Антон и его друзья с изумлением смотрели на Мастера.

– Ты – потомок камергера Бекетова? – с трудом вымолвил непослушными губами Антон. – Не может быть!

Тёма вдруг скептически усмехнулся.

– Ну почему же? Очень даже может. Фамилия «Бекетов» не так чтобы очень распространенная, но думаю, в одной Москве Бекетовых пару сотен запросто найдется. А по стране их – тьма тьмущая! Петр Бекетов умер в середине 19 века. За полтора века у него должно было появиться куча потомков. Ты – в лучшем случае один из многих. А в худшем…

Игорь снисходительно похлопал его по плечу.

– Правильно ребята прозвали тебя Ватсоном! Хватка еще та, полицейская. Нет, парни, я не самозванец, а самый настоящий пра-пра-пра– и так далее внук Петра Петровича Бекетова. Видите ли, во многих старинных родах было принято вести свое генеалогическое дерево, передавать из поколения в поколения так называемые записки, которые отцы составляли для своих наследников. Мой отец, Василий Иванович Бекетов, был историком, специалистом по генеалогическим деревьям древних дворянских родов. Уж поверьте, своих потомков он знал наперечет! Так уж получилось, что многие Бекетовы из нашего рода погибли во время Гражданской войны, многие эмигрировали и буквально растворились в Аргентине и Парагвае. Но самый большой урон наш род понес во время Великой Отечественной войны. У отца в те годы погибли все четверо братьев, так и не успев дать потомства… Так что – я единственный и законный потомок камергера Бекетова! Документы у меня в полном порядке, могу предъявить любому суду. Юристы, кстати, уже эти бумаги рассматривали и признали бесспорными.

Тёма насупился.

– Ну, положим, что ты – потомок Петра Бекетова, – сказал он. – И что это дает? Вон у наших князей Голицыных, говорят, чуть ли не двадцать прямых потомков из России, Франции и Америки. Кое-кто даже приезжал к нам в Петровское. Но никто же не требует, чтобы ему вернули особняк на берегу Москва-реки!

Игорь хитро сощурил глаза.

– Ты не прав, Ватсон. Многие потомки знатных дворян требуют возврата их родовых имений и особняков, и кое-кто уже этого добился – например, знаменитый киноартист Пороховщиков. Но одно дело – вернуть дворец в центре Москвы или Питера, а другое – никчемный кусок земля рядом с Вонючкой. Да и дворцов здесь никаких нет, одни только фундаменты в земле и остались.

– А зачем тебе фундаменты? – поразился Родик.

– Ха, да это же самое главное! По закону если где-то когда-то стоял дом, то его можно либо восстановить, либо на этой же основе построить новое здание. Видели коттедж, что стоит на берегу Москва-реки, прямо за плотиной? От него до воды – метров тридцать, не больше. На таком расстоянии от берега строить ничего нельзя, а ведь построили же! И только потому, что когда-то на том месте стоял дом местного рыбинспектора, и фундамент от него уцелел. Вот так-то!.. Ну ладно, поговорили, и хватит. Спасибо вам за продукты. Пошли, пообедаем. А потом если хотите, поможете нам в одном важном деле. Придется поработать руками. Согласны?

Родик поморщился. Он решил, что гостей заставят копать землю, а этого он с детства терпеть не мог. Но разве откажешься, когда симпатичная Настя за глаза назвала тебя слабаком?

В коммуне царило оживление. Возле ворот стоял автобус с отрытыми дверями Все ребята, кроме малышей, выстроились в цепочку и передавали друг другу какие-то пакеты и коробки. Поймав удивленный взгляд Антона, Игорь пояснил:

– Сегодня наш театр очень удачно выступил в Истре. Заработали немало денег, поехали в ближайший «Ашан» и там закупились по полной программе. Теперь продуктов на неделю должно хватить! А там, глядишь, наш арт-директор устроит нам новое выступление.

– Ваш театр? – удивился Родик. – Разве у вас есть театр?

– Ну конечно! – улыбнулся Игорь. – Театр детей и зверей.

Глаза Тёмы удивленно округлились:

– Как это так – детей и зверей? Про цирк зверей слышал, даже ездил в молодости два раза в цирк Натальи Дуровой. Классно!

– А я бывал в театре кошек Юрия Куклачева, – сказал Антон.

– А я сто раз был в цирке на Цветном бульваре! – воскликнул Родик. – Но чтобы театр детей и зверей… Впервые такое слышу! Разве можно детей приравнять к зверям, собакам там, например, или козам?

Игорь исподлобья посмотрел на него:

– Видимо, можно. Ты не видел, как в мороз бездомные собаки и дети греют друг друга возле вокзалов? А я – видел, потому что лет пять назад сам едва не погиб от переохлаждения в тридцатиградусный мороз. Мы вместе с другими бездомными ребятами жили тогда в подвале заброшенного дома неподалеку от Белорусского вокзала. Ночью трубы парового отопления стали остывать – где-то на теплотрассе произошла авария. Ну и куда деваться? Я свернулся в клубок – думаю все, конец. Стал молиться, а потом силы меня оставили. Я только и мог, что мысленно просить: «Господи, если Ты есть смилуйся надо мною!..»

И вдруг чувствую, кто-то рядом пристраивается, большой и теплый. А потом я почувствовал, что на мое заледеневшее лицо кто-то дышит…

– Это был Вожак, да? – внезапно догадался Антон.

Игорь кивнул.

– Да. Той жуткой ночью Вожак меня спас. С той поры мы неразлучны. Он познакомил меня с другими бродячими животными. Среди них оказались такие умницы! И тогда я вспомнил о том, как отец учил меня работать со зверями в нашем шапито, и стал обучать этому ремеслу беспризорных ребят. Многие из них не умели ни читать, не писать, и были по сути такими же зверенышами, как бродячие собаки и кошки. А еще больше встречалось таких, что походят на волчат или крыс! Напасть на кого-нибудь, избить до смерти, пырнуть кого-то ножом – для них плевое дело. Наркотики – страшная штука…

Игорь запнулся, лицо его помрачнело, видимо, от неприятных воспоминаний. Но потом он вновь улыбнулся:

– В то время у нас с Вожаком и появилась идея создать театр бездомных детей и зверей. Почему театр, а не цирк? Да потому что не все дети умеют хорошо ладить с животными. Зато есть замечательные певицы, как наша Тая, или танцорки, как двойняшки Маша и Настя. А вот Шарик – прирожденный фокусник! Я его кое-чему научил, и Ваня стал просто звездой, нашим Игорем Кио!..

Осталось найти помещение под театр – а где же его в Москве найдешь? Из подвала нас быстро вытурили, потом из второго, третьего… А потом я узнал, что на месте охотничьего домика моего предка камергера Бекетова находится заброшенный пионерский лагерь. Вот так мы здесь все и оказались!

Антон покачала головой.

– Ну и дела… А мы живем рядом, и ничего про это не знаем. Выходит, ты директор театра?

– Директор и главный режиссер, а Вожак – наш главный актер. Если бы видели, что он вытворяет на сцене – закачаешься! Да и Рыжик мало в чем ему уступает. Но сегодня самый большой успех имели наши козы, Машка и Березка. Мы пригласили ребят из зрительного зала и учили их доить коз. Вот смеху-то было!..

– А как называется ваш театр? – с любопытством спросил Тёма.

Игорь улыбнулся.

– О-о, у него необычное название: «Жизнь прекрасна!» Его придумал сам Вожак.

Трое друзей посмотрели на парня как на сумасшедшего.

– Кто придумал – Вожак? – с трудом вымолвил ошеломленный Антон. – Но он же…

Игорь спокойно кивнул:

– Да, это название предложил Вожак. И не нужно задавать дурацких вопросов! Вы просто не знаете этого удивительного и мудрого пса.

Тёма шумно засопел:

– Ну положим, что так. Но почему же именно «жизнь прекрасна»? Чем же она для всех вас прекрасна?

Игорь пристально посмотрел ему в глаза:

– Да хотя бы тем, что нам приходится каждый Божий день за нее бороться, – тихо произнес он. – И мы с Его помощью научились побеждать! Нас теперь можно хоть на Марс посылать – мы и там коммуну создадим. А если нам не верить, что жизнь прекрасна, то надо идти и вешаться. Нет, правильное Вожак придумал название для нашего театра…

– И что же, ваш театр умеет зарабатывать деньги? – недоверчиво спросил Родик.

– Конечно. А вы думаете, чем мы кормимся? Конечно, у нас нет шикарных костюмов, богатого реквизита и крутой звуковой аппаратуры. Зато другого такого театра, быть может, и на свете-то нет!.. Вы мастерить умеете?

Родик сразу же указал на Тёму.

– Ватсон умеет! Он у нас в АРТ самый рукастый, Тошка – самый головастый, а я – самый ленивый. Так что если надо будет раскапывать очередной фундамент, то я – пас.

Игорь хохотнул.

– Нет, копать не надо… Будешь делать самую интеллигентную работу: доски прибивать. Пошли!

Игорь направился ко второму спальному корпусу. Снаружи он выглядел еще более запущенным, чем первый. Но едва ребята открыли дверь, как почуяли сильный запах краски. Пройдя пустой холл, они вошли внутрь здания, и в удивлении остановились.

Они оказались в просторном зале. Внутри спального корпуса были сломаны почти все внутренние перегородки, так что образовался довольно большой прямоугольный зал. Вместо спальной мебели две трети зала были заняты длинными деревянными скамьями. В правой части зала возвышалась обширная сцена. С потолка свисал огромный бархатный занавес, слишком роскошный для такого скромного помещения.

– Этот занавес – наша гордость, – сказал Игорь. – Мы выпросили его в одном подмосковном дворце культуры, где теперь устроили казино. Занавес новым хозяевам были ни к чему, вот они и продали нам по дешевке. Эх, нам бы еще хорошую световую установку раздобыть!.. Но ничего, это дело наживное.

Антон воскликнул:

– Так вы именно здесь театр хотите открыть? Но для кого?

Игорь пожал плечами.

– Странный вопрос. Во-первых, для жителей Петровского, Степановки и Дмитровки, других окрестных сел и деревень. Во-вторых, для тех, кто проезжает по нашему шоссе в сторону Новорижской трассы. Мы хотим поставить возле остановки «Ферма» рекламный щит: мол, рядом находится единственный в мире театр детей и зверей! В Москве мы тоже разместим рекламу, есть у нас кое-какие знакомства… Идей много, а вот театр еще не достроен. Ну, за дело!

Игорь подошел к большому верстаку и, включив электрорубанок, стал строгать толстую доску.

Тёме не нужно было объяснять, что делать. Он поднялся на сцену, по-хозяйски осмотрелся и сказал:

– Тошка, неси обструганные доски, а ты, Родик, тащи вот тот ящик с инструментами. И коробку с гвоздями не забудь!

Вскоре в зал пришли коммунары и работа вовсю закипела. Девочки принялись мыть окна, парни занялись окраской скамеек и заменой электропроводки. Шарик с друзьями принес длинную лестницу, а затем забрался на нее и стал выкручивать из плафонов старые лампочки и вкручивать на их место новые.

Антон и сам не заметил, как в его руках оказались банка с краской и кисть. Большая часть стен была уже окрашена, но в дальнем углу зала еще оставались серые грязные панели.

Кто-то стал работать рядом, закрашивая доски приятной для глаз зеленой краской. Скосив глаза, Антон увидел, что это… Тая!

От неожиданности он едва не выронил банку. Тая улыбнулась и сказала:

– Ты бы надел халат, Тошка, Ведь перепачкаешься же до ушей, потом от родителей достанется на орехи!

Антона так обрадовало это неожиданное «Тошка», что он беспрекословно взял со скамьи чей-то старый халат, надел резиновые перчатки и вернулся к работе. Сердце его радостно билось. Только вчера ему казалось что все, отношения с синеглазой Таей испорчены навсегда. Ан нет, все наладилось!

Он стал так ожесточенно красил стену, что капли краски полетели во все стороны. Одна из них попала на лицо девочки. Та рассмеялась и вытерла щеку тыльной стороной перчатки.

– Да не спеши ты так, Тошка! До вечера мы успеем все закончить. А ты чего молчишь?

– Боюсь опять какую-нибудь глупость сморозить, – чистосердечно признался Антон.

– Ха, вот уж не думала, что ты такой робкий! Вчера в драке ты вовсе не выглядел тихоней.

– Так то драка…

– А что сегодня случилось?

Антон пристально посмотрел на Таю. Ничего в ней особенного не было – девочка как девочка, у них в классе есть и покрасивее. Разве что глаза удивительные, бездонные, как весеннее небо… Ох, до чего же не хочется, чтобы на эти чистые глаза вновь набегали облака!

– Так, ничего, – помедлив, ответил. – Просто подумал, что прав ваш Вожак: прекрасная же это штука – жизнь!

В зал вбежал самый маленький мальчик по имени Кеша – пока старшие работали, ему было поручена ответственная роль дежурного по лагерю.

– Плоныла велнулась! – не выговаривая букву «р», радостно сообщил он.