Не знаю почему, но чем ближе подходила я к желтому двухэтажному особнячку, в котором то ли волею господней, то ли по прихоти случая расположилось детективное агентство «Гарда», тем больший страх меня охватывал.

Казалось бы, после звонка Себастьяна я должна была чувствовать себя победительницей на белом коне или, на худой конец, на белом «Мерседесе». Я же почему-то вместо того, чтобы лететь, словно пущенная из лука стрела, шла нога за ногу. В желудке у меня болтался увесистый кирпич, а настроение было самое погребальное. А если я все поняла неправильно, и его звонок значил совсем не то, о чем я подумала?

Я пыталась вспомнить содержание нашего короткого телефонного разговора и с ужасом осознавала, что волнение начисто стерло его из моей памяти. Может быть, я напрасно так радовалась сегодня утром? От воспоминания о неласковом шоколадном взгляде пересохло в горле. Я полезла в рюкзак за мятными конфетами. Надо будет купить маленькую бутылочку минеральной воды и носить ее с собой на всякий случай. Только не на такой, как сегодня. Потому что второй раз я такого взгляда точно не выдержу. Помру на месте.

Восхождение по деревянным ступеням далось мне так трудно, словно я не на работу шла, а покоряла Эверест. Только вместо снежной шапки на вершине была Надя. И приветствовала она меня лаконичным высказыванием:

— Их нет!

Я плюхнулась в кресло у камина и тяжело перевела дух.

— Ты чего такая бледная? — встревожилась Надя. — Это не из-за вампира ли?

Вместо ответа я молча отогнула воротник водолазки и показала ей целую и невредимую шею.

— А что же тогда случилось? — резонно спросила Надя.

Я тяжело вздохнула и посмотрела на нее глазами побитой собаки.

— Все ясно, — кивнула Надя. — Должна тебя огорчить: помочь ничем не могу. Лекарство от глупости еще не изобретено.

В этот момент тихонько скрипнуло внизу и пристукнуло, и деревянные ступеньки застонали вразнобой — кто-то вошел в дверь и стал подниматься по лестнице. И не успели мы с Надей переглянуться, как в приемной появились оба ангела.

Вернее, один. То есть Даниель, конечно, тоже присутствовал. Он даже, кажется, поздоровался со мной и что-то, по-моему, спросил. Но вот ответила ли я на его приветствие и вопрос — убейте, не помню. Потому что видела я только Себастьяна.

А он застыл на краю лестницы, вцепившись пальцами левой руки в деревянные перила, а правой нервным движением убирая со лба пряди волос, и мой испуг отражался в его прекрасных глазах, как в зеркале. Таким растерянным и робким я не видела его никогда и почему-то разволновалась от этого еще больше. Я вскочила с кресла, но ноги решительно отказались меня держать, и я тут же плюхнулась обратно. Спасибо, что не мимо. В моем тогдашнем состоянии промахнуться было бы неудивительно.

Даниель посмотрел на Себастьяна, на меня, оценил обстановку и тактично произнес:

— Надя, можно тебя на минуточку в мой кабинет? Я хотел тебе кое-что показать…

Вообще-то, обо всем этом я узнала потом, попозже, из уст неудержимо хохочущей Нади. Сама же я ничегошеньки не слышала — в ушах у меня шумело, словно океанский прибой бился о прибрежные скалы.

Едва за Надей и Даниелем закрылась дверь, Себастьян очутился на коленях возле моего кресла. Что он мне сказал, и что произошло потом, я помню весьма приблизительно. Честно говоря — вообще не имею ни малейшего представления. Но могу догадываться.

По словам Нади, когда минут через двадцать неудержимое любопытство выгнало их с Даниелем обратно в приемную, мы с Себастьяном стояли у камина, держа друг друга за руки и смотря друг на друга обожающе, и выглядели, как она выразилась, «до омерзения слащаво». Когда я попыталась обидеться на такую не слишком-то лестную характеристику, Надя смерила меня сердитым взглядом и призналась, что эти слова продиктованы завистью. «Даниель, конечно, очень милый, и я его очень люблю, но в партнеры для подобной сцены он совершенно не годится, — недовольно сказала она. Подумала немного и добавила: — Правда, я, пожалуй, тоже». И, кажется, это ее утешило.

— Так, — сказал Даниель. — Мне страшно неудобно вмешиваться, но вынужден напомнить: наше дело еще не закрыто, работа в разгаре. Поэтому нельзя ли, покончив с лирикой, перейти к трудовым будням?

— А? — спросил Себастьян, поднимая на друга шоколадные глаза, подернутые влажной дымкой. Несколько мгновений — и туман растаял без следа. Взгляд Себастьяна стал ясным и сосредоточенным. — Да, действительно. Пошли в твой кабинет, Даниель.

В кабинете Даниеля мы расселись вокруг стола. И первое, что сделал белокурый ангел, — грозно сверкнул голубыми глазами и сурово произнес:

— Ну, голубушки мои, признавайтесь, что еще за заговор вы надумали против нас устраивать?

И быстренько рассказывайте, что вы раскопали про Ирину Сидорову!

— Как?! — взвизгнула Надя. — Ты… все знаешь? Но откуда?

Я нервно захихикала и сквозь смех произнесла:

— Я так и думала!

— Удивительно… — саркастически отозвался Даниель. — По твоим поступкам никак нельзя догадаться, что ты умеешь думать. А ты, любовь всей моей жизни, — обратился он к Наде, — неужели думаешь, что я не видел твои манипуляции с документацией? Конфиденциальной, между прочим. С другой работы тебя за такие фокусы вмиг бы уволили.

— Ну и ты уволь! — угрожающе сказала Надя. — Что тебе мешает?

— Мешает мне большое и чистое чувство, — проникновенно ответил Даниель. — Но дураком это чувство меня пока не сделало. Так что я понял, куда и откуда ветер дует, и сообщил свой метеорологический прогноз Себастьяну. Посовещавшись, мы постановили: чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало. И оставили вам разработку версии с натурщицей.

— Это называется «использовать втемную», — мрачно процедила Надя.

— Это называется «использовать разрушительную энергию в мирных целях»! — возразил Даниель.

— Нет, я не понимаю… Вы же были уверены, что убийца — Рябинин, — недоумевала Надя.

— Ни в чем мы не были уверены. А теперь уже твердо уверены, что это не он, — ответил Даниель. — Захарову позвонил некто Гасан — милый дедушка, пользующийся огромным авторитетом среди азербайджанской диаспоры в Москве. И оказалось, что у Рябинина железное алиби. Тридцать тысяч, которые у него нашли, дал ему Гасан. И послал приглядывать за ним своего человека. Видите ли, любит старик знать, на что тратятся его деньги. Такая у него жизненная позиция. Человек Гасана ходил за Рябиннным как приклеенный и проводил его до самой двери квартиры, где был убит оператор. Парень выскочил оттуда сразу, как только вошел, никаких выстрелов не звучало. Человек Гасана не поленился, тоже зашел, в квартиру и увидел там труп. Следивший известил обо всем Гасана, тот велел продолжать слежку. Указание было исполнено в точности. По словам азербайджанца, пистолета Рябинин не выбрасывал и вообще ни от каких улик не избавлялся.

— Подождите, — сказала я. — Ну, хорошо, оператора он не убивал. Но это же не значит, что он не убивал Хромова?

— Не значит, — заговорил молчавший до той поры Себастьян. — Но по убийству Хромова у нас есть одно интересное открытие. Экспертиза обнаружила следы неизвестного науке фермента на краях раны.

— И что это дает следствию? — спросила я.

— Официальному следствию — ровным счетом ничего, — улыбнулся Себастьян. — А нам — очень многое. Дело в том, что неизвестный науке фермент — не что иное, как слюна вампира.

— О господи, — только и смогла произнести я.

— А что говорит сам Рябинин? — поспешно спросила Надя.

Добрая душа! Очевидно, подруга хотела отвлечь от меня внимание ангелов. Однако острый, как лезвие, взгляд Себастьяна красноречиво сказал мне, что одними возгласами я теперь не отделаюсь.

— Рябинин говорит, что пришел к Хромову, чтобы еще раз поговорить о деньгах, — сказал Даниель. — Проблема, как оказалось, была в том, что парень просил у него в долг две тысячи долларов — хотел купить машину и зарабатывать на жизнь частным извозом. Хромов ему отказал, и парень был страшно возмущен этим: как же, Хромов не только лишил его законного наследства, обогатился за его счет, да еще и не может помочь сыну своего благодетеля в такой малости. У Рябинина обостренное чувство справедливости и при этом напрочь отсутствует выдержка. Короче, когда он пришел в мастерскую, чтобы высказать художнику наболевшее, Хромов был уже мертв. Не успел Рябинин прийти в себя, как появились телевизионщики, которых, как я понимаю, зазвал в мастерскую твой, Марина, приятель Тигра. Кстати, он-то об убийстве что-нибудь знал?

Я покачала головой:

— Понятия не имел.

— Рябинин вырубил свет в мастерской, — продолжал Даниель, — и, прорываясь к выходу, надавал телевизионщикам по мордам. А потом вездесущий, узнавший его все-таки оператор Стасик позвонил ему и популярно объяснил, что, если Рябинин дорожит свободой, он должен заплатить большую сумму денег. Рябинину не хотелось снова в тюрьму, и деньги он достал. Остальное вам известно. Мы ему верим. Верим и в то, что никаких вещей с трупа оператора он не брал и что кто-то ухитрился их ему подбросить. Девушка, с которой он живет, пришла домой вскоре после него, так что квартира пустовала довольно длительное время. Хотя следов взлома не было обнаружено…

— Подожди-ка, — вдруг сказал Себастьян. — А с чего мы с тобой взяли, что Рябинин жил в квартире своей девушки? Да, он там не прописан, но… Если квартиру они снимали, то это существенно меняет дело… Так, я позвоню из приемной, а ты, Даниель, расскажи девушкам остальное.

И мы узнали про Алисова, про штатив и пропавший фотоаппарат, про то, что Рябинин тоже видел штатив в мастерской, а следовательно, убийцы забрали его уже после побега Рябинина и ухода телевизионщиков. Но, честно говоря, я слушала вполуха. Из головы у меня не шел неизвестный науке фермент. Следовательно, в убийстве Хромова действительно замешаны настоящие вампиры? И Себастьяна подвела интуиция, когда он отказался сотрудничать с Бехметовым?

— Все это здорово, — раздался у меня над ухом голос Себастьяна, — но вернемся к нашим вампирам.

— А что? — фальшивым голосом спросила я.

— Рассказывай, Марина, — ласково ответил Себастьян. — Рассказывай все, без утайки.

И я рассказала. Все, без утайки. О вампире и не только. А потом настал черед Нади — и она рассказывала тоже. Когда она остановилась и жалобно попросила кофе, ангелы знали все — о чертях, вампирах, политиках и натурщицах. И о наших подозрениях относительно Кати.

— Очень интересно, — сказал Себастьян. — Очень, очень интересно.

Зазвонил телефон. Себастьян явно ждал этого звонка, потому что поспешно вскочил, чтобы самому снять трубку.

— Шнайдер слушает… Что-то вы долго выясняли… И что же? Ого! — Себастьян широко раскрыл глаза. — Вот это сюрприз… Да, боюсь, теперь нет никаких сомнений, что вещи были подброшены. Идеи? Есть одна. Как ты относишься к маленькой аккуратной засаде? Приманку я беру на себя. Ну вот и отлично. Я перезвоню тебе немного попозже.

Он положил трубку и посмотрел на нас с таинственным видом, пока мы все трое в едином порыве не взмолились:

— Не томи!!!

— Рябинин снимал квартиру у некоей Лидии Петровны Зарецкой, — очень тихо и медленно произнес Себастьян. И сделал паузу.

— Ну?! И что?!

— А дело в том, — речь Себастьяна все замедлялась, ему явно нравилось изводить нас, — что эта самая Лидия Петровна Зарецкая — не кто-нибудь, а… родная мать Екатерины Хромовой.

— Вот это да! — сказала я.

— Мне неприятно так говорить, Себастьян, — Даниель провел рукой по затылку, — но, кажется, наш клиент и есть убийца.

— Мне тоже так кажется, — невесело ответил Себастьян. — Одно непонятно — каким боком сюда замешаны вампиры?

Меня же куда больше интересовало другое. Зачем Кате вдруг понадобилось убивать своего мужа? Нет, разумеется, понятно, что из-за наследства… Но почему именно сейчас? Что послужило поводом? И при чем тут вампир, кто бы он ни был?

— Это нам и предстоит выяснить в самое ближайшее время, — сказал Себастьян.

Я сообразила, что он снова читал мои мысли, только потом, когда сердиться на него было уже поздно.