Перед тем как закопать покойника, Артем сел на край могилки и развернул лист, аккуратно сложенный конвертиком и, видимо, защищенный магией, так как он совсем не пострадал от пребывания в воде. Внутри находился маленький золотой медальон, изображавший летящую птицу, по-видимому, хищную. Уж больно художник выразительно показал загнутый клюв. На пергаменте была записка:

«Жакуй, передай этот медальон торговцу Миху Валенсе из Арагса. Остерегайся. За мной следят. К.Д.»

Артем свернул записку. Спрятал туда медальон.

– Значит, ты не остерегся, Жакуй, раз пошел на корм мальку-переростку, – пряча записку в сумку, проговорил человек. – Не беспокойся, лежи с миром, я постараюсь за тебя доставить этот медальон. – Затем стал засыпать могилку.

Немного усталый, растревоженный пережитым приключением, Артем подошел к замку. Уже вечерело, и дневная жара сменялась речной прохладой. От реки дул легкий ветерок, принося с собой влажный запах. У пристани стояла пара кораблей, широких, как баржи. И часть команды бродила у небольшого рынка. Артем, тоже движимый любопытством, прошел мимо рядов. Увидел пирожки у дремавшей тетки и бутыль прозрачной жидкости, чистой, как слеза. От нее веяло ароматом крутого самогона.

– Почем пирожки и выпивка? – поинтересовался Артем.

Тетка ожила и, смерив парня глазами, вроде как узнала и, улыбаясь, стала нахваливать свой товар.

– Первачок двойной перегонки, чистый аки слезы Хранителя, сынок, всего три медяка. Пироги с ливером, медяк за десяток, есть еще яйца вареные, тоже медяк за десяток.

Глядя на ее хитроватую физиономию, пышущую здоровьем и крепостью, Артем тоже улыбнулся.

– Давай, тетка, я возьму первач, пироги и яйца за три медяка. – Это все, что у него оставалось после покупки одежды, и он хотел попробовать поговорить и поторговаться – не для того чтобы выторговать себе скидку: Артем хотел начинать вживаться и осваиваться в новом мире.

– Эк ты загнул, милый! – У торговки на лице проявился азарт. Она весь день, скучая, просидела на своих яйцах, а к вечеру появился оптовый покупатель. Его она упустить не могла, но и просто отдать продукты без торговли ей не позволяла гордость. – Да за три монеты яйца я тебе не отдам.

– Домой понесешь? – улыбнулся Артем. – А дома мужик их съест, и ты без прибыли останешься. А так я возьму их и другим буду нахваливать, какой у тебя хороший товар.

– О, что удумал! Нахваливать он будет! Да здесь все знают, что у Мартоны самые лучшие пироги.

– Пироги, может быть, и лучшие, да яйца больно мелки. Плохо кур кормишь, хозяйка. Вон у той женщины они покрупнее будут, – кивнул Артем на лавку напротив. Торговаться он никогда не умел, платил столько, сколько просили, но здесь – это вам не там. Здесь выделяться нельзя. Он и хотел быть как все.

– У кого больше? К этой шавки шелудивой? Да она за скотиной не смотрит. Недавно поросята у нее передохли, а о курах уж и говорить нечего. Дам я тебе, так и быть, пяток яиц. Чтобы ты знал, что у тетки Мартоны все самое лучшее.

– Вот наговариваете вы, тетка Мартона, на женщину зря. Она дама солидная, да и говорила, что вы кур голодом морите, чтобы меньше тратиться. Худые они у вас.

– У меня куры худые? Варвага так сказала? Давай медяки и забирай товар, я пойду ей волосья повыдергаю, собаке брехливой.

Из лавки на шум вышла дородная женщина. Мартона уперла руки в крутые бока и с вызовом на нее уставилась.

Артем быстро выложил три медяка, забрал пироги, первач и яйца и отошел от начинающегося извержения вулкана.

– Это кто собака брехливая? – начала первой психологическую атаку соседка. Она была одной весовой категории с Мартоной и примерно одного с ней возраста. – Ты чего брешешь, чучело огородное, что у меня поросята сдохли?

– А вот и сдохли, сдохли, – покачивая головой, радостно подначивала ее Мартона. – Об этом все говорят.

– Все говорят, что твой мужик к молодухе бегает, – не осталась в долгу Варвага.

– Что? Мой бегает? Ах ты, сучка бесхвостая, я тебе сейчас покажу, кто от кого бегает. – И, вынув свое дородное тело из-за прилавка, Мартона решительно двинулась на соседку.

Та поплевала на руки и ответила:

– Давай, подходи! Коли не страшно.

Из лавки вышел сонный худенький мужичок.

– Ну что вы, бабы, в самом деле, – осуждающе сказал он, – как седмица, так вы в драку. Охолонитесь! – Он перегородил дорогу наступающей.

Но Мартона была уже в боевом запале, она походя двинула мужичка животом, и он улетел в лавку.

Артем чуть не схватился за голову: ну кто его дергал за язык подначивать торговку. Теперь с его легкой руки случится драка.

Он положил покупки обратно на стол и крикнул:

– Стоять, бабы!

Да так громко по-командирски крикнул, что забияки застыли в полуметре друг от друга.

– Шел бы ты, недоделок, отсюда! – повернулась к нему Варвага.

– Я уйду, но вы-то опозорите своего конта: сюда купцы прибыли, и что они скажут, когда вернутся? А я вам скажу! Они будут смеяться над вами и говорить, что у местного владетеля дурные бабы. А раз бабы такие, стало быть, и конт не лучше. По вас будут судить обо всех.

Бойцы замерли и стали «переварить» слова Артема. На их лицах промелькнуло сомнение, но уж больно запал был велик и желание повыдергивать волосья сопернице, да и привычка дело великое. А дрались они, по словам мужика, каждую неделю. Все это понял Артем за пару мгновений, рассматривая их разгоряченные лица, и, не дожидаясь их слов в ответ на свою тираду, со вздохом сказал:

– Пойду расскажу конту, как вы его позорите, и попрошу, чтобы вас выпороли для вразумления.

– Стой, милок! – первой сообразила Мартона, чем им грозит сегодняшнее происшествие. – Мы же просто шуткуем. Верно, Варвага?

Та была не такой сообразительной и, облизав пересохшие губы, недоуменно смотрела на соседку.

За нее ответил вынырнувший из-за ее спины щуплый мужичок:

– Верно, Мартона.

Теперь дошло и до Варваги, чем может закончиться сегодняшняя потасовка, и она решительно закивала. Зрители, что собрались на представление, разочарованно стали расходиться.

Артем, довольный тем, что не допустил того, чтобы словесная перебранка перешла в мордобой, забрал покупки и направился в замок. Прошел в малую столовую, где всегда, по словам Чу, проводили время дружинники конта. Он прошел под удивленно неприязненными взглядами солдат к одному из столов и поставил свои покупки.

– Ребята, – сказал он и обвел их взглядом. – Я пришел мириться. Вот первач, пироги и яйца. Предлагаю выпить мировую.

Он нашел взглядом Мурга и сказал:

– Мург, ты уж прости, я неудачно пошутил. Как выпью, со мной такое бывает, несет так, что остановиться не могу.

Воины были парнями простыми и отходчивыми. Это Артем знал по своей службе: обидел кого невзначай – поставь выпивку, и все обиды уйдут, как проходит ночь, и наступает снова день. Они оживились и потянулись к столу.

Первым подошел тот самый воин с усами, что стал жертвой магического опыта землянина. Поднял бутыль литра на полтора, понюхал и с видом знатока сказал:

– Мартона делала.

Тут же подсели остальные и, не смущаясь, разлили напиток по оловянным кружкам. Мург хлопнул Артема по спине и подмигнул.

– Прощен, недоделок.

На это прозвище, что дали ему в замке, вернее не ему, а Артаму, Артем не обиделся, он заслужил. Но кружку отодвинул в сторону. На посмурневшие взгляды дружинников со вздохом ответил:

– Я, ребята, с этим делом завязал. Как выпью, так таким дурным становлюсь, что аж страшно. Мертвяка в деревне вместо упокоения благословил, вон конюха покалечил, и Мургу досталось. Я решил с выпивкой завязать.

– Так это ты по пьяни все творил? – изумился один из воинов.

Артем покаянно покивал.

– Сегодня ходил к отцу Ермолаю на исповедь, обещал больше не пить.

На него смотрели глаза, в которых было огромное удивление: еще бы, маг ходил на исповедь, о таком они не слышали. Две враждующие группировки власти, сцепившиеся не на жизнь, а насмерть, и презирающие друг друга. Простые люди побаивались и тех, и других. Одни могут проклясть, другие затащить на костер. Как говорится, хрен редьки не слаще.

Артем не знал, какое противостояние происходит между ними и почему так необычно для него реагируют остальные на известие, что маг ходил на исповедь. Слишком мало информации он получил за это время, а его товарищ забился глубоко и не хотел не только помочь ему, но даже общаться.

Воины уже свою первую чарку выпили и, не закусывая, занюхали рукавом.

– А святой отец тоже бросил пить? – разразившись смехом, спросил один из сидевших. Но тут же получил подзатыльник от Мурга:

– Не богохульствуй, Шорнет.

– Ладно, ребята, я рад, что мы поняли друг друга, – поднялся Артем. – Пойду отдыхать.

Его провожали довольные служивые, хлопали по спине. Говорили, если что будет нужно, обращайся.

– Только если позаниматься на копьях, – обернулся Артем, стоя у выхода из столовой. Мгновенно в зале установилась гробовая тишина. Артем понял правильно и, улыбаясь, пояснил: – Я буду трезвым.

Его дополнение сняло все барьеры недопонимания между ним и замковой стражей и разорвало напряженную тишину оглушительным смехом.

В свою неуютную комнату он вошел с сожалением. Унылые серые стены, сумрак, который еле раздвигался светом масляной лампы. Неудобная постель и вновь одиночество, которое так тяготило общительного Артема. Он подошел к кровати и сел. В то же мгновение раздался истошный вопль, и испуганный до потери сознания землянин подскочил почти до потолка. Он пытался унять бешено стучащее сердце, ухватившись за грудь, и почти с ненавистью посмотрел на возмущенного гремлуна, вылезшего из-под шкуры и сонно таращившегося на него.

– Смотреть надо, дылда, куда садишься, чуть не раздавил меня.

– Великий Сунь и Высунь, ты что тут делаешь? – наконец придя в себя, спросил Артем. – Родные выгнали, или визу въездную потребовали на родине?

Он прошел на свое место, за шиворот вытащил человечка и усадил на лавку.

– Не сметь перевирать мое имя! – завопил тот, дергаясь и дубася кулачками по его руке.

– А чего ты так переживаешь за свое имя? – спросил Артем. – Меня вон ты называешь и тараканом, и недоумком, я же в штаны из-за этого кипятком не писаю?

Гремлун испуганно схватился за штаны и уже более спокойно ответил:

– Я тоже не писаю. Меняя мне имя, ты, дылда, меняешь мне судьбу. Неужели это непонятно? Даже тебе, с твоими куриными мозгами, это должно быть известно.

– А ты не задумывался, дружище, что твоя судьба печальна? Ты по своей сути не созидатель. Все, что ты умеешь, – это ругаться и ломать. Даже домой не смог вернуться, хотя я тебя дважды отправлял. Тебе твоя судьба самому нравится?

– Не твое дело, идиот, – огрызнулся гремлун. – Что ты понимаешь в жизни нашего народа?

– Мало понимаю, – согласился Артем, – но я вижу у тебя инструменты и шестерню на голове. Обычно эту деталь используют для передачи вращательного движения какому-нибудь механизму. Раз она у тебя на голове, то применения ей, кроме как вместо шляпы, ты не нашел. Отсюда какой вывод?

– Никакого! – отрезал мастер проклятий. – Отправляй меня обратно!

Артем с горьким чувством неизбежности совершения убийства вздохнул.

– Убедил ты меня, никчемный чародей, – и вытащил костяной нож.

Гремлун, увидев клинок в руках человека, обмер. С секунду смотрел на него, а затем с воплем устремился к окну. Разогнался, подпрыгнул и хотел щучкой выпрыгнуть. Но то ли разбег взял короткий, то ли не рассчитал силу прыжка, а, вероятнее всего, и то, и другое помешало ему достичь своей цели. Он подпрыгнул и головой врезался в выступающий каменный подоконник. Сполз по стене на пол и с безумными глазами вновь разбежался и попытался повторить нырок в узкое окошко, что скорее было бойницей, чем окном. Результат остался прежним. С упорством слепого носорога великий Сунь Вач Джин пошел на третью попытку. Артем с интересом наблюдал за прыгуном, вертя в руках нож. Интересно, что так испугало маленького «идиота»? Это из-за ножа, что ли? В это время третья попытка закончилась еще хуже первых двух. Контуженный Сунь, потеряв ориентиры, шатаясь бродил по комнате, как слепой хватая ручками воздух, наверное, в поисках какой-нибудь опоры.

Он узнал этот ножик со следами своего труда. Сотню лет назад из кости лича один темный маг выточил инструмент управления некроэнергией. Теперь не надо было плести пальцами заклинания. Подцепил лезвием нить – и закрути ее, она сама свяжется в узел, какой пожелаешь.

Он тогда молодым был, и отец для инициации посвящения его в мастера дал Суню задание – настроить этот клинок. Маг принес большие дары в виде Эртаны его клану.

А Сунь в гордости перед братьями перепутал порядок рун, что выбивал на его духовном двойнике. В результате получилось нечто другое. Клинок испортился и стал орудием опасным и саможивущим. Он стремился убить своего хозяина, если тот не использовал клинок как оружие убийства. Отец, увидев, что получилось, проклял Суня и больше с ним не общался. Теперь эта вещь нашла его и стремится отомстить. Гремлун как сомнамбула бродил по плохо освещенной комнате, пытаясь найти выход. Но после ударов головой соображал плохо. Потом он почувствовал, как его ноги оторвались от пола, и перед глазами замаячил проклятый клинок.

– Сунь, с тобой все в порядке? – Сквозь ватную пелену, застилающую видимость и слышимость, он услышал вопрос, прозвучавший словно издалека.

Но гремлун зажмурился и промолчал.

Артем убрал нож и оставил человечка в покое. Через час он услышал звуки тихого плача. Человечек сидел, сгорбившись, и безутешно рыдал.

Комок подступил к горлу землянина. Он был по природе своей мягкосердечным, и слезы людей действовали на него как личная трагедия. Он взял на руки малыша и стал гладить по голове, успокаивая того и качая, как ребенка. Не знавший ласки гремлун сначала сжался, как пружинка, потом расслабился и заревел в полный голос. А еще через полчаса Артем услышал исповедь гремлуна-неудачника.

Агнесса сидела и вытирала слезы. Рассказ маленького Суня тронул ее до глубины души. Оказывается, в том мире, откуда прибыл маленький проказник, тоже существует зависть, подлость и коварство. От этого не спасают родственные связи, и даже наоборот, как это случилось с Сунь Вач Джином, только способствуют развитию и проявлению не самых лучших черт разумных.

Сунь родился в мире, где наделяют вещи, произведенные в других мирах, теми свойствами, которыми они должны обладать. Выковывает кузнец меч – и хочет его сделать твердым и в то же время гибким, трудится, работает и не знает, что точно такой же меч в мире гремлунов делает мастер-созидатель. Вернее, он работает над его духовным двойником, над проекцией меча. От того, как мастер жил, делал доброе или злое, умелый ли он, гремлун наносит руны свойств на эту проекцию. Мастер-кузнец может улучшить свое оружие и не имея должного мастерства, если принесет жертву в виде Эртаны, помолясь духам созидания и мастерства, и тогда мастер гремлун часть энергии направит на улучшение свойств оружия.

Но такие прошения чреваты обвинением в идолопоклонстве и приближают просителя к костру. Поэтому люди из мира Артама, который называется Тангора, делают это в глубокой тайне в своих домашних святилищах. Но просьбы у них разные. Одни просят для себя, другие для других, с завистью и злобой, желая, чтобы у соседа, например, молоко скисло, кузница сгорела или руки отсохли.

Слушая все это, Артем только диву давался – какие, оказывается, сложные причинно-следственные взаимосвязи существуют во вселенной. Цепочки событий и их последствия немыслимым и невидимым образом охватили все миры. Так, пожалуй, может случиться, что плюнешь здесь, в Тангоре, а попадешь на какого-нибудь джина в другом мире, и он уже на тебя изольет ведро плевков в отместку.

Сунь родился третьим сыном грандмастера-универсала Рашида Вач Джина. С детства у него выходило все легко. Он не заморачивался тем, чтобы рассчитать, сколько Эртаны нужно оставить, а сколько выделить на проекцию. У него все выходило само собой, он отдавал все, что считал нужным. Отец был доволен: растет новый великий созидатель и изобретатель. Но это не понравилось старшим братьям. Выделение отцом Суня, как талантливого самородка, им больно резало по их мастеровой душе. Они часами корпели над своими изделиями, а Сунь решал эти задачи сходу. Дело усугублялось тем, что гремлун возгордился и стал высокомерен и презрителен с братьями. Они, быть может, еще терпели бы его умение, но вынести оскорбительного отношения к себе не смогли.

В тот день, когда Сунь должен был стать мастером, братья сломали ему зубило. А он, обуреваемый гордостью, не проверил инструмент и начал работу, как обычно. Вот тут-то и случилась трагедия, поломавшая всю его дальнейшую жизнь.

Пораженный отец, хмурые члены комиссии грандмастеров смотрели на запоротую вещь и молчали.

– Ты проклял ее, сын! – пораженно вымолвил отец. – Зачем?

Но ответа у молодого Суня не было. Он сам остолбенело смотрел на клинок и не понимал, в чем дело. Отец вырвал из его рук зубило и внимательно осмотрел его.

– Ты не удосужился проверить инструмент перед испытанием, – огорченно сказал он. – Ты недостоин быть мастером-созидателем. Отныне твой удел портить и ломать. Уходи из моей мастерской! Из дома я тебя не гоню. Но работу делай в другом месте. – И сгорбившийся и сразу постаревший лет на триста отец ушел и с тех пор хранил молчание. Ни разу не заговорил с ним, не выслушал его объяснений.

Братья и знакомые тоже отвернулись от него, припомнив его высокомерие, и Сунь Вач Джин, предоставленный сам себе, долго страдал и мучился. Но, как каждый гремлун, он должен был отдавать свою долю Эртаны в мир, а не только ее потреблять. Поэтому он ушел в пустой сарай и стал, насилуя себя, ломать и портить. Вместе с этим изменился его характер: он стал злым и невыносимым. Постоянно брюзжал и ненавидел всех живущих, особенно отца и братьев.

Артем почесал щеку и задумчиво сказал:

– Я понимаю, что мир сложен и не поддается осмыслению. Мозгов не хватит. Но как вы придаете нужные свойства предметам здесь, живя у себя там? Откуда там берется, как ты говоришь, проекция? И совсем непонятно – как по проекции можно орудовать твоим инструментом?

Гремлун вытер слезы и стал подробно объяснять.

– Во вселенной всегда и везде протекают колебательные процессы. Звук – колебания, свет – колебания, магнитные и электромагнитные волны – колебания, спутник вращается – колеблется вокруг Тангоры, Тангора вокруг Светила и так далее.

– Постой, ты знаешь об электромагнитных волнах? – изумился Артем. Он представлял себе магию только как: сплел узелок, проговорил слова – и о-па! – на тарелке жареный гусь.

– А кто об этом не знает? – в свою очередь удивился Сунь. – Странно, что ты о них знаешь. В этом мире о волновой теории слыхом не слыхивали. – Он строго посмотрел на человека. – Ты точно отсюда?

– Точно, давай дальше рассказывай, речь не обо мне.

Гремлун сдвинул на затылок шестерню и продолжил:

– Человек тоже излучает колебания, их называют биополем. Человек также воспринимает, или, правильнее, принимает различные колебания. Бытие – это бесконечное множество взаимовложенных колебательных процессов, протекающих с периодами от долей секунды до миллионов и миллиардов лет, – важно произнес он. – Тебе понятны мои пояснения? – Он с большим сомнением посмотрел на человека.

– Пока да. Продолжай.

– Ну-ну! – с недоверчивой ухмылкой ответил Сунь, но все же продолжил: – Что есть проклятие или благословение? – воодушевившись, задал он вопрос и сам на него ответил: – Изменение длины волны колебания биополя.

Колебаниями образ любой вещи переносится (передается) с одного материального носителя на другие материальные носители (отражается на них). Это происходит и с человеком. Поэтому те колебания, что создаются в этом мире, проецируются и у нас. Вот с этим проекциями, вернее, колебаниями мы и работаем на энергетическом уровне. Не знаю, знаешь ли ты, что материя существует в двух формах – материальной и энергетической. Материальная переходит в энергетическую и наоборот.

– Вообще-то материя существует в трех формах, – решил блеснуть знаниями Артем. – Есть еще такая форма существования материи, как плазма.

Сунь вскинулся и ухватил его за руку.

– Ты откуда это знаешь? Это знание сокрыто и не подлежит разглашению.

– Это почему еще? – Землянин был искрение удивлен реакцией гремлуна.

– Потому что в плазме спрятана великая разрушительная сила, а вы, люди и вам подобные недалекие существа, все превращаете в оружие, истребляя самих себя. Доберись вы до разгадки секретов плазмы – вы станете разрушать целые миры. Мне об этом рассказывал отец. А он знал о чем говорил.

Артем задумался, слова коротышки были не лишены смысла. Человек всегда приспосабливал открытия для войны. Появились металлы – выковывали мечи. Огонь добыли – стали жечь селения. Порох изобрели – создали пушки. Расщепили атом… Появилась атомная бомба.

Изобретательность человеческой мысли по отысканию способов уничтожения самого себя превосходила все, что он знал по историям открытий, и тут он с отцом Суня был полностью согласен. Но затем его мысли повернули в другую сторону. Если проклятие – это просто изменение частоты и амплитуды колебаний предмета бытия, то их, скорее всего, можно вернуть обратно. Не может быть, чтобы этот процесс был необратим.

– Слушай, а как тебя звали дома? – посмотрел он на притихшего малыша с опухшей мордочкой страшненького взрослого человека.

– Мать звала Свад, по первым буквам, – ответил он.

– Ну и я буду звать тебя Свад, а то пока произнесешь полностью твое имя, забудешь, что хотел сказать.

Гремлун сидел притихший, убаюканный человеком, только молчаливо, но согласно кивнул.

– Свад, у меня руки-крюки, ими трудно что-либо сделать толковое. Хорошо только по мордам бить, они даже боли не чувствуют от ударов. Словно это не кулаки, а чугунные чушки. Я вот что подумал: раз можно изменить частоту колебаний биополя и его амплитуду, то ты сможешь настроить мои руки на рабочий лад. Я верно мыслю?

– Неверно, – ответил Свад и замолчал.

– Почему неверно? – Артем с удивлением и досадой смотрел на него.

– Потому что я мастер проклятий, а не созидания. Я могу только портить, и твои кривые руки – это моя работа.

– Та-ак! – протянул человек. – А теперь давай поподробнее.

Он снял того с колен и усадил на скамью, превратив ее своим суровым взглядом в скамью подсудимых. Человечек сжался под пронзительным и суровым взглядом, но потом нашел в себе силы и стал говорить.

Скоро Артем знал все о своей болезни, вернее, об истоках и причинах болезни Артама, и даже о ноже, что он нашел. То, что он услышал, перевернуло его суждение о мироустройстве. Несколько минут он сидел, неподвижно усваивая и размышляя над услышанным, и чем больше он размышлял, тем страшнее ему становилось. Пример Суня показал ему, как зло, которое творит разумный, возвращается ему бумерангом. В случайность того, что ему в призыв попал именно Свад, а не кто-нибудь другой, он не верил. Он был прагматиком и верил только в то, что мог пощупать и проверить.

– Это закон кармы, – наконец проговорил он. – И что нам теперь делать? – спросил он гремлуна.

Тот пожал узенькими плечами:

– Не знаю, человек.

Артем стряхнул с себя оцепенение.

– Ладно, – сказал он, – выход есть из любого положения, раз есть вход.

И Сунь Вач Джин с удивлением посмотрел на человека с его необъяснимой, но вполне понятной логикой. «Действительно, – подумал он, – как я раньше о таком не подумал. Если есть вход, то должен быть и выход. Это же так просто». – И он с надеждой посмотрел на большого парня с глуповатым лицом и простодушными глазами.

– Ты что-то придумал? – спросил он.

– Только наметки, у меня не хватает информации для выводов, и ее дашь мне ты. – Артем пристальнее посмотрел на малыша и спросил: – Почему ты сказал, что можешь только проклинать и ломать? Насколько я понял, ты был уникум, гений изобретательности и творчества.

– Был, да сплыл, – земной поговоркой ответил гремлун. – После вердикта отца мне давали только проклинать.

– Это как? – Артем силился понять систему работы мастеров из мира Свада: как они получали свои проекции? Изделий и людей миллионы, и их всех надо наделить определенными свойствами. Честно признаться, у него это не укладывалось в голове, но он, как человек, пообтершийся около научной среды, определил для себя лозунг сегодняшнего дня. «Будем расширять горизонты сознания».

Гремлун достал потрепанный блокнот.

– Заказы на работу появляются в этом блокноте. Их распределяет… И назначает… Не знаю, кто распределяет, – повертев длинным носом, сознался он. – В блокноте появляется заказ и плата за него.

– Ага! – кивнул Артем, хотя сам до конца не понимал, что значит «ага». – И что у тебя сейчас в блокноте?

Гремлун убрал свою записную книжку в кармашек фартука и ответил:

– Ничего. Пусто. Я теряю Эртану и скоро умру от недостатка энергии.

– А как вы получаете эту Эртану? – продолжал расспрашивать Артем. Ему совсем не понравился настрой Свада и информация, что здесь он теряет свою жизненную энергию.

– По молитвам и просьбам других разумных, – нехотя ответил Свад. – Но кто меня здесь будет о чем-то просить? – Потом повернулся, несколько обрадованный пришедшей ему в голову удачной мыслью к человеку: – Может, у тебя есть враги и ты им желаешь зла?

– Свят, свят, свят! – испуганно перекрестился Артем. – Ну уж нет, проклинать никого не будем, но ход твоих мыслей считаю верным. Я буду просить тебя снять проклятие с моих рук.

И под скептическим взглядом Сунь Вач Джина стал монотонно произносить одни и те же слова, повторяя их непрестанно, на разный лад.

– О великий Сунь Вач Джин, гений инженерии, благослови меня и сними проклятие с моих рук. Великий мастер Свад, я прошу тебя, сними проклятие с моих рук.

И так он завел «машинку прошения» на полчаса. Сунь под монотонное бормотание стал засыпать и клевать носом.

– О бог мой, направь мастера Сунь Вач Джина мне в помощь!

– Ну как можно быть таким недалеким? – не выдержала Агнесса. – Он что, в самом деле думает, что его просьба будет услышана здесь? Необразованные дикари эти люди, верят во всякие суеверия. Ну вот скажи мне, Арингил? – Она легла, закинула руки за голову и, глядя в бесконечность, старалась втянуть в разговор ангела.

Тот был по своей природе немногословным, а ей хотелось пообщаться.

– Эфир передает мольбы в другие слои вселенной, именно там происходят те процессы, о которых мечтает Артем-Артам. Здесь можно руки только вылечить или сломать. И только на физическом уровне.

Арингил молчал. Он тоже понимал бесперспективность просьб человека. Но что он мог поделать? Люди часто упорствуют и набивают шишки, делая неправильно, и Артем не исключение из правил.

Прошло полчаса, гремлун задремал и все ниже клонился к лавке. Артем продолжал бубнить свои прошения, вызывая раздражение у тифлинга. Она со спины перевернулась набок, потом на живот, потом заткнула уши, но это не помогало. Она в ярости пнула Артема ногой по уху.

– Да замолчи же ты наконец, обалдуй из обалдуев!

Артем почувствовал толчок в ухо и радостно произнес.

– О, я получил сигнал!

– Какой сигнал? – одновременно спросили его трое.

Гремлун почти проснулся и лениво посмотрел на молящегося.

– Знамение! – поднял палец человек. – Нужно молиться правильно. Отец Алексей говорил, что всякий дар нисходит свыше от отца истины. Поэтому нужно просить у бога. А он уже знает, как распорядится ресурсами.

И под ненавидящим взглядом Агнессы завел новую мантру.

– Не получаете, потому что не просите. Я прошу отца истины снять с помощью гремлуна Свада с моих рук проклятие. Если ты с ним, отче, не знаком, сообщаю тебе, что это гений созидания проекций великий Сунь Вач Джин. И знай, я не отступлю. Не дам тебе спать, пока ты не ответишь на мои просьбы.

– Уу-у! – Тифлинг сжала кулаки. – Арингил, у тебя есть нож?

– Нет. А зачем он тебе?

– Зарезала бы его, как барана. Знамение у него! – И она опять ногой двинула ему по уху.

– Понял, отче, буду старательней! – ответил человек и еще больше жара вложил в свои просьбы.

Арингил посидел, посмотрел на человека и вдруг забубнил.

– Отец Небесный, ты милостив к грехам нашим, прости нас, неразумных, и помоги Артему в его деле.

Агнесса вытаращилась на ангела.

– И ты туда же, недоумок, – и покрутила пальцем у виска.

– Твои проблемы, Агнесса, от маловерия, лучше помогай.

– Что? Я, помогай? Ты сам-то видел Создателя? Может, его и нет вовсе.

– Я не видел, Агнесса, но верю, что он есть, – ответил Арингил. – Его никто не видел. Но его творения окружают нас. Само твое существование утверждает меня в вере, что он есть.

Тифлинг хотела что-то сказать, но потом махнула рукой:

– Пусть и я тоже буду чокнутая, раз вы все такие, – и стала повторять вслед за Арингилом.

Хранитель сидел и рассчитывал новый расклад в звездах. Ему нужно было знать грядущие события и суметь направить их в нужное для системы русло.

– Так, зет четыреста пятьдесят шесть дробь тридцать девять заняло положение альфа двести тридцать восемь. А та двинулась в зенит черной дыры одна тысяча сорок шесть прим… – Он заглянул в справочник: – Чем это нам грозит?

Но узнать, чем угрожает смещение звездного неба, он не смог. Над головой зазвонил гонг.

– Опять смертные объединились для просьб. Покоя не дают, – с раздражением пробормотал он. – Отказать! – хлопнул печатью по появившемуся листку и принялся дальше за работу. – Это у нас на странице триста шестьдесят девять. Сближение звезд с переходом в другую вселенную…

Опять раздался звон гонга, и появился листок. Не глядя Хранитель схватил печать «Отказать» и хлопнул по листку.

– Ишь, чего удумали, неотступностью взять, – усмехнулся он. – Посмотрим, чья возьмет!

Он вновь углубился в расчеты, но тут листки посыпались одни за одним. Он остервенело хватал штамп и с силой печатал слово «Отказать». Но взамен исчезнувшего появлялся новый лист. За столом Хранителя шла борьба воли: кто кого. Это уже стало делом принципа, и Змей, рыча, хватал печать и ставил вердикт. Наконец гонг перестал оповещать о прибытии прошения. И лист остался на столе.

– То-то! – довольно усмехнулся Дракон. – А то удумали измором меня взять, – и глянул на лист. Его глаза тремя рывками увеличились в размерах. На листе прошения стоял штамп «Утвердить»!

Он прочитал прошение и увидел, что это прошение от отвергнутых. Хранитель в ярости хлопнул себя по лбу и посмотрел на лапу: в ней была зажата печать «Утвердить». В пылу сражения за прошение он перепутал штампы, и теперь гадкое слово «утвердить» красовалось не только на листке, но и на его лбу. И будет оно там сто лет. Взревевший от оскорбления, которое он нанес сам себе, Хранитель вскочил и запустил печать в безбрежность мироздания. Устало опустился в кресло, и тут вернулась печать, врезавшись ему под левый глаз. А на столе появился гербовый лист. С короткой надписью:

«Не тобой создано – не тобой и выброшено будет. Создатель».

…Задремавший Свад грохнулся с лавки и вскочил, бешено вращая выпученными глазами.

– Меня наполнила Эртана! – вскричал он и стал лихорадочно доставать блокнот.

– Есть! – заорал он, приплясывая.

– Что есть? – возмутился Артем, которому сбили молитвенный настрой, и он уже не хотел продолжать бубнить прошение. – На заду шерсть?

– Какая шерсть! – приплясывал Сунь. – Заказ на твои руки есть. – Он еще с полминуты под взглядом Артема попрыгал. Потом стал мрачнеть. – Я не смогу! – сокрушенно сказал гремлун.

– Почему это? – Артем не понимал его состояния неверия в самого себя. Это же надо так парня здорово по рукам ударили. Лишили веры в созидание.

– Я забыл, как это делается, – ответил тот.

– Не беда, начнешь работать – сразу вспомнишь, – отмахнулся Артем. – Давай начинай. Только, – он поднял указательный палец, – проверь инструменты, наладь их как следует.

Взбодренный гремлун стал вытаскивать из маленького кармашка фартука инструменты и раскладывать их на лавке, причем их помещалось там гораздо больше, чем выглядел внешне кармашек и что можно было поместить в него. Тут были зубила, молоточки, наковаленка, напильники, рашпили, штангенциркуль и какие-то баночки. Гремлун деловито все разложил и посмотрел на Артема.

– Спать ложись. Мы работаем, когда вы пребываете во сне, – строго сказал он.

– Так рано еще, я не усну. – Артем почесал лоб.

– Уснешь! Ложись давай! – тоном, не терпящим возражений, ответил Сунь.

Проснулся он скоро, словно и не спал, хотя только коснулся головой тюфяка, сразу отключился. Сунь что-то чертил на листке блокнота и бормотал.

– Синусоида слишком большая на третьем интервале. Вектор направления колебаний по угасающей выправить не получается, где-то ошибка. Хотя нет, это не ошибка, это неизменная константа. Как я мог забыть расчеты со знаком плюс? – спросил он сам себя. – Чтобы вытащить систему координат из минуса, нужна положительная динамика. А у нас она постоянная. – И он ударил себя по лбу. – Для изменения константы нужно больше Эртаны, но здесь я могу воспользоваться только четвертью от имеющейся. Даже если я использую всю, она результата не даст из-за нарастающих потерь.

Артем смотрел на человечка, как тот мусолил во рту какой-то стержень и пытался найти выход из положения.

– Не получается? – участливо спросил он.

Сунь глянул на него.

– Проснулся? – И, передвинув шестерню на затылок, стал объяснять: – Для вызова проекции в твоем мире тратится много энергии. Твои показатели находятся в поле ниже нуля, это и есть эффект проклятия. Для снятия его нужно поднять волну биополя рук в положительный сектор. Для этого колебаниям нужно придать вектор с положительной динамикой, но проблема в том, что чем выше задирается вектор, тем больше нужно Эртаны. Но тут срабатывает эффект сопротивления, обратно пропорциональный силе, приложенный к вектору. Чем больше сила, тем больше сопротивление системы и больше потери. Это, по сути, пустая работа. В этой среде коэффициент полезного действия равен, – он заглянул в блокнот, почеркал закорючки и сказал, – одиннадцати с половиной процентам, – сделав ударение на «о».

Артем задумался. После минутных размышлений предложил:

– Хорошо, давай решать проблему по частям.

– Это как? – На него смотрел сильно огорченный своей неудачей Сунь Вач Джин.

– Ну, если не получается осилить проблему в целом, разложим ее на составные части.

– Например? – Гремлун скептически слушал человека. Весь его вид говорил: что ты понимаешь в работе мастеров? – Советчик.

Но Артем не смутился, его так учил отец, и к такому способу решения проблем он привык с детства. Пусть он не знает принципов работы с колебаниями, синусоидами и константами, но он может предложить план.

– Например, мы упростим задачу и решим ее не за один раз, а за пять или даже за десять раз. У меня на руках десять пальцев и два запястья. Попробуй снять проклятье с двух больших пальцев, – и он показал поднятые вверх большие пальцы рук в виде знака, что все отлично.

Не ожидавший такого предложения мастер-ломастер вылупился на Артема. Он не мигая смотрел на него, а сам в это время в уме подсчитывал потери от того, если систему разбить на участки, и… и выходило, что он может с этими потерями не считаться. Он сорвал с головы шестерню и треснул ею Артема по лбу. Паренек упал на тюфяк и, не успев выразить возмущения, отключился.

– Это наркоз, – водрузив шестерню на голову, пояснил гремлун потерявшему сознание человеку.

Проснулся Артем так же быстро и, увидев сидевшего донельзя довольного гремлуна, решил не высказывать своего недовольства по поводу примененного им наркоза.

– Рассказывай, что получилось! – поторопил его человек.

– Получилось, – односложно ответил человечек, но при этом имел такой важный вид, словно он первым слетал в космос и обратно, или был чиновником паспортного стола в Москве. – Мне удалось снять проклятие не с двух пальцев, – он гордо поднял подбородок, – а с четырех. С больших и с мизинцев. Так что давай, принимайся снова за молитву.

– Это еще зачем? – Артем был рад и обескуражен. Еще час бубнения? На это он не рассчитывал.

– У меня половина Эртаны на тебя ушла. Запасаться надо. – Сунь посмотрел на человека с удивлением: неужели он не понимает таких простых вещей?

– Завтра, – поняв неизбежность новых неотступных просьб, ответил Артем. Но тут ему в голову пришла мысль: – Свад, а ты можешь черпать энергию для работы из моих рук?

Тот задумчиво посидел и потянулся за шестерней.

Артем быстро отпрянул и погрозил пальцем:

– Ну-ну. Я сам лягу.

Заскрипела дверь, и в комнату, слабо освещенную светом маленькой лампадки, вошла с подносом в руках Чу.

– Родитель, я принесла ужин. – И, не замечая гремлуна, прошла к кровати. Смела инструменты как мусор и поставила поднос.

Такого кощунства Сунь Вач Джин вынести не мог, он проявился и попытался сбросить поднос на пол, но Артем был быстрее. Он, спасая свой ужин, подхватил его и поднял поднос у гремлуна над головой. К его удивлению, Чу не испугалась.

– Ах ты, ворюга! – вскричала она и шлепнула гремлуна полотенцем, что висело у нее на плече. От удара великий Сунь Вач Джин закатился под кровать, и вылез оттуда перепачканный пылью и паутиной маленький демон.

– Человек, дай мне нож-убийцу! – потребовал он. – Я сейчас покажу этой замарашке кривоногой, как нужно обращаться к мастерам Зармунда.

Вид его был решителен и грозен, он, дыша как кузнечные мехи, сдувал губами паутинку, которая не хотела покидать его возмущенную мордочку.

Но Чу не испугалась.

– Не привечай домовых, родитель, они редкие пакостники. Этот украл вчера у меня кость с мясом и заглядывал мне под юбку, извращенец недоношенный.

– Да было бы на что там смотреть! – насмешливо ответил гремлун и нагло заявил: – Одни кусты, в которых и лоси затеряются. А про ноги вообще не говорю. Сучья саксаула.

– Ты знаешь про лосей и саксаул? – удивился Артем словам коротышки. На его перепалку с Чу он не обращал внимания. А зря. Та, услышав оскорбления в свой адрес, пулей метнулась к гремлуну, схватила его за тонкую шейку и стала остервенело трясти. Не ожидавший такой шустрости от соплячки, великий Сунь растерялся и сейчас хрипел, полузадушенный сильными ручками Чу.

Видя, что мастеру может прийти скорый конец, Артем строго прикрикнул.

– Чу, оставь домовенка в покое, он, может, когда-нибудь тебе ноги выправит.

Чу перестала трясти гремлуна и осторожно поставила его на лавку. Поправила ему его сбившийся набок фартук. Подняла упавшую шестеренку и с размаху водрузила ее ему на голову. Еще не совсем пришедший в себя Сунь закрыл глаза и молча повалился на пол.

– Какой же он невезучий! – покачал головой человек. – Чу, ты случаем не убила мастера?

Девочка подняла человечка и приложила ухо к его груди.

– Жив негодник, – с облегчением сказала она. – А он правда может сделать мои ноги ровными? – спросила она и подняла до пупка подол платья. Ноги девочки, как искривленные веточки, вызывали жалость.

– Спрячь срам, – вздохнул Артем. Чу такое слово, как «стыд», по-видимому, был незнаком. Она могла ходить и в одежде, и совсем голой. Артем уже знал, что жизнь в замке ее не баловала. С детства солдаты по пьяни пользовались ею и ее телом. Даже скотина Артам не обошел ее своим вниманием. Откуда тут взяться стыду? «А теперь вот затаился любитель сладкого и сидит в левом желудочке», – с раздражением подумал Артем.

Тем временем Сунь пришел в себя. Он затуманенным взором оглядел комнату, не понимая, где находится. Потом залез на кровать и захрапел.

Артем наконец добрался до ужина и, как всегда, с удовольствием стал его уплетать.

– Жначит, так, Шу, – жуя, сказал он, – после ужина у нас час молитвы, будем у вашего Хранителя и у нашего боженьки просить благословения. Мне на руки, тебе на ноги. Завтра утром отцу Ермолаю расскажешь, что молилась Хранителю насчет своих ног. Жапомнила? – засунув последний кусок мяса в рот, спросил он.

– Жапомнила, – передразнила девочка Артема и засмеялась.