Часа через два lhepmz встретились в лесу за магазином. Вид и Тёмы и Родика был очень довольный.

– Ну что, купил подарок? – спросил Родик.

– В общем, да, – уклончиво ответил Антон, ощущая угрызения совести от своих тайных преступных замыслов. – А как у вас дела? Справили новоселье Ахсара?

– Еще бы! – ухмыльнулся Родик. – Он на радостях такой стол для нас сотворил! Наелись от пуза всяких вкусностей. А к вечеру Ахсар обещал угостить всех нас шашлыком. Пошли?

– А как же яма возле оврага? – напомнил Антон. – Нет, ребята. Делу время, а потехе час.

Тёма и Родик приуныли. Видимо, вчерашний поход на кладбище отбил у них охоту заниматься раскопками подземного хода.

Антон нахмурился.

– Да вы что? – воскликнул он гневно. – Вы кладоискатели, или кто? Отлыниваете от поиска сокровищ, словно от уроков по алгебре. Учтите – я вас тянуть силком не собираюсь. Не хотите, я и сам этим делом займусь. Один! А у вас одно на уме: халявные шашлычки, «Кока-кола»… Нашли себе приятеля! Он вас еще водку пить научит.

– Да ты не кипятись, – стал оправдываться Тёма. – Мы же сейчас не на шашлыки идем. Понимаешь, там, в дачном кооперативе, мы с человеком одним разговорились… Просто живая машина времени какая-то! Получше будет всех Родькиных старушек вместе взятых. Он нам такие вещи рассказал… Сам скоро услышишь!

Антон сдался. Ребята направились к автобусной остановке. Проехав до остановки «Ферма», они спустились по грунтовой дороге к лесу и вскоре оказались перед оградой дачного кооператива «Солнечная поляна».

Кооператив располагался на осушенной части болота, в нескольких десятках метров от Елового острова. За высокой оградой из стальной сетки-рабицы стояли больше сотни разнокалиберных домов, начиная от скромных щитовых домиков и кончая огромными коттеджами из красного кирпича, большей частью недостроенных. Сейчас, в разгар лета, стройка шла вовсю. По дороге один за другим проезжали грузовики с досками и бетонными плитами. Со всех сторон доносился визг электропил и стук топоров.

Ребята прошли через широкие распахнутые ворота и свернули к зеленой сторожке. Родик первым поднялся на крыльцо и постучал.

– Это мы, Иосиф Давыдович, – вежливо сказал он. – Можно войти?

Дверь распахнулась На пороге стоял маленький, сутулый человек, одетый в черную промасленную спецовку. У него были седые всклокоченные волосы, загорелое морщинистое лицо и добрые подслеповатые глаза. Антону он почему-то показался похожим на гнома из какой-то современной сказки.

– А-а, знакомые лица… – глухо произнес сторож. – А этот кто, третий?

– Это Антон, наш лучший друг, – ответил Родик. – Он очень хотел с вами поговорить, Иосиф Давыдович.

– Ладно уж, проходите… Только у меня здесь неубрано.

Внутри сторожка напоминала склад всяческого барахла. На стенах висели спецовки, комбинезоны и телогрейки. У окна стоял маленький самодельный стол, а на узкой кровати лежала стопка газет.

Сторож усадил гостей на грубо сколоченные табуретки, а затем поставил перед ними целую миску светло-красных ягод.

– Это черешня? – удивился Антон. – Разве она у нас растет?

– Да нет, это просто войлочная вишня, – усмехнулся сторож. – Вон у меня во дворе ее сколько, девать некуда! И ведь главное, не такая кислая, как обычная вишня, и поспевает раньше. Неужели прежде не пробовали?.. А, может, хотите клубнички? В этом году она припозднилась. Но у меня на участке солнце много, вот она уже и поспевает. Уже с десяток ягод вчера висели с розовыми бочками.

– Нет, нет, спасибо, – поспешил отказаться Тёма. – Нам и вишни хватит. А ведь вкусная, правда, ребята?

Иосиф Давыдович ласковыми глазами наблюдал, как ребята быстро опустошили миску. А затем сходил на кухню и принес еще одну миску красных полупрозрачных ягод.

– Молодцы, ребята, – сказал он, ставя миску на стол.

– Да чем же мы молодцы? – удивился Родик.

– А тем, что паренька того, кавказца, жить на своей даче устроили, – пояснил сторож. – Очень я сочувствую всем этим беженцам. Конечно, всякие люди среди них попадаются. И воры есть, и вообще… А все равно ведь – Божьи создания. Несчастные люди! Ни кола у них не осталось и ни двора. Им ведь мало кто помогает. Словно бы добра в людях стало меньше…. Богатые только о себе думают и в церковь ходят только замаливать грехи. А сердца у них нет. Это про них сказано в Евангелии: «Где сокровище ваше, там и сердце ваше…» То есть сердца у них холодные, словно металл…

А ведь даже во время войны такого не было. Если у какого человека случалось несчастье, то все приходили ему на помощь. Кто хлебом делился, кто рубашку лишнюю отдавал, кто кусок мыла дарил. Сейчас не то, сейчас каждый сам за себя. А вы… вы хоть и ребятня, но уже люди! Уважаю таких.

Ребята смутились и покраснели. Было приятно, что их хвалит взрослый человек.

– Так о чем же мне вам рассказать? – продолжил Иосиф Давыдович. – Ума не приложу. Жизнь-то я большую прожил, уже восемьдесят лет будет скоро, а ведь рассказать-то толком и нечего. На войне не был. Мал я был тогда. И образование у меня… того… Только семь классов закончил, да и то давно все перезабыл. Всю жизнь на водоочистительной станции проработал, а как на пенсию вышел, то сюда сторожем устроился. Вот и вся моя биография.

Может, вам про Никиту Хрущева рассказать? Он был правителем в нашей стране лет пятьдесят назад. А когда его из Кремля прогнали разные там заговорщики, то Хрущева сослали в наше Петровское. Жил он на старой деревянной даче, что стояла раньше за высоким забором возле Москва-реки. Хороший был мужик! Часто ходил на прогулку в наше Петровское, с людьми запросто разговаривал, интересовался, что у нас и как. А иногда и помогал, чем мог. Не то, что богатые чинуши, которые нынче живут возле нас за зелеными заборами – эти с нами и знаться не желают! Понастроили себе огромные домища, каждый, считай, по мильону долларов, и живут там как бары. А послушаешь их по телевизору, так они о нас, простых людях, день и ночь заботятся, куска хлеба не доедают…

Родик кашлянул и выразительно подмигнул друзьям.

– Иосиф Давыдович, вы расскажите лучше про голову Екатерины Второй. Антон вот интересуется древней историей нашего Петровского. Ему все такое жуть как интересно! И мы с Тёмкой тоже еще раз послушаем.

Сторож перевел на Антона добрые серые глаза.

– Очень хорошо, очень хорошо… Сейчас молодежь мало чем таким интересуется. Ей бы все танцульки да эти… как их… доллары. В жизни не видел никаких долларов, и видеть не хочу! А вот золото видеть приходилось. Да и голова царицы тоже была, говорят, золотая.

– Какая голова? – вытаращил глаза Антон.

– Ну, царица такая была, Екатерина. Я от отца слышал, будто эту голову сама царица подарила князю Голицыну за верную службу.

– Голова… Наверное, вы про бюст императрицы Екатерины Второй говорите, дедушка?

– Ну да, так отец голову и называл – бюст. Его еще наш хозяин, маршал Тухачевский разыскивал. Очень он интересовался всякой историей. Образованный был человек, не то что Будённый или там Ворошилов! Те-то вышли из простых крестьян, а наш маршал был настоящим интеллигентом, не им чета. Потому-то его Сталин и невзлюбил. Сам Иосиф Виссарионович семинарию так и не закончил. А наш Михаил Николаевич на нескольких языках говорил, на рояле музицировал, и даже сам скрипки умел мастерить.

Не сразу, но Антон понял, о чем шла речь. Оказалось, что еще до войны, в 1935 году, в Петровском, на территории бывшего голицынского парка, были построены первые государственные дачи для высоких начальников. И одним из первых в Петровское переехал знаменитый маршал Тухачевский, герой гражданской войны. Он поселился на новой даче вместе с домоуправителем и кухаркой. Ими были отец и мать юного Иосифа Павловского, которому в то время исполнилось лишь семь лет. Мальчик жил там же, на маршальской даче, отгороженной от Петровского высоким зеленым забором. И этот забор как бы отгородил его и от остальных деревенских сверстников. Те решительно отказывались принять в свою компанию чужака. Отцу и матери тоже было не до Иосифа – в гости к Тухачевскому часто приезжали военачальники, актеры, композиторы и прочие знаменитости. Так что работы домоуправителю и кухарке хватало.

Предоставленный сам себе, Иосиф жил на огромной территории бывшего голицынского парка словно на необитаемом острове. Он целыми днями бродил по аллеям, облазил все самые затаенные уголки. И много чего видел.

– Понимаете, ребятушки, я тогда был ну словно дикий зверек, – рассказывал Иосиф, доставая из кармана пачку «Беломора». – Можно я закурю? А то без курева память иногда меня подводит… Так вот, от одиночества передружился я со всей тамошней живностью – с белками, сороками и даже воробьями. С ними всегда было о чем поговорить. Бывало, заберусь в один из своих шалашей – а их было у меня пять или шесть штук, в разных концах парка. Хорошо! Сам себе хозяин, никто над душой не стоит. А потом иду гулять по парку. Он уже тогда был огорожен со всех сторон… Никто туда из деревенских нос не совал – боялись охраны.

– А что же, в парке тогда один Тухачевский жил? – не выдержал Антон.

– Нет, почему один. Стояли неподалеку еще две дачи. В одной жил тогдашний нарком финансов, важный такой дядька, толстый, пенсне носил, как буржуй. Меня не замечал, словно я муравей какой-то. И дочка у него такая же была важная – даже меньше меня ростом, а нос задирала будь здоров! Никогда со мной не играла, только со своими гостями, такими же холеными барчуками. Каждый божий день ее на черной немецкой машине в Москву возили, она там училась в самой лучшей школе. Ну, а на третьей даче еще один важный гражданин жил, по нынешнему – министр иностранных дел. Но он редко в Петровском появлялся, все больше по заграницам разъезжал. Вот и все. Три дома на такой огроменный парк! Большевики ведь для чего буржуев свергли? Чтобы простому народу лучше жилось. А вместо этого сами дач себе понастроили, да от этого самого народа зелеными заборами стали отгораживаться. Это еще при Сталине началось. А уж потом дачи эти расплодились по всей нашей земле, словно грибы-поганки…

– А статуи? Вы про статуи расскажите, Иосиф Давыдович, – подмигнув Антону, попросил Родик.

– Ну, статуй тогда в парке было много. Больше всего – на центральной аллее. Такие статуи иногда по телевизору показывают, в разных исторических фильмах. Отец говорил, что будто бы князья Голицыны вывезли их чуть ли не из самой Греции. Из мрамора они все были. Помню, женщины стояли такие красивые, полуголые. Одну Венерой звали, и все остальные тоже богини. Среди них мужик здоровенный стоял, с мускулами как у молотобойца. А еще помню двух львов, ну совсем как настоящих. А в конце аллеи торчал этот, как его… мраморный пьедестал, что ли? На нем вроде бы во время больших праздников Голицыны и устанавливали золотую голову царицы Екатерины. Чтобы, значит, гости ихние на нее смотрели и хозяевам завидовали. Еще бы не завидовать! Столько золота в этой голове… то есть бюсте, было!

Антон не верил своим ушам. Античные статуи? Золотой бюст? Вот это да!

– А куда же эти статуи делись потом? – спросил он дрожащим от волнения голосом. – Неужели там в парке до сих пор остались?

– Ну что ты! – махнул рукой сторож. – Тут такая история случилась. Прожили мы на даче только два года. А потом настал тридцать седьмой год. Сталин тогда стал просто зверствовать. До того он все больше зажиточных крестьян в Сибирь загонял. А в тридцать седьмом и до больших людей добрался, даже до маршалов. Многих тогда военных начальников поубивали. Ну, словно они все были враги народа.

Однажды возвращаюсь я из школы и вижу: у ворот стоят две черные «Эмки». И солдаты с ружьями. Меня пускать домой отказались. Один красноармеец усмехнулся и сказал: все, конец твоему хозяину настал. Врагом народа оказался, и английским шпионом заодно. Это маршал-то наш – враг народа? Вот какие штуки тогда творились.

Ну, как увезли Тухачевского я не видел. Его потом судили и расстреляли. А отца с матерью с дачи прогнали – идите мол, куда хотите. Кончилась ваша служба. Скажите еще спасибо, что не посадили, как соучастников шпиона!

Но все же с неделю дали нам на даче пожить, вещи собрать. И вот на второй же день въехал в ворота крытый грузовик с красноармейцами. Нам приказали, чтобы мы из дома и носа не высовывали, не то хуже будет. Ну, а когда к вечеру машина уехала, я пошел гулять. Захотелось напоследок по парку пройтись. И вижу – статуй-то на аллее больше нет!

– Их что же, увезли? – спросил Тёма.

– А кто его знает… Вряд ли. Столько статуй в тот грузовик не влезло бы, это факт. Может, где-то в парке спрятали? Помню, свернул я на пихтовую аллею и гляжу – возле корней деревьев земля взрыхлена. Ну, словно там копали длинную траншею, а затем зачем-то опять засыпали. По-моему, там эти статуи и схоронили.

Ребята обменялись ошеломленными взглядами.

– Зачем же? – спросил Антон.

– Не знаю, зачем. Я отца спрашивал, так тот только кулак мне показал – мол, помалкивай, дуралей! Думаю, что кто-то из больших начальников решил эти самые статуи для себя припрятать. Они ведь, наверное, очень больших денег стоили! А в то время разве их где продашь? Да за такое могли запросто расстрелять. Вот сейчас – это другое дело, сейчас все продать можно, хоть мать родную. Полагаю, что тот большой начальник мог оставить для своих детей бумагу, где нарисовано место захоронения статуй. Ну, словно клад им оставил. Но ведь потом война была, много людей перебили… Может, и сам этот военный начальник погиб, и родственники его померли. Наверное, статуи до сих пор в земле лежат.

– А вы могли бы сейчас найти это место, дедушка? – взволнованно спросил Антон Иосиф Давыдович затянулся еще раз папиросой, и раздавил дымящийся окурок в пепельнице.

– Не знаю… Может, и нашел бы. Хотя много лет прошло. Сейчас, говорят, в голицынском парке много новых домов построено, для всяких богатых людей. Может, кто случайно и раскопал статуи. А может, и нет.

Ребята замолчали, обдумывая услышанное.

– А что же насчет золотой головы царица Екатерины? – поинтересовался Антон. – Вы ее видели?

– Понятное дело, нет, – усмехнулся сторож, открывая окно пошире, чтобы дым побыстрее выветривался из комнаты. – Но слышал, как про нее деревенские рассказывали. Мол, после Октябрьской революции последний князь Голицын решил бежать за границу. Якобы он позвал своего управляющего и стал с ним совещаться, что делать с разными там дорогими вещами – ну, картинами, сервизами, коврами персидскими и всем таким прочим. Говорят, что им удалось многое вывезти во Францию на поезде, в грузовом вагоне, под кучей угля. Но кое-что здесь осталось. И якобы золотая голова Екатерины – тоже. Где-то князь с управляющим все это схоронили. И маршал Тухачевский про это слышал! Он человек был образованный, цену старинным вещам знал. На даче нашей картины разные собрал – засмотришься! Отец говорил, что они очень больших денег стоили. Понятное дело, что маршал заинтересовался и голицынскими сокровищами.

Помню, однажды возвращаюсь из своего дальнего шалаша домой, и на одной боковой аллее встречаю маршала с лопатой в руке. Увидел он меня и вроде как смутился. Я говорю – Михаил Николаевич, вы чего с лопатой ходите? Тот усмехается: «Это я червей копаю для рыбалки, Иоська». И ушел. Ну как же, червей он копал! Ни разу я его с удочками не видал. А вот следы, где он копался, нашел.

– Где? – дружно воскликнули АРТ.

Сторож посмотрел на них, и рассмеялся.

– Да вы, никак, сами кладоискателями хотите стать? Бросьте и думать об этом, ребята. Зря я вам про золотую голову рассказал, зря… Это ведь так, слухи одни. Наверное, последний князь Голицын этот самый царский бюст в первую очередь и вывез во Францию. Он ведь один, наверное, мильон стоил! А если что князь с управляющим и спрятали где-то в своем имении, то это теперь навечно схоронено в земле. Нечего могилы прошлого ворошить, ни к чему хорошему это не приведет. И думать забудьте о всяких там подземных ходах и прочей ерунде! Учится вам надо, а не сказки всякие слушать.

И сторож довольно бесцеремонно выпроводил ребят, на прощанье подарив им большой пакет со спелыми войлочными вишнями.