В маленькой рюмочке на подносе вино. Я протягиваю к ней руку, отпиваю. Ничего особенного - кислое. Но оно должно быть особенным, потому что здесь, сейчас, особенное все. И церковь с рвущимися в нее пучками солнца, и каменные водоносы, стоящие в углу храма, и полуденная духота октябрьского палестинского зноя. Я в Кане Галилейской. В той самой, где два тысячелетия назад собрались гости поздравить с законным браком Симона Кананита и его красавицу жену. В той самой, где впервые свершил Господь великое чудо: претворил воду в вино на радость гостям, на изумление распорядителям пира. Водоносы стоят в углу. Те самые. Светлый камень, шершавые бока, стоят себе в храме, выстроенном на том самом месте далекого брачного пира. Делаю еще глоток: ничего особенного, кислое. Но оно не должно быть кислым, и я лукавлю: благодарю поклоном священника, хвалю вино. Как могу его не похвалить?

     А через год, почти в то же самое время года, я осторожно вступила в темноту мрачной холодной пещеры в Абхазии, совсем рядом с Новым Афоном. Заветными тропками вывел меня к ней послушник Ново-Афонского монастыря. Благословил войти, а сам остался на улице. Горит перед иконой лампадка, освещая строгий лик человека с книгой в руках. Симон Кананит. Тот самый жених Канского пира. Пещерка тесная, низкие своды касаются головы. Он жил здесь. И здесь принял мученическую кончину. Почему именно в этой пещерной прохладе укрылся он от нестерпимого палящего палестинского солнца? После чуда в Кане Галилейской, свершившегося на его глазах, он уверовал в Христа сразу, всем сердцем. И... ушел с собственного брачного пира, стал одним из двенадцати Христовых учеников.

     После вознесения Господня стал благовествовать святое Евангелие, забрел сюда, на древние абхазские берега. Обращал язычников, жил в этой пещере и здесь же, в Абхазии, умер. Удивительно, кислое вино Каны Галилейской и тусклая лампадка Ново-Афонской пещеры мгновенно завязались для меня в крепкий узел единой памяти и единой жизни. Юноша, избравший брачную жизнь, так жаждавший семейного счастья, и чернобородый старец, обрекший себя на одиночество и пещерную сырость. Нашему разумению никак не уразуметь: была же свадьба, значит, по любви женился Симон Кананит, значит, все обдумал, все взвесил, все выверил. И вдруг развернуло его от брачного пира, да еще как развернуло! Ушел. Со свадьбы ушел, с собственной свадьбы, невеста плакала, наверное, да, точно плакала, что уж тут говорить... Но - ушел. Факт исторический, неоспоримый. И другой факт: Симону суждено было стать апостолом Христовым. Значит - особый путь, особые мерки. Может быть, на свадьбе собственной и прозрел, понял: главное в жизни - Божие благословение. И уготован ему был другой путь, тернистый, мучительный.

     Без Бога ни до порога, говаривали в старину. Не только говаривали, но и жили так, сеяли, косили, в путь отправлялись и, конечно, семьи создавали. Зорко всматривались в свою жизнь, все ли в ней сходится, все ли получается по-божески. И вот что интересно: именно у него, у Симона Кананита, апостола, ушедшего за Христом с собственной свадьбы, испрашивали благословение на брак. Именно это место в Евангелие - о чуде в Кане Галилейской - читается во время венчания в православных храмах. Среди гостей Симона Сам Христос со Своей Пречистой Матерью. Наполненные прозрачной водой водоносы стоят до поры в стороне от брачного пира. Первое чудо. Именно с него начинает Господь Свое чудесное шествие по земле. Может быть, вторым чудом на свадьбе и было то самое мгновенное обращение к Богу жениха, то самое мгновенное пересмотрение собственной жизни, стремительное сжигание всех и всяческих мостов. Кто знает...

     А помним ли? Всматриваемся ли зорко в свою жизнь в надежде услышать или не услышать Божие благословение? В небольшой деревушке под Вологдой живет у меня знакомая. Немолодая, дети выросли, разъехались, стало тяжело одной смотреть за домом. Вот и задумала - выйду замуж. Доброхоты подсказали адрес: в Харьковской области живет вдовец, тоже женился бы, надоело бобылем жить. Стали переписываться. И вот она собирается к нему ехать, познакомиться и забрать к себе хозяином в дом. Накануне заболела, пришлось сдать билет. Потом уже с чемоданом шла на поезд, поскользнулась, вывихнула руку. Кое-как добралась до Москвы. Пересадка ей на Курском вокзале, приехала, а он оцеплен, кто-то подложил мину. Пришлось ночевать в Москве. Звонит - можно приду? Можно. С порога выпалила - еду замуж выходить. Мне бы обрадоваться, а вырвалось другое: ты что, с ума сошла? Обиделась. Гостил у меня в это время знакомый священник. Тот тоже стал осторожно вразумлять: подумайте, вот и болезнь, и трудности с отъездом: бомба эта на Курском, может, предупреждает вас Господь, останавливает... Знакомая в слезы: нет сил одной в деревне, не управляюсь, мужик нужен. Уехала. А через полгода письмо. Привезла мужика, только дел еще больше стало, потому как мужик запойный. "Горючими слезами обливаюсь, что делать теперь? Мне бы, дуре, остановиться, ведь как Господь ограждал..." Жаль знакомую. На старости лет такой "подарок". Хорошо еще, что раскаялась, поняла - ее грех, ее ошибка.

     А ведь бывает, не сложится жизнь, а человек с претензией: почему нет счастья, я ли его не заслужил, я ли его не достоин? Вон вокруг меня живут, детей рожают, а я, что, хуже? Мы очень самонадеянны. Мы уверены, что уж свою-то жизнь, свои проблемы знаем лучше всех и выводим свою формулу семейного благополучия. И под нее-то, под формулу, подтасовываем нашу жизнь. А ответ не сходится. Мы корни извлекаем, степени возводим, а ответ все равно не сходится. Кто виноват? Составитель формулы. То есть конкретный "я", нагородивший, напутавший. И распутывать конкретному "мне". Это совсем неверно, что мы лучше знаем свои проблемы. Мы видим их вблизи, впритык, а большое, как известно, видится на расстоянии.

     Самый обыкновенный батюшка самого обыкновенного храма окажется прозорливым старцем в наших семейных неурядицах. Потому что по нескольку раз на дню распутывает наши мудреные формулы:

     - Венчана с мужем-то?

     - Нет, батюшка.

     - Муж первый раз женат?

     - Второй. С первой женой разошелся, ко мне ушел...

     - Дети остались?

     - Двое, но он алименты платит.

     - В постные дни вместе спите?

     - Вместе...

     - Мужу изменяла?

     - Грешна, батюшка.

     Вот она и вся формула. Жаждем семейного счастья при оставленных без отца детях, устраиваем себе "праздники души", отправляя мужа в командировку, в строгие дни поста позволяем себе непозволительное... Жизнь без разбора, впопыхах, в злобе, зависти, в ссорах и взаимных укорах. Угодна ли Господу такая жизнь? То-то и оно.

     Браки совершаются на небесах. Фраза всем известная, но какая-то отстраненная, не про нас. "Это счастливые браки на небесах совершаются, а наш с Федькой - ни то, ни се, грыземся, как кошка с собакой, куда нам под венцы..." И не вразумится Федькина жена: потому и грызутся, что за своеволие свое скорби несут.

     Сейчас, правда, многие венчаются. Радостно видеть, как стоит свечечкой, боясь шелохнуться, тоненькая, красивая девочка, а рядом серьезный мальчик. Такая глубина в их глазах, такое волнение. Венчается раб Божий... И не обидно, что раб. И не возмущается сердце. Да, раб, но только Того Господина раб, Который не оставит без Своих милостей и опеки. Но еще больше ликует сердце, когда вижу под венцами немолодых людей. Пожили, наошибались, намаялись, натрудились и стопы свои направили сюда, под своды храма, под тяжесть венцов, зависших над их головами. Нередко говорю с такими людьми и слышу всегда примерно такое:

     - После венчания как молодость вернулась. А еще чувство такое, что мы одно целое, неразделимое. То, что раньше раздражало, теперь уже не раздражает. Это уже как бы мое, что сердиться...

     Есть святые, их трое - Гурий, Самон и Авив. Жили они в глубокой древности в IX веке. Приняли мученическую кончину. С тех пор считаются православными людьми как устроители благочестивой семейной жизни. Им молятся, когда семейная жизнь терпит испытания, а они ведь, испытания, вместе с тяжелыми венцами ложатся на головы тех, кто соединяет себя законным браком. Православные знают: не клеится что-то в доме, наперекосяк пошло, подойди к иконе Гурия, Самона и Авива (они всегда изображаются вместе) и постой тихонечко, поплачь, попроси вразумления. Вразумят святые, обязательно вразумят. И вот уже от сердца отлегло, и вот уже не так страшно. В каждом доме найдется место для такой иконки, но в каждом ли доме она есть? А ведь продается, не в дефиците.

     Сильна молитва и Ксении Петербургской. Сама показала нам великий образец супружеской верности и жертвенности и нас призывает нести свой крест достойно. Да, тяжело, да, бывает, надоест так, хоть обрыдайся. А ты неси. Потому что это твой крест, с тебя за него и спросится. Удивительна жизнь и святой Наталии, верной жены Адриана. В житии их мы не прочитаем о благополучии и безмятежном счастье. Напротив, сколько скорбей перенесла Наталия ради мужа своего, первой пришла к нему в темницу, уговаривала не бояться мучительных пыток, а когда палач приказал Адриану положить для отсечения руку, сама взяла эту руку и положила - рубите... Она и умерла около его гроба. И эти святые - наши добрые помощники. Их крепость духа, красота отношений, их верность Господу и друг другу - сквозь века к нам. Так разве мы одни? Разве можно сказать, что сами все знаем, как лучше и что лучше?

     Недавно во время венчания один петербургский священник так своеобразно поздравил молодых:

     - Не надейтесь, счастья не будет. Будет трудно, будет очень трудно. Кто ждет счастья, тот ошибается. Кто вам обещал его? Никто не обещал...

     Не обещал, а хочется. Так хочется и детей здоровых, и дом - полную чашу, и супруга, сдувающего пылинки и щедрого на нежные слова. А безплатный сыр-то, он где? Правильно. Даром никто ничего не дает. Правы родители, что, готовя своих детей к семейной жизни, неустанно повторяют: учись терпению, учись переносить скорби. А когда случаются те самые скорби, для таких молодых не рушится мир, не разлетаются вдребезги надежды. Не бегут они в ужасе под родительский зонтик зализывать раны и хныкать над неустроенностью бытия. Терпят, просят помощи. Молятся. И - вымаливают. Потому что прочно лишь то, что трудом дается.

     Благополучная жизнь всегда на виду, и примеров ее несть числа. Только вот что возражу: чужая душа - потемки. Мы в своей-то плутаем, а уж чужую где разглядим. А благополучие - показатель непостоянный. Сегодня оно есть, а завтра нет. От сумы да от тюрьмы... Благополучие и прочная семейная жизнь ничего общего не имеют. Хочешь искать благополучия - всматривайся в мир, обрети в себе способность жертвовать ради ближнего, пойми избранника своего и прими всей душою. И обязательно проси сил, проси мудрости, проси терпения. Просить не стыдно. Стыдно не просить, а оправдываться своей слабостью, своим несовершенством.

     Когда бывает свадебное застолье, на нем обязательно кричат "горько". На какой же свадьбе не кричат "горько"? А потом, когда вымыта посуда и расставлены в прежнем порядке стулья, начинается жизнь. Однообразная, не всегда предполагаемая, порой такая, что даже в страшном сне не увидишь. Как не поспешить нам отмести ее за ненадобностью и погнаться за другой, что посверкивает где-то совсем рядом, мельтешит, соблазняет. Как не запутаться нам в собственных семейных формулах? Очень просто. Вспомнить старую, как жизнь, арифметику семейной жизни, которой следовали неукоснительно наши неглупые предки. Где во сто раз выверено, где сходятся все ответы со всеми вопросами. Где нет зауми, а есть Правда. И следовать этой Правде. И верить в нее. И стараться стяжать Ее, если Она вдруг куда-то скроется. Но иногда так хочется зауми. Ведь за ней легче скрыть свое собственное нежелание поступиться привычками, пресечь грех, крутануть свою жизнь не против, а по часовой стрелке. Вот тут уж дело выбора. Как поется в одной известной песенке: "Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь".