Итак, вы прочитали, в чем были изобличены Берия, Меркулов, Кобулов, Гоглидзе, Деканозов, Влодзимирский и Мешик. Понятно, что их преступления совершены при «руководящей и направляющей» роли Берия. Хотя, наверное, заметили, что целый ряд конкретных злодеяний почему-то в приговор не попал. Нет убийства Бовкун-Луганца с женой, похищения жены маршала Кулика и других конкретных эпизодов. И все же я думаю, следует разобраться, все ли правильно с точки зрения закона было сделано и в ходе следствия, и в ходе суда для того, чтобы записать в приговор, например, такое:
«Виновность подсудимых суд считает установленной в измене Родине, совершении террористических актов и участии в антисоветской, заговорщической, изменнической группе, то есть в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58–1 «б», 58–8, 58–11 Уголовного Кодекса РСФСР».
Здесь не все так просто. Из приговора видно, что все эти лица признаны виновными только в совершении государственных преступлений, главное из которых — измена родине (ст. 58–1 «б» УК РСФСР). Здесь же просматривается и квалифицирующий признак «шпионаж», то есть все они, говоря проще, были шпионами. А это уже абсурд. Доказывается это просто. Нужно внимательно прочитать ст. 58–1 УК РСФСР тех лет, где раскрывается само понятие контрреволюционного преступления. Особенно где идет речь о «свержении, подрыве или ослаблении власти рабоче-крестьянских советов».
Было ли все это в действиях наших «героев»? Был ли у них умысел на указанные действия? В пользу какой разведки они работали?
Отмечу, что в 2000 году при рассмотрении в надзорном порядке в Военной коллегии Верховного суда РФ дела Берия и других названных лиц представитель Главной военной прокуратуры — начальник Управления реабилитации жертв политических репрессий генерал-майор юстиции В. Кондратов давал заключение по этому делу в суде. Он предлагал оставить все без изменения. Это же предлагал и главный военный прокурор генерал-полковник юстиции Ю. Демин в своем письменном заключении, на основании которого проходило это судебное заседание.
Однако другой главный военный прокурор (тоже бывший) А. Катусев считает иначе. Вот его мнение, опубликованное в книге К. Столярова «Палачи и жертвы».
«Абсурдно, с точки зрения закона, выглядит утверждение, будто Берия и его подчиненные занимались «шпионажем для захвата власти».
Какого числа, в каком месяце и в каком году намечался Берия день мятежа? Кто готов был участвовать в нем? Какие силы собирались для этого использовать? Не ищите ответов на названные вопросы — в материалах дела Берия их нет».
Надо сказать, что подобного мнения придерживаются практически все специалисты, с которыми я говорил на эту тему. Среди них бывший главный военный прокурор Б.С. Попов, генералы юстиции В.Г. Провоторов, И.Ф. Янгаев и многие другие. Да и в самом Управлении реабилитации жертв политических репрессий Главной военной прокуратуры большинство не считают Берия и его «сподвижников» шпионами.
И все же хотелось бы подробнее поговорить на эту тему.
Многие действия Берия и других абсолютно правильно изложены в приговоре и должны оставаться в нем навсегда, за исключением фигурирующей там «партийно-политической терминологии».
Все это было. Все установлено и доказано. Только содержит состав не контрреволюционного преступления (ст. 58 УК РСФСР), а воинского (ст. 193–17 «б» УК РСФСР) — злоупотребление властью.
А. Катусев в указанной уже книге пишет:
«Чем же объяснить, что крупнейшие наши юристы-практики под руководством Р.А. Руденко предъявили обвинение, не подкрепленное надлежащими доказательствами?
Ответ лежит на поверхности — еще до начала предварительного следствия были обнародованы постановление июльского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС и Указ Президиума Верховного Совета СССР, в которых содержалась не только политическая, но и правовая оценка содеянного Берия».
Все судьи, причастные к этому делу, уже ушли из жизни, не оставив, к сожалению, своих воспоминаний. И мы не располагаем сведениями о том, как велась подготовительная работа. Однако есть интересные факты из других источников.
В 1955 году в Тбилиси шел процесс над «грузинской группой» ответственных сотрудников МВД (Рапава, Рухадзе и др.), и там возник вопрос о правильности квалификации их преступных действий как государственных, поскольку все они тоже обвинялись только по 58-й статье. О досудебной подготовке по этому делу вспоминал член Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-майор юстиции в отставке А.А. Долотцев, принимавший участие в рассмотрении этого дела:
«1 августа 1955 года председателя военной коллегии Чепцова, Костромина и меня пригласили к председателю верховного суда СССР Волину, который сообщил о решении поручить военной коллегии в таком составе подготовку и ведение открытого судебного заседания по обвинению сатрапов Берия.
Изучив дело, в кабинете Чепцова, мы подробно обсудили ситуацию. По нашему с Костроминым мнению, назрела необходимость просить согласия первого секретаря ЦК КПСС Хрущева на свободу суда и изменение юридической оценки действий подсудимых с государственной на должностную. Было известно, что по данному делу есть специальное решение президиума ЦК КПСС, с указанием о конкретной квалификации и даже мер наказания.
Однако Хрущев предупредил Чепцова, что поскольку уезжает из Москвы, то его примет Каганович.
Спустя два дня Каганович назначил час встречи.
Возвратился Чепцов из Кремля часа через полтора крайне возбужденный. Выяснилось, что совершенно неожиданно он попал на заседание президиума ЦК КПСС, созванное Кагановичем, по этому вопросу. Никто, в том числе и Руденко, Чепцова не поддержал, не пожелал даже вникать, согласуется ли с законом предполагаемая правовая квалификация действий обвиняемых. Безрезультатный разговор грубо подытожил Каганович, фактически показав Чепцову на дверь: «Ступайте и рассматривайте дело, как Вам сказано!..»
Напомню, что все рассказанное А. А. Долотцевым происходило в 1955 году, когда ситуация стала поспокойнее. Какие указания давали судьям в 1953 году по делу Берия, можно только догадываться.
О дальнейшем «театре абсурда» нужно поговорить подробнее.
Берия и советская дипломатия
Вот выдержка из приговора:
«В 1953 году, после того, как Берия стал Министром внутренних дел СССР, участники заговорщической группы вновь совершили ряд изменнических, преступных актов. Так, в мае-июне 1953 года в осуществление изменнических целей Берия и Кобулов предприняли попытку установить тайную связь с Тито [155] Ранковичем [156] в Югославии».
Надо сказать, что отрицательное отношение к Югославии сложилось еще при Сталине. Ему не нравился путь, который избрал Иосип Броз Тито для развития своей страны: необычный, неконтролируемый СССР. Еще со «сталинских» времен у нас в стране все в один голос ругали Тито, даже называли его «фашистом» и наемником «империалистического коммунизма». Обвиняли Тито и в попытке присвоить себе всю власть не только на Балканах, но и в придунайских государствах. Характер у Тито был твердый, что, естественно, не нравилось Сталину, а значит, и всему его окружению.
Известно, что в 1953 году готовилось даже покушение на Тито. В одном из вариантов наш разведчик-боевик И. Григулевич, проникнув на официальный прием к Тито в качестве дипломата одной латиноамериканской страны, должен был его застрелить, а в другом — ввести в него смертельную дозу бактерий легочной чумы из специального механизма, замаскированного в одежде. Об этом пишет в своих мемуарах П. Судоплатов. Со смертью Сталина от этой идеи отказались.
А в 1952 году за проигрыш Югославии на Олимпийских играх в Хельсинки по указанию Сталина «разогнали» команду ЦДКА по футболу, игроки которой — офицеры Советской армии составляли костяк олимпийской сборной. Лучшего форварда Всеволода Боброва, правда, не тронули, во имя его дружбы с сыном Сталина Василием, формально учтя, что он был игрок не ЦДКА, а ВВС.
С эстрады распевали частушку:
Из истории советской дипломатии известно, что в июне 1948 года по инициативе ВКП(б) совещание Информационного бюро коммунистических и рабочих партий приняло резолюцию «О положении в коммунистической партии Югославии». В ней отмечалось, что «руководство компартии Югославии проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма». Югославскую компартию обвинили в недружелюбной по отношению к Советскому Союзу и ВКП(б) политике, национализме и сближении с капиталистическими странами. В июле 1948 года на 5-м съезде КПЮ было принято решение об отношении к этой резолюции, в котором говорилось, что критика несправедлива, что ЦК КПЮ не отошел от марксизма-ленинизма, правильно применяет его в конкретных условиях Югославии. С этого времени отношения между КПЮ и ВКП(б) (позже КПСС) обострились, а в дальнейшем были прерваны и межгосударственные связи с СФРЮ, которые начали восстанавливаться лишь в 1954 году.
Так вот, у Берия, в период его 118 дней, возникла идея нормализовать дружеские отношения с Югославией. В июне 1953 года Берия как первый зам. председателя Совмина СССР поручил советнику посольства СССР в Югославии Федосееву через Ранковича выйти на Тито и передать ему, что он, Берия, и его «друзья» стоят за необходимость коренного пересмотра отношений с Югославией. На следствии Федосеев был допрошен об этом, и попытка наладить отношения с Югославией пошла Берия в обвинение. Правда, на измену родине она явно не тянет. История все расставила по своим местам. И уже в 1954 году после казни Берия отношения с Югославией стали дружественными, а послом туда позже уехал известный нам генерал МГБ А.А. Епишев.
Любопытно, что Хрущев и руководство СССР того периода, объясняя «прохладные» отношения с Югославией до 1953 года, уже после расстрела Берия всю вину в этом пытались свалить на… на кого бы вы думали? На Берия. Это он, мол, поссорил нас.
Во время первого визита в Югославию Хрущев сразу же по прибытии в Белград 26 мая 1955 года прямо у трапа самолета назвал югославских руководителей «дорогими товарищами» и сказал следующее:
«Мы искренне сожалеем о том, что произошло, и решительно отметаем все наслоения этого периода. Со своей стороны к этим наслоениям мы с несомненностью относим провокаторскую роль, которую сыграли в отношениях между Югославией и СССР ныне разоблаченные враги народа — Берия, Абакумов и другие. Мы обстоятельно изучили материалы, на которых основывались тяжкие обвинения и оскорбления, выдвинутые тогда против руководителей Югославии. Факты показывают, что эти материалы были сфабрикованы презренными агентами империализма, обманным путем пробравшимися в ряды нашей партии».
Тогда-то и пошла в народе гулять уже другая частушка:
Берия как «иностранный шпион»
Из приговора:
«Действуя, как иностранный шпион, Берия использовал в своих преступных целях и других агентов иностранных разведок, оберегая их от разоблачения и заслуженной кары.
Судом установлены факты прямого покровительства, оказываемого подсудимым Берия с помощью подсудимых Кобулова и Деканозова преступникам, изобличенным в измене Родине и шпионской деятельности в пользу германской и английской разведок».
Для начала вспомним, что такое «шпионаж» и как производное — «шпион», да еще и «иностранный».
Из УК РСФСР (ред. 1926 г.).
Ст. 58–6: «Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам, влечет за собою…»
Слово «иностранный» или «иностранец» понятно всем без комментариев.
Так вот. Ничего этого в действиях Берия и других не было.
Что касается «покровительства преступникам, изобличенным в измене Родине», речь, видимо, идет об уже известном нам племяннике жены Берия Т. Шавдия, которого привезли из Парижа в 1945 году и осудили на 25 лет в 1952 году. Кобулов в 1953 году приказал этапировать Шавдия в Москву, по своей инициативе. Шавдия так и отсидел свой срок в тюрьме. «Покровительство» Берия ему не помогло.
Р. Гесс разоблачен Берия в связи с англичанами. [158]
Из протокола судебного заседания.
«Берия: Я о Шавдия узнал только в процессе следствия. Никакого отношения к этому делу не имел никогда.
Член суда Кучава: Почему дело Шавдия, когда вы стали министром внутренних дел в 1953 году, было срочно затребовано в Москву, куда из места заключения был доставлен и Шавдия, с которым беседовали Кобулов и Влодзимирский.
Председатель Конев: По чьему распоряжению он был доставлен в Москву?
Берия: До 1953 года я ничего о Шавдия не знал. В период работы Рухадзе я слышал, что Шавдия был арестован. Жена также мне говорила об этом В 1953 году, когда я стал министром внутренних дел, мне Кобулов сказал, что Шавдия нужно доставить в Москву. Я ему ответил, что не надо этим заниматься. Но, как оказалось, Шавдия уже был вызван в Москву Кобуловым.
Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, что вам известно о доставке Шавдия из лагеря в Москву?
Кобулов: Я поручений о доставке Шавдия ни от кого не получал, из ИТЛ его вызвал по своей инициативе».
Как видите, Берия никому не покровительствовал. Кобулов — замешан, а Деканозова сюда записали «для связки слов», как бывшего зам. министра иностранных дел СССР.
Берия и границы СССР
Выдержка из приговора по делу Берия:
«Готовясь захватить власть, Берия стремился получить поддержку со стороны империалистических государств ценой нарушения территориальной неприкосновенности Советского Союза и передачи капиталистическим государствам части территории СССР».
Этот тезис попал в приговор на основе того, что один из помощников Берия — Б. Людвигов (начальник секретариата в МВД) показал, как накануне ареста 23 июня 1953 года Берия в беседе с ним в присутствии двух других помощников — Шария и Ордынцева высказывал мысль о том, что для улучшения международного авторитета СССР можно было бы отдать немцам Кенигсберг, финнам — Карельский перешеек, а японцам — Курильские острова. Никаких практических мер для осуществления этой идеи Берия не предпринимал. Включать мысли в обвинение и расценивать их как преступные никаких оснований не было. За мысли, как известно, не судят. Тем более высказанные только секретарям. Что же касается стремления Берия «получить поддержку со стороны империалистических государств», то в материалах дела об этом вообще нет ни единого слова.
Как одно из самых тяжких преступлений Берия в области международных отношений рассматривалось и его предложение, сделанное на заседании Президиума Совета Министров СССР 27 мая 1953 года: отказаться от строительства социализма в Германии и рассматривать ее как единое демократическое буржуазное государство (в то время ФРГ еще не была членом НАТО).
Берия считал, что это привело бы к существенному оздоровлению международной обстановки, созданию в Европе пояса нейтральных стран (Швеция, Германия, Австрия, Швейцария), своеобразного «водораздела» между противостоящими друг другу странами с различным общественно-политическим строем. Свое предложение он мотивировал и тем, что единая Германия стала бы серьезным противовесом американскому влиянию в Западной Европе.
Берия поддержал Маленков, но против решительно и безоговорочно выступили все представители «старой сталинской гвардии» — Молотов, Хрущев, Каганович, Булганин и более молодые Сабуров и Первухин. Своеобразным компромиссом стало издание 2 июня 1953 года распоряжения Совета Министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР», что, кстати, не привело к улучшению ситуации, более того, уже 16 июня 1953 года в ГДР начались массовые выступления. Их подавили главным образом силой советских войск, оставленных там после победы еще в 1945 году.
Через полвека Германия объединилась. Но произошло это для нас на неизмеримо менее выгодных условиях, чем те, на которых это объединение могло состояться в 1953 году. Ведь невозможно подсчитать, во что обошлось нам существование ГДР. Таким образом, самый беспристрастный судья — время — показал, что в этом вопросе Берия был прав.
Что же касается уголовно-правовой оценки данного эпизода, то для нее в этой ситуации просто нет предмета, ведь имело место только предложение в качестве одного из вариантов решения проблемы, от которого сам же вносивший его потом и отказался, подчинившись мнению большинства. Если же говорить чисто юридическими категориями, то здесь отсутствует не только состав какого-либо преступления, но и само событие противоправного деяния.
Берия и грузинские меньшевики-эмигранты
Из приговора:
«На всем протяжении преступной деятельности Берия с помощью своих сообщников Меркулова, Деканозова и других поддерживал тайные связи с контрреволюционными грузинскими меньшевиками — эмигрантами, агентами ряда иностранных разведок».
Никаких «тайных связей» и тем более никаких «агентов ряда иностранных разведок» у Берия никогда не было и в помине. Наоборот, он, с сотоварищи виновны в том, что без всяких оснований видели в честных людях «врагов народа» и шпионов, чинили беззаконие, слепо повинуясь распоряжениям сверху.
Теперь о грузинских меньшевиках-эмигрантах. Они были и «шли» по линии Нино Берия. Родственники эти жили в Париже, но один нашелся даже в Америке. Они действительно пытались выйти на Берия и его жену. В материалах дела данные об этом есть. Однако их попытки остались без ответа. И Берия здесь ни при чем, а уж Меркулов, Деканозов и другие — тем более. За рубежом Берия с 1945 года не был ни разу. «Американского языка», как говорили, не знал.
Интересен и такой факт. В 1938 году НКВД Грузии получил сомнительные сведения о «контрреволюционной деятельности» родственника жены Берия — Н. Гегечкори и его связях с находившимся в эмиграции в Париже Е. Гегечкори.
Доложили Берия как первому секретарю ЦК КП Грузии. На протоколе допроса он наложил резолюцию: «Т. Гоглидзе. Лично размотайте». Этот документ приобщен к материалам дела Берия. Только вот возникает вопрос: разве это свидетельствует против Берия? По-моему, наоборот, — за.
Резолюция Л. Берия «Т. Гоглидзе. Лично размотайте». А между прочим, Гегечкори — родственники Берия
Можно вспомнить, что в начале 1945 года по заданию Берия его помощник Шария выезжал в Париж для переговоров о музейных ценностях, вывезенных грузинскими меньшевиками из Грузии еще в 1921 году. В беседах с представителями грузинской эмиграции поднимался вопрос о возвращении некоторых из них на родину. Год спустя по поручению Берия в посольство СССР в Париже был направлен секретарь ЦК КП(б) Грузии Тавадзе, которому поручались переговоры с лидерами грузинской эмиграции о прекращении политической борьбы против СССР и возвращении некоторых из них в Грузию. По предложению ЦК Компартии Грузии Политбюро ЦК ВКП(б) 26 мая 1947 года приняло постановление «О возвращении грузинских эмигрантов из Франции». В соответствии с этим решением 59 грузинам было разрешено вернуться в Грузию.
Думаю, что это сыграло свою роль в обвинении Берия, несмотря на то, что все изложенное выше было санкционировано государством в лице руководства ЦК ВКП(б) и ЦК компартии Грузии еще в 1947 году.
Берия и «захват власти»
Из приговора:
«Готовясь захватить власть, подсудимый Берия и его сообщники, используя свое служебное положение, установили шпионаж и слежку за руководителями Коммунистической партии и Советского Правительства.
В марте 1953 года подсудимые Берия и Б. Кобулов дали распоряжение о сборе клеветнических фальсифицированных материалов в отношении ряда руководящих работников партийных и советских органов, полученных в разное время заговорщиками путем применения избиений и пыток к арестованным, а также другими провокационными методами».
Действительно, такие распоряжения Берия и Кобулов давали. Зачем? Берия ответил так: «Хотел доложить в ЦК!» Как видите, о захвате власти данных нет. Власть у них и так имелась, и дополнительно захватывать ее никакой необходимости не было.
В ходе следствия были допрошены сотрудники технической службы госбезопасности Колобашников, Карасев, Васин, Лапшин. Они показали, что и во время войны, и в 1953 году устанавливали по поручению своего руководства аппаратуру подслушивания на квартирах и дачах у Г.К. Жукова, С.М. Буденного, К.Е. Ворошилова, А.Н. Поскребышева, Василия Сталина. С какой целью устанавливалась «прослушка», они не знали. Однако прослушивать без всяких оснований чужие разговоры запрещено, даже если это необходимо для доклада в ЦК. Но при чем здесь захват власти и шпионаж? Нужно вспомнить и о том, что Берия был инициатором того, чтобы на демонстрациях прекратили носить портреты руководства. По этому вопросу было принято специальное решение ЦК. В кулуарах многие руководители, портреты которых перестали носить, «костерили» Берия.
После его ареста это решение было отменено, и транспаранты с портретами руководителей страны «гуляли» на праздниках по площадям и улицам Советского Союза еще несколько десятилетий — вплоть до 1991 года, а позиция Берия тогда была расценена как «другие провокационные методы» в борьбе с ЦК.
Берия и ослабление советской разведки
Из приговора:
«Как до начала Великой Отечественной войны, так и в 1953 году подсудимый Берия с помощью подсудимых Меркулова, Деканозова, Кобулова совершил ряд преступлений, направленных к ослаблению советской разведки.
Судом установлено, что перед началом Великой Отечественной войны подсудимые Берия и Деканозов предприняли преступные меры к ослаблению советской разведки против гитлеровской Германии, жестоко расправившись с теми сотрудниками НКВД, которые пытались довести до сведения правительства об этих преступлениях».
Вопрос об осведомленности руководства страны о готовящемся нападении Германии на СССР исследован давно. Документально доказано, что все передвижения германских войск у наших границ в 1940–1941 годах, а также планы Гитлера были известны Политбюро ЦК ВКП(б), лично Сталину, Молотову и другим. Донесения наших разведчиков шли регулярно со всех концов света — от запада до востока. Они докладывали руководству страны, однако мер не принималось почти никаких. Деканозов вообще так «надоел» со своими донесениями, что его хотели отозвать из Германии с должности полпреда (т. е. посла) за его паникерство и «дезу» в отношении планов Гитлера.
Обвинять одного Берия в неготовности к войне неправильно, тем более через восемь лет после победы в ней, это по меньшей мере лукавство. Никаких мер «к ослаблению советской разведки против гитлеровской Германии» он и другие осужденные не предпринимали. И с «сотрудниками НКВД, которые пытались довести до сведения правительства об этих преступлениях» (кстати, каких? — Авт.), «жестоко» не расправлялись. Они жестоко расправлялись со многими сотрудниками НКВД, но совсем по другим причинам. И за это должны отвечать. По этому вопросу были допрошены ответственные лица, занимавшиеся вопросами разведки, — С. Савченко, А. Короткое и П. Фитин. Они заявили, что подсудимые скрывали разведданные о готовящейся войне от руководства страны. Так, в 1940 году Берия и Меркулов не доложили руководству страны сведения о предстоящей немецкой оккупации Румынии. Этого хватило, чтобы обвинить Берия и других фигурантов в преступлении — измене родине.
Между тем о планах Германии напасть на Советский Союз советскому руководству было известно еще задолго до ее начала. Информация о предстоящей агрессии регулярно поступала от советских военных атташе из Германии и Румынии, от наших разведчиков Рамзая (Рихард Зорге), Дора (Шандор Радо), Отто (Леопольд Треппер), которые указывали даже точную дату нападения на Советский Союз: утро 22 июня 1941 года. Однако Сталин считал эти сообщения дезинформацией, полагая, что Германия, занятая войной против Англии и Франции, не рискнет напасть на Советский Союз и вести войну на два фронта. А пока она будет воевать на Западе, Советский Союз успеет завершить реорганизацию своих вооруженных сил.
Еще 17 июня 1941 года Меркулов как нарком госбезопасности СССР направил Сталину агентурное сообщение из Берлина, где источник из штаба военно-воздушных сил сообщал об объектах налетов немецкой авиации на территории СССР. Сталин наложил резолюцию: «Товарищу Меркулову. Можете послать Ваш источник из штаба германской авиации к ё… матери. Это не «источник», а дезинформатор». Нецензурные слова Сталин не только написал, но и подчеркнул дважды. Все это есть в архивах.
С. Савченко, как вы уже читали, в суде показал, что Берия в 1953 году сокращал штаты разведки, без необходимости объединил два нужных отдела в один, необоснованно отозвал из-за границы резидентов, сократил аппарат уполномоченных МВД в Германии в шесть-семь раз, снял с должности его, Савченко, обещая «посадить в подвал и согнуть в бараний рог».
Все это не только пошло в актив обвинения «по развалу разведки», но и было расценено как шпионаж. Хотя какой уж это шпионаж?
Если говорить по существу, то в этом эпизоде формально действительно усматривается должностное преступление, но никак не государственное. А «сгибать в бараний рог» начальника ПГУ конечно же нельзя.
Берия и кадровая политика в МВД.
Борьба с националистическим подпольем
Читаем:
«Став в марте 1953 года Министром внутренних дел СССР, подсудимый Берия, подготовляя захват власти и установление контрреволюционной диктатуры, начал усиленно продвигать участников заговорщической группы на руководящие должности, как в центральном аппарате МВД, так и в его местных органах.
Намереваясь использовать для захвата власти органы МВД, подсудимые Берия, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский противопоставляли Министерство внутренних дел Коммунистической партии и Советскому правительству. Установлено, что заговорщики принуждали работников местных органов МВД тайно собирать клеветнические, фальсифицированные данные о деятельности и составе партийных организаций, пытаясь таким преступным путем опорочить работу партийных органов. Берия и его сообщники расправлялись с честными работниками МВД, отказывавшимися выполнять эти преступные распоряжения.
В своих антисоветских изменнических целях Берия и его сообщники предприняли ряд преступных мер для того, чтобы активизировать остатки буржуазно-националистических элементов в союзных республиках, посеять вражду и рознь между народами СССР и в первую очередь подорвать дружбу народов СССР с великим русским народом».
Оценивать вышеприведенное с юридической точки зрения как измену родине или какое-либо другое государственное преступление абсурдно, несерьезно. Но в приговор все это попало не случайно.
Бывший министр внутренних дел Литвы П. Кондаков, как вы помните, на суде показал, что Берия потребовал от него докладывать компрометирующие материалы на руководство республики. Позже он, Кондаков, был снят Берия с работы.
Бывший министр внутренних дел Белоруссии М. Баскаков и на следствии, и на суде тоже показал, что Берия снял его с должности за то, что основные свои действия он, Баскаков, как министр согласовывал не с МВД, а с ЦК КП Белоруссии.
Генерал-лейтенант МВД Г. Жуков показал на допросе, что 19 мая 1953 года Берия издал специальную директиву, согласно которой обязал МВД союзных республик, УВД краев и областей «выявлять недостатки, перегибы и ошибки в работе местных партийных и советских органов, применяя для этого в том числе и оперативные разработки». Далее, продолжал Жуков, в 1953 году Берия снял с работы в органах МВД в Прибалтике, Белоруссии и на Украине большое количество сотрудников русской (! — Авт.) национальности, что, по мнению Жукова, «вело к национальной розни». Интересно, может ли привести к национальной розни то, что на местах убирают русских, а назначают местных?
Послушаем А. Катусева:
«Бездоказательно и обвинение в том, что Берия сеял вражду и рознь между народами Советского Союза. Из материалов дела усматривается, что с весны 1953 года Берия выдвигал на руководящие должности в системе МВД на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике преимущественно национальные кадры и требовал, чтобы новые руководители непременно владели языком народа той республики, где они работают. Разве это означало сеять рознь и подрывать дружбу с русским народом?..»
Теперь по вопросу националистического подполья. Ситуация на местах была тогда сложной.
Время показало, что Берия оценивал положение верно: последний схрон оуновцев в Западной Украине был ликвидирован только в 1962 году. Националистическое движение в Литве, Латвии и Эстонии действовало нелегально еще долгие годы, несмотря на энергичные меры МВД и КГБ; на территории Западной Украины и Прибалтики продолжали скрываться полицаи, каратели и прочие пособники нацистов. До сих пор там не все в порядке.
Поэтому вопрос борьбы с националистическим подпольем нуждается в более подробном исследовании.
Речь идет о записках Берия в Президиум ЦК КПСС от 8 и 16 мая 1953 года, где поднимались вопросы работы органов МГБ Литовской ССР и Украинской ССР по борьбе с антисоветским националистическим подпольем. В этих записках, разработанных на основе агентурных данных, Берия отметил, в частности, что вооруженное националистическое подполье не только опирается на «бывших», не только подпитывается с Запада, но и в значительной степени инициируется ошибками центральной власти в национальной политике. Эта политика носила «русификаторский» характер. Руководящие посты, вплоть до директоров МТС, занимали русские. По существовавшему тогда положению на ответственную работу нельзя было выдвигать людей, чьи родственники жили за границей или находились в годы войны на оккупированной территории. Литва же практически вся была оккупирована, 800 тысяч литовцев находились за границей. Многие семьи имели репрессированных родственников. (В Литве было репрессировано 270 тысяч человек.) Аналогичная ситуация складывалась в Латвии, Эстонии, на Западной Украине и в западных областях Белоруссии.
В записке по Литве отмечалось особое положение и влияние католической церкви, а также то, что насильственная коллективизация разрушает налаженное хуторское хозяйство.
Разрубить этот «гордиев узел» Берия предлагал довольно смело и оригинально: выдвигать на руководящую работу национальные кадры — вот единственный выход. И начал «с себя», с органов МВД союзных республик. Особое внимание он уделил привлечению на сторону советской власти интеллигенции, для чего предлагал ввести специальные ордена союзных республик для награждения выдающихся деятелей культуры. Он пытался наладить контакты с представителями западноукраинской интеллигенции, находящимися в эмиграции.
Берия даже освободил из сибирской ссылки двух сестер С. Бандеры, собираясь отправить их к брату в ФРГ, с тем чтобы он прекратил борьбу против советской власти.
На заседании Президиума ЦК КПСС 20 мая 1953 года эти записки Берия были обсуждены. Президиум ЦК одобрил меры по перестройке работы органов МВД Литовской и Украинской ССР, постановил приложить записки Берия к протоколу заседания Президиума ЦК и поручить Г. Маленкову, Л. Берия, Н. Хрущеву, Л. Кагановичу, М. Суслову, П. Поспелову и Н. Шаталину совместно с руководством соответствующих союзных республик выработать проекты постановлений ЦК КПСС.
26 мая 1953 года на заседании Президиума ЦК были приняты два постановления ЦК КПСС: «Вопросы западных областей Украинской ССР» и «Вопросы Литовской ССР». 12 июня 1953 года аналогичные решения были приняты на основании записки Хрущева по Латвийской ССР и записки Берия по Белорусской ССР.
Вот пример по Литве.
«1. Признать неудовлетворительной работу ЦК КП Литвы и Совета Министров Литовской ССР по укреплению советской власти в республике.
2. Обязать покончить с извращениями советской национальной политики, создающими у населения неправильное представление о политике советской власти в отношении экономического, политического и культурного развития советских республик…
3. Считать главной задачей Литовской партийной организации в ближайший период подготовку, выращивание и широкое выдвижение литовских кадров во все звенья партийного, советского и хозяйственного руководства…
4. Отменить ведение делопроизводства во всех партийных, государственных и общественных организациях Литовской ССР на нелитовском языке…».
При этом записки Берия вместе с протоколом заседания Президиума ЦК КПСС были разосланы руководящим партийным органам республики и областей «для сведения и руководства». 2–4 июня 1953 года в Киеве прошел пленум ЦК Компартии Украины с повесткой дня: «О постановлении пленума ЦК КПСС от 26 мая 1953 г. «Вопросы западных областей Украинской ССР в докладной записке тов. Л.П. Берия в Президиум ЦК КПСС»».
После ареста Берия в соответствии с постановлением Президиума ЦК КПСС от 2 июля 1953 года эти его записки были изъяты из протоколов Президиума ЦК, а принятые по ним решения отменены как способствующие «активизации буржуазно-националистических элементов».
О том, что руководители страны месяц назад поставили свои подписи под этими решениями, было забыто навсегда.
Берия и «урожайность сельского хозяйства»
А это уже больше, наверное, похоже на анекдот.
«Действуя, как злобный враг советского народа, подсудимый Берия, с целью создания продовольственных затруднений в нашей стране, всячески саботировал, мешал проведению важнейших мероприятий Партии и Правительства, направленных на подъем хозяйства колхозов и совхозов и неуклонное повышение благосостояния советского народа».
Абсурд? А между прочим, в приговор это попало не случайно!
Здесь «поработал» помощник первого заместителя председателя Совмина СССР (т. е. Берия) по вопросам сельского хозяйства Б. Савельев.
Вот фрагменты судебного заседания.
«Председатель Конев: Член суда Михайлов имеет вопрос.
Член суда Михайлов (обращается к Берия. — Авт.): Вы говорите, что искали вопросы, которые необходимо поставить перед Правительством, а вот по сельскому хозяйству…
Берия: Прошу уточнить вопрос.
Член суда Москаленко (обращается к Берия. — Авт.): Вы признаете, что, пробираясь к власти и желая создать продовольственные затруднения в нашей стране, саботировали и мешали проведению важнейших мероприятий партии, направленных на подъем хозяйства колхозов и совхозов и на неуклонное повышение благосостояния советского народа?
Оглашаю показания Савельева:
«…Министерством сельского хозяйства примерно в середине апреля этого года было внесено предложение о повышении заготовительных цен на овощи. В этих же предложениях был ряд других мероприятий, направленных на повышение урожайности овощей — картофеля. Берия отверг необходимость повышения цен без указания мотивов, а все остальные вопросы вообще не стал рассматривать и они остались нерешеными….
Через десять дней, когда был представлен новый проект предложений, в котором был уменьшен план заготовки овощей, картофеля, а вопрос о повышении цен исключен, Берия и этот проект отверг, мотивируя тем, что проект велик по объему и, как мне заявил Ордынцев, Берия тут же сказал: «Я им сорву работу».
Вы подтверждаете это?
Берия: Я это отрицаю. Вопросы сельского хозяйства меня касались только как члена Президиума ЦК. Наоборот, я ставил вопрос о большей заготовке овощей и фруктов.
Член суда Москаленко: Почему вы мешали этому проекту?
Оглашаю показания Ордынцева:
«…Этот проект относительно мероприятий по повышению урожайности овощей обсуждался длительное время и представлялся Берия несколько раз, но Берия откладывал его рассмотрение, материалы не читал или потому, что некогда было, либо не хотел ими заниматься. Когда был представлен ему новый вариант предложений для обсуждения на комиссии, он заявил, что не подготовлен к этому вопросу, и наверное сорвет его обсуждение. В таком духе я передал слова Берия Савельеву. Материалы лежали без движения потому, что после первого обсуждения проектов, более заседания комиссии не созывалось…».
Председатель Конев: Вы подтверждаете это?
Берия: Я не собирал комиссии, этот вопрос обсуждался не на бюро, а обсуждался в комиссии ЦК под председательством Председателя Совета Министров. Речь шла о картофеле Мое участие в этой комиссии заключалось в том, что я высказывал свое мнение о ценах на картофель. Одни выступали за повышение цен на картофель, другие против…
Председатель Конев: Вы говорите не по существу, отвечайте суду на вопрос, как вы тормозили развитие сельского хозяйства?
Берия: Это я категорически отрицаю. Одни считали, что цены на картофель надо поднять, а я считал, что этого не надо делать. Я считал, что надо провести другие мероприятия, как например, механизацию сельского хозяйства, повышение производительности труда и другие меры.
Председатель Конев: Эти мероприятия не требуют объяснений. Отвечайте, вы заявляли Савельеву, что проекты, представленные Министерством сельского хозяйства, надо сорвать?
Берия: Я категорически отрицаю, что саботировал мероприятия в области развития сельского хозяйства. Это какое-то недоразумение. Если материалы и задерживались рассмотрением, то это не моя вина.
Член суда Михайлов: Ваши показания на этот счет фальшивые и лживые. Без материальной заинтересованности колхозников нельзя поднять производительность и повысить урожайность. По вашей вине тормозилось развитие сельского хозяйства.
Берия: Я понимаю, что я говорю, там, где я виновен — там виновен. Где совершил преступление — я преступник, но там, где я не совершил ничего, то я не могу себя считать виновным. Может быть, я ошибался, но я считал, что нельзя повышать цены на картошку».
На этом «изобличение» Берия было закончено, и все указанное выше стало основанием для включения в приговор эпизода по сельскому хозяйству и противостоянию министра внутренних дел СССР «неуклонному повышению благосостояния советского народа».
Берия и «признание своей вины»
Из приговора:
«Виновность всех подсудимых в предъявленных им обвинениях установлена подлинными документами, вещественными доказательствами, собственноручными записями подсудимых, показаниями многочисленных свидетелей и потерпевших, а также показаниями арестованных участников заговорщической группы.
Изобличенные доказательствами подсудимые Берия, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский на судебном следствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений».
У судебно-следственных работников есть такая специфическая фраза: «Выводы суда не соответствуют материалам уголовного дела и противоречат полученным доказательствам». Это мы имеем и здесь. Дело в том, что и на следствии, и в суде все осужденные виновными себя в «тягчайших государственных преступлениях» не признали. А указание на это в приговоре является вымыслом суда. С первого до последнего дня они говорили о том, что совершали все свои действия, основываясь на приказах руководства страны, и просили расценивать совершенное как должностное преступление.
Об этом свидетельствует «последнее слово» каждого из подсудимых. В протоколе судебного заседания читаем.
«22 декабря 1953 года.
20 часов 20 минут.
Председатель Конев: Судебное следствие объявляю законченным. Подсудимый Гоглидзе, вам предоставляется последнее слово.
Гоглидзе: Мое преступление заключается в том, что я выполнял все установки Берия, в результате чего были расстреляны невиновные люди. Значит, я не оказался на высоте своего положения, не сумел разобраться в обстановке.
Я признаю себя виновным в том, что участвовал в репрессиях в 1937–1938 годах, когда в результате применения незаконных методов следствия к арестованным и избиений пострадало много невиновных. Однако я действовал без контрреволюционного умысла, а слепо подчиняясь преступным распоряжениям Берия.
Прошу суд изменить квалификацию моих преступных действий на статьи о должностных преступлениях.
Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, вам предоставляется последнее слово.
Кобулов: Только ознакомившись со всеми материалами дела, я убедился в том, что Берия — старый враг, втершийся в партию. Даже он вынужден был здесь на судебном следствии признать свое участие в мусаватистской контрразведке в качестве ее агента. Мое несчастие в том, что ранее я принимал Берия за честного человека и безоговорочно выполнял его преступные распоряжения. Сейчас мне видно, что многие из указаний Берия являлись преступными. Я принимал участие в выполнении этих указаний и поэтому должен отвечать перед судом, но в то время, когда я получал его указания, я не думал о том, что они преступны. Сознательно преступлений я не совершал. Я слепо доверял Берия, который занимал особое положение в государстве, и выполнял все указания Берия. Прошу суд переквалифицировать мое обвинение со статей о контрреволюционных преступлениях на другие статьи, которых я заслуживаю.
Председатель Конев: Подсудимый Деканозов, вам предоставляется последнее слово.
Деканозов: Действительно, я был близок к Берия. Главнейшие черты характера Берия это — карьеризм, честолюбие, выпячивание своей роли в государстве. Однако все это как-то проходило мимо меня. Я и другие лица, близкие к Берия, смотрели на его отрицательные черты сквозь пальцы.
Мною совершены некоторые преступления, но они не являются преступлениями контрреволюционными. Я виновен в избиении Борового и сейчас очень рад, что он жив. Отрицаю свою виновность в деле Кедрова, Голубева и Батуриной. Здесь была большая провокация со стороны Берия, и расправа, совершенная над Батуриной, Кедровым и Голубевым, является преступлением Берия. Это дело носит неприятный характер, так как, арестовывая Батурину, Кедрова и Голубева, Берия рассчитывал нанести удар по другим лицам, занимавшим более высокое общественное положение. Проводя наблюдение за Кедровым, Голубевым и Батуриной, я лишь выполнял преступное распоряжение Берия.
Я признаю факты своего морального разложения. Во время суда, когда исследовались вопросы, связанные с моим моральным обликом, я выглядел очень плохо и хотя некоторые факты преувеличены, но и то, что мною совершено, я считаю для себя совершенно недопустимым.
Прошу суд учесть, что контрреволюционных преступлений я не совершал и осудить меня по другим статьям уголовного кодекса.
Председатель Конев: Подсудимый Влодзимирский, вам предоставляется последнее слово.
Влодзимирский: О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берия я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиении арестованных, но, поступая так, я полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно согласовав их.
Заключения о расстреле 25 арестованных я подписал, датировав их задним числом, по распоряжению Меркулова.
Постановление об аресте Константина Орджоникидзе было подписано мною на основании распоряжении Кобулова.
Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения.
Председатель Конев: Подсудимый Мешик, вам предоставляется последнее слово.
Мешик: Я признаю себя виновным в том, что оказался пособником ряда преступлений Берия, не зная о том, что он враг. В этом я виновен. Я хочу, чтобы мне вынесли самую суровую кару с этой формулировкой. Я не хочу снисхождения, а судите меня за то, в чем я виноват. Однако я не признаю себя виновным в совершении преступлений во время работы на Украине.
У меня есть семья, и я прошу суд, чтобы его приговор не отразился на моей семье.
В 21 час 15 минут Председатель объявляет перерыв до 23 декабря 1953 года.
Пятый день судебного заседания.
23 декабря 1953 года.
12 часов 45 минут.
Председатель Конев: Судебное заседание продолжается. Подсудимый Меркулов, вам предоставляется последнее слово.
Меркулов: Статьи о контрреволюционных преступлениях были предъявлены в обвинение мне неправильно. Произошло роковое для меня стечение обстоятельств.
Одним из центральных пунктов моего обвинения является составление списка о расстреле 25 арестованных. Однако, участвуя в составлении этого списка, я поверил словам Берия о том, что расстрел арестованных согласован.
Я виновен в том, что стал причиной смерти невиновного человека — Скпизкова, который был расстрелян, но это преступление я совершил в силу допущенной халатности, а не умышленно. Лишь на следствии я впервые узнал, что оказался причиной смерти невиновного человека. Я готов за это нести любое наказание, но считаю, что допустил не контрреволюционное, а должностное преступление.
Мне сейчас стыдно за близость свою к Берия. Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком. Сейчас я понимаю, что человек с таким нравственным обликом, как Берия, не мог быть честным членом партии и государственным деятелем. Если бы он не был своевременно разоблачен, то нанес бы непоправимый вред социалистической Родине.
Берия также нанес тяжелый удар моей семье, но я прошу Вас не переносить на меня Вашу справедливую ненависть к Берия.
Я прошу одного — снять с меня контрреволюционные статьи и осудить меня по другим статьям Уголовного Кодекса.
Председатель Конев: Подсудимый Берия, Вам предоставляется последнее слово.
Берия: Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного.
Полностью признаю свое морально-бытовое разложение Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии.
Признаю, что, вступив в связь с Дроздовой, я совершил преступление, отрицаю факт насилия.
Признаю, что я ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937–1938 годах, но прошу суд учесть, что контрреволюционных, антисоветских целей у меня при этом не было. Причина моих преступлений в обстановке того времени.
Моя большая антипартийная ошибка заключается в том, что я дал указание собирать сведения о деятельности партийных организаций и составлять докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако и при этом я не преследовал контрреволюционных целей.
Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовывать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны.
Прошу Вас при вынесении приговора тщательно проанализировать мои действия, не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи Уголовного Кодекса, которые я действительно заслуживаю».
Итак, подсудимые виновными в государственных преступлениях себя не считают. Все валят на Берия. Это тоже факт. Но это другая тема разговора.
А утверждение суда о том, что подсудимые «признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений», — фантазия судей, попытка выдать желаемое за действительное.
Берия — пособник Гитлера… в битве за Кавказ
Из приговора:
«Изменническая деятельность Берия в период войны выразилась и в том, что осенью 1942 года, в напряженный момент обороны Кавказа, Берия с помощью своих соучастников пытался открыть врагу перевалы через Главный Кавказский хребет, что должно было по преступному замыслу заговорщиков привести к иностранной оккупации Закавказья, и передать в руки империалистических государств Бакинскую нефть».
На следствии это конкретизировано еще и тем, что Берия халатно отнесся к выполнению задания ГКО по организации обороны Кавказа, своевременно не ввел в бой на перевалах две резервные дивизии НКВД, чем осложнил ситуацию. Кроме того, без всяких оснований снял с должности командующего 46-й армией генерала В. Сергацкова, заменив его генералом К. Леселидзе (грузином по национальности и своим другом).
По мнению специалистов в области военного искусства, использование войсковых, маневренных резервов в горной местности — очень сложная задача, зависящая от множества факторов. Однозначно здесь не ответишь. А смена командующего армией — это право представителя ставки ГКО, коим являлся тогда Берия. Здесь никаких нарушений нет. Да и вообще «победителей не судят». Тем более через 11 лет.
Ну а насчет намерения Берия пропустить немцев для «иностранной оккупации Закавказья и передаче в руки империалистических государств Бакинской нефти» можно сказать одно — глупость.
Вспомним, какие задачи ставило немецкое командование, планируя наступление на Кавказ.
1. Захватить основные нефтедобывающие районы СССР. (В то время на долю Северного Кавказа и Закавказья приходилось 86,5 процента общесоюзной добычи нефти. На Кавказе добывалось также 56,5 процента марганцевой руды, это был и богатейший сельскохозяйственный край.)
2. Выйти на побережье Каспийского моря, создать здесь базу для операций своего военно-морского флота. (По Каспию в то время осуществлялись перевозки нефти, его бассейн занимал второе место после Северного морского пути в подвозе вооружения и стратегического сырья из США и стран Британской империи.)
3. Втянуть в войну против СССР Турцию. (Это привело бы к существенному изменению обстановки на Кавказе, а также на Ближнем и Среднем Востоке в пользу Германии.)
Ни одну из этих задач нацисты не решили.
И вот в уголовном деле Берия неожиданно появились формулировки типа «преступная изменническая деятельность», «попытка открыть врагу перевалы через Главный Кавказский хребет», «содействие иностранной, т. е. гитлеровской, оккупации Кавказа» и т. д.
Вспомним, что Берия обвиняли кроме указанного и в сотрудничестве в 20-е годы с мусаватистской разведкой и с разведкой меньшевистского правительства Грузии, «за спиной которых стояли английские спецслужбы». Выходит, Берия был и английским шпионом, и одновременно немецким, а Каганович на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС назвал его еще и «шпионом международного масштаба».
Даже школьнику ясно, что коль скоро в 1942 году Англия воевала против гитлеровской Германии, Берия в качестве шпиона должен был действовать соответствующим образом. А если он был двойным агентом — и английским, и немецким, то как он должен был действовать, никому, кроме него самого, не известно. Чепуха все это. Одной из важнейших целей наступления немецких войск на Кавказ был захват кавказской нефти, что, по мнению гитлеровских стратегов, лишало СССР возможности продолжать борьбу и позволило бы вермахту через Турцию и Иран выйти в тыл английским войскам на Ближнем и Среднем Востоке. А это имело бы для Англии тяжелейшие последствия.
Черчилля очень беспокоила обстановка на Кавказе. В письме Сталину от 9 октября 1942 года он предлагал даже послать англо-американские войска (в основном авиацию) на Кавказ для укрепления его обороны. Несмотря на исключительно сложную обстановку на фронте, «вождя народов» такая перспектива не привлекала, и на пространное письмо Черчилля он ответил: «Ваше послание от 9 октября получил. Благодарю. И. Сталин».
А Берия — «английский шпион» по версии Руденко и судей — в такой ситуации делает все, чтобы обеспечить выполнение поставленных Гитлером задач. Где же логика? Но ее нет и быть не может в этом «театре абсурда».
Нужно здесь вспомнить, что уже 30 июня 1941 года Берия вошел в состав ГКО, а с 4 февраля 1942 года ему был поручен контроль за выполнением решений по производству самолетов и моторов, за формированием ВВС, кроме того, позже на Берия был возложен контроль за выполнением решений о производстве вооружения, минометов, боеприпасов, танков, а также контроль за работой трех наркоматов: нефтяной, угольной промышленности и путей сообщения. В 1944 году Сталин назначил Берия заместителем председателя ГКО и председателем Оперативного бюро ГКО, рассматривавшего все текущие вопросы. По решению ГКО от 13 марта 1942 года «ввиду трудного положения на железных дорогах и необходимости выхода из такого положения» была создана группа в составе Л. Кагановича, Л. Берия, Г. Маленкова и сотрудников НКПС и ВОСО. На группу возлагалась ответственность за все перевозки по железным дорогам. По данным М ПС, за годы войны по железным дорогам СССР было перевезено 20 млн вагонов, платформ и цистерн с грузами для фронта и военных нужд. За все это Берия получил звание Героя. Таких «шпионов» мировая история не знала.
Кстати, Меркулов, Кобулов, Влодзимирский, Деканозов за операцию по обороне Кавказа тоже получили награды.
Но вернемся к обороне Кавказа.
По этому вопросу суд вызвал в качестве свидетелей генералов Сергацкова и Штеменко. Они давали показания. Как водится, ругали Берия. Он пытался с ними спорить. Объяснял, что держал в резерве соединения НКВД и не пускал их в бой, сохраняя силы для предстоящего выселения чеченцев и ингушей в Казахстан, которое должно было начаться сразу же после освобождения Кавказа.
К тому же нужно было иметь резервы, чтобы не допустить вступления в войну Турции. Все это было согласовано со Сталиным.
Военные историки и стратеги уже давно установили, что в Северо-Кавказской оборонительной операции с нашей стороны участвовало 33 дивизии, 1 танковый корпус, 16 отдельных бригад. Так что вряд ли две дивизии НКВД, не имевшие артиллерии, танков, авиации, предназначенные в основном для охранных задач, могли в горной местности существенно изменить ситуацию.
Вспомним еще и то, что в 1942 году силами войск НКВД на Кавказе были нейтрализованы попытки немцев с помощью своей агентуры из числа турок и крымских татар спровоцировать мусульманское население юга СССР на выступления. Эти попытки ввести в бой «пятую колонну» были раскрыты нашими разведчиками. И дивизии НКВД сыграли роль сдерживающего фактора в стане этих «патриотов». Берия об этом конечно же знал, когда держал резервы.
А что касается переселения чеченцев и ингушей на восток, то надо сказать следующее. Согласно решению правительства, эта операция под кодовым названием «Чечевица» была назначена на 23 февраля 1944 года. За неделю было погружено 170 эшелонов, в которых отправлено 478 тыс. человек, из них 91 тыс. ингушей и 387 тыс. чеченцев. Напомню, что это решение (бесспорно неправильное) было принято руководством страны в связи с тем, что во время боевых действий на Кавказе на территории Чечено-Ингушской АССР со стороны «отдельных местных жителей» имели место многочисленные факты открытой поддержки немцев. На все это нужны были дополнительные силы. Этой цели и служил резерв Берия — две дивизии НКВД.
Однако Берия остался виновным и здесь, несмотря на то, что за оборону Кавказа получил орден. Есть и диссертация на тему «Выдающаяся роль Берия при обороне Кавказа»…
Ну а попытка передачи «бакинской нефти» «в руки империалистических государств» — это, повторюсь, очередная фантазия суда.
Обвинение Берия в данном преступлении базировалось на заключении Генерального штаба, специально разработанном в 1953 году. Организация обороны Кавказа в заключении подвергнута разгрому. Вывод — во всем виновен Берия.
Вот показания в суде бывшего командующего 46-й армией генерала В. Сергацкова:
«Председатель Конев: Расскажите суду, что вам известно по делу Берия. (Обращается к В.Ф. Сергацкову. — Авт.)
Сергацков: В августе 1942 года я командовал 46 армией на Закавказском фронте. К этому времени противник на наиболее ответственных направлениях захватил отдельные перевалы через Главный Кавказский хребет. В основном это имело место на Сухумском направлении. 22 августа в расположение войск армии прибыл Берия. Тех, кто с ним приехал, я не знал. Я знал только одного человека — Серова. Вместе с Берия и его аппаратом с ним прибыл весь военный совет фронта. Следует сказать, что до этого, т. е. до приезда Берия, дней за пять военный совет утвердил план обороны Главного Кавказского хребта и все мероприятия, связанные с выполнением этого плана. Сразу же после приезда Берия созвал совещание, на котором, кроме меня, присутствовал Тюленев. На этом совещании Берия никаких вразумительных указаний не дал. В основном все свелось к тому, что он нас всячески ругал. Когда я, не сдержавшись, высказал возражение по какому-то вопросу, Берия вскипел, подошел ко мне вплотную и сказал: «Ты еще собираешься меня здесь учить?!». Когда я поставил вопрос об усилении наиболее слабых направлений и просил две дивизии, мне в этом было отказано.
Председатель Конев: Кто вас отстранил от командования?
Сергацков: Берия своим решением.
Председатель Конев: Продолжайте свои показания.
Сергацков: Таким образом, мне было отказано, как в перегруппировке своих сил, так и в усилении их. Я был по существу бесправен. Следует отметить, что с приездом Берия и его группы управление войсками было нарушено, так как все военное командование было взято под контроль работниками НКВД, назначенными Берия. Военные командиры не могли принять ни одного решения без этих прикрепленных представителей НКВД, которые не были компетентными в военных вопросах. После того, как Берия снял меня с должности командующего армией, я был назначен командиром дивизии, державшей оборону на военно-осетинской дороге. Ко мне была приставлена так называемая оперативная группа, во главе с генерал-майором Саджая. При назначении последнего Берия сказал ему: «Ты будешь с ним спать, будешь с ним есть, будешь с ним ездить». Я это расценил, как проявление недоверия ко мне и как контроль надо мной.
Хочу еще сказать, что Леселидзе, до назначения на должность командующего армией, являлся командиром корпуса и поддерживал тесную связь с Берия. Леселидзе мне говорил, что он часто со мной не считался и не выполнял мои прямые приказания».
Генерал Сергацков далее показал, что из-за «своеволия» Берия наши войска понесли на горных перевалах Кавказа огромные потери. При этом Василий Федорович «забыл» сказать, что эти войска прибыли туда именно по его приказу, а Лаврентий Павлович как раз требовал ограничить их число необходимым минимумом хорошо подготовленных и экипированных, мобильных горных стрелков, которые без особого труда могут работать в условиях горной местности с коэффициентом 1:100.
Кстати, именно по указанию Берия там были созданы несколько учебных центров по альпинистской подготовке. Инструкторами были спортсмены-альпинисты во главе с Евгением Абалаковым — покорителем Эльбруса, Памира, Тянь-Шаня, пика Коммунизма, пика НКВД, стены РККА, пика Ворошилова и т. д. (24 марта 1948 г. заслуженный мастер спорта Е. Абалаков погиб в Москве при загадочных обстоятельствах. По официальной версии вместе с другим альпинистом — Ю. Арцишевским он задохнулся угарным газом в квартире их знакомого на ул. Студенческой в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.)
После Сергацкова в суде был допрошен генерал С. Штеменко. Он во время битвы за Кавказ, будучи еще полковником и начальником кавказского направления Главного оперативного управления Генерального штаба, несколько раз сопровождал Берия в поездке на фронт и был его консультантом по военным вопросам. А на момент суда, в 1953 году, он был начальником штаба Западно-Сибирского военного округа.
Дело в том, что в связи с делом Берия у Штеменко возникли сложные проблемы. В написанной 30 марта 1948 года автобиографии он, указывая, на каких фронтах находился в годы Великой Отечественной войны, отмечал: «Август — сентябрь 1942 г. — Закавказский фронт, выполнял задания т. Берия, который на месте руководил обороной Закавказья; март 1943 г. — Северная и Черноморская группа войск, выполнял задания т. Берия, который был в тот период в этих группах войск…» Примечательная деталь: из всего текста автобиографии чья-то рука подчеркнула карандашом только эти слова. Но рука эта, наверное, была руководящей, и вслед за арестом Берия 26 июня 1953 года через три дня Штеменко был освобожден от обязанностей первого заместителя начальника Генерального штаба с рекомендацией «использовать на меньшей практической работе в одном из военных округов». Одновременно его понизили и в воинском звании сразу на две ступени — с генерала армии до генерал-лейтенанта. Так он оказался в Новосибирске в непрестижном и по существу тыловом округе на должности начальника штаба ЗапСибВО (позже СибВО).
21 июля 1953 года Штеменко обратился с письмом к Хрущеву, в котором уверял последнего в том, что он «…абсолютно не причастен к антипартийным и антигосударственным действиям подлейшего преступника Берия». В этом письме Штеменко пишет:
«Я вместе со всеми честными людьми нашей Родины с чувством возмущения и негодования проклинаю этого презренного врага народа и вместе со всеми членами нашей партии целиком и полностью одобряю решение ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР по делу Берия. Я присоединяю свой голос к многомиллионному голосу нашего народа, выражающего горячую благодарность Президиуму ЦК КПСС, своевременно и решительно разоблачившему и обезвредившему подлого провокатора, предателя и авантюриста Берия».
Далее Штеменко убеждает Хрущева в том, что с «этим самым Берия, будь трижды проклято его имя», у него, Штеменко, и контактов-то почти никаких не было: во время первой поездки он подчинялся генералу Бодину, от которого получал указания и которому докладывал обстановку, а вторая поездка длилась всего 10 дней, тогда Берия в основном занимался оказанием помощи фронту в вопросах снабжения. Активных боевых действий на фронте в тот момент не было, обе стороны сидели в обороне, и он, Штеменко, был как бы не у дел.
В конце письма Сергей Матвеевич пишет: «С Берия я вместе не работал, как другие, ему непосредственно подчинен не был, и каких-либо фактов, разоблачающих его, не имел».
А вот к открытию суда факты, выходит, нашлись.
Ничего хорошего о Берия Штеменко в суде, естественно, не говорил, и его показания также легли в основу обвинения Берия в предательстве и измене родине.
Для Штеменко в суд привезли раскрашенные разными цветами по всем правилам общевойсковой тактики схемы, карты, таблицы, которые были составлены в Генштабе еще на следствии как приложение к заключению специалистов по оперативному управлению войсками. Все это было развешано на специальных штативах в кабинете члена военного совета МВО, оборудованного под судебный зал, накануне допроса Штеменко.
В начищенных сапогах, под ремнями, моложавый, подтянутый Штеменко, со своими знаменитыми «буденновскими» усами, «вооружившись» длинной указкой, начал «исправляться» и четко, «по-генштабовски» докладывать оперативную обстановку в битве за Кавказ в 1942 году (суд идет, напомню, в 1953 г.). Начал, как и предусмотрено всеми правилами военного дела и оперативного искусства, с положения сторон, потом перешел к характеру боевых действий, задачам войск, решениям — короче, как на заслушивании у министра обороны. Здесь Сергей Матвеевич, конечно, был профессор, даже, наверное, академик.
Члены суда со строгими лицами внимательно слушали докладчика и его сложную оперативную терминологию, но, кроме Конева и Москаленко, абсолютно ничего не понимали. Виду, конечно, не показывали, недовольно покачивая головами.
Вот как записаны показания Штеменко в протоколе судебного заседания:
«В это время на Кавказе было много войск НКВД, но в бою участвовало очень мало.
Берия заменил не опорочившего себя генерала Сергацкова, командовавшего 46 армией, генералом Леселидзе. Эта замена в напряженный период обороны также не способствовала усилению обороны. Следует еще отметить, что Берия, которому было поручено осмотреть укрепления, отнесся к этому поверхностно, превратив это лишь в показательное мероприятие. Машины, на которых ехал Берия и сопровождавшие его лица, быстро проехали вдоль рубежей, и естественно, при таком беглом осмотре установить характер укреплений было нельзя. К тому же осмотр производился без участия ответственных военных работников из штаба Закавказского фронта».
Вот все, что есть на Берия в этом эпизоде.
Даже если допустить, что Берия поступил неправильно, заменив в ходе напряженных боев на посту командующего 46-й армией, которой поручалась оборона перевалов Главного Кавказского хребта (от Мамисонского до Белореченского), генерала Сергацкова генералом Леселидзе, полагая, наверное, что последний как грузин лучше знает местные горные условия, да и боевой опыт имеет побольше — воевать начал в июне 1941 года, а укрепления можно было осматривать более основательно с привлечением специалистов инженерной службы, — все это ну никак «не тянет» на «государственную измену, попытку дезорганизовать оборону и намерение открыть немцам дорогу на Кавказ».
Не случайно Берия в своем последнем слове счел необходимым особенно отметить: «Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны».
Конечно, нужно признать, что ошибки в разработке и проведении войсковых операций на Кавказе все же были. Но что касается боев в горах, где столкнулись мнения Сергацкова и Берия, надо сказать, что прав оказался последний. Берия не придавал боевым действиям на Эльбрусе большого значения, полагая, что нужно главным образом работать на приморском направлении.
Интересно, что Гитлер, узнав о летних успехах в горах своих альпийских стрелков из дивизии «Эдельвейс», закончившихся чисто спортивной акцией покорителей вершин — установкой двух штандартов на западной вершине Эльбруса (19 февраля 1943 г. в тяжелейших условиях зимы их оттуда сбросили наши военные-альпинисты, руководимые заслуженным мастером спорта Анатолием Багровым, установив свои флаги), был страшно разгневан, назвал все это ненужным трюкачеством и снял с должности командующего группой фельдмаршала Листа.
И еще один интересный факт. Несмотря на твердую позицию генерала Штеменко в суде, его дальнейшая служебная карьера сложилась тяжело. Сначала его понизили в звании, как уже говорилось, с генерала армии до генерал-лейтенанта, сняли с должности первого заместителя начальника Генерального штаба и назначили начальником штаба округа. «Сослали» на три года в Новосибирск. И это еще не все.
Хрущев продолжал называть Штеменко не иначе как «приспешник Берии», имея в виду их хорошие, почти дружеские отношения, когда Берия был еще в фаворе. Но потом сменил гнев на милость и назначил Штеменко начальником ГРУ.
А в 1957 году он, Хрущев, вновь «сделал» вроде бы прошенного Штеменко теперь уже из начальника ГРУ опять первым заместителем командующего войсками округа. А из генерал-полковника «произвел» его опять в генерал-лейтенанты. За что его так понизили в этот раз — неизвестно. Хотя просматривается «дело» Г. К. Жукова.
А вот А. Гречко от этого дела не пострадал, хотя тоже был с Берия в хороших отношениях. В 1942 году командовал на Кавказе войсками 18-й и 56-й армий, потом написал книгу, которая так и называется «Битва за Кавказ». В 1953 году был генералом армии и главнокомандующим группой войск в Германии. В связи с обвинением Берия в плохой организации обороны Кавказа чувствовал себя, конечно, неуютно. Однако обошлось. Претензий к нему не было, об обороне Кавказа после суда над Берия никто ничего плохого не говорил и в 1967 году Андрей Антонович — уже Маршал Советского Союза — стал министром обороны СССР.
А боевые успехи в битве за Кавказ Р.Я. Малиновского, И.В. Тюленева, С.М. Буденного, Ф.С. Октябрьского, И.С. Исакова, С. Г. Горшкова, К.А. Вершинина по-прежнему остаются образцами военного искусства.
Об участии еще одного «полководца», полковника Л.И. Брежнева, в этой битве умолчим. Лучше вспомнить «его» книгу «Малая земля», размноженную в начале 80-х годов миллионными тиражами.
Кстати, напомню, что из числа военачальников, выдвинувшихся в ходе битвы за Кавказ, Р.Я. Малиновский и А.А. Гречко позже стали министрами обороны СССР, С. Г. Горшков — главкомом ВМФ, К.А. Вершинин — главкомом ВВС, И.С. Исаков — начальником Главного штаба ВМФ.
После войны Малиновский и Гречко получили звезды Героев Советского Союза: Малиновский в 1958 году — это была уже его вторая звезда (первую он получил на фронте), а Гречко стал Героем тоже два раза — в 1958 и 1973 годах.
Каких-либо нареканий за «плохую» оборону Кавказа в 1942 году не было.
А вот Берия — их, так сказать, начальник в этой битве — признан судом за эту же работу преступником…
Все-таки правильно сказал поэт: «Умом Россию не понять».
Берия — изменник родине… с участием болгарского посла
Из приговора:
«Установлено, что в период Великой Отечественной войны подсудимый Берия также совершил ряд тяжких изменнических преступлений.
Так, в 1941 году Берия предпринял втайне от Советского правительства попытку установить связь с Гитлером. С этой целью Берия через болгарского посла Стаменова пытался начать переговоры с Гитлером и предлагал уступить гитлеровской Германии Украину, Белоруссию, Прибалтику, Карельский перешеек, Бессарабию, Буковину. Ценою этих территориальных уступок и порабощения советских людей, Берия добивался предательского соглашения с Гитлером».
Итак, допустим, что нарком внутренних дел СССР самостоятельно решил отдать Гитлеру третью часть страны. Возможно это? Конечно, нет.
Во-первых, эту идею Берия претворить в жизнь никак не мог. Такие решения, как вы понимаете, принимаются коллегиально, на самом высоком уровне.
Во-вторых, как следует из дела, мысль эта у руководства страны действительно была, но она носила, так сказать, характер военной хитрости: таким образом предполагалось обмануть Гитлера.
А в-третьих, никакого воплощения она так и не получила. Это показал на следствии П. Судоплатов.
Кстати, вопрос не простой. Историки в последнее время все чаще говорят о том, что идея сепаратного мира в 1941 году действительно обсуждалась в ГКО с участием Сталина. И рассматривалась вовсе не как дезинформация, а как обычная, нормальная идея, подлежащая претворению в жизнь. В последний момент от нее отказались. Следы ведут в архивы МИДа. Но это уже отдельная тема.
Заметим, что и Судоплатов не проявил последовательности и твердости. По этому эпизоду он был основным свидетелем, поскольку участвовал в этой операции. В 1953 году, в своих письменных объяснениях в ЦК, приобщенных к делу, Павел Анатольевич показал, что Берия его обманул и никакого решения «инстанции» не было. В то же время в своей книге, изданной уже в наши дни, он четко пишет, что даже присутствовал при телефонном разговоре между Берия и Молотовым по этому вопросу.
Встречался ли лично Берия со Стаменовым, мне неизвестно. Мне организация подобной встречи не поручалась.п. Судоплатов
Выполняя в июне 1941 года приказание бывшего тогда Наркома Берия в отношении разговора со Стаменовым, я был твердо убежден и исходил из того, что выполняю тем самым указание партии и правительства.7 августа 1953 года.
Сейчас, после беседы, проведенной со мной в Президиуме ЦК КПСС, и полученных разъяснений, что никакого решения Советского Правительства, о котором говорил Берия, нет и не было, для меня совершенно ясно, что Берия обманул меня, видимо хорошо зная, что я без прямых указания Правительства подобных разговоров ни с кем вести не буду. Да и мыслей подобного рода у меня возникнуть не могло.
Непоследовательность П. Судоплатова: «Берия обманул меня».
На допросах у Руденко и Цареградского в 1953 году это прозвучало нечетко. А заяви он об этом в ходе следствия твердо, эпизод бы отпал. Молотова, правда, нужно было бы допросить в качестве свидетеля и очные ставки провести: Берия — Молотов, Молотов — Судоплатов, Судоплатов — Берия. Приобщить и распечатать имевшуюся у следствия пленку звукозаписи разговора между Судоплатовым и болгарским послом Стаменовым в московском ресторане «Арагви», где они встречались в 1941 году и где велась оперативная запись разговора. Допросить Стаменова. Кстати, специальная группа под руководством секретаря Президиума Верховного Совета СССР Н. Пегова летом 1953 года ездила в Болгарию допрашивать Стаменова, но он от дачи показаний советским спецслужбам, у которых много лет состоял на службе под дипломатическим прикрытием и получал доплату к жалованью, отказался. А к своим болгарским коллегам наши следователи почему-то не обратились. Получилось же следующее: Стаменов и Молотов не допрошены, пленки нет, очных ставок тоже, Судоплатов дает непоследовательные показания, а Берия в отказе. Но и это не все. В суде все сказанное выше вообще не рассматривалось. Никому не задано ни одного вопроса, в том числе и Берия. Судоплатова в суд не вызывали, и в приговор этот эпизод попал без судебной проверки. Думаю, не случайно. Начни разбираться, сразу зазвучали бы фамилии Сталина, Молотова, Ворошилова. А это явно не входило в планы судей. Там вообще эти фамилии произносить запрещалось.
В заключение скажу, что операция «Берия — Стаменов» по архивам госбезопасности и МИДа до сих пор именуется так: «Попытка тайного дипломатического зондажа и дезинформационной игры с немцами через болгарского посла в СССР Стаменова».
Берия — автор амнистии 1953 года
27 марта 1953 года в СССР была объявлена большая амнистия. Ее автором был признан Берия. Хотя принята она была Указом Президиума Верховного Совета СССР за подписью К.Е. Ворошилова.
Об амнистии 1953 года хотелось бы поговорить подробнее… Прежде всего надо сказать, что амнистии, ослабление уголовной ответственности, смягчение мер наказаний, всевозможные прощения виновных были всегда и во всех странах. Особенно часто это происходило при смене власти, вступлении на престол новых царей, королей, вождей, генеральных секретарей. Как не вспомнить здесь амнистию, которую объявил Александр II для декабристов (государственных преступников того времени) после смерти Николая I, стоявшего у престола 30 лет.
Но за весь сталинский период — с 1922 по 1953 год — такого акта, как амнистия, в прямом понимании этого слова у нас практически не было. Были так называемые частные амнистии — юридические акты, больше похожие на акты помилования, поскольку применялись к предельно узкому кругу лиц или к одному конкретному осужденному. Если открыть Уголовный кодекс 1926 года, с которым жила наша страна в этот период, то увидим, что такого понятия, как «амнистия», там вообще нет. В статье 52 УК РСФСР (1926 г.) было записано так: «Право полного или частичного освобождения осужденного от применения к нему мер социальной защиты сверх предусмотренных настоящим кодексом случаев принадлежит в отношении приговора всех судебных органов РСФСР исключительно Президиуму ВЦИК».
И все. Как видно, власть не любила этого слова — «амнистия». В статье 52 УК РСФСР смешали два понятия — амнистия и помилование. Запутались сами и запутали других.
Поэтому, наверное, и не применяли за все время советской власти. И вот 1953 год. Сталина нет. Грядут изменения. Берия — министр внутренних дел — берет на себя ответственность разработать и подготовить амнистию. 10 марта 1953 года он принял дела и приступил к исполнению обязанностей, а 24 марта представил записку в ЦК КПСС и Президиум Верховного Совета СССР с обоснованием необходимости принятия амнистии. В подчинении Берия как министра объединенного МВД были огромные силы, в том числе и научные. В течение этих 14 суток назначенные им службы МВД готовили текст и обоснования предполагаемой амнистии. Подготовили, представили Берия, а он — дальше. Бесспорно, и МВД во главе с Берия должно отвечать за свои предложения. Но возникает все тот же вопрос: почему Президиум Верховного Совета СССР слепо согласился с ним, не назначил юридической экспертизы, не провел коллегиальное обсуждение этого текста, не потребовал согласования с Прокуратурой Союза и Верховным судом. Именно так делается при подготовке амнистий. На их разработку сейчас уходит от шести до девяти месяцев, и то случаются ошибки. Как не вспомнить здесь амнистию 2000 года с ее скандалом, связанным с наградами осужденных. А работали в Государственной Думе над этой амнистией полгода.
В 1953 году хватило 14 суток. Что можно подготовить за это время? Не представляю. Да и кто ее готовил? Посидели в МВД вечерами несколько ученых, собрали цифры из ГУЛАГа, написали документ Берия, а он отправил дальше. Там молча согласились.
Записка Берия в ЦК об амнистии
Передо мной лежат два документа. Один — записка в ЦК от 26 марта 1953 года, где Берия обосновывает необходимость принятия амнистии. Он пишет, что, по данным МВД, на март 1953 года лагеря и тюрьмы в СССР переполнены заключенными. Всего их 2 526 402 человека. Из них со сроком наказания до 5 лет — 590 000, от 5 до 10 лет — 1 216 000, от 10 до 20 лет — 573 000, свыше 20 лет — 188 000. Далее Берия сообщает, что необходимости содержания такого количества заключенных нет. Он, правда, уточнил, что «шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, эсеров, националистов и других особо опасных государственных преступников, содержащихся в особых лагерях МВД СССР, насчитывается всего 221 435 человек». После этого следует текст предполагаемой амнистии. Второй документ, лежащий передо мной, — это официальный текст амнистии за подписью Ворошилова и Пегова. Этот документ подписан ими 27 марта 1953 года, через один день после поступления записки из МВД. Тексты идентичны, второй документ слово в слово повторяет первый, и это еще раз подтверждает, что над амнистией в 1953 году, кроме МВД, никто не работал. Это и привело к «холодному лету 1953 года», когда из тюрем и лагерей вышли сотни тысяч тех, кому надо было бы еще посидеть.
Ошибки видны, что называется, невооруженным взглядом. В тексте амнистии записано:
«Освободить осужденных, «страдающих тяжелыми неизлечимыми недугами». А что такое «тяжелый неизлечимый недуг»? Для разъяснения этого и многих других вопросов необходимо было издать еще один документ — Постановление о порядке применения амнистии. Так делается сейчас. Но не было тогда. Разъяснений вообще не издавалось. Все решала администрация лагерей. Читаем далее:
«Сократить наполовину срок наказания осужденным к лишению свободы на срок свыше 5 лет». Как это сократить наполовину срок наказания? Всем сразу? Может быть, сократить оставшуюся часть наказания? Осталось тебе, допустим, пять лет, будет два с половиной, тогда и выйдешь. Осталось три года, выйдешь через полтора. А здесь получилось, что сразу всем «ополовинили» срок. И всех, кто отсидел на момент амнистии пять лет, нужно освобождать. Дали десять лет, отсидел на 27 марта 1953 года пять — домой. Дали двенадцать, отсидел шесть — тоже на свободу. В перечне лиц, которые не подпадают под амнистию, указаны только две категории опасных преступников — осужденные за бандитизм и за умышленное убийство. А остальные осужденные: за разбои, за грабежи, за изнасилования, за злостное хулиганство с применением оружия? О них — ни слова. Об особо опасных рецидивистах в амнистии также не упоминается. А значит, и они подлежат освобождению. Все это и привело к тем бедам, которые дополнительно свалились на голову нашего народа в 1953 году после смерти Сталина. Сам Сталин здесь, как вы понимаете, уже ни при чем. Виновна советская власть, которая свое головотяпство умело перевела с себя на Лаврентия Берия. А он согласился.