Ожидаемой головомойки не последовало. Ангелы просто привезли меня домой и оставили в обществе Нади, которая, на удивление, не испытывала желания укоротить мою жизнь каким-нибудь жестоким образом. Напротив, она всячески эту самую жизнь во мне поддерживала! Заклеила свежим пластырем поцарапанную пулей морду, накормила супом и принесла новый фильм с Хью Грантом, чем согрела мою измученную гонками от Мадонны душу Себастьян и Даниель вернулись, когда на Москву стали медленно опускаться душные фиолетовые сумерки. Вид у ангелов был до того решительный и сосредоточенный, что я напряглась, предчувствуя недоброе Как всегда, именно это предчувствие меня не обмануло.

– Собирайся, – сказал Себастьян – Поехали Честно говоря, запас моего любопытства относительно всех тайн того и этого света истощился после парочки адресованных мне пуль, поэтому в ответ на слова любимого я только мерзко заныла. Смысл нытья сводился к тому, что мне плохо, я при смерти, устала и вообще не транспортабельна, потому что у меня отнялось все, что могло отняться, и все, что не могло, тоже.

Обвинить ангелов в излишнем внимании к моим жалобам не смог бы никто. Пока я стонала и завывала, они вполголоса переговаривались друг с другом, заряжая пистолеты. Патроны, которыми они при этом пользовались, показались мне необычными, поэтому я прервала нытье и спросила обычным голосом:

– Это что, серебряные пули?

– Они самые, – ответил Даниель. – Ты в пеньюаре ехать собираешься?

Я открыла рот, чтобы ответить, что не собираюсь ехать ни в пеньюаре, ни в чем-нибудь другом, но встретилась взглядом с Себастьяном, закрыла рот и молча пошла одеваться, пламенно завидуя счастливой Наде, которую на ночную прогулку в полном боевом снаряжении никто не приглашал и которая наслаждалась покоем в обществе телевизора и очередного рукоделия – теперь она взялась за макраме. Почему-то это занятие показалось мне вдруг самым интересным на св„те, и я подумала, что нет ничего приятного и интересного в том, чтобы быть феей.

Выехав за город, мы свернули с освещенной трассы на темную проселочную дорогу, всю в выбоинах и ухабах. Болтаясь в одиночестве на заднем сиденье «Победы», я отчаянно трусила, и даже присутствие ангелов с пистолетами, заряженными серебром, не спасало меня от мелкой дрожи в руках и интенсивного кручения в животе. Шастать среди ночи по городу, это еще куда ни шло, размышляла я. В городе все-таки обычно есть электрическое освещение. Но лес после наступления темноты – совсем не то место, где хотелось бы жить и работать!

Даниель заглушил мотор.

– Выходим, – шепнул Себастьян. – Не хлопай дверью.

Стояла такая тишина, что слышно было, как шумит ветер в верхушках сосен и как поскрипывают, качаясь, их стволы. Какие-то птицы подавали голоса из чащи, но моих познаний в орнитологии не хватало на то, чтобы узнать, кто это.

Себастьян протянул мне руку, и я вцепилась в нее изо всех сил. Ангелы включили фонари, отчего мне стало немного полегче, и мы пошли вперед.

Через несколько минут, тянувшихся, казалось, час, мы очутились на просторной поляне, посреди которой темнела довольно внушительная куча. Когда мы подошли поближе, куча оказалась грудой веток и сучьев.

– Зажигаем? – спросил Даниель.

Себастьян кивнул и выпустил мою руку, отчего мне сразу же поплохело. Но от нытья я мужественно воздержалась, время для него было явно неподходящее.

Ангелы отдали мне фонари и взялись за спички.

Дрова были сухими, что и неудивительно – на такой-то жаре. Я хотела было поинтересоваться, известно ли им, что в такую погоду жечь костер в таком месте не очень-то разумно – слишком велика опасность лесных пожаров, но снова промолчала, решив, что ангелам видней.

Небольшой огонек быстро превратился в высокое пламя. От огня вверх летели искры. Красные отсветы легли на лица Себастьяна и Даниеля. Возле костра сразу стало очень жарко, и я отошла подальше.

Отошел и Даниель. У огня остался один Себастьян. Сунув руку в карман брюк, он достал оттуда небольшой пакетик. Вынув из пакетика его содержимое – клок шерсти, – он резким движением бросил его в костер, и я вздрогнула от его громко разнесшегося по лесу возгласа:

– Ведьму жжем!

Пламя полыхнуло в ответ на его слова. Себастьян сделал несколько шагов назад и очутился рядом с нами.

– Ты думаешь, она придет? – чуть слышно спросил Даниель.

– Обязательно придет, – ответил Себастьян. – Надо только немного подождать.

И мы стали ждать. Время тянулось очень медленно, и иногда мне начинало казаться, что я сейчас упаду на траву и больше уж не встану. Себастьян и Даниель стояли неподвижно, словно изваяния, и только движения век и губ выдавали в них жизнь.

С трудом оторвав взгляд от огня, я запрокинула голову и стала смотреть на небо. Звезды меня успокаивали. Их неяркий мерцающий свет словно обещал, что все обойдется, все будет хорошо и даже еще лучше, чем прежде.

Я едва не заорала, потому что Себастьян внезапно схватил за руки меня и Даниеля.

– Слышите? – почти беззвучно прошептал он.

Я напрягла слух, но не услышала ничего, кроме потрескивания горящей древесины. И повернулась к Себастьяну, чтобы сказать ему об этом. Но в следующее мгновение уже смотрела с возрастающим ужасом в направлении его взгляда.

На поляну к костру вышла красивая темноволосая женщина лет тридцати. Лицо ее было бледным и безжизненным, глаза выражали страдание.

На запястье левой руки белели бинты, сквозь которые медленно проступало темное пятно.

– Здравствуйте, Алина, – сказал Себастьян, и мне послышалось в его голосе что-то очень похожее на сочувствие.

– Кто вы? – Женщине было тяжело говорить. Казалось, ее мучает сильная боль.

– Мы пришли освободить вас. Мы принесли вам прощение.

– Я не нуждаюсь в прощении.

– А разве не вы убили Олега Глебовского, Евгению Прошину и Варвару Соболеву?

– Мне плохо, – простонала Алина. – Что вы со мной сделали?

– То, что делали в старину, когда хотели избавиться от ведьмы.

– Ведьмы! – ахнула я.

– Да, – ответил Себастьян. – Мы искали оборотня и совсем забыли, что оборотнями бывают и ведьмы. Вы читали много специальной литературы, Алина, и знаете, что женщина, рожденная вне брака, если и мать, и бабушка ее были рождены вне брака, может стать ведьмой. Нам пришлось покопаться в архивах, но мы узнали, что ни ваша мать, ни бабушка никогда не были замужем. Все началось после того, как у вас умер ребенок. Вы почувствовали, что с вами что-то происходит, что-то необычное и странное, ведь верно?

Алина медленно кивнула.

– Но почему же вы не пошли в церковь, к священнику?

Она страшно расхохоталась:

– К священнику? К этому лицемеру, который сказал бы мне, что я должна смириться, и терпеть, и благодарить бога за то, что он лишил меня самого дорогого, что было у меня на свете? Я ненавижу всю эту ложь, весь этот грязный, гадкий мир, бессмысленный, бесчеловечный!

– Особенно после того, как узнали, что у вашего бывшего мужа родился ребенок от второго брака, и этот ребенок здоров.

Алина издала странный звук – что-то среднее между рычанием и рыданием.

– Вам хотелось отомстить. И вы начали мстить. Но не своим врагам, а врагам Льва Крымова, которого вы полюбили.

– Это чистый, честный, талантливый человек! – крикнула Алина. По лесу прокатилось гулкое эхо. – А они оболгали его, унизили, смешали с грязью, едва не свели с ума! И наслаждались жизнью, сломав жизнь ему. Это было слишком несправедливо!

– А вы хотели сделать мир справедливым. Из другого кармана брюк Себастьян достал небольшую записную книжку в черном переплете.

– Крымов по ошибке прихватил это с собой. Я и без ваших записей догадался, в чем дело, но теперь картина стала полной. Одно мне непонятно – если вы так любили Крымова, зачем делали так, чтобы в убийствах обвинили его?

Алина покачала головой:

– Нет, нет! Я не хотела, чтобы думали на него. От всей этой крови я была не в себе, и я.., я...

– Вы приходили к нему ночью после убийств и ложились рядом, верно?

– Да, – Алина помолчала. – Теперь вы знаете все. Довольно мучить меня. Убивайте.

– Почему вы решили, что мы должны вас убить?

– Потому что нет иного способа наказать меня. В наше время ведьму нельзя посадить на скамью подсудимых.

– А с чего вы взяли, что я буду наказывать вас? – спросил Себастьян.

– Потому что вы должны восстановить справедливость.

– Нет, – тихо сказал Себастьян. И повторил:

– Нет.

И мне вдруг показалось, что от его головы идет неяркое золотистое сияние.

– Мы служим не закону и справедливости. Мы служим добру. А добро, как, впрочем, и зло, не рассчитывает, не решает, не выбирает. Солнце одинаково освещает уродливое и безобразное, большое и малое. И добро – добро для всех, а не только для избранных или праведных. Повторяйте за мной слова, которые я сейчас буду говорить.

И Себастьян медленно, нараспев произнес:

– Исповедуюсь тебе, черная земля и зеленая трава...

– Исповедуюсь тебе, черная земля и зеленая трава... – глухим голосом повторила Алина.

– ..что до сих пор была ведьмою... И клянусь тебе, что больше не хочу ею быть. Прости меня, боже, и черная земля, и зеленая трава!

Договорив, Алина внезапно вскрикнула и упала навзничь. Себастьян и Даниель бросились к ней. Я с некоторой опаской, помедлив, последовала за ними.

Себастьян провел рукой по ее лицу, закрывая глаза.

– Умерла? – в ужасе спросила я.

– Она умерла уже давно, – печально ответил Себастьян. – В тот день, когда умер ее Ванечка.

– Что же мы теперь скажем Захарову? – Я озадаченно смотрела на Себастьяна.

– Скажем, что Алина Выжнич умерла от сердечного приступа, после того как призналась в совершении убийств.

– И он нам поверит?

– Поверит, конечно. Что ему еще остается делать?

По небу приглушенно прокатился далекий раскат грома.