Демон черт-те где

— Алеш. — Девочка подергала руку мужчины, обращая на себя внимание. — Ну Алеш, мы тут уже были, смотри, вон пирамидка из камней, что бабушка сложила.

Он сбросил оцепенение, охватившее его от понимания того, что они опять пошли по кругу, только значительно большему, чем первый. Прокс растерянно посмотрел на Аврелию, потом перевел взгляд на старуху и со злостью двинул ногой по сложенным горкой камням.

— Отдохнем и пойдем искать новый проход, в прежний уже заходить не будем. — Он крепко сжал губы, чтобы грязно не выругаться, и уселся первым. За ним последовали спутницы. Ели молча, думая каждый о своем, но то и дело бросали тревожные взгляды вглубь, туда, где извивалась тропинка, такая обманчивая в своей внешней простоте.

Они прошли сто шагов и миновали зев бокового ответвления, там уже были. Через следующие сто шагов им открылся еще один коридор с противоположной стороны. Он утопал в полумраке, и в десяти шагах уже ничего не было видно.

— Держитесь за меня, как прежде, — сказал Алеш, — идем сюда.

Он не стал говорить пустые слова «будьте осторожны», все и так шли в сильном напряжении. Путешествие по лабиринту кое-чему их научило, но и принесло тревогу. Что же там дальше? Шли долго. Постепенно спускались вниз без всяких приключений. Это Прокса раздражало сильнее всего. Он как-то принял за правило: если нет опасности, значит, они ходят по кругу. На стенах ножом оставлял стрелки, глубоко вырезанные в скальной породе и хорошо заметные даже в тусклом свете лишайников. Но пока его отметин не попадалось. Это успокаивало и в то же время наполняло тревожным ожиданием чего-то опасного и, главное, неожиданного. Они вышли к неширокому провалу, через который был перекинут неширокий подвесной мост. На мосту их ждали.

Алеш достал бластер и остановился, рассматривая незнакомца. Некстати очередной раз подумал: кому и зачем понадобилось устраивать этот лабиринт? Кто забавлялся мучениями попавших сюда людей и нелюдей?

— О, я вижу, появились смельчаки, — раздался громкий хрипловатый голос, и к ним по мосту направился тот самый незнакомец.

— Лич, надо же! — с невеселой усмешкой произнесла старуха. — И что нам от него ждать?

А тот подошел к краю моста и остановился.

— Живые в моем мертвом царстве. Как вы сюда попали, глупцы?

— Мы выходим из преддверия преисподней на волю, дяденька, — без страха ответила снежная эльфарка. — Это дядя Алеш, а это бабушка, — представила она своих спутников.

— Хуман-инопланетник, снежная эльфарка — дитя вне брака, отвергнутая матерью, и проклятая дриада. Какая интересная компания!

— Чего тебе надо, лич? — хмуро спросил Прокс. Его неприятно удивила осведомленность этого существа.

— Мне — ничего, — ответил тот, — а вот вам надо выйти на волю. Ведь вы вошли в двери для смелых. А я уже тысячу лет не видел здесь живых, да и мертвых тоже. Скучно. После того как братья поссорились, этот путь забыли.

— А что ты тут делаешь, дедушка? — Этот вопрос задала любопытная Аврелия. Прокс заталкивал ее себе за спину, но она все равно умудрялась высунуться и вставить слово.

— Я встречаю смельчаков и провожаю их на выход, дитя. Такова воля сыновей Творца. Не бойтесь, идите за мной. Я знаю, у вас много вопросов, и постараюсь на них ответить. Мне за мост заходить нельзя. — Он развернулся и поплелся на другую сторону.

— Не верю я ему, — сказал Прокс. — Если это путь смелых, то где опасности?

— Пошли, инопланетник, — сказала старуха. — Теперь понятно, откуда у тебя устойчивость к хаосу. Выбора нет. Все равно идти с ним или без него. От личей мало вреда, неупокоившиеся маги, пропитанные магией до костей, не живые и не мертвые. — Она подтолкнула его в спину.

За мостом Прокс, который хотел собраться с мыслями, сказал:

— Пока остановимся. Отдохнем.

— А как вы сюда попали, дедушка? — Неугомонная эльфарка так и не села, а стала кружить вокруг лича, с интересом его рассматривая. Он поворачивался вслед ее перемещениям, наконец не выдержал и попросил:

— Дитя, не ходи вокруг, у меня уже голова закружилась. — Он уселся выставив на обозрение голые кости колен и как живой закряхтел: — Эх, старость не радость.

Напротив в села в такой же позе девочка.

— А как ты узнал, что дядя Алеш инопланетник? А от меня мама отказалась? Мне дедушка рассказывал, что она умерла от горя, когда папу на войне убили.

— Я владею тайным знанием, и мне ведомо многое, что сокрыто, — ответил лич. Он не обращал внимания на человека и старуху, но пристально присматривался к девочке. — Твоя мать была замужем и родила тебя от другого мужчины. Чтобы скрыть твое рождение, тебя отдали бездетному купцу. Он стал твоим дедушкой.

— Может, ты знаешь, что нас ждет дальше? — спросил Алеш. Он с удивлением смотрел на говорившего.

— Нет, хуман, будущее в руках судьбы, и знаний о нем не может быть. Тысячи путей у человека, и кто знает, какой он выберет. А вот прошлое уже записано в книгу судьбы, и ее можно прочитать. Тебя предали друзья и тот, кто считает себя князем. Кха-ха, князья, — изобразил лич смех, который больше походил на кашель. — Князь тьмы только один: это Курама, остальные, много возомнившие о себе, его рабы.

— А ты научишь меня своему знанию? — опять вклинилась в разговор Аврелия.

— Научить не могу, а передать можно, ты сможешь принять эти знания, дочь племянницы великого князя.

Прокс и дриада с удивлением посмотрели на лича, потом на девочку.

— Для чего этот путь на выход? — перевел Алеш разговор на другую тему.

— А вот когда пойдем, я по дороге все расскажу, чтобы не заскучали, — лич ответил равнодушно, как проводящий экскурсию гид, который изо дня в день много лет рассказывает одно и то же. — Давным-давно, уже не помню когда, среди братьев возник спор. Курама говорил, что творения Творца — демоны, люди, эльфары и другие не способны сами выбрать себе путь, и их нужно вести в будущее, их удел — быть слугами и рабами божественных детей. Его поддержала Беота, их младшая сестра. Но Рок, наивный мечтатель, спорил и отправлял их к завету Творца, что удел сыновей — хранить изначальный мир, не вмешиваясь. Тогда, чтобы доказать свою правоту, Курама предложил создать этот лабиринт и проводить по нему тех, кто захочет стать героем, и дать им выбор. Он говорил, что смертные — жадные, глупые, тщеславные и подлые, каждый из них выберет только то, что выгодно ему, и ради этого предаст отца, мать, друга. — Лич замолчал, задумавшись, он неспешно шел рядом с ними, опираясь на свою палку.

— И что было дальше? — не вытерпела девочка, дергая его за порванный рукав халата.

— Дальше они решили поставить две двери и дать выбор смертным: кто войдет и принесет жертву Кураме, тот будет служить Кураме; кто пройдет путем смелых, будет служить Року. А Беота не стала участвовать, она обозвала их дурнями. Кха-ха, представляете? — снова закашлялся дед. — Дурнями божественных сыновей! Те, кто проходил лабиринт, получали силу от них, и стали их звать скравы — герои, значит. Сначала шли в две двери. Я встречал тех, кто шел к Року, и провожал на выход, потом их стало меньше, а в конце концов сюда уже тысячу лет никто не заходил. Вы первые. — Он исподлобья посмотрел на Прокса. — А инопланетников вообще не было.

— А через дверь к Кураме много разумных проходит? — Это Аврелия не могла успокоиться и забегала вперед то слева, то справа, заглядывая в лицо древнего существа.

— А это, дитя, мне неведомо, наши пути не сообщаются. Только где они сейчас, сыновья? Курама решил захватить власть над Беотой и стал вербовать себе слуг в ее царстве, преуспел, проворный был. Но сестра вышвырнула его и закрыла свои земли. Тогда он спустился в Сердце Хаоса, чтобы почерпнуть силы, и его телесная оболочка сгорела. Теперь его дух бродит где-то под землей, он и сюда приходил, жаловался, а потом ушел. Его слуги, что прошли лабиринт, теперь поделили царство. Вот и вся история богов, — задумчиво сказал дед, — и мы уже пришли. — Он распрямился и засмеялся: — Кха-ха. Курама, прими эту жертву, — и направил посох на стоящих пред ним оторопевших слушателей.

Уж больно резок был переход от рассказа, который их захватил, до странных и непонятных слов лича. Все трое стояли разинув рот. С посоха сорвалось пламя и ударило в замершую троицу. Но на его пути возникла ледяная стена, которая поглотила пламя и растаяла, образовав огромную лужу, а из нее выросла черная поросль и обвила лича, не давая ему пошевелиться.

— Нет! — заверещал он. — Этого не может быть! Курама обещал мне выход, если я принесу ему жертву. Курама, спа-аси-и! — завыл он. Но растение сильнее сжимало его в своих тисках, и скоро на пол упала его голова, руки, и сам он упал в лужу россыпью костей.

Прокс пришел в себя.

— Спасибо, родные, вы нас спасли.

— Я ничего не делала, — в два голоса одновременно проговорили обе.

Старуха подошла к останкам, которые раньше были личем, и поковырялась в них.

— Ну конечно, тайные знания, как же, — с издевкой произнесла она и подняла кулон с большим продолговатым зеленым камнем. — Артефакт из сказок. — Она рассматривала вещицу.

Девочка, влекомая любопытством, тоже подошла поближе:

— Это что, бабушка?

— Я думаю, это один из артефактов Творца — кулон тайного знания. Вот сейчас и проверим. — Она надела его на шею девочке. — Ну как?

— Не знаю, ничего не чувствую, — пожала она плечами.

— Про меня что-нибудь скажи? — Старуха, не поднимаясь, внимательно смотрела на девочку.

— Ты тоже хотела силы и власти и вошла в тайный культ, тебя предала твоя подруга и продала сюда. Но она была не эльфарка, она была демонесса.

— Работает, — удовлетворенно проговорила старуха. — Все верно, девочка, так и было. — Она огляделась. — Везде Курама свой нос сунул. Даже привратника соблазнил. Да перемудрил. Сгорел. Туда ему и дорога.

Прокс тоже осматривался, обратной дороги не было, там, откуда они пришли, появилась стена. Они находились в комнате с двумя дверьми. Никаких надписей не обнаружилось. И куда идти? Он остановился. «Путь смелых», — повторил он про себя.

Степь да степь кругом

Ленея лежала умиротворенная и отрешенная. Казалось, она просто уснула, примостившись на моих руках. Глаза прикрыты, на лице маска покоя. Она освободилась от земных проблем, и ее душа готовилась улететь далеко за грань, как и моя когда-то, чтобы быть поглощенной Великим Ничто и ждать своего часа быть востребованной и переродиться в новой сущности какого-нибудь разумного. Так думал я.

Но у меня внутри взорвался бомбой протест. Неожиданный выброс адреналина в кровь всколыхнул все мои чувства, обнажил их болезненно, как будто обстругал острым ножом до нервов. До боли. Нет, не хочу! Так не пойдет! Так несправедливо! Рано ей еще наполнять пустоту.

В магическом зрении я видел ее дух, он неподвижно прозрачной субстанцией завис над телом. С удивлением в глазах смотрел я на тело, которое держал в руках. Между ним и духом протянулась ниточка, она постепенно утончалась и должна была вот-вот порваться. Покачиваясь, дух стал медленно удаляться, растягивая и без того тонкую скрепу, связывающую дух и тело. Если она порвется, я не удержу Ленею и не смогу вернуть обратно.

— Лиан, верни духа. — Я вспомнил, как оживил Пятницу, и хотел повторить это сейчас. Но симбионт передал образ бессилия и развел руками: не получается!

— Стоять, дух! — прорычал я. — На место!

Я не понимал, что должен делать, как удержать и вернуть Ленею обратно. Мысли хороводом кружились, заполнив мой разум, мешали действовать, и тогда я отбросил размышления, как помеху, как плотину, перегородившую поток моих желаний от возможности их реализовать.

Прочь думки, прочь сомнения! Времени было в обрез. Меня выбросило в ускоренное восприятие. Резанул вену и поток хлынувшей из пореза крови направил на рану. Активировал лечение, краем глаза наблюдая за духом, протолкнул стрелу и обломил наконечник. Руки сами действуют, словно наделены своей собственной, отдельной от меня волей. Словно они лучше меня знают, что надо делать, и я отпустил их на свободу.

Твою дивизию, на наконечнике порча! Вот почему дух не возвращается!

— Стоять! — снова прошипел я и ухватил его аурными щупальцами. «Держите, парни, только не ешьте. Держите крепко», — мысленно попросил я малышей. Вошел в ауру девушки. Слабую, рваную, похожую на островки в океане. Где чернота? Ищу чужеродное вкрапление. Вот она, разрывает тонкое тело, как бумагу, и безжалостно поедает ее, чавкая, рвет и жрет, как ненасытная тварь с голоду, дорвавшаяся до добычи.

Вливаю в ауру энергию, передаю свою жизненную силу, уже по спектру знаю, как она выглядит. Сейчас надо быстрее заполнять. Заполнять, заполнять ауру жизнью! Своей жизнью. Быстрее, чем тварь жрет. Есть, пошло!

Тонкое тело проявилось, микронное, как радужная пленка бензина на воде. Перекидываю щупальца на черноту, начинаю ее ловить и сам жрать, как пресытившийся впихивает в себя лишний кусок, который воняет гнилью и тошнотворен на вкус. Противно до рвоты, словно гнилое мясо, давлюсь, мысленно крою матом, но жру. Отпущенный дух повисел и опять поплыл от тела.

— Стой! — хватаю одной присоской и пытаюсь удержать.

Идет борьба, он рвется, пытаясь вырваться, я держу и заглатываю черноту как можно больше, чаше, с остервенением. Чувствую: еще глоток, и меня вырвет, а брошу ее пожирать — и он оторвется и уже рывком уйдет за грань.

«Давай, Глухов, за бабушку, противно, невкусно, но надо, для здоровья надо, одну ложечку», — и я, давясь, глотаю.

Кто-то говорит со мной, убеждая есть. Словно в моем сознании присутствуют посторонние, не вижу их, но слышу. Ясно, отчетливо. Как будто через непроницаемую ширму говорят со мной: «За маму ложечку, еще одну, последнюю, за маму». Снова глотаю и снова давлюсь, черный кусок не лезет, стоит каким-то колом ни туда ни сюда. «Глотай!» — звучит команда. И я проглатываю. «Теперь за папу». — «Нет, я уже съел последнюю. Это невыносимо, это выше моих сил, — качаю отрицательно головой, словно те, кто прячется за ширмой, могут меня видеть. — Не могу, меня тошнит!» — я почти кричу, и становится легче. «Так то за маму, теперь за папу, он воевал. Пережил голод, разруху и великую войну. Надо ложечку за папу». — «У-у-у, гадость», — и глотаю за папу-ветерана. В голове все перемешано — кто я, что я тут делаю? Что жру? Кто говорит? Полузабытье, полубред, состояние подвешенного в пустоте с кусками гнилой черноты на тарелочке с голубой каемочкой. Как эта отвратительная пища может лежать на такой нарядной тарелочке? Мысли блуждают сами по себе. Думают о странных вещах, каких-то мелких, незначительных. При чем здесь тарелочка? «Теперь за Вовку, за сына, чтобы вырос здоровым. Ты же хочешь, чтобы он вырос крепким, как папка?» — «Хочу». Вовка рос болезненным, вечно простужался, переболел пневмонией. Очень хочу, чтобы вырос здоровым и сильным и проглатываю новый кусок.

«Вот молодец!»

Кто это? Кто со мной говорит? Пытаюсь всматриваться в туманность образа ширмы, но ничего не вижу. Кто здесь?

«Давай, внучек, ешь, не ерепенься, мы в гражданскую вшей ели и их кормили, ничего, не умерли, еще и сыновей заделали. Богатырями стали». — «Дед, это ты?» — «Лопай, потом разговаривать будешь». Глотаю. «А вшей зачем ели?» — «А как желтуху лечить? Лекарств не было, вода из лужи, многие болели. А вшу съешь — и здоров. Глотай давай. Нам противней было, поймал на себе и слопал без всяких тарелочек. А у тебя почти торт на тарелочке».

Глотаю. Это предел.

«Не могу больше, я сейчас умру». — «И кто это говорит? Нехеец или размазня? — Голос громовой, властный и очень грубый, с презрительными нотками. — Я в болоте прятался и пиявок ел, а они меня жрали, вот это был бой — кто кого, и вылезти нельзя, местные ловят и с живых кожу сдирают». — «А ты кто?» — давлюсь, все съеденное обратно лезет. «Кто я? Арпадар я. Далекий предок твой, не по матери, по отцу. Ешь быстрей, мне ждать тут недосуг».

От удивления раскрываю рот, и кусок черноты сам лезет в гости.

«Ну вот, а говорил „не могу“. Благословляю. Достоин».

Я снова вижу ауру, она плотнее, и черноты нет. Ленея на руках, все такая же тихая и спокойная.

— Домой, дух, давай домой, — приказываю я, и он медленно проникает в тело. Аура наполняется золотым цветом. Девушка лежит безучастно, как спящая царевна. Дыхания нет.

Нажимаю на грудь и резко отпускаю. «Живи, ведьма!» — кричу я. И меня выбрасывает из ускорения.

Ленея громко вздыхает и хрипит, ее сотрясает кашель, а я откатываюсь подальше, ухожу телепортом, и у меня начинается рвота до боли. Сгусток черноты собирается в фигуру и смотрит на меня. «Мы еще встретимся, урод», — звучит у меня в голове, и клякса исчезает.

— Да и хрен с тобой. — Я стою на четвереньках, нет сил поднять голову. — Приходи, встречу.

В теле слабость, моя аура не золотая, а бледно-белая, хорошо, без разрывов, но сил нет даже подняться. Так и стою, тупо уставившись в землю. Неожиданно аура засверкала, как золотой илир. Мышцы наполняются новой, перекатывавшейся волнами силой, и я вижу образ девушки в желтом платьице в белый горошек. Бледная, но улыбается. Шиза поделилась своей жизнью.

Сканер пустой. Орки бежали. Только множество быков, мыча, бегали в испуге по степи. Теперь Ленея справится. От веревок я ее освободил, теперь гордая орчанка будет спасать сына правой руки. По всей логике, парень должен на ней жениться, если я что-то понимаю в характере орков. Здесь я больше не нужен.

Гради-ила я нашел в кустах. Тот лежал в высокой траве и, применив какое-то свое заклинание, старательно скрывался. Так обычным взглядом и не увидишь, хоть наступи на него.

— Разведчик, вылезай, — позвал я его. — Ты чего так запрятался?

Эльфар зашевелился, высунул голову над кустом, осмотрелся. Облегченно вздохнул:

— Хвала Творцу, это вы, лорд.

— А кого ты думал увидеть, великого князя? — пошутил я.

Эльфар выглядел несколько ошеломленным. Вытянутое лицо, и без того бледное, напоминало белый мрамор. Широко открытые глаза в беспокойстве обшаривали округу и наконец сфокусировались на мне.

— Тут такой ужас творился, — сказал он, подходя и стряхивая с одежды прилипшие травинки и муравьев, которые облепили его и деловито обживали новую территорию. — Я видел этого духа. Страшно, скажу вам.

— Какого духа?

— Худжгарха, милорд. Огромный, черный, со множеством голов и рук — чудовище. Он появился как раз там, куда вы ушли. — Глаза эльфара стали внимательно ощупывать меня. Я тоже посмотрел на свою одежду, почерневшую от копоти и наполовину обгоревшую.

— К счастью, я никакого духа не видел, — нашелся я, безмятежно глядя прямо в глаза эльфара. — Рядом со мной что-то взорвалось, и я потерял сознание. Когда пришел в себя, кругом было пусто, только быки метались и мычали. А что, действительно так страшно было?

— Не то слово. Дух орал так, что его крик уходил в небо и громом падал вниз. Он как молот прибивал к земле и не давал подняться. Вот как это было.

— Разве дух может орать? — Я изобразил неверие.

— Этот может, — уверенно, без доли сомнения ответил эльфар. Он уже пришел в себя, скинул наваждение и спросил: — Что дальше будем делать, милорд?

— Надо быков собирать для посольства, только не знаю, как это сделать. Может, за варгами сходить? — Я вопросительно уставился на него.

— Не надо, я соберу их. Знаю как. — Он подмигнул мне. Видно было, что разведчик полностью отошел от встряски и включился в работу. — Вы куда теперь? С нами?

— Нет, Гради-ил. У меня еще дела есть незаконченные, встретимся в ставке. Ты собирай быков и гони их к посольству.

— Понял, милорд.

Ленея очнулась, ее душил кашель, слюна при вдохе попала не в то горло. Она привстала и громко прочистила бронхи. Наконец кашель успокоился, и она смогла вздохнуть полной грудью. Девушка осмотрелась и вспомнила последнее, что она видела: кто-то огромный, объятый тьмой, появляется в овраге. Эльфар наводит лук на него и… и стреляет в нее. Боль. Затухающим взором она видит малыша, который держит ее в своих руках. «Спаси сына правой руки», — успевает сказать Ленея и теряет сознание. «Малыш! Наверное, звал с того света», — подумала она. Иначе почему она видела его неясный обгорелый образ. Бедный хуман. Ей стало до боли жалко этого сумасброда. Мысли вернулись обратно. Сын муразы! Страх ударил в сердце, она вскочила и стала суетливо озираться. Вот связанные орки смотрят на нее. Но смотрят как-то странно, можно сказать, с опаской. И тот, о ком она беспокоилась, тоже смотрит на нее. Живой. Хвала предкам. «Где враги?» — пришла запоздалая мысль. Она подхватила лежащий у ног лук со стрелами и осмотрелась. Никого.

Прямо на примятой траве брошено оружие. «Орки убегали в спешке», — подумала она. Почему? Но память отказывалась ей подчиняться. Она немногое помнила после пробуждения. Девушка ощупала кольчугу, на ней под сердцем была дыра. «Стрела попала в меня», — поняла Ленея. А где она? Сломанная стрела лежала рядом. Наконечник отдавал эманациями черноты. Стрела с посмертным проклятием. «Неминуемая смерть и забвение», — подумала она. Но дальше размышлять о том, что же с ней произошло, девушка не стала. Враги могут вернуться и снова застать их врасплох. Надо уходить. Она подобрала один из ножей и стала перерезать веревки, связывающие пленников. У затухающего костра лежала ее седельная сумка и оружие, а также оружие других пленников.

— Поднимаетесь и быстро уходим, — прошептала она, боясь говорить громко. — Сюда могут вернуться, — пояснила она.

Из-за щитов выглядывали головы защитников, напуганных громом и вспышками. Теперь вооружены были все, даже снабженец стоял с арбалетом в руках, но, правда, смело прятался за спину посла. Граф наблюдал картину, от которой ему становилось не по себе. К лагерю, громко мыча, приближалось большое стадо верховых быков. Но что удивительно, всадников на них не было. Это хоть и не внушало страха, но производило жутковатое впечатление. Какая сила гнала их к лагерю? И чего ждать дальше?

— Не стрелять, — приказал граф. — Посмотрим, что будет дальше.

Дальше они услышали гортанное «гоу-гоу», и среди быков показался улыбающийся снежный эльфар.

— Не стреляйте! — закричал он. — Мы запряжем быков и двинемся дальше.

Граф сплюнул от досады, все его планы отсидеться и оправдать себя в глазах короля и мстительных союзников рухнули, от Студента неприятности приходят и после смерти. «Чтоб он и за гранью калекой остался», — мысленно пожелал граф.

Степь постепенно успокаивалась, тревожность сменилась покоем и щебетом многочисленных птах. Быки больше не мычали от страха, и вдали затухал голос снежного эльфара, собравшего их и весело погонявшего криком, похожим на английское «гоу» — «иди». Но, наверное, мне просто слышалась эта похожесть. Остальное додумал сам, нафантазировал. Откуда ему знать наш земной английский?

Главная моя задача теперь состояла в том, чтобы добраться до ставки великого хана. Не верю я, что «лесные» будут просто сидеть сложа руки, пока орки надумают сместить хана. Нет, эти ребята сделаны из другого теста. Они четко знают, чего хотят, и умеют этого добиваться. Одно то, что вапорцы вышли на контакт с кем-то из верхушки Вечного леса и участвуют в операции, говорит о том, сколь значительные силы и ресурсы лесные эльфары привлекли для ее осуществления.

Поэтому мне надо быть там. Что я буду там делать? На этот вопрос я четкого ответа не имел. Надо добраться, осмотреться и тогда решать. А сначала нужно вернуться к сивучам и забрать Рострума. Свою работу он проделал очень качественно и довольно своеобразно. Ну и отдохнул заодно, как в санатории побывал, попил, покуражился вдали от семьи и поблудил.

Сверяя снимки со спутника, я заметил перемены, происшедшие в степи. На огромных просторах, поросших высокими сочными травами, началось движение. Массы орочьей конницы (не скажешь же быконницы, хоть они и скачут на быках) двинулись в разных направлениях, часть направилась к ставке великого хана. А несколько больших отрядов двигались странным образом в ту сторону, куда должен был отправиться я. Мне вообще казалось, что это огромные муравьи снуют по своим делам, перебираясь целыми семьями с только им одним понятными целями. Такое впечатление производили скрины из космоса.

В лагере сивучей царила обычная оркская суета. Кто-то бранился, дети бегали и дрались, матери шлепками разгоняли их. Орки-мужчины, кто не занят на службе, собирались у костров и о чем-то долго говорили, спорили. Часто дело доходило до драк. Но мне до них не было дела. Я сидел тихо и смотрел глазами Сарги Улу. Напротив него, скрестив ноги, сидел мураза и морщился, глядя на шамана.

— Сарги, после того как ты вернулся, я тебя не узнаю — пьешь гадость, приготовленную учениками, двух учеников казнил и развесил их шкуры. Они боятся подходить к тебе. Человеческих самок понатащил в шатер. Что происходит? Скоро ехать к великому хану, а ты как с ума сошел. — Вождь осуждающе и немного брезгливо смотрел на верховного шамана. Тот был раньше грозой всего племени, им детишек пугали, а теперь орда смеется над ним. Позор! И позор не только для шамана, и для вождя тоже. Но самое главное, с таким верховным он может распрощаться с мечтами стать великим ханом. Тяжелые мысли посещали вождя все чаще. Где скрытный друг, что помогал им? Где обещанная помощь в устранении других вождей, мешающих ему? Все, что они выстраивали столь долго и упорно, рушится на глазах по вине Сарги Улу.

— Ты боишься остаться без места великого хана? — заплетающимся языком пробормотал шаман. — Правильно делаешь. Другие племена не хотят тебя видеть великим, они хотят поставить брата муразы чахоя — Барама Обака. Он пристрастился к дурман-травке, и шаманы считают, что он будет более управляем. Тебе тоже надо ее курить, — неожиданно выдал свое суждение шаман, — тогда ты будешь иметь возможность, — он поднял вверх крючковатый палец и потряс им, — претендовать на место верховного муразы. — Несмотря на помятый вид и затуманенный взгляд, Сарги Улу теперь говорил внятно, и речь его была довольно связной. — Вот, я тебе приготовил, друг, пару «косячков». — Старик вынул из объемной сумы самокрутки и протянул их ошеломленному такими речами муразе. — Затянись и вдохни аромат небесных кущей. К тебе сразу придет просветление, и появится уважение шаманов других племен.

Пораженный Шадлыб Уркуй безмолвно смотрел на протянутые самокрутки, в его голове не укладывалось то, кем, а вернее, чем стал его соратник и советник. Что такое могло произойти с прозорливым и властным орком, всегда с пренебрежительностью смотревшим на тех, кто курил и пил всякую крепкую гадость, как называл в прошлой, уже можно точно сказать в прошлой жизни Сарги Улу. Один из авторитетнейших шаманов племен.

— Стража! — громко позвал он, и в шатер заскочили два воина. — Возьмите нашего верховного и отвезите его на дальнее стойбище, но так, чтобы никто этого не видел. Посадите в яму и давайте только лепешку и гайрат. Не забудьте отобрать у него посох и сумку, — добавил он. — Ничего, друг, я помогу тебе, — обратился он к шаману.

Тот поднял на вождя глаза и оскалился:

— Меня?! В яму?! — резко повел посохом в сторону воинов, и тех выбросило невидимой силой из шатра. — Ты кого в яму захотел посадить, жалкий и ничтожный пастух и сын пастуха, которого я избрал и поднял до вождей? Мерх вонючий, ты поднял свою руку на благодетеля? — Он махнул рукой с зажатым посохом на муразу, и тот повалился на шкуры.

В шатер вбежали стражники. Они остановились, не зная, что им делать. Они с тревогой и непониманием смотрели на поднимающегося муразу и на шамана, который был в ярости. Нерешительно затоптались на месте. Что-то в шатре вождя происходило странное, но он не звал на помощь и не отдавал приказов; кроме того, они знали, какой крутой нрав у их шамана. Шкуры учеников до сих пор дубятся под лучами светила.

— Пошли прочь! — проревел верховный шаман и, зло расхохотавшись, прокаркал несколько слов. Стража застыла, а потом повалилась на ковер, лежащий у входа.

— Ну все, Сарги, ты перешел границы, — недобро глядя на шамана, проговорил вождь. И, видя, что тот снова поднимает свою палку, быстро выхватил нож и метнул его. Нож мелькнул быстрым росчерком, вошел по самую рукоять в горло шаману. Сарги замер с поднятой рукой, удивленно посмотрел на муразу и с бульканьем стал заваливаться на шкуры. Мураза с трудом поднялся и подошел к лежащему шаману, из распоротого горла которого толчками выплескивалась кровь, а открытые глаза смотрели на ноги Шадлыб Уркуя.

Постояв перед лежащим стариком, который сразу как-то потерял все свое величие и сухонькой скрюченной фигурой лежал у его ног, вождь наклонился и протянул руку, чтобы вытащить нож. Маленькая фигура шамана, безвольно лежащая в луже крови, вызывала у него жалость и горечь от содеянного. Он укорял себя, что поторопился и расправился с разошедшимся стариком слишком сурово.

— Эх, Улу, Улу, — проговорил со вздохом мураза и потянул нож за ручку. Неожиданно тонкая ручка шамана, почти детская, ухватила его за запястье, а острый конец посоха вонзился ему под подбородок и глубоко проник в мозг.

Я давно вышел из шамана, потому что смотреть его глазами было трудно, взгляд его то фокусировался на окружающем, то перед ним все расплывалось, смазывалось, приобретало размытые очертания. Я сразу, как пошла ссора, проник в шатер и хотел воспользоваться ею, но они все сделали за меня.

Мураза пару мгновений посидел на корточках и ничком завалился на мертвого шамана. Так они и остались лежать, и после смерти уставившись в глаза друг друга. Эти двое перехитрили сами себя. В своей неуемной жажде власти они убивали, предавали своих и заключали союзы с врагами. Они, я думаю, даже считали себя вершителями чужих судеб. Но в конечном счете я был отомщен и не засветился. Продвинулся еще на одну клеточку вперед и спрятался за слонами. И, глядя на поверженных врагов, вспомнил поговорку «Не рой другому яму, сам в нее попадешь».

Демон черт-те где

Снова двери. Как будто без них проходящий испытания не проявит свою смелость, испугается выбора и останется тут умирать, от страха сделать неверный выбор. «Небогатая фантазия у сына Творца», — подумал Прокс.

Словно прочитав его мысли, Аврелия подошла к дверям и, задумчиво рассматривая их, стала медленно говорить, словно вспоминая давно забытые и только сейчас всплывшие из глубин памяти отголоски далекого прошлого.

— Это не Рок создал. Тут поработал Курама, — сообщила она. — Он обманул смотрителя, пообещав тому свободу и великое место около себя. Младший сын Творца втайне от Рока создал тупик, куда смотритель заманивал доверчивых и отдавал их в жертву Кураме. Но тот своего обещания не выполнил, а старый лич забылся, рассказывая нам истории, и прошел мимо места, где находится жертвенник Курамы. За свое предательство он был уничтожен силой Рока. — Она замолчала и взяла Прокса за руку.

Подошла старуха, до этого внимательно слушавшая девочку.

— Ты знаешь, что там за дверью? — спросила она и с надеждой и усталостью, которую ей не удалось скрыть, посмотрела на снежную эльфарку.

— Нет, не знаю. Смотритель дальше не заходил.

— Так это ты из памяти лича вытащила, — не столько задала вопрос, сколько утвердительно сказала старуха, уверенная в своих выводах.

— Я не знаю, — пожала плечами малышка.

— Мы опять пойдем направо, — решительно заявил Алеш и открыл дверь. В нешироком проеме был виден путь, узкой змейкой устремлявшийся между стенами скалы, облепленными уже знакомым светящимся лишайником. Он в точности повторял тот, в который они вошли в самом начале. Подавив вздох, Алеш повернулся посмотрел на замерших в напряжении спутниц и ободряюще подмигнул. «Пошли», — с улыбкой произнес он. И они вошли в двери.

Через несколько часов ему стало казаться, что их будут водить по этим вырубленным в скалах коридорам вечно. На всем протяжении долгого пути представала одна и та же картина — тропинка, стены, небрежно вырубленные в скале, и лишай, тускло освещающий дорогу. Но отметок, которые Прокс делал на стенах, им не попадалось.

Наконец они подошли к очередной пропасти. «Наверное, Рок был любителем-скалолазом», — подумал он, внимательно осматривая противоположный край, находящийся метрах в десяти. Или боялся высоты и наделал тут всяких пропастей, чтобы проверить других, как они проявят свою смелость. У самого края стояла ржавая железная корзина и в ней сломанный арбалет. Прокс перевел взгляд на противоположный берег: там росло одинокое дерево. Он внимательнее присмотрелся к корзине и увидел в ней остатки сгнившей веревки. Значит, арбалет заряжался стрелой с веревкой, и, перекинув ее, можно было перебраться на другую сторону. Но все от старости сломалось и сгнило. Видно, забросил Рок путь для героев, верно, разочаровался в разумных и уступил Кураме. Иначе чем объяснить труху в корзине? Такие невеселые мысли промелькнули в голове у него.

И снова девочка словно прочитала его мысли, со вздохом сказала:

— Тут Курама был и проклял корзину.

Старуха хмыкнула:

— Ты видишь его следы?

— Ага, — односложно ответила Аврелия.

— Подождите, — сказал до этого молчавший Алеш, достал из рюкзака арбалет, болт, но, скептически осмотрев его, вернул обратно, пошарил в корзине и вытащил другой болт, толстый, с проушиной для веревки и все еще достаточно крепкий. Снова залез в рюкзак и долго там что-то искал. Наконец удовлетворенно хмыкнул и вытащил тонкий ярко-желтый шнур Привязал его крепко к болту, вложил в арбалет. Прицелился, хотя промазать с десяти метров еще нужно было постараться, и выстрелил. Арбалет негромко хлопнул натянутой витой стальной тетивой, и болт с глухим стуком вошел в дерево.

— Готово, — довольно проговорил он.

Как опытный полевой агент Прокс брал с собой все, что, по его мнению, может пригодиться в пути. В рюкзаке у него было много разного барахла — стропы от парашюта, крючки, запасные ремни, даже огниво и трут. Кто знает, с чем ему придется столкнуться. Теперь его запасливость помогла найти выход из, казалось бы, не просто трудного, а безвыходного положения.

Он сноровисто надел на спутниц ремни, привязал к ним отрезки троса, связав их кольцами, и сквозь них пропустил шнур.

— Старуха, ты поползешь первой по веревке, а Аврелия посмотрит, как надо делать. Я буду держать веревку, так как закрепить ее не на чем. — Он показал глазами на остатки кольца, трухой рассыпавшегося у корзины. — Трудность в том, что придется карабкаться наверх. — Он снова покопался внутри рюкзака и достал несколько фиалов. Два протянул старухе. — Желтый — это зелье увеличения силы. Зеленый — для целительства, — сказал он. — Если обгоришь по дороге, подлечишься.

Старуха ироничным взглядом посмотрела на Алеша и забрала маленькие бутылочки. Он понял, что учить колдунью, какое зелье для чего нужно, это глупо.

— Давай вперед, — поторопил он ее.

Старуха выпила эликсир и быстро поползла по туго натянутому канату. Через минуту она была уже на другой стороне. От ее головы шел дым, и остатки волос обгорелыми клоками торчали из головы, делая ее еще более уродливой. Следом поползла девочка. Она заранее окружила себя заклинанием мороза, и казалось, по канату медленно ползет облако пара, внутри которого девочку видно не было. У края ее подхватила старуха и затащила поддерево. Настал черед Прокса.

— Хуман! — закричала старуха. — Будь осторожен, веревка уже тлеет.

Алеш кивнул головой, показывая, что услышал. Разбежался, подбросил веревку вверх и прыгнул далеко вперед над пропастью. Старуха и девочка невольно вскрикнули. Они провожали глазами тонкий шнур, взлетевший вверх, и увидели Прокса, распластавшегося над пропастью в полете. Затем он ухватил рукой трос гораздо ближе к противоположному краю и полетел вниз в кипящую лаву. Полет закончился сильным ударом о скалу, и, не удержавшись, он соскользнул ниже. Понимая, что времени у него мало, Алеш стал взбираться по шнуру вверх. Бросив взгляд вниз, он испугался. Шнур горел, и его горящий конец быстро приближался к нему. Быстро лезть ему мешал тяжелый рюкзак, и тогда, отчаявшись, он сбросил его, быстрее заработал руками и ногами, упираясь в стену. Огонек горящего троса, весело потрескивая, догонял его, он посильнее оттолкнулся ногами и провалился в пустоту, оказавшуюся под спекшейся коркой на стене. От неожиданности он выпустил трос и вломился в пещеру. В образовавшемся неровном отверстии промелькнул огонек пламени и скрылся вверху. Оттуда раздался горестный вопль старухи и звонкий плач девочки. Прокс ошеломленно огляделся и увидел второй выход с обратной стороны. Узкий, так что пришлось расширять его ножом и руками, чтобы протиснуться.

С трудом выбравшись из ямы, он увидел спины рыдающих спутниц. Они, верно, не видели, что он попал в пещерку и скрылся в ней, и когда подошли к краю, то обнаружили только обгорелый трос. Все это подумал Прокс, пока осторожно приближался к ним, боясь напугать случайным шумом, так как они стояли у самого края бездны и могли от неожиданности в нее свалиться. Но все равно он не смог подобраться незаметным. Под его ногой оглушительно треснула сухая ветка. Обе испуганно обернулись, и старуха дернулась, как от удара, потеряла равновесие и, отчаянно замахав руками, пытаясь ухватиться за воздух, стала падать спиной в пропасть. За полу ее синей мантии ухватилась девочка в отчаянной попытке удержать, не дать свалиться. Но ее сил явно не хватало, и старуха продолжала падать, увлекая за собой вцепившуюся Аврелию.

Прокс рванулся вперед и схватил сначала малышку, а затем, другой рукой, старуху за край мантии, резко дернул на себя, и они все трое завалились под дерево. Обе ревущие спутницы лежали на Алеше, обнимая его и заливали его слезами.

Наконец старуха смогла сдержать рвущиеся рыдания и, с надрывом всхлипывая, проговорила:

— Мы-ы-ы ду-ум-мали, чтто-о ты-ы сг-о-оре-эл, — и они снова заревели в два голоса.

Прокс по жизни был одинок. Он привык к этому состоянию. Когда не было привязанностей, не было и тех, кто ждал бы его возвращения с заданий. Тех, за кого бы он волновался и переживал. О ком скучал и ждал встречи. Сама служба агента отрезала любые длительные связи. В сухом остатке пребывала только черствость, рациональность, иногда тоска и замкнутость. Вот так он и жил — без семьи, без друзей, поглощенный работой. Другой жизни для него не существовало. Но эта маленькая эльфарка, ворвавшаяся снежным комочком в его жизнь, смогла растопить лед холодной, расчетливой души, согрела его своим присутствием и дала толчок к желанию поменять жизнь, даже свое отношение к ней. Он был благодарен ей за эти новые чувства, проснувшиеся в нем, он впервые ощутил себя не инструментом в руках необходимости, а просто человеком, имеющим, как и все, свои слабости и не боящимся их открыть. И от того, что из бездушного исполнителя чужой воли он превратился в совсем другое существо, так сказать, очеловечился, ему было тепло и радостно. Странные повороты судьбы, не знаешь, где найдешь и где потеряешь.

— Все нормально, — сказал он, обнимая обеих, — только мы остались без припасов. Пришлось бросить рюкзак, чтобы выбраться. А из оружия — только станер и нож. «Надо было рюкзак отдельно переправлять», — запоздало подумал Прокс. — Ну чего разлеглись? Есть нам нечего, так что надо спешить.

Он поднялся и помог подняться спутницам. За деревом, непонятно как живущим под землей, без света и воды, был новый проход.

Каменные ступени, вырубленные в скале, утопая в гулкой темноте, вели вверх. Алеш, стоя у подножия, проворчал:

— То вверх, то вниз, то по кругу. В чем смелость?

Они стали подниматься и скрылись в темноте.

Из дерева вышел призрак и, глядя ему вслед, с усмешкой сказал:

— Смелость заключается в том, чтобы выполнить свое предназначение, инопланетник. А этот путь, который кажется тебе глупым, показывает твою решимость исполнить предначертанное. Все, кто зашел к Кураме, побоялись этого. — Призрак достал такой же прозрачный пергамент, как и он сам, такую же печать. Подышал на нее и приложил к пергаменту. — Достоин, — сказал он, постоял и растаял.