а я пока что-нибудь приготовлю. Как вы относитесь к яичнице?

— Прекрасно отношусь. Спасибо, Олег.

Олег и Ольга сидели на кухне и ели яичницу. Кривцов заварил чай, нашел даже варенье. Тускло светил торшер. Олег повнимательнее рассмотрел Ольгу и решил, что она даже очень неплохо выглядит. Интересно, как она попала в такую ситуацию, что осталась без крыши над головой? Но расспрашивать он не решился. У гостьи слипались глаза, было видно, что она очень устала. Пожелав ей спокойной ночи, сам Кривцов прошел в зал, где разобрал диван, и наспех застелив его, тоже улегся спать. Он тоже вымотался и силы были на исходе.