Временной переброс длится довольно долго, но это чисто субъективное ощущение — о каком «долго» может идти речь, когда сам переброс осуществляется во времени?.. Просто некоторое время ты находишься нигде, в сплошной черноте, стискивающей тебя словно кокон, а потом возникаешь где-нибудь в другом месте и чувствуешь себя при этом как хорошенько взболтанная бутылка пива — полное ощущение, что из тебя туча пузырьков выходит. Я лично после такого соображаю плоховато.

Зато в самом процессе мозги более-менее нормально действуют, чем я и воспользовался, чтобы хоть как-то наметить варианты дальнейших действий. Насчет ребят я не слишком беспокоился — того же Малыша вполне хватит, чтоб залечить Хромого, будто со мной произошел несчастный случай. А вот что я буду делать оказавшись в Бурге — это вопрос…

Для начала надо бы достать оружие, желательно — что-то не меньше АКМ-а, а так же подрядить себе в помощь пару-тройку крепких ребят. Ладно, с теми, кого принято именовать "криминальными структурами" у меня кой-какие связишки остались, но ведь вот в чем проблема: если я заявлюсь к кому бы то ни было в столь гнусном виде, с расквашенной мордой и с порога заору, что мне нужно оружие и поддержка в параллельном мире, меня сразу в дурку сдадут. Даже Доктор Хэш с его сумеречным воображением и склонностью к тяжеловесным мистификациям, и тот решит, что я просто кукласа обхавался сверх всякой меры. А собственно, на кой мне нужен Доктор Хэш? С оружием он никак не связан. А надобен мне человек, который воспримет эту историю нормально и согласится помочь, да еще и найдет нечто стреляющее. В таком случае единственной подходящей кандидатурой из моих знакомых является… я.

Все ж таки переброс действует на мозги — когда я представил себе, как заявлюсь к двойнику посередь ночи, возможно даже сняв его с очередной бабы, какая у него при этом будет рожа, и как он будет врать что-то наподобие того, что я его пропавший брат-близнец, меня начало разбирать какое-то нервное, почти истерическое хи-хи. Сначала я пытался противиться этому, но потом сдался и захохотал, и чем дольше я ржал, тем сильней меня разбирало, так что материализовавшись, я греготал уже почти до слез, громко и весело. Наконец я что-то сообразил и открыл глаза. И тут же обнаружил, что нахожусь в комнате, судя по всему, общажной, и при этом сижу с ногами на столе. Свет оказался выключен, а рядом с кроватью стояли, испуганно глядя на меня, парнишка с девчонкой, обоим лет по восемнадцать. Оба были раздеты и явно собирались лечь. Глядя на их озадаченные физиономии, я вообще зашелся от хохота, а потом только сообразил, что мое здесь присутствие в общем-то неуместно, кое-как прижал ладонь к сердцу в качестве извинения — ни словечка произнести не мог — и выкатился в дверь. Правда, расстояние я четко определить не смог — врезался в нее с разгону, всем корпусом. Открывалась она, к сожалению, внутрь, и сделана была, как и все общажные двери на фу-фу, так что в коридоре я оказался вместе с ней. Хохоча во всю глотку, я скатился по лестнице с третьего этажа, бабка-вахтерша проводила меня диким взглядом, что еще прибавило мне веселости, и я выскочил на улицу. Я пробежал в соседний дворик, за гаражи, там повалился на занесенную снегом лавочку и дал себе волю. Я ржал, как идиот, представляя себя на месте того парнишки — только я кого-то соблазнил, раздел и уже было собрался — и тут откуда ни возьмись появляется на столе этакая волосатая и бородатая чума, причем хохочет диким голосом, потом выносит к чертям собачьим дверь и исчезает где-то в ночи. Да, в Бурге мне суждено войти в легенду… Справиться с собой я не мог долго, сначала я пытался переключиться и подумать, что мне отчаянно повезло, но тут же снова срубался ржать. Более-менее отсмеявшись, я набрал пригоршню снега, растер им разгоряченное лицо, вторую пригоршню сожрал — от смеха глотка пересохла. А теперь стоит подумать, чем я, собственно, займусь дальше.

Выяснилось, что мне и в самом деле сказочно повезло — и дворик и общага мне знакомы, и до мастерской не так уж и далеко — где-то с километр. Хотя это еще если двойник живет по моему прежнему адресу… Вот номер-то будет, если его из мастерской за что-то выперли! Ладно, в любом случае у меня он первый на очереди… Только по пути дворами надо будет держаться и избегать освещенных улиц — вид у меня, прямо скажем, развратный — морда разбита, шмотки кровью забрызганы, так что первый встречный патруль мной заинтересуется. Документов у меня, понятно, никаких, а за поясом — пушка, затевать же перестрелку с ментами совсем не в моих интересах.

Весь путь до мастерской — минут двадцать — я пробежал достаточно бодрой трусцой, так что замерзнуть не успел, но когда я вбежал в темный, без малейших признаков фонарей, проулок, уши у меня просто отваливались. Дышать я старался через нос — только воспаления легких мне для полного счастья не хватало! А сам дом, в котором находилась мастерская, остался на прежнем месте, и таким же облупленным, каким я его запомнил.

Я взлетел по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и принялся барабанить в дверь мастерской. Да, вот если двойника попросту нет дома, совсем красиво получится! Не могу ж я тут до утра торчать… Когда я, потеряв уже всякую надежду, смаху лягнул обитую чем-то вроде мешковины дверь, изнутри раздался очень недовольный голос (мой голос!):

— Кого там еще принесло?

— Открывай, Ордынцев. Это Ордынцев.

Дверь распахнулась, и я заморгал от яркого света, а проморгавшись, обнаружил, что дубль-я стоит, отвесив челюсть, и смотрит на меня, как на привидение.

— Что, не ждал? — я криво усмехнулся. Двойник пожал плечами:

— Да как сказать…

— Ты один?

— Один.

— Может, зайти пригласишь? — против моей воли вопрос прозвучал довольно резко. Дубль-я отодвинулся:

— Ну заходи уж, раз пришел… — и попытался улыбнуться. Я вошел в жарко натопленную мастерскую, в одну из двух крошечных комнаток, и прикрыл за собой дверь:

— Слушай, я, дело тут к тебе на тысячу долларов. Отношения потом выясним, мне б тебя кое о чем подрасспросить очень хотелось… А сейчас мне нужна помощь.

— Ты в бегах?

— Как обычно… Только возвращаться бегом надо, там, в Преисподней вообще черт-те что творится.

— А по-человечески?

— Малыша и Старого помнишь?

— Само собой!

— Ну так вот, их, Ларико и еще двух людей Секретники зацапали, так что вытаскивать надо спешно.

— Ч-черт… — двойник запустил лапу в волосы, потом справился с собой и деловито осведомился:

— И какая помощь тебя интересует?

— Во-первых, парочка-другая крепких ребят, умеющих с оружием обходиться и таких, которые нас за психов не примут. Оплата — золотом.

— Оплата, оплата… — проворчал дубль-я, вскинул голову. — Я тебя в качестве подмоги устрою, двойничок?

Ох, не блефует ли? Маза такова, что он может оказаться не то андроидом, не то агентом Дэна. Хотя нет, не похоже. Что я — себя не знаю?..

— Вот будет Секретничкам мозги напрячь, когда два одинаковых трупа найдут, — мрачно усмехнулся я. — А чо у тебя с оружием?

— Какое ни есть… Два ножа, топорик, монтировка…

— М-да, жидковато против пяти стволов.

— Стволо-ов?! — рука двойника, потянувшаяся к карману испачканной краской клетчатой рубашки, замерла на полпути. — Слушай, двойничок, а ты ничего не перепутал? Откуда вдруг стволы у Секретников?

— А я почем знаю? Просто такой вот любопытный факт: они вооружены автоматами.

— Дела… — протянул дубль-я, все-таки вытянул из кармана свой (когда-то мой) неизменный «Беломор», повалился в кресло и протянул руку за спичками, я дал ему прикурить от знака Огня:

— Ну так как? Сколь реально раздобыть нечто стреляющее, желательно автоматическое, причем быстро?

— Реально-то реально, — проворчал двойник, потянулся, взял с подоконника часы. — Так, без пятнадцати четыре, а раньше шести никого из этой братии не достанешь… Да ты сам помнить должен.

Я пристукнул кулаком по колену:

— И больше — никаких вариантов? А то шлепнут ребят, пока я тут прохлаждаюсь, и где я тогда окажусь?

Дубль-я сказал, где, потом осведомился с плохо скрытой тревогой:

— И что, все так серьезно?

— Да уж, куда серьезней… Иначе я б не рискнул сюда соваться.

— А ты-то как свалил?

— Да так… Пришлось кой-кого поджарить, — я вкратце, опуская подробности, поведал о драке в Цитадели и под ней.

Мой рассказ произвел впечатление — двойник даже курить забыл. А у меня появилось время сообразить, что возможно и даже скорее всего версия с несчастным случаем прокатила, ведь не совсем же дураки мои друзья, в случае чего Хромому голову заморочить сумеют. Тем паче, для него наилучший вариант — убедить их работать на себя, а мое преждевременное появление, да еще без оружия и серьезного прикрытия, может очень осложнить дело. Так что, закончив рассказ, я осведомился:

— Ты как, Дэна видишь?

— Редко.

— Обо мне он ничего не рассказывал?

— Рассказал, что ты Чародеем заделался.

— И все?

— И все.

— Странно даже как-то… Дай-ка папиросочку… Спасибо. Так вот, он в последнее время обожает распускать обо мне всяческие интереснейшие слухи, в связи с чем я б хотел с тобой посоветоваться. Ну так как, я, кто ж из нас все-таки андроид? Или синтетическая личность?

— Та-ак… — двойник чуть приподнялся из кресла. — А ну-ка, с этого момента подробней.

Я, опять же в предельно сокращенном варианте поведал о наставлениях Дэна Малышу и Старому на мой счет. Двойник встал, прошелся по комнате, отшвырнул погасшую папиросу, выругался и пробормотал:

— Нет, но на этот раз он сам себя превзошел! А ты, значит, полагаешь, что нас с тобой специально местами поменяли, чтоб внедрить меня в человечье общество, так?

— Нет дыма без огня, двойничок.

— Нет, говоришь, двойничок?.. — его глаза чуть сузились, он закатал левый рукав и показал мне длинный и тонкий беловатый рубец от кисти до локтя. — А у тебя?

Я продемонстрировал свой рубец со словами:

— Это еще ничего не доказывает, физически мы вполне идентичны.

— Не доказывает, говоришь? А помнишь, как ты его заработал?

— А ты?

— А вот и слушай, — и двойник пустился в обстоятельный рассказ о своем (моем, то есть) путешествии на заброшенный чердак вместе с Костылем и Шурой Толстым, где я в свое время предплечье и располосовал (и как еще вены целы остались, после того, как я по битому стеклу проехался!)

— …А было мне тогда, как ты должен помнить, одиннадцать лет, — закончил дубль-я и пристально на меня посмотрел. — Так что теперь насчет дыма и огня, двойничок?

— Не знаю, что и думать, — несколько ошалев, пробормотал я. — Слушай, а какой смысл Дэну распускать про меня заведомую парашу, причем такую, расколоть которую — делать нечего?

— Это уж ты у него спроси… Ты ж его знаешь, вечно нежданный и загадочный, как ворона из анекдота.

— Ладно. Кстати, на всякий пожарный напоминаю: если он на твоем горизонте возникнет, ты меня не видел.

— Понял… Да, история душевная, без поллитра не разберешься.

— А у тебя что — есть?

— Обижаешь, двойничок, — дубль-я нагнулся к тумбочке, выудил поллитровку водки. — Я три дня держался, работал. Но раз уж пошла такая пьянка… Кстати, если хочешь — горячая вода сегодня в кои-то веки пошла, можешь помыться.

А ведь точно — я на себя в этих подвалах грязюки всякой нацеплял просто ворох! Я издал боевой клич племени слонопасов, моментом сбросил с себя шмотки и запрыгнул в низкую напольную раковину.

Мыло и горячая вода — что может быть прекрасней?! Я фыркал и плескался под краном, дубль-я, развалившись в кресле, покуривал, а на тумбочке уже имел место порезанный хлеб, а так же открытая бутылка и стаканы. Двойник откровенно разглядывал меня — вернее, дырки в моей шкуре:

— Да, двойничок, отметин у тебя, я смотрю, теперь побольше моего.

— А, ерунда. Короткий меч, пара арбалетных стрел, пара ножевых колотых, зубы оборотня… А на закуску — автоматный приклад. И все за последние два месяца. Как тебе?

— Впечатляет… А что за побрякушку ты на себе таскаешь? Она какая-то непростая?

— Сам ты как побрякушка! Я без этой штуки не Чародей, но задница, слепая и глухая, — я выбрался наконец из раковины и, растираясь несвежим полотенцем, осведомился самым светским тоном:

— Раковски, кстати, как поживает?

Дубль-я помрачнел, отвернулся к темному окну и коротко бросил:

— Раковски не поживает.

— То есть? — я, придерживая полотенце на бедрах, подошел почти вплотную. — Он что — погиб?

— А ты не знаешь?

— Где? На Югране?

Двойник молча кивнул. А вот это уже чем-то нехорошим пахнет…

— И что тебе об этом известно? Конкретней, пожалуйста.

— Ничего мне об этом неизвестно.

— Слушай, двойничок, не надо песен, я их уже наслушался. Что я — не знаю, какая у меня рожа, когда я вру? Выкладывай, не обманывай сам себя.

— Ну уж блефовать-то ты первым начал… Хотел показать, что все помнишь, да?

— Ага, значит и об этом ты знаешь? Отлично. Колись.

— Есть вещи, которых тебе бы лучше не знать.

— Так-так-так… — я прошелся по комнате. — По твоему поведению я заключаю, есть большая вероятность, что Раковски по моей вине погиб, так?

Снова молчаливый кивок.

— И об этом ты от Дэна услышал?

— От него.

Я отшвырнул полотенце, врезал кулаком по ладони и обложил Дэна всеми известными мне гнусными ругательствами, а так же теми, что изобрел на ходу. Потом заметил, что дубль-я удивленно на меня смотрит:

— Ты чего это, а?

— Да просто этот… — я опять вклеил сочный эпитет, — с тех пор, как начал на меня охоту, уже пару убийств на меня подвесил. Узнаю характерный почерк.

— Ты хочешь сказать, он наврал?

Я мрачно проворчал, натягивая штаны:

— А вот тут на сто процентов не уверен — Югран мне затерли прочно. А что ты об этом знаешь?

— Только то, что Дэн рассказывал. А что за охота на тебя? Впервые слышу…

— Ну так еще бы… Дэн мог предполагать, что тебе сей факт не слишком понравится. И еще, просвети, не дай дураком помереть — что за история с Ларико вышла? Зачем ты ее-то туда закинул?

— Просто так получилось, что она на местную агентуру вышла, институтскую. И, соответственно, могла их рассекретить, меня в том числе.

— Это тебе, конечно же, Дэн подкинул?

— Вечно ты его во всех смертных грехах обвиняешь… Ему приказали для этого меня задействовать.

— Кто?

— Институт.

— Насчет агентуры, конечно, туфта полная… А вот ты почему на это пошел?

— Дэну я обязан достаточно многим, слишком долго мы с ним в одной упряжке работали, — дубль-я плеснул в стаканы пальца на три. — Ну что, двойничок, за встречу?

— За встречу, — я осушил свой стакан. — Слушай, двойничок, я что-то никак врубиться не могу: тебе, вроде, про меня должны были как по трафарету расписать, какой я оказался сволочью — и тут заявляюсь я, смываясь от институтского хвоста, а ты мне сразу предлагаешь себя в качестве подмоги.

— А чего тут понимать, — дубль-я тоже выпил, закусил хлебом. — Просто я себя в последние два года чувствовал последним засранцем… Ведь по идее, на твоем месте я должен был быть. А потом, — он усмехнулся, — уничтожение Секретников с автоматами тоже входит в институтскую компетенцию.

Мы молча посидели, покурили, двойник налил еще понемногу:

— Слушай, я, у нас еще почти час в запасе. Хочешь глянуть, что я за время твоего отсутствия натворил?

— Валяй, — проворчал я без особого энтузиазма. Дубль-я снял с полки объемистую папку:

— Графика, — и перебросил ее мне на колени, пристроился рядом. Я углубился в работы6 но минут через пять почувствовал разочарование… Нет, не в работах дело, работы-то классные, это я понимаю, но только каким-то дальним уголком сознания, теперь прочно запертым. Я бы мог такие вещи делать, но сейчас мне на них неинтересно даже смотреть. Дело во мне. Изменился я.

Внезапно мой взгляд упал на косой осколок зеркала у противоположной стены. Да, то, что я изменился — не слова. Теперь нас с двойником просто спутать невозможно, и дело тут не в том, что волосы и борода у меня длиннее и выгорели на солнце, не в моем жестком загаре и даже не в здоровенной ссадине на лбу. Из зеркала пристально, с прищуром, уставился на меня средневековый воин-Чародей — угрюмый, жесткий, беспощадный, в углах рта залегли две глубокие складки, даже усы не скрывают, глаза смотрят сурово и подозрительно, скулы вдвое сильней заострились. Нехорошее у меня личико, прямо скажем. Серый брат какой-то…

— Что, двойничок, налюбоваться не можешь?

— Я б на твоем месте тоже посмотрел. Очень, знаешь ли, любопытное зрелище.

Двойник молча смотрел в зеркало — минуту, не меньше, потом повернулся ко мне и негромко, но как-то непривычно серьезно проговорил:

— Да, двойничок, здорово тебя обработали… Такое ощущение, что между нами теперь лет пять разницы.

— Пять… А пятьсот не хочешь? — я зло усмехнулся. — Готово, ко всему привык. Сейчас мне только в музее и место. Или в Преисподней…

— Не знаю, почему так, — негромко, пристально глядя на меня, сказал дубль-я. — Я вот не смог в Преисподней притерпеться.

— Слушай, я, — теперь в моем голосе, опять же против моей воли, зазвучала почти мольба, — но мы же с тобой идентичны до последней молекулы! Какая-то причина должна же быть у всего этого?

— Причина… Причина может быть та, что у тебя оказались способности для работы в И-группе.

— Что за И-группа? Ничего такого не помню.

— Интуитики. Исследователи. Ищейки. Особое подразделение, которое в Институте использовали. Для разведки в основном. Связано со всякой паранормальщиной и прочими радостями.

— Вот оно что… — я откинулся в кресле и потер подбородок. — Смотреть, значит, и анализировать… Но чародейству там, вроде, не учили.

— Насколько я знаю, нет, — дубль-я заглянул в пачку. — Вот гадство, курево кончилось… Слушай, еще минут сорок у нас есть, так я смотаюсь, куплю, а потом и попробуем подробней перетолковать. Под пули я лезть согласен, но вот отказывать себе в мелких радостях…

— Где ты сейчас купишь?

— Да тут ларек ночной за углом. А что это ты так вскинулся?

— Почем я знаю, может, ты сейчас из ближайшего автомата Дэну позвонишь?

— Ты, двойничок, не забывай, мы с тобой один и тот же человек. Вопрос на засыпку: ты бы побежал звонить?

— Резонно.

— Ну то-то же, — двойник уже напялил длинное серое пальто и шапочку-"пидорку". — Так, капуста, вроде, есть.

— Давай я схожу?

— Ладно, не компрометируй меня в глазах торгашей… — он вышел, прикрыв за собой дверь.

Я откинулся в кресле, плеснул в свой стакан на палец водки, покрутил его в ладонях, поставил. Все, вроде, нормально, но ощущение какое-то нездоровое. И идет по нарастающей. Через Юрд. Проходит несколько долгих, бесконечно долгих секунд, прежде чем я понимаю — опасность. Угрожает не мне. Ч-черт, только этого сейчас не хватало!

Подхватываю с пола пистолет, еще какое-то время вожусь с замком. Наконец удается открыть, через три ступеньки бегу вниз по лестнице, на ходу сдвигая предохранитель и взводя курок, вылетаю на улицу, морозный воздух обжигает легкие…

И тут же вижу двойника — засунув руки в карманы, чешет по улице — но сделать что-то не успеваю, в глаза бьют остлепительные фары. Сощурившись, вижу, как из-за угла, из-за недостроенной кирпичной коробки, выворачивает на двух колесах огромный грузовик. Все это кажется нестерпимо медленным, как в кошмарном сне, что-то внутри обрывается, остается только ледяная пустота, как со стороны слышу чей-то пронзительный, животный крик. В горле саднит. Это я кричу… Дубль-я оборачивается, отскакивает назад, в ярком, неживом каком-то свете фар на долю секунды вижу его (мое?) искаженное страхом лицо, потом фары накрывают, грузовик сворачивает на встречную полосу, глухой, мокрый какой-то удар — и в воздухе мелькает нечто, полностью лишенное сходства с человеком, нелепо растопырившая руки и ноги тряпичная кукла… И еще до того, как она ударилась о дорогу, грузовик тормозит так резко, что его разворачивает бортом ко мне, из кабины соскакивают двое, подбегают к тому, на земле, у одного в руках что-то негромко хлопает — раз, другой…

И тут я наконец-то вспоминаю про ствол, вскидываю его обеими руками, выкрикивая что-то бессвязное, давлю на спусковой крючок. Первая пуля разносит боковое стекло в кабине, вторая бросает одного из выскочивших на подножку, а я продолжаю яростно и бессильно нажимать спусковой крючок, ответный выстрел проходит как-то мимо моего сознания, только по щеке хлещет, обжигая, кирпичная крошка, отбитая пулей… Двое заскакивают обратно в кабину, один из них странно скособочен; грузовик резко, только полсекунды пробуксовав толстыми шинами, рвет с места, исчезает где-то за поворотом, в черноте улиц. Бегу к беспорядочно раскинувшемуся на земле телу, судорожно сжимая в руке бесполезный теперь пистолет, и еще не добежав, знаю уже, что он мертв — не может живой человек так лежать. Мне остается каких-то метров пять, я пока еще не осознал того склизкого, черно-сизого в холодном свете звезд, между шапкой и воротником — и в этот момент меня подхватывает знакомый уже черный вихрь временного переброса.

Через какое-то время я вернусь обратно на институтскую базу, в подвал Цитадели. Вернусь безоружным, с одним только разряженным пистолетом. Пусть. Я могу убивать и без оружия, а других желаний у меня не осталось. И не осталось никаких чувств, только ледяная бешеная ярость. Пусть попробуют до меня добраться. Кое-кого я с собой прихвачу…

Возникаю на стартовой площадке машины уже без всяких следов эйфории, собранный, как стальная пружина, движимый только яростью. К драке готов. Но кругом по-прежнему темно. Чувствую где-то слева чужую Силу. Знакомую. Поворачиваюсь, чтобы нанести удар, но уже знаю, что мне с ней не совладать — и меня останавливает такой знакомый, ворчливый и лязгающий голос:

— Меченосец? Наконец-то! Ждешь тебя, ждешь… Поворачивайся!

— Учитель?!

— Тише ты, болван! Хочешь, чтоб кто-то знал, что я здесь? — он выворачивает из темноты с факелом в руке, в неярком пляшущем освещении вижу пульт — вернее, то, что от него осталось — судя по всему, после нескольких хороших ударов топором. На пульте ничком лежит Секретник, вместо затылка — что-то темное и текущее.

— Где остальные? Мои?

— Наверху. Их моим ударом слегка зацепило. Ничего, оклемаются.

— Хельмберт?

— Захватил. Живей, живей! Хромой ушел… Да что ты копаешься?!

Странно, голос Грентвига, несмотря на резкость тона, как-то успокаивает… Бегу следом за ним по длинному коридору, потом — винтовая лестница завивается куда-то вверх, оттуда падает дневной свет, вначале неяркий и сероватый, потом — ослепительный.

Выбираемся через узкий лаз в распахнутый погреб, попутно отмечаю еще два безжизненных тела у дальней стены, четыре деревянных ступеньки — и мы в какой-то хибаре с заколоченными окнами, а оттуда наружу.

У полуразвалившегося крыльца — пять коней, уже оседланных, бока их лоснятся от пота. Видно, скачка была тяжелая. И седоков было пять. Сейчас, кроме Грентвига, вижу только двоих — коней удерживает и успокаивает какой-то вьюноша бледный, владеющий Силой, но без Камня, явный Учителев адепт. А под деревом с абсолютно невозмутимой рожей сидит какой-то старикан в пятнистом плаще следопыта и сосредоточенно полирует лезвие короткого меча, одного из двух, имеющихся при нем. Завидев нас, он повернул голову и проворчал:

— А еще медленней нельзя? Не хватает только, чтоб меня здесь увидели… Официально я в Гэлфосте с поручением короны.

И тут же вижу ребят — лежат рядочком на траве, вид бледноватый, но явно не покойники. Гельда — та вообще уже сидит, смотрит на меня несколько ошалело. Хотя она ж ведьма, какой-то иммунитет к ударам Силой должен быть…

— Живей! — снова рявкает на меня Грентвиг. — Нам еще подальше отсюда убраться надо и погоню со следа сбить. Женщину, — он кивком показывает на Ларико, — возьмешь к себе на седло. Ясно?

Отвечаю кивком, наклоняюсь над Ларико, обрывком веревки аккуратно связываю ей руки впереди, подсаживаю в седло. Она все еще без сознания. Учитель оборачивается к Гельде:

— В седле усидишь, ведьма?

Старикан под деревом, забросив в ножны меч, оборачивается к нам, лица пока не могу разглядеть, только громадный хрящеватый нос:

— Давайте поторопимся, а? А то меня тут каждая собака знает.

— Собака — может быть… — я поворачиваюсь к нему, он отмахивается:

— Успеем познакомиться, остряк. Все готовы?

Вскакиваю в седло, продеваю голову через руки Ларико, хрященосый старец берет к себе на лошадь РОджера, вьюноша бледный — Старого, Учитель — Малыша. Еще вижу, что Гельда тоже уже в седле.

— Поехали!

И начинается бешеная скачка.

Странно, я не заметил, как скачка меня увлекла. Внутри — до сих пор вакуум, звенящая пустота, но боли от утраты пока еще нет. Я знаю, она придет позднее, а пока — тугая земля звенит под копытами коней, ветер бьет в лицо, отдувает назад волосы, высушивает пот на лбу, и я лечу, слегка привстав на стременах. Временами вижу своих спутников — угрюмые лица, летящие по ветру волосы и плащи — и как-то отстраненно понимаю, что в этом заключена какая-то дикая и суровая красота. И нет пока ничего, кроме ветра, земли под копытами, да яростного солнца, слепящего глаза. И поднимается несмотря ни на что откуда-то из глубины цыганское злое веселье.

Лучший способ выбросить лишние мысли из головы — заняться делом. Так чо я им и занялся, благо, на то, чтоб в седле держаться, сил много не уходило. Но выяснился такой любопытный момент: оказывается, временной переброс напрочь сбивает с Камня ориентировку по сторонам света. Для себя-то мне ее восстановить — раз плюнуть, но на Камне она просто необходима, так что я всю дорогу занимался тем, что отстраивал Юрда, а потому не сразу заметил, что скачем мы, собственно, уже по лесу — до меня это окончательно дошло только тогда, когда Грентвиг резко осадил вставшего на дыбы коня и пронзительно свистнул — никогда не думал, что Магистры так свистеть умеют. Из зарослей, откуда-то слева, тут же выскочил, отбрасывая с лица пятнистую повязку, парнишка лет четырнадцати, я чуть с седла не свалился:

— Виган?! Тебя ж на Забытом убили!

— Вранье, — отреагировал он, потом обернулся к Учителю, ожидая приказаний. ТОт соскочил с седла, аккуратно сгрузил на землю Малыша, повернулся к Вигану:

— Значит, так. Берешь этих лошадей, и насколько их хватит, жмешь до второй подставы. По дороге путай следы.

Виган кивнул, отмахнул рукой, из кустов высыпалось еще три сопляка, быстро подхватили наших лошадей, попрыгали в седла, гикнули, свистнули — и как сдуло. Юноша бледный тоже с ними ускакал.

Учитель прошелся, разминая ноги:

— Теперь можем несколько минут отдохнуть и вашими ранами подзаняться.

Я склонился над лежащей на земле Ларико, пошарил у пояса в поисках кинжала, поднял глаза:

— Нож есть?

Грентвиг, естественно, в своем репертуаре: вынул из ножен на поясе длинный кинжал, продемонстрировал его мне, а потом резким, почти неуловимым движением метнул его в меня. Да, уж в этом старому ящеру не откажешь — бросок у него великолепный, я едва успел затормозить и поймать лезвие сантиметрах в тридцати от своего горла, а поймав, поблагодарил, как того требует этикет, невозмутимо:

— Спасибо.

— Видишь? — Грентвиг повернулся к хрященосому старцу. — Реакция у него отличная.

— Знавал я Чародеев, у которых она и получше, — проворчал тот.

Я разрезал веревку на руках Ларико, отошел в сторонку и уселся под деревом. Тут есть специалисты получше меня в том, чо касается приведения людей в нормальное состояние… Гельда устроилась рядышком со мной, я обнял ее, зарылся лицом в грязные и всклокоченные, но все равно такие родные волосы. Через некоторое время она высвободилась:

— Что случилось, Мик?

— Ничего не случилось, маленький.

— Мик, я же знаю, меня не обманешь… Что-то случилось. Нехорошее.

Угораздило ж найти подругу, от которой ничего не скроешь… Я горько усмехнулся:

— Случилось то, что меня опять убили.

— Но ты ведь здесь, живой!

— Это олько кажется… На самом деле я лежу на цинковом соле, и надо мной судмедэксперты колдуют.

Хрященосый, кажется, впервые проявил ко мне интерес:

— Так, а вот это и в самом деле может неплохо получиться…

— Уши, — многозначительно пробормотал Грентвиг, наклонившийся над Малышом. Тот уже начал потихоньку приходить в себя, попытался приподняться:

— ПРиветствую тебя, Магистр…

— Ладно, рыжий, без чинов, — взмахом руки остановил его Учитель, а потом повернулся к Гельде:

— Эй, ведьма! Раны лечить умеешь?

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.