Отец Ермолай, воздав хвалу Хранителю, осенил себя священной змейкой и до завтрака решил сделать богоугодное дело – наставить грешного молодого мага на путь истинный. Сначала было решил объявить того чернокнижником и сжечь. Он мог бы вернуться в отделение ордена как победитель. Еще бы! Выявить врага среди ученых магов – это стоило дорогого для будущей карьеры. Тем более что маг был вовсе и не маг, а так, пустышка. Такого и сжечь не жалко. Пьяница, бабник и болтун. По пьяни много чего наговорил, жалуясь на судьбу, на несправедливость по отношению к нему. Выслушав все это, инквизитор решил, что он только окажет услугу миру, отправляя на очистительный костер этого бездельника. Стань тот магом – многим бы попортил кровь своим неумением творить чудеса. Кроме того, поговаривают, что он вступил в связь с нелюдью. Ее тоже можно сжечь заодно. Конюх готов дать показания, что видел ее летающей ночью на метле, а мага – творящим черную волшбу. Обвинить ученика в том, что он не может творить белую магию, в том, что он занимается черной волшбой, было проще простого. Но ему нужно было сделать это не грубо – схватить, обвинить и сжечь, – а тонко, с доказательствами и громким показным судилищем, что ценится в среде инквизиторов. Потом можно получить разрешение на проведение следствия в школе, где вырастили черного мага. В своих мечтах отец Ермолай взлетел высоко. Но жизнь тем и отличается от мечтаний, что вносит свои поправки в любые планы. Поэтому, все хорошо обдумав, инквизитор понял, что баску сжечь не даст контесса, и у нее для этого есть веские основания. Она вырвала язычницу из тьмы и наставляет к истинной вере. А один маг с одним свидетелем – это посмешище. Он не хотел выглядеть тупым служакой в глазах Канодриона, таких упертых сжигателей по службе не продвигают. Наоборот, отправляют на границу, чтобы они показывали свое рвение там.

Но маг сам подкинул ему идею, говоря в бреду, что хочет стать служкой в храме. Если он привезет с собой в монастырь мага, если тот согласится пожить там, если примет постулаты веры – это будет его, Ермолая, маленький триумф.

Сжечь грешника – это хорошо. Наставить мага на путь учения церкви Хранителя – это неизмеримо лучше. Патриархи в этом узрят его способность к гибкости и обратят на него внимание.

С такими мыслями и подкрепив веру стаканом крепкой настойки, отец Ермолай вошел в комнату мага. От запаха, что блуждал по помещению, он поморщился. «Не могли ночной горшок вынести, лодыри», – подумал он. Небось, поняли, что парень болен, и перестали за ним ухаживать. Инквизитор огляделся: мага нигде не было. Куда он мог запропаститься? Отец Ермолай осматривал жилище потенциального раскаившегося грешника. Пока инквизитор стоял в раздумьях, настойка стала слегка кружить ему голову, создавая приятное настроение и возбуждая аппетит.

– Кхм, кхм, – услышал он негромкое покашливание у себя за спиной. – Доброе утро, святой отец, – поздоровался маг, когда инквизитор обернулся. – Чувствуете, как воняет? – спросил он в ответ на вопросительный взгляд человека в сутане. – Вот, вышел проветриться.

И неожиданно сам для себя, и еще больше для инквизитора, склонил голову и попросил:

– Благословите, святой отец.

Отец Ермолай стоял с отвисшей челюстью. Уж не сошел ли он с ума? Маг просит его благословить! Представитель враждующей за власть группировки просит его благословения! Но опытный интриган быстро пришел в себя, просчитав несколько шагов вперед, и, подобрав челюсть, сурово ответил:

– Сначала ты должен исповедаться… – Немного запнулся, но все же, хотя и с трудом, добавил: – Сын мой.

– Не вопрос, – спокойно ответил ученик магической школы, – готов хоть сейчас.

В душе церковника запели трубы. У него получается! Маг готов к принятию веры. Сам хочет идти на исповедь! Вот это удача!

– Не здесь, сын мой, а пройдем с тобой в часовню конта. Там ты и исповедуешь свои грехи.

Они неспешно прошествовали через весь замок и поднялись на верх башни. Там на плоской крыше стояла деревянная часовня, ничем не отличимая от земных.

Оба зашли внутрь, и инквизитор показал Артему на закрытую занавесью с изображением дракона и звездами над его головой каморку.

– Заходи в исповедальню и приготовься к таинству, – все так же строго приказал он.

Артем спокойно вошел и уселся на деревянную скамью. Перед ним была еще одна занавеска, но уже без дракона. Он слышал, как громко, с одышкой дышал отец Ермолай, устроился за этой занавеской, повозился, рыгнул и что-то пробормотал. Даже через занавеску Артем почувствовал запах крутого перегара. Брезгливо помахав рукой перед лицом, разгоняя вонь сивухи, землянин приготовился слушать. Молчание затягивалось.

– Начинай! – первым не выдержал инквизитор.

– Чего начинать, святой отец? – шепотом спросил Артем.

– Как чего? – раздался возмущенный голос за занавеской. – Исповедуйся!

– Отец Ермолай, вы не сердитесь. Лучше расскажите, как это – исповедаться? Я же первый раз это делаю. А если делал это раньше, то не помню. Я и вас-то не помню. Вы кто?

В соседней каморке было слышно только тяжелое дыхание, свойственное толстым людям, страдающим одышкой.

– Я инквизитор Ордена святого Августина, меченосец веры, отец Ермолай.

– Что-то я меча у вас не видел, святой отец, странно это, – с сомнением произнес Артем.

– У меня меч не на поясе, а в сердце, – с гордостью произнес голос за занавеской. – Я им рожу… родю… поражаю врагов, и он невидим для глаз.

– Так вы занимаетесь магией? – удивленно спросил Артем. Сам он в это время чистил ногти, выковыривая грязь большим ногтем правой руки, и просто трепался ни о чем, как это он делал, когда ему было скучно. – И разве вам это дозволяется?

– Ты что несешь, богохульник? – возмущенно произнес голос отца Ермолая. – Какая магия?

– Вы точно отец Ермолай? – послышался острожный вопрос из-за занавески.

Занавеска отодвинулась, и показалась злая голова инквизитора, она буравила взглядом смиренно сидящего парня и, не найдя за что зацепиться, спросила:

– Узнаешь?

– Здрасте, отец Ермолай! Вы тоже здесь? – радостно поздоровался ученик, и на его пухлых щеках появились ямочки. Простоватые глаза преданно таращились на меченосца.

«О Хранитель! Какой же он тупой!» – почти с ненавистью подумал инквизитор, разглядывая паренька.

– Отец Ермолай, вы не серчайте, – обратился Артем к голове, – просто в магии тоже есть разящий меч, вот я и подумал, что вы им пользуетесь.

– Не пользуюсь! – буркнул тот, желая прекратить ненужные разговоры. – У меня свой. Ты будешь говорить правду? – прорычала голова.

– Буду! – сделав испуганный вид, ответил ученик и невзначай, вслед уходящей голове, произнес: – Значит, у вас своя магия.

– Нет у меня богомерзкой магии! – взревел инквизитор и по пояс высунулся из окошка, почти сорвав занавеску. – Запомни это!

– Запомню, запомню, святой отец. А что, на исповеди вы всегда так сердитесь? – Артем подался назад и вжался в стенку подальше от святоши, похожего на разъяренного быка.

Инквизитор остановился, обжег взглядом испуганного мага и скрылся за занавеской.

– Кайся, грешник! – рыкнул он.

Ответом ему была долгая тишина.

– Чего молчишь, порождение тьмы?

– Его тут нет. – Теперь голова Артема появилась со стороны инквизитора и шепотом спросила: – Вы где его видели?

Инквизитор, возмущенный попранием устоев исповеди, затолкал голову обратно.

– Я вижу, сын греха и порока, ты не разумеешь таинства исповедания. Сделаем так: я буду спрашивать, а ты мне честно отвечай.

– Хорошо, святой отец, – услышал он кроткий ответ.

– Ты занимался богомерзкой магией?

– Нет.

– Как нет! – Из-за занавески появилась голова в зеленой тюбетейке. – Ты же маг! Врать мне удумал, отродье тьмы!

Артем решительно вытолкнул голову и задернул занавеску.

– Не нарушайте, святой отец. Я не могу заниматься богомерзкой магией, так как учусь в официально признанной школе, что не является богомерзкой. Так как всем известно, что она принадлежит нашему королю. Если ее считать богомерзкой, то по вашим словам выходит, наш сиятельный король тоже богомерзкий. Вы это хотите сказать?

– Ты что, полуумок, несешь? – Голова инквизитора появилась вновь. Вслед за ней показался внушительный кулак и пригрозил ученику. – Я не это имел в виду.

Но что он имел в виду, разъяснять остолопу не стал. Отец Ермолай скрылся и задал новый вопрос:

– Проводил магические ритуалы, разрешенные в вашей школе?

– Нет.

Из-за занавески стала показываться голова инквизитора. Не дожидаясь, когда она влезет полностью, Артем стал толкать ее обратно.

– Не нарушайте, святой отец, – сопровождал он свои действия этими словами. – Я не мог заниматься магическими практиками, так как не могу плести плетения.

– Как так? – Инквизитор был обескуражен.

– У меня руки с детства больны и не в состоянии создать заклинания.

– А как же ты учишься тогда?

– Никак, поэтому и хотел пойти служкой в храм. Вас всегда кормят бесплатно, вина наливают и уважают. Я тоже так хочу.

– Ты, сын греховной природы, заблуждаешься, – уже спокойнее ответил инквизитор. – За внешним проявлением уважения скрывается тяжелый молитвенный труд и изнурение постом в стенах матери церкви. Радение о душах людей, об их нравственной чистоте и искоренении пороков – вот цель священнослужителя. Не бесплатная еда и выпивка. Запомни это. Рассказывай дальше, пьянствовал?

– Пьянствовал! – решительно заявил Артем.

– Один или с другими грешниками? – Инквизитор вел не исповедь, а допрос.

– Так с вами же, святой отец, и много раз. Забыли, что ли? – показалась из-за занавески голова ученика с удивленным выражением на лице.

Теперь инквизитор затолкал его обратно и устало произнес:

– На первый раз закончим.

«Как бывает трудно с дураками, – подумал он, вылезая из будочки. – Хотя без них никуда».

– А благословить? – Артем вновь вылез из-за занавески. – Я больше пить не буду. Понял, это грех.

Инквизитор глубоко задышал, но осенил змейкой голову дурака и сказал:

– Благословляю.

Глядя на представление, устроенное землянином, Агнесса покачала головой.

– Да у него талант! Он так ловко прошел перекресток, что инквизитор сам может оказаться на костре после такой исповеди. Хороший старт, Арингил, не находишь? – повернулась она к ангелу. – Святоша теперь не опасен, и подопечный выведен на время из-под удара. У парня появился первый враг, как и положено, но он вышел победителем и поднял свой авторитет. Ах! Почему у меня его не было с самого начала? – огорченно вздохнула она.

Арингил промолчал, но он тоже был доволен подопечным.

Когда Артем вернулся к себе в комнату, там сидела Чучело с подносом и скучала. В комнате уже проветрилось, и вонь почти не чувствовалась. «Надо же, какой вонючий летун оказался!» – подумал маг и улыбнулся баске:

– Как дела, красавица?

Девочка обрадовалась и сама спросила:

– Ты куда ходил, ваша милость?

Он заметил, что непосредственная баска очень часто вместо ответа задавала вопрос сама.

Артем прошел в комнату, сел на кровать, взял поднос с едой и стал уминать кашу. Общение с инквизитором далось ему нелегко. Зато он понял, что такое церковники. Одна из ветвей власти, паразитирующая на простом народе. Впрочем, как и везде. Всегда есть и были подобные институты, от жрецов до сект, которые утверждали, что только им известна истина. Приходи к нам, давай деньги, и мы ее тебе откроем. Вот их формула бытия и паучьего паразитирования на людском суеверии. Здесь еще в людях сидит страх быть обвиненными в занятиях черной магией. Знать бы еще, что это такое.

– Я был на исповеди, – ответил Артем после третьей ложки каши. – У отца Ермолая.

Девочка вытаращила глаза.

– Зачем ты туда ходил? – Она нагнулась к нему и зашептала: – Он страшный человек. Ищет, кого сжечь. И пытает дворню, как ведут себя господа и что говорят. Мне повариха рассказывала, она тоже ходила на исповедь. А если соврешь на ней, то умрешь. Вот как!

– Это все глупости, Чу. Я буду звать тебя так. Для меня ты будешь Чу.

– Ты дал мне имя, ваша милость, – бросилась она ему на шею. – Теперь ты мой отец.

– Какой отец? Ты что, Чу? Я еще молод, и детей у меня не было. – Артем испугался ее порыва и подавился кашей.

– По нашим обычаям всегда было так. Кто первым даст имя ребенку, тот его родитель. Поэтому мне здесь имени не давали. – Она уселась рядом с ним и сияла от радости. – Теперь я полноценная.

– Вот дурень! – всплеснула руками Агнесса. – Ну как же можно быть таким неосмотрительным. Папаша! – Она сплюнула ему на плечо и растерла ногой.

Арингил посмотрел с осуждением на тифлинга и размеренно заговорил:

– Вместо того чтобы плеваться, лучше бы продумала, что ему говорить. Парень не знает ваших правил, обычаев народа. Теперь многое становится понятным.

– Что ты имеешь в виду? – уперев руки в боки, воинственно спросила она.

– Хотя бы то, почему у тебя такой забитый подопечный с проклятыми руками. У парня с детства проблемы, и их можно было сгладить.

– Вот как? – прищурилась Агнесса. – Оказывается, это я виновата в его проблемах.

– Не в меньшей мере, чем он сам. Ты пренебрегала своим человеком.

– С чего ты это взял, санитар? Как ты, не зная меня, можешь об этом судить?

Арингил не обратил внимания на ее колкость и продолжал спокойно и веско говорить, припечатывая ее каждым своим словом:

– Тут знать много не надо, ты бросала своего подопечного без пригляда, и это только то, что стало известно. Ты хотела его смерти, чтобы тебе дали более способного. Но я уверен, что и его ты также бросила бы. Тебе интересны только твои ногти и глазки, которые ты красишь по три часа в день. А кроме того, ты всех вокруг обвиняешь, что они виноваты в твоих бедах.

– Ах, так! Ах, так!.. – Агнесса смогла произнести несколько фраз и вдруг разревелась. Она уселась, и слезы хлынули из ее глаз. Арингил, который не знал, как поступить, растерялся.

…Артем особо не расстроился: подумаешь, назвала отцом. Хорошо все обдумав, он решил, что в его жизни ничего не изменится. Да и в ее тоже. Но на всякий случай спросил:

– Что это для нас обоих будет значить?

– Теперь я не сирота… – начала она перечислять преимущества и недостатки и, помолчав, на этом закончила. – И все. Больше я ничего не знаю. Но надеюсь, когда инквизитор потащит меня на костер, ты не отдашь меня ему.

Артем доедал кашу и удивленно посмотрел на девчонку.

– А зачем ему тебя тащить на костер?

– Я – баска, и значит, идолопоклонница. Поэтому. Инквизиторы часто нас обвиняют в этом и сжигают.

– А ты точно поклоняешься деревьям? – спросил Артем, допивая молоко.

– Нет, не поклоняюсь, я не знаю, что это такое. Мой народ, живущий в лесах басков, поклоняется этим деревьям. Моя мать поклонялась. А я – нет.

– Не страшно, – спокойно заявил Артем. – Мы эту проблему решим. Завтра пойдем оба на исповедь. Я скажу, что дал тебе неязыческое имя и привел к истинной вере. Ты на исповеди скажешь, что веруешь в Хранителя и покаешься, что плевала мне в тарелку. Про конта с контессой расскажешь, какие они набожные. А конюх постоянно врет.

Чу сначала сидела, как громом пораженная, слушая новообретенного папу.

– Ты хочешь, чтобы я умерла? – На ее глаза стали наворачиваться слезы.

– Никак нет, Чу. Я хочу, чтобы ты жила долго и счастливо. – Хотел добавить «чтобы мы умерли в один день», но потом подумал, что это лишнее, и сказал совсем другое. – Пройти исповедь – это не смертельно. Просто говори, что я тебе сказал, и все, – улыбнулся он. – Поверь, папа плохого не посоветует.

– Правда? – Баска вытерла слезы. В ее глазах появился лучик надежды.

– Правда, правда, Чу. С волками жить – по-волчьи выть! – привел он пример из народной мудрости.

– Мы жили с волками, но не выли. К чему это? – Теперь в ее глазах отразилось недоумение.

– Это такая образная поговорка, что если ты не можешь сопротивляться чему-то, то смирись. – И, видя ее непонимание, махнул рукой: – Короче, забудь.

– А если я не пойду? – спросила она.

Но Артем прибег к безотказному методу убеждения:

– Ты должна слушаться родителя. Он заботится о твоем благе и желает тебе добра.

– Правда? – опять удивилась девочка. То, что говорил этот парень, что сначала с ней переспал, потом грубо выгнал пинком, затем раскрыл ей свой секрет и стал так добр, что дал имя, ей было непонятно. Но сейчас ей хотелось ему верить.

– Конечно, правда. Вот что бы ты сделала, если бы у тебя была дочь, и ей нужно было выбрать: пойти на костер или на исповедь? – спросил Артем. Это была манипуляция сознанием чистой воды, но он спокойно это делал для блага самой девчонки.

– Ну, не знаю… убежала бы с ней.

– Куда? И далеко ли? Среди людей вам не спрятаться, и вы погибли бы обе. Поэтому слушай папу, и все у тебя будет хорошо. Поняла?

– Поняла. – Чу полностью сдалась на милость родителя.

– Ну, раз поняла, иди готовься. Ты девочка умная и лишнего не наговоришь. А мне руки тренировать надо.

– Мы вечером опять будем греть твои руки, – решительно заявила Чу и, довольная, вышла. У нее появился родитель. Теперь она не одна, и он знает, что надо делать. Ей было достаточно, чтобы стать счастливой.

Над головой Арингила раздался перезвон колокольчика. Он и всхлипывающая тифлинг замерли.

– Ты думаешь то же, что и я? – вытирая слезы ладошками, спросила Агнесса.

– Это одна мера благодати, которая излилась на нашего подопечного, – пораженно ответил ангел. – Я слышал о таком. Но никогда со мной такого не случалось. Ему воздалось той же мерой от Создателя, какой он измерил эту девчушку. И мы можем выполнить одно его желание.

– Я знаю, что надо! – Агнесса была похожа на маленького коршуна. – Мы поможем ему вернуть мастера-ломастера, и он снова заработает свою меру.

Арингил отрицательно покачал головой.

– Это неверное решение. Надо такое, которое поможет ему существовать и выжить здесь. Которое станет помогать ему всегда, а не только один раз. Он сам должен отправить гремлуна, научившись этому.

– Да как он научится, криворукий? – возмутилась она. – Через сто или двести лет?

– Правильно, – невозмутимо ответил ангел, – мы исправим эту криворукость.

– Как я сама об этом не подумала! – всплеснула она руками. – Ты такой умный, Арингил.

Артем сел на кровать, положил руки на лавку, с болью посмотрел на пальцы и, сжав губы, стал их разминать. Потом представил, что у него в руках аккордеон, и по памяти пробежался по клавишам. Растянул меха и мысленно услышал, как полилась музыка. Сначала отрывисто, коряво, потом все уверенней, и наконец он уже играл, как играл раньше. Пальцы порхали по клавишам, а его самого наполняла мелодия. Сколько землянин так играл, он не знал, потому что весь был поглощен игрой, не замечая, что у него нет инструмента. Пальцы ощущали клавиши, а в уши изливалась музыка, которая невообразимым блаженством наполняла все его существо.

– Как он замечательно играет! – восхитилась Агнесса. – А ты говорил, что он непутевый. Он добрый, смелый, талантливый. А непутевый – это ты сам, – обиженно закончила она. – Только и умеешь доводить девушек до слез.

Арингил, не понимая, посмотрел на нее: только что, полчаса назад он был умным. А теперь уже непутевый.

Артем сбился и открыл глаза. Напротив него сидел хмурый мастер проклятий.

– Развлекаешься? – с обидой спросил он. – А я тут, понимаешь, застрял в твоем мире. А там меня ждут серьезные и большие дела. Думай, как меня отправлять будешь.

– О великий Сунь Вач Джин. Вы уже вернулись? – улыбнулся довольный Артем. Он вновь, хоть и мысленно, не наяву, почувствовал свои пальцы.

– Что за глупый вопрос? Раз я здесь, значит, вернулся, – раздраженно ответил человечек.

На его голове продолжала красоваться шестеренка. «И как он умудрился ее не потерять», – удивился Артем.

– А что вы тут делаете? – он с интересом разглядывал гремлуна.

От его вопроса мастер позеленел.

– Жду, когда ты, дылда, отправишь меня туда, откуда вызвал!

– А я вас, уважаемый, уже туда отправил, – невозмутимо ответил человек и улегся на кровать, с удовольствием вытянув ноги.

– Как это отправил! – почти закричал человечек. В его голосе было столько возмущения, что можно было наполнить океан, если бы оно материально из него изливалось.

– А вот так, уважаемый Сунь Вач Джин. – Артем с удовольствием произносил заковыристое имя наглеца. – Мы, следуя вашей логике, провели ритуал возврата. Вы наполнились горючим и, как ракета, стартанули из комнаты. Не моя вина, что вы не долетели или неправильно выбрали направление. Тщательнее нужно было готовиться. Так что не обессудьте, я вам ничего не должен.

Гремлуна, казалось, хватит удар. Он стащил с головы шестерню и замахнулся на лежащего Артема. Тот повел глазами и сказал:

– Как барана зарэжу.

Водрузив головной убор на место, гремлун громко засопел, только этим выказывая переполняющий его гнев.

А Артем включил магическое зрение и стал пальцами вязать нити. Помня, что темные лучше не трогать, он остерегался крутить и золотую, выбрав на этот раз синюю. То одной, то двумя руками он вязал узлы, а сам в это время вел разговор с карапузом, который смотрел на него лютыми глазами и, видимо, решил превратить их в двуствольное ружье, чтобы уже наверняка расстрелять наглого человека.

– Джин, – панибратски предложил человек. – Зачем тебе спешить домой? Я уверен, что ты там одинок. По-моему, мастер проклятий не может иметь друзей. Я даже уверен, что тебя там ненавидят. Оставайся здесь, походи по миру. Послушай, что люди говорят. Наберись ума-разума – и тогда можешь возвращаться. Может быть, ты научишься не только проклинать, но и делать что-то полезное. Вот у тебя на поясе сумка с инструментами. Ты мне скажи честно, ты умеешь ими пользоваться?

– Отправляй меня обратно, скотина, и немедленно! – не выдержав нравоучений, завопил гремлун. Подскочил к Артему, схватил его за полу мантии и стал трясти. – Не сметь укорачивать мое имя, недоделок. Я великий Сунь Вач Джин. И не тебе, таракану плоскоголовому, учить меня жизни!

– Как хочешь, – очень спокойно отреагировал человек и произнес: – Мобиле перпетуум.

Не ожидавший такой подлой подставы, человечек поперхнулся на последнем слове и стал надуваться.

– Запасайся горючим, космонавт, – смеясь сказал маг, схватил его за шиворот и вытащил в окно. Когда он надулся достаточно на его взгляд, Артем скомандовал: – Запуск двигателей! Обратный отсчет пошел: три, два, один!

И хлопнул второй рукой по животу мастера. Раздался знакомый звук «вж-жз-з», и гремлун вырвался из рук, стремительно взлетев вверх, словно ракета, высоко в небе изменил направление, сделал петлю Нестерова и скрылся за стеной замка.

Артем от вони, которую оставил после себя летун, быстро спрятался в комнату и даже поспешил закрыть ставни, чтобы мерзкий запашок не проник внутрь.

Человек был доволен – он избавился от настойчивого посетителя, и теперь ему никто не мешал тренировать свои руки. Напевая «И снится вам не рокот космодрома», он сел на кровать, сплел вязь для обучения грамотности, и плетение легко получилось. Не веря в удачу, Артем напитал его силой и стал рассматривать. Ему показалось, что он не довязал узелок. Вот тут, слева, для того чтобы узел выглядел гармонично, нужно добавить две петельки, и тогда плетение будет выглядеть, как хризантема. Он не обращал внимания, что спокойно работает двумя руками. Прикрепил петельки, и они тоже засияли ярким синим цветом. «Верди логус», – произнес человек фразу и замер. В комнате стало темно. Он поднял голову и увидел темную тучку над головой. С огромным удивлением ткнул в тучку пальцем, и тут же из нее, как из прохудившегося корыта, на него хлынул поток воды.

Артем сидел мокрый, ошеломленный, держа в руках промокший учебник магии. Он перевел взгляд на страницу и автоматически прочитал.

– «Для того, чтобы сплести плетение заклинания, нужно развивать гибкость кисти. Для этого существуют определенные упражнения…» В гробу я видел ваши упражнения! – с нарастающим возмущением прорычал Артем.

Потом слез с кровати. Тюфяк был мокрым насквозь. Он снял мантию, грязное нательное белье и стал все это выжимать.

– Упражнения у них! Шутники!

Надел мантию на голое тело, взял тюфяк, мокрое белье и потащил все это из комнаты. Теперь он пошел не направо, а налево, где, по словам Чу, находился хозяйственный двор. Этот двор был гораздо больше главного перед воротами и не покрыт брусчаткой. Тут пахло скотиной, бегали и кудахтали куры вперемежку с гусями и утками. Им корм рассыпала Чу.

– Чу! – обрадованно крикнул он, увидев знакомое лицо и того, кто ему может помочь. Девчушка оглянулась и удивленно на него уставилась.

– Ты что тут делаешь, родитель?

Надо же, «родитель», усмехнулся Артем, я скорее назватель. Так как не родил, а назвал именем, или именитель, на худой конец.

– Мне нужна твоя помощь.

Девочка подошла и с интересом стала рассматривать человека.

– А ты чего такой мокрый?

– Облился я. Теперь надо новую солому и просушить тюфяк. Вот еще белье простирнуть надо и купить мне другую одежду, а то кроме мантии у меня ничего нет. – Он открыл ладонь, в ней лежал серебряк. – Этого хватит на одежду?

– Хватит, побудь тут, я быстро. У стен замка небольшой рынок, я чего-нибудь тебе подберу. Только я не знаю точных размеров. Ты вечно в этом балахоне. Снимай его.

Артем послушался и быстро скинул мантию, и только тогда вспомнил, что он без белья. Покрылся краской и закрыл руками пах.

– Ты чего, там прячешь своего дружка? – засмеялась баска. – Можно подумать, я с ним не знакома.

Она пядью измерила ширину плеч, прикинула на глаз его высоту. Еще что-то отмерила и убежала, забрав белье и мантию в придачу.

Артем какое-то время так и стоял, как скульптура Давида, только слегка располневший. Пока до него не дошел смысл, что он стоит полностью голый и его может кто-то увидеть. Как назло, за его спиной заскрипела дверь. Он оглянулся и увидел необъятный зад, туго обтянутый юбкой, следом из дверного проема показалась спина женщины. Она выходила, спиной открывая дверь. Когда повернулась, увидела голого мужчину. В руках у нее была большая деревянная бадья. Она от неожиданности вздрогнула и выпрямилась. А затем завизжала и могучим размахом выплеснула на него содержимое бадьи. По тому, что с него стекало, и тому, какой запах издавала эта густая субстанция, Артем понял, что это были помои. Но криком и обливанием дело не закончилось. Женщина размахнулась и хотела треснуть его этой бадьей. Артем отпрянул и, развернувшись, бросился бежать.

– Куда помчался, охальник бесстыжий! – услышал он радостный вопль загонщицы. – А ну стой, паразит. Я обещала тебе оторвать твоего бандита, вот сейчас я до него доберусь.

Артем несся, гонимый страхом и стыдом, разгоняя кур и гусей. Перепрыгнул через кормушки. И закричал:

– Женщина, я не знаю вас. Я вам сейчас все объясню.

Но та была в охотничьем угаре, размахнулась и запустила в него бадью, словно снаряд. Артем пригнулся и услышал за своей спиной сдавленный звук, как если бы бадья кого-то поразила. Оглянувшись, он увидел поверженного мужика, лежащего с разбитым лицом. А воительница, подхватив подол платья, рванулась к нему.

– Ну все, маг паршивый, тебе конец! – закричала она, увидев, что сразила не того, подобрала толстую палку и пошла в атаку. Но с этим оружием Артем был хорошо знаком, поэтому отступать не стал. Он попытался достучаться до разума толстухи:

– Женщина, что вы себе позволяете! – крикнул он, стараясь вложить в этот крик угрозу и возмущение. Но его голос неожиданно дал петуха, и он прозвучал скорее жалко, чем грозно. Та, подбежав, радостно размахнулась и по широкой дуге пустила свою дубину. Артем вновь пригнулся, а женщину по инерции развернуло к нему боком.

– Остановитесь! – крикнул Артем. – Я вам все объясню. Вышло недоразумение.

– Недоразумение – это ты, голый сморчок. – И палка пошла обратно, описывая большой круг и разворачивая женщину в другую сторону. Понимая, что разговоры вести бессмысленно, он заперт в угол, и, когда она подберется ближе, огреет его и выполнит свою угрозу. Он не стал ждать, а приблизился к ней после очередного разворота и толкнул ее в бок. Орущая толстуха упала животом на поилку А Артем пробежал по ней, как по мостику, и направился к постройкам в глубине двора. За спиной раздался рев обиженного медведя гризли. А впереди с вилами наперевес показался мужик. Все как в деревне, мельком подумалось Артему, и он ловко подпрыгнул над вилами, которыми мужик хотел проткнуть его ноги. К его удивлению, тело Артама, хоть и было полным, слушалось его хорошо. Оно было гибким, сильным и выносливым. Он опустился на вилы и вырвал их из рук мужика. Пока, открыв рот, тот смотрел на голого парня, Артем коротким ударом своего здоровенного кулака отправил его в нокаут. Совершив еще одну победу, он заскочил в первый попавшийся сарай. Лихорадочно осмотревшись, закрыл створки и наложил на железные дуги бревно. И только после этого немного успокоился. Тяжело дыша прислонился спиной к небольшим воротам. Пока не придет Чу, он на время в безопасности, можно перевести дух и обдумать столь глупую ситуацию, в которой оказался.

В это время ворота сотряс могучий удар, и Артем, отброшенный прогнувшимися вовнутрь створками, улетел в сено, которое было навалено в сарае. Чертыхаясь, он стал выбираться из него и наткнулся на чьи-то ноги, обутые в добротные сапоги. Ноги зашевелились. Из сена показалось туловище, на плечах которого сидела недовольная голова с усами. В усах застряла солома. Голова дунула на соломинку, и та улетела. Голова всмотрелась в Артема и злорадно ощерилась.

– Ну вот ты мне, штудент, и попался. Сам пришел, – радостно произнесла она.

Говорящий поднялся, и Артем увидел в его руках кнут. Такой, если раз попасть, прорубит мясо до костей. Не обращая внимания на шум и крики, на сотрясавшиеся позади него ворота, Артем стал медленно отступать.

– Дядя, ты не шалил бы, а то я могу и проклясть, – противным, трясущимся от страха голосом предупредил Артем.

Мужик, смеясь, остановился и, весело стуча кнутом по сапогу, предложил:

– Давай, попробуй, – и заржал как боевой конь.

Артем посмотрел на его кулаки размером как его два, в толстых линиях жил, и оценил его как отменного бойца, да еще с кнутом. Он уже сталкивался с этим оружием и испытал на своей шкуре его эффективность.

«Дружище Артам, когда же ты успел пересечься с этим кнутобойцем?» – пытаясь найти выход из ситуации, невесело думал Артем. Впереди засада, позади разъяренная тетка. Ему, если он не придумает чего-либо, точно придет конец.

– Как же жалко! Его сейчас точно покалечат, – всплеснула руками тифлинг. – Не стой столбом, Арингил, выручай нашего красавчика. Он такой прыткий и даже голый довольно симпатичный. Жалко будет, если его кастрируют.

– Его-то и кастрируют? – усмехнулся ангел. – Человек, можно сказать, в своей стихии. Они даже не знают, с каким профессионалом столкнулись. Он оттачивал свое мастерство мордобоя именно в сельской местности. Так что садись и наслаждайся. Второй акт, озарение, – сказал он и поудобнее уселся.

– Ну все, мужик, ты попал, – теперь уже злорадно проговорил Артем. – Теперь тебе будет мобиле перпетуум, – махнул он быстро руками и крикнул: – Мобиле перпетуум!

Кнутобоец стал рывками надуваться и через пару секунд представлял собой такой же шар, как и великий космонавт Сунь Вач Джин. Только неизмеримо больше. Кнут выпал из его рук, и он пытался что-то проговорить.

– Приготовиться к полету, – весело скомандовал Артем. Подошел к шару и, просчитав обратно от трех до одного, ударом кулака запустил очередного летуна в полет. Звук, который раздался после его удара, напоминал запуск двигателя истребителя. И, сбив его реактивной струей, мужик взвился вверх. Пробил крышу из соломы и скрылся. – Передавай привет Суню, – засмеялся Артем, подобрал кнут и решительно направился к воротам.

Конт смотрел на переполох, устроенный в хоздворе. Там, разгоняя кур, гусей и свиней, бегал голый маг. А за ним гналась повариха, что-то грозно крича. На крик вышел свинарь и подслеповато щурился на свету, пытаясь разглядеть, что происходит во дворе. В этот момент Рагунда размахнулась и запустила бадью в мага.

– Почему он голый бегает? – удивился конт и проследил, как пущенная сильной рукой бадья, пролетев над пригнувшимся магом, врезалась в свинаря, и тот упал, не шевелясь.

«Если убила Махруна, я ее выпорю и мага тоже», – подумал конт.

События меж тем продолжали развиваться с нарастающей скоростью. Рагунда подхватила оглоблю, брошенную без присмотра. И конт, завидев беспорядок, решил выпороть и конюха.

– Распоясались совсем, – недовольно проговорил он, с интересом наблюдая, как же маг, загнанный в угол, выкрутится из этой ситуации.

– Если выкрутится, награжу серебряным руклем. Если нет, выпорю два раза, чтобы неповадно было голым бегать по моему двору.

Но парень несколько раз увернулся.

– Ловкий, стервец, – восхитился конт, а тот пробежал по упавшей поварихе и легко помчался к сеновалу. Ему навстречу, видимо услышав шум, вышел помощник конюха с вилами. И увидев голого мужика, убегающего от Рагунды, попытался ткнуть того вилами. Парень мгновенно взвился вверх, проскочил над вилами и, упав на них всем своим немалым весом, вырвал их из рук озадаченного дворового и врезал тому в челюсть без всякого замаха. Не останавливаясь, скрылся за воротами и закрыл их за собой.

Конт, уже веселясь вовсю, с удовольствием смотрел на продолжение. Рагунда, словно таран, врезалась в закрытые ворота, отлетела и упала, оглушенная, на Корила. Тот взмахнул руками и раскинул их в стороны.

– Если эта дура убила второго, я ее выдам замуж за дурачка Бронка, – решил конт.

Какое-то время было тихо. Потом зашевелился свинарь и следом помощник конюха. Рагунда с трудом поднялась, с ненавистью уставилась на ворота и, отойдя на десять шагов, опять разогналась и врезалась в них. Ее снова отбросило, и снова на Корила, который с трудом поднялся, держась за грудь. Он обхватил повариху руками и крепко сжал. Так они и боролись, валяясь на земле, пока из крыши не вылетел конюх. Он пролетел метра два над крышей, замер на секунду в верхней точке, давая обозреть себя всем, кто его мог увидеть, и стал падать, оглашая окрестности воплем. Увидели его многие, конт, не моргая, смотрел на это чудо. Отец Ермолай, допивая бутылку настойки, увидев в проеме окна взлетающего конюха, закрыл глаза, осенил себя змейкой, и когда открыл их, поставил бутылку на стол и сам себе сказал:

– Хватит на сегодня.

Чу возвращалась с обновками, и ее сердце радостно застучало от увиденного: родитель выполнил свое обещание и наказал конюха.

Рагунда и Корил, лежащие в обнимку, узрели взлетевшего сквозь крышу сеновала конюха Джамшура.

В этот момент ворота распахнулись, и из них вышел голый и вонючий демон мщения, облепленный соломой и хлеставший кнутом по земле. Он поднял руки и заорал.

– Мне отмщение, аз воздам!

Конт в испуге отпрянул от окна. Но, узнав мага, вернулся. А Рагунда, опомнившаяся первой, по-поросячьи взвизгнув, на четвереньках быстро стала убегать. Ее настиг свист и удар хлыста по заду. Еще громче завизжав, она продолжала убегать, не поднимаясь с колен. А следом шел мститель в соломе и слегка хлестал ее по заду, приговаривая:

– А вот тебе за помои, вот тебе за угрозы, вот тебе за дурость.

Он дошел до изумленно стоявшей Чу.

– Принесла? – спокойно, как ни в чем не бывало, спросил он.

– Вот, – растерянно протянула девочка сверток.

Артем посмотрел на него, но не взял.

– Мне бы помыться, – сказал он.