… Ночь превратилась в прах, истлев до последней секунды в огне любовной страсти. И ее жалкая тень с накинутой на бледное чело вуалью утомления, бесследно растворилась в улыбке нарождающегося дня.

А вместе с нею исчезло и сказочное наваждение, одарившее Петти Чарли очередным поцелуем бессмертия. И вкусив сладость этого поцелуя она, как никогда возжелала себе смерти. Ночные купания в реке безумия и горячие ласки японской любовницы ослепили ее сознание и сделали ее пленницей магических грез. Ночь подарила ей счастье и страх, порожденный мимолетностью этого светлого чувства. Утро цинично растоптало ее надежду на спасение, выставив на обозрение, изъеденную червями обыденности тухлую тушу реальности. Скользкие личинки-мысли, как ангелы – предвестники нарождающегося дня, облепили гниющий труп в надежде обрести крылья. Но их пища навоз заблуждений и им никогда не стать настоящими небесными ангелами, свободными от предрассудков и необходимости питаться иллюзорной евхаристией реальности. Ее кровь и плоть не способна возродить в себе бога. Непридуманного, чистого и совершенного, как кристалл серебряной воды. Это всего лишь мечта, залапанная эгоизмом недостойных, имя которым Легион. Миллионы смертных просыпаются по утрам и с удовольствием ощущают, как в их головах ползают сомны смрадных червей-мыслей. Они создают для них иллюзию жизни, услаждая их дыхание и слух музыкой ветра. Но многие ли могут постичь в скрипичном ключе его голоса масштаб инфернальной пустоты? И как отличить запах от смрада, если вокруг смердит все время?

Они ублажают их зрение, покрывая зеркала их глаз черно-белыми символами дуалистических догм. Но как можно поверить в то, что придумано смертными и как отрешиться от мысли, что ты живой? Опутавшись паутиной философии, мудрец мечтает перевоплотиться в бабочку, чтобы постичь единую Истину, которая освободит его от вечных терзаний души. Но тщетны все терзания мудрецов мира и нет ответов на миллионы их вопросов. Возможно, потому что не существует ответа на тот бред, который мы называем смыслом жизни. Он есть, и его нет. Мы видим его и не видим. А то, что мы видим, угодно лишь нам самим.

Мы – глупые философы-пауки, плетущие паутину псевдо-реальности. Самообман. Да, он нас успокаивает. Но крики миллионов крикунов не способны убедить Вселенную в том, что они есть. Их крики от страха перед смертью, а их смерть не больше чем продолжение безмолвного крика. Мы есть. Нас нет.

Мысли рождают слова, слова порождают дела. Дела из пустой головы мудрых слепцов. Тленом кормятся мысли-черви, из которых вырастают жирные зеленые мухи. Те самые ангелы-предвестники, якобы нового дня! Мы есть. Нас нет.

И если мы видим свет солнца, то это еще не говорит, что это не тьма. Ночь затворяет врата света, но в ней нет ничего такого, чтобы мы не могли рассмотреть. Потому что мы сами придумали ее тайны и нарекли их тьмой.

Прав тот, кто сказал, что Бога нет. Его и в самом деле здесь нет. Он здесь не нужен. Мы сами боги своего болота и топим себя в своей персональной утопии! Возможно для того, чтобы безболезненно вырваться из этого дурно пахнущего круга, нужно просто перестать болеть. Болеть жизнью. Болеть болезнями других и болеть придуманной лично для себя болезнью. Нужно забыть о двойственности вещей и просто быть. Нужно забыть о любви и ненависти. Забыть о слезах и радости. Забыть свое имя и себя, придуманного тебя в придуманном мире. Нужно перестать придумывать и мечтать о придуманном кем-то.

Сотри себя и ты спасешься, обретя крылья забвения и покоя. Возможно, он такой и есть Бог: равнодушный, пустой и свободный. Ему плевать на наплевательство оплеванных и глубоко безразлично безразличие обличенных. Возможно, когда-то он тоже был человеком, но однажды прозрел от слепоты смертных и обрел свободу не думать. Душа бога-пустота. В ней нет ничего кроме пустоты. Он пуст и поэтому он бог. Он свободен!

Когда-то смертные возомнили о своей высокой значимости и с тех пор их жизнь, якобы обрела какой-то смысл. Ради этого смысла смертные бессмысленно истребляют себе подобных и с некоторых пор возвели в ранг религии каннибализм. Их бог-каннибал, продляющий себе существование пожиранием жертв своей же иллюзии. Ну, неужели это и есть тот самый лучший из миров, воспетый в веках поэтами и романистами?! В таком случае, они тоже все каннибалы, зараженные атавизмом культуры самопоедания. Тупик и выхода нет, для тех, кто своими руками замуровал себя в этом воспетом замурованными тупике.

Плюнь в глаза тому, кто говорит, что любит тебя. Заставь себя поцеловать того, кто был омерзителен тебе при жизни, и кто любил доставлять тебе боль. Любовь и ненависть придуманы тобой. В них нет спасения. Тот, кто любит тебя, любит лишь то, что он придумал о тебе. Тот, кто казнит тебя, убивает в тебе все то, что он ненавидит в себе. Ты-третейский судья, судьба которого быть заживо сожранным во имя продолжения этого бесконечного каннибализма обреченных на отравление сомнительными прелестями жизни.

Забудь о том, что ты проснулся. Не думай о том, что ты спишь. Тебя здесь нет, и никогда не было, а то, что есть, принадлежит не тебе. Это собственность Дьявола. Он и есть настоящий хозяин и главный эгрегор этого мира. Его больше нет нигде.

Он живет только здесь: в мыслях, словах и делах, проснувшихся с утра и ощутивших себя живыми. Они придумали его и нарекли «смыслом своей жизни».

Уйди от мыслей, от пустых слов и от никчемных дел! И тогда, быть может, у тебя вырастут настоящие крылья. Непридуманные никем. Не осмысленные седыми философами. Не воспетые певцами и поэтами. Не отмоленные в каннибальских капищах религиозных фанатиков. Не благославленные Отцом и Сыном и Святым Духом.

У тебя просто вырастут крылья. Ты поднимешься вверх и больше никогда не вернешься обратно. Нераспятый, нелюбимый, не проклинаемый! Свободный и пустой, как бог!

Тебе нравится об этом не думать?…

Облизывая вспухшие от укусов губы, Петти Чарли печально улыбалась своему отражению в зеркале. Ее отражение прощалось с ней, растворяясь в argentum потустороннего мира. Отныне им не суждено больше видеться друг с другом. То, что оставалось здесь, не было Петти Чарли. Здесь осталась только ее тень, облаченная в грубые вериги плоти. Переступив этой ночью порог пред-небытия, она не пожелала возвращаться обратно и приняла облик отраженной в воде Вечности. Ее нежная восточная подруга снова плакала, безмолвно умоляя ее, вернутся назад. Но ее горячие слезы не смогли растопить лед отчуждения в душе Петти Чарли. Окунувшись в тайну художественной магии безумного художника, Петти впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой. И когда-то близкий ее сердцу мир людей показался ей чуждым и совершенно не приспособленным для жизни.

«Это был всего лишь долгий кошмарный сон, – твердила она сама себе, прощаясь со своим отражением. – Скоро все закончится, и я проснусь».

Под ее ногами медленно струилась река Вечности и в ее тихом голосе слышалась волшебная мелодия неба.

Над ее головой кипела холодная магма космоса, разбрызгивая по углам Вселенной мириады стеклянных звезд. В их блеске зарождались души планет, оживленных божьей искрой.

Вдыхая в себя потоки обжигающе-чистого воздуха, она ощутила себя частью ветра, разбуженного дыханием космического Титана.

Он был там, глубоко внутри ее космоса и животворящий взгляд его был устремлен из тающего отражения в зеркале прямо в ее больную душу. В нем было исцеление от тяжких мук памяти и липкой проказы земной экзистенции.

Как только отражение Петти Чарли исчезло с гладкой стены зеркала, она почувствовала внутри себя покой и тишину. Черные демоны отчаяния и скорби покинули ее, не в силах разгрысть ледяные глыбы остывшей крови своей бывшей жертвы. Она стала недосягаемой, недоступной и безразличной к смерти. Она обманула смерть, переступив пред-небытие и избрав бессмертие. Петти Чарли могла бы стать богом, если бы не была человеком. Она могла бы вновь заболеть человечеством, если бы не исцелила в себе бога. Гений безумного художника подарил ей власть над материей, временем и пространством, указав путь, проложенный богами.

Перед тем, как переступить порог четыреста двадцать первой минуты нового дня, Петти Чарли поцеловала плачущую подругу в мягкие уста и, смахнув с ее глаз красные слезы, выпрыгнула из картины. Ее милая подруга не хотела, чтобы она навсегда покинула мир живых, и слезы ее были предупреждением о скорой разлуке. Бессмертные не могут оживить застывшую реку Вечности, так как они сами являются частью ее вод. Расколдовать ее может лишь смертный, имеющий шанс на бессмертие, но верный до гроба своей второй матери смерти. Петти Чарли выбрала Вечность, остудив свою кровь в ее ледяном потоке, и предала Любовь и Смерть, став мертвым отражением своего живого облика.

Четыреста двадцать первая минута стекла по серебряной вилке в фарфоровую тарелку, обернутую в ленту хрустящего бекона, и превратилась в огненную каплю Tabasco, выжатого из спелой мякоти Capsicum frutescens.

– Мисс Петти, что с вами? Мы теряем вас, мисс Петти? – раздался настойчивый стук в двери храма Бессмертных.

Петти оторвала взгляд от расползающейся по тарелке ярко-красной капли и равнодушным взором окинула лентообразную панораму пространства, заполненного жующими физиономиями постояльцев мотеля.

– Что с вами, Петти? За минувшие пятнадцать минут вы не сказали ни единого слова! – запихивая в провал рта желтый сгусток микровселенной, пробубнил «новый миссия».

Викканка Арнфрид, сидя рядом, равнодушно наблюдала за жадной трапезой мужа. На ее восковом неподвижном лице застыла печать усталости, оставленная неумеренными сумеречными забавами. Казалось, викканка проглотила луну и не знает, как выковырять себя из ее щербатой сферы.

Четвертый рыцарь Круглого стола, сидел, понурив голову, и едва не клевал носом в горку консервированной фасоли, уложенной на тарелку в форме пирамиды Микерины. El bandido похоже был утомлен еще больше, чем его блеклая совратительница, и его el espfritu militar, едва теплился в его скомканной тушке.

За соседним столиком спиной к Петти сидел фиолетовокудрый Хэншин и его златокудрый дружок Фушиги. Они пили из высоких бокалов апельсиновый сок и о чем-то весело болтали на своем хитром языке. Фушига, заметив устремленный на их столик взгляд Петти, радушно ощерился ей и быстро ткнул длинным ногтем своего фиолетового друга. Хэншин улыбнулся еще шире, обнажив три ряда саблевидных зубов белой акулы.

– Охае гозаимасу, тама теу! – приветливо поздоровался он с соседкой по номеру.

Петти вежливо кивнула Хэншину в ответ и перевела взгляд на барную стойку, за которой суетилась дородная хозяйка мотеля и ее подневольный муженек Дэн Хэчт. Судя по их одухотворенным лицам, ночной приступ благотворно повлиял на их здоровье, и они просто светились от счастья.

– Felicita e tenerci per mano andare lontano la felicita, – мастерски обжаривая на гриле аппетитную свиную грудинку, затянула приятным грудным голосом mistress.

– Е il tuo squardo innocente in mezzo alia gente la felicita, – ловко разливая по чашкам горячий кофе, подхватил слова популярной песни bottom.

– Е restare vicini come bambini la felicita, felicita! – слившись в унисон, пропели вместе Аманда иДэн.

Жизнерадостный Фушиги и его не менее жизнеутверждающий друг Хэншин восхищенно захлопали в ладоши, от души приветствуя, пропадающие в глуши Миннесота итальянские таланты.

– Браво! Риппана-хито! – завопили они в один голос, посылая воздушные поцелуи обворожительной толстушке Аманде.

– Grazie! – пылая от удовольствия, ответила на итальянском хозяйка мотеля. Новоиспеченные звезды итальянской сцены утонули в бурных овациях восточных туристов, а благодарные слушатели получили взамен по порции питательного английского завтрака.

– Мисс Пети, что с вами случилось? Почему вы не завтракаете? Может быть вам не нравится, как я готовлю? – обслужив вежливых японцев, настойчиво обратилась Аманда к невеселой постоялице.

– Что вы, мэм, все очень даже вкусно. Особенно мне понравились жареные грибочки. Просто чудо, а не грибочки! – ответил за Петти единственный живой персонаж Круглого стола.

– Спасибо, мистер Виджэй. Хотите, я вам еще принесу? – тут же позабыв про Петти, еще больше расцвела хозяйка мотеля. Ей определенно был симпатичен этот самодовольный тостяк, одновременно похожий на Троцкого и «великого дуче» и ей хотелось сделать ему что-нибудь приятное.

– Пожалуй, не откажусь, – поглаживая себя по выпуклому животу, расплылся в довольной улыбке «новый миссия». По всей видимости, в круг его персональной самадхи входил достаточно обширный ассортимент продуктов, значительно обогащающих его философию удовольствия.

Мисс Аманда упылила за очередной порцией жареных грибочков, а мистер Виджэй, в ожидании очередного штурма желудка, решил немного поразглагольствовать на тему кулинарии.

– Знаете, Петти, я побывал во многих местах, и везде мне было интересно узнавать, чем питаются люди. В Европе французы едят буйабес и тимбале. В Англии и Америке англо-саксонцы обжираются говяжьими стейками и гамбургерами. Русские предпочитают пельмени и борщ. Африканцы лопают Бабу Ганус и Розарий Дервиша. Скандинавы давятся коттбуларом и жареной сельдью. Арабы уплетают за обе щеки хумус и махаммару. А китайцы, как всегда впереди планеты всей: они жрут лекарственные супы из семимесячных детей и жаркое из человеческих зародышей и плаценты. Тем самым, за счет дохлых малышей, они продляют себе молодость и половую потенцию.

– Дорогой, ну зачем ты снова вспомнил про эту гадость? – нервно фыркнула, деморализованная викканка.

– Ну, ведь было же, было! – мгновенно входя в раж, пакостно осклабился «новый миссия».

– И что, теперь всю жизнь мы должны об этом вспоминать? – недовольно заерзала на стуле Арнфрид.

– Ни разу о таком не слышала? Это правда? – как будто бы придя в себя, заинтересованно повела бровью Петти.

– Угу! – утвердительно моргнул обоими глазами «новый миссия». – Китай. Южная провинция Гуандун. Мы с женой только что вылезли из поезда и смертельно хотим есть. Но мы боимся что-либо пробовать, так как совершенно не знакомы с китайской кулинарией. Но наше счастье у нас есть верный проводник по имени Ляо. Это сукин сын немного понимал по-английски и, узнав о нашей проблеме, сразу же потащил нас в один местный ресторанчик. И там нас, за какие-то 570 $ накормили настоящей человечиной!

– Не может быть, вы шутите, Виджэй?! – подумав, что ее разыгрывают, нахмурилась Петти.

– Нисколечко! Дорогая, скажи, что так было, – бесцеремонно схватил за руку жену «новый миссия».

– Back off, bigmouth! И отпусти мою руку. Мне больно, – вырываясь из цепких пальцев мужа, почти закричала викканка Арнфрид.

Хэншин и его друг Фушиги, позабыв про еду, с любопытством воззрились на своих неспокойных соседей.

– Все нормально, друзья, все нормально! – желая сохранить идиллию чудесного утра, одарил «новый миссия» щедрой улыбкой восточных туристов.

– Предлагаю забыть об этой теме и отведать горячего кофе, – видя, что Арнфрид не в духе, предложила Петти.

– Мы не стали есть то, что нам принесли, Петти, – неожиданно продолжила рассказ о каннибальской трапезе в Китае, жена «нового миссия». Видя, что на них обращают ненужное внимание, она взяла себя в руки, и даже сделал попытку улыбнуться. Это у нее не очень получилось. Хотя со стороны этой скандинавской флегмы это уже было значительным подвигом.

– Мы не стали есть, то, что нам принесли эти гадкие макаки, Петти, – спокойным ровным тоном повторила викканка. – Мой муж иногда становится несносным болтуном и занудой. Но у него есть одно такое качество, за которое его нельзя не любить.

– Вы меня заинтриговали, Арнфрид! – поднеся к губам чашку с горячим кофе, прищурилась Петти.

– В экстремальных ситуациях мой муж превращается в настоящего гангстера и может любому обломать рога.

– Кажется, я догадалась, о чем вы, Арнфрид. Мистер Виджэй взорвал ресторан с китайскими каннибалами? – устремив на «нового миссию» восхищенный взгляд, предположила Петти.

– Вы почти угадали, Петти, – сверкнув ледяными иглами глаз, кивнула Арнфрид. – Видя, что нас пытаются накормить человеческими деликатесами, мой муж, молча, расплатился за заказ и через нашего проводника Ляо, попросил пригласить к нему шеф-повара ресторана. Пока официант пошел искать на кухню шеф-повара, муж отправил меня и Ляо на улицу, для того чтобы мы поймали такси. Мы с Ляо вышли на улицу, остановили такси и стали ожидать, пока Виджэй выйдет из ресторана. А тем временем, китайский шеф-повар, наивно полагая, что его вызывают для того, чтобы отблагодарить и наградить щедрыми чаевыми, нарядился в свой парадный китель и в окружении целой свиты помощников, вышел в зал. Муж подождал пока китайцы подойдут к его столику и с улыбкой на губах, вылил на голову шеф-повару две миски с супом, в котором плавала человечина.

– Эти макаки оказались на удивление шустрыми, и я едва успел унести ноги из этого вертепа, – заметив неподдельное восхищение в глазах жены, горделиво повел головой «новый миссия».

– Да, это было что-то! После того похода в местный ресторан, я целую неделю не могла думать о еде и пила только чистую воду и ананасовый сок, – добавила Арнфрид.

– А я ничего, в тот же день накачался до беспамятства рисовой водкой и сожрал огромную кобру с молодыми бамбуковыми побегами! – басисто захохотал «новый миссия».

В этот момент к их столу подошла хозяйка мотеля, и плотоядно улыбаясь приглянувшемуся постояльцу, томно выдохнула:

– Ваши грибочки, мистер Виджэй. Приятного вам аппетита!

– Благодарю вас, Аманда. Вы настоящая кудесница. Целый век бы ел ваши вкусные завтраки и любовался вашей изумительной улыбкой, – не скрывая вспыхнувшей в глазах похоти, многозначительно указал глазами Виджэй на колыхающуюся грудь Аманды. Да, это была не просто спелая наливная грудь зрелой женщины. Это было концептуальное произведение искусства, заключенное в тесную клетку текстильных волокон. Такая монументальная наливная грудь просто просилась на постамент постмодернизма, и ею можно было без труда накормить и обогреть всех страждущих сирот этого жестокого мира. «Новый миссия» имел отменный вкус и понимал толк в женщинах. Только такие рубенсовские female, как мисс Аманда, могут достойно нести знамя материнства. Они и только они могут спасти несчастных male,s от мук одиночества и рептилоидных королев модных подиумов. Обворожительные толстушки виват вам и долгих лет процветания! Вас должно быть много и притом везде!

Глядя на аппетитную грудь хозяйки мотеля, «новый миссия» вдруг живо представил, как обнаженная мисс Аманда обмазывает себя с ног до головы клубничным джемом и умоляющим голосом просит его слизать с ее обалденных шариков ягодную сладость. Ох, до чего могут довести мужчину эротические фантазии, и как глубоко может он зайти в своих тайных помыслах и желаниях. Рот мистера Виджэя безвольно отворился, и по его отвисшей нижней губе потекла серная кислота. Она закапала его джинсы и прожгла в них огромную дыру, сквозь которую наружу вывалились его набухшие яички и красный извивающийся дракон. Он был полон ярости и неутолимой страсти. Уловив похотливый стон плоти зрелого самца, хозяйка мотеля заметно разволновалась. Ее наливная грудь заходила ходуном, мятежно прорываясь сквозь тугую ткань платья, а черные маслины ее глаз налились свинцовым туманом вожделения.

Но это были всего лишь фантазии, которым пока не суждено было сбыться!

– Хватит мечтать, шалунишка! – без труда распечатав нехитрые символы в голове мужа, слегка хлопнула она его ладошкой по плечу.

Мисс Аманда, потеряв виртуальную связь с потенциальным любовником, умело скрыла свое недовольство и, подхватив со стола стопку грязных тарелок, степенно удалилась. За барной стойкой ее встречал заметно посмурневший «подкаблучник» Дэн Хэчт. Он заметил, какими глазами Аманда смотрела на болтливого «очкарика» и кажется, люто взревновал к нему свою обаятельную женушку.

– Что ты встал как истукан, помоги мне с посудой, зайченок! – грубо толкнув бедром мужа, прошипела хозяйка мотеля.

– Слушаюсь, моя голубка! – спрятав огонь ревности за маской рабской покорности, растерянно улыбнулся Дэн Хэчт. Приняв от жены горку грязной посуды, «зайка» послушно ускакал на мойку.

– У ацтеков древней Мексики существовал обычай поедания бога Тескатлипоки, воплощенного в образе красивого юноши, – вдруг раздался за столом тихий гробовой голос Родриго, неподвижно медитирующего над пирамидой фасоли.

«Новый миссия» услышав жуткие откровения el bandido, подавился жареными шампиньонами и выронил из рук вилку. Не в силах превозмочь удушье, он схватился рукой за горло, а другой потянулся к стакану с соком.

Флегматичная викканка несколько секунд хищно наблюдала за беспомощными манипуляциями мужа и только после того, как он захрипел и стал падать со стула, резко ударила его ладонью между лопаток. Нереализованные грибы со свистом вылетели из бездонной пасти «нового миссии», после чего он вновь принял вертикальное положение и спокойно продолжил трагически прерванную трапезу.

– Да, с вами не соскучишься, ребята! – изумленно протянула Петти, глядя, как шустро расправляется с бунтовщиками-шампиньонами «новый миссия».

– Меньше будет думать о чужих сиськах, – язвительно заметила Арнфрид, нисколько не ревновавшая мужа к другим женщинам. Это была самая странная парочка, которую только приходилось видеть до этого Петти Чарли. Они были сумасшедшими и каждый из них гармонично или деструктивно дополнял друг друга. Но, может именно поэтому Петти еще терпела их странное общество.

Как известно, ненормальность притягивает, словно магнит, и редкий порядочный человек хоть раз в своей жизни не влюблялся в порядочную сволочь из аморальной свиты Дьявола.

Петти также не считала себя святой и за свои тридцать лет жизни успела посеять немало безумия и хаоса в умах смертных. Сколько молоденьких подающих надежды мальчиков погибло в ее жарких объятиях, и как было весело и легко Петти Чарли, когда они вспарывали себе вены и прыгали на асфальт небес из распахнутых окон! Все это было, но уже давно истлело и растаяло в костре прошлых дней. А может быть, ей это все только показалось?

– Так что вы там, Родриго, говорили о жертвоприношениях в древней Мексике? – противно чавкая сальными губами, спросил «новый миссия».

El mejicano caliente медленно поднял голову и пронзив стену гипнотическим лазерным взором, заговорил зловещим низким голосом перуанского курандерос:

– Из народа выбирали самого красивого мальчика, и целый год ублажали его вкусной едой и красивыми нарядами. Целый год жрецы исполняли все его прихоти и поклонялись ему, как богу Тескатлипоке. Но спустя год сказка заканчивалась, и живого бога выносили на площадь и на глазах всего народа, убивали на жертвенном алтаре. Освященным ритуальным ножом мальчику вырезали сердце, а после разрубали его тело на мелкие кусочки. Это мясо жрецы раздавали всем желающим, начиная с царя ацтеков, его военачальников, сановников и заканчивая простым народом. Те, кто съедали его мясо, считали, что тем самым они почтили уважением самого Тескатлипоку. Убив его, они оживляли бога в себе и тем самым продляли ему жизнь до следующего года, когда его роль должен был исполнить новый избранный жрецами на роль бога, мальчик.

– Что это с ним? – не сводя глаз с «обмороженного, el bandido, незаметно толкнула в бок викканку Петти Чарли.

– Родриго, не успокоился, выкурив с мужем еще две «трубки мира» и перешел на кокаин. Он его нюхал до самого утра, и знаешь, он был так ненасытен, что едва не растерзал меня, – украдкой поделилась пикантными подробностями развратная викканка и, задрав край платья, продемонстрировала ей синяки на бедрах.

– Прошу без подробностей, Арнфрид, – скривилась Петти, не желая ничего знать о ночной вакханалии своих чокнутых друзей.

– Как однако, слабо развита фантазия у людей, – внимательно выслушав находящегося в трансе Родриго, вздохнул «новый миссия». – К примеру, христиане, вместо того, чтобы изобрести что-то оригинальное для своих ритуалов, взяли на вооружение каннибальские привычки первобытных племен.

– Ацтеки были высокоразвитым народом! – реактивно отреагировал в защиту своих предков el soldado Родриго.

– Хорошо, хорошо, Родриго, не буду с тобой спорить. Это я по запальчивости ляпнул, так сказать, – вовремя поправился чуткий bigmouth Виджэй. – Евхаристия! Поедание освященных облаток и лакание красного вина являются живым примером повторения ритуала, поедания плоти живого бога. Teoqualo! Бог съеден, значит, Бог жив! Позорные плагиаторы, искусно играющие на глубинных инстинктах людей. Религиозный каннибализм, возведенный в ранг культуры! Ну чем, скажите вы мне, мы отличаемся от дикарей Карибских островов или от примитивных племен с Огненной Земли? Мы те же самые дикари, только в штанах и с паспортом гражданина своего ареала обитания. Какая дикость. Где я живу? Я живу среди каннибалов, мечтающих сожрать своего бога и проникнуться его святостью.

Неужели нельзя это сделать иным способом? К примеру, сказать, привет чувак! Покури со мной хорошего «хэша» и расскажи мне пару своих занятных баек про медовую жизнь на том свете.

Нет, эти ограниченные свиньи с чугунными рылами и костяными мозгами, сначала сожрут мясо и выпьют кровь трупа, распятого на позорном кресте, а после будут до упомрачения ползать на коленях и вымаливать у него прощения за свои грехи. Какого хрена?

Я, к примеру, не вижу греха в том, что беру то, что мне нравится. Говорю то, что думаю. Делаю то, что умею и желаю. Я живой! Я желаю! Неужели у Бога нет члена, и он не любит трахаться? Но ведь если он есть само воплощение Любви, значит, он умеет трахаться. А иначе какая получается Любовь, если у Бога нет члена или на худой конец женской вагины? Бог-женщина, по-моему, тоже неплохо. Обожаю индийскую богиню Кали и вавилонскую суку Иштар. Отличные богини и очень любят трахаться. А еще они могут ненавидеть. Конечно, как может Бог существовать без ненависти. Ведь если бы не было ненависти, он бы не мог знать, что есть такое Любовь. Логично, друзья? Вы согласны со мной?

Ну, нет, оскопленные христиане и их собратья еретики-мусульмане напридумывали всяких запретов и табу для природы человека и возвели в ранг греха сексуальное удовольствие и тщеславие. Тем самым эти засранцы лишь акцентировали внимание простых людей на запретном плоде, что повлекло за собой волну извращений. А что есть такое извращение? Не запрещенный богом запрет на естественные потребности человека. Забыв, как нужно правильно получать удовольствие, человек начал экспериментировать. Так появились извращения. Но их нет! Нет, так как то, что естественно, то не безобразно!

В этом вопросе я импонирую японцам. Умнейшая раса, но и ее скоро погубит европейская религиозная мораль. Япония таинственная страна, жители которой почитают духов-ками. Синтоисты считают, что каждый человек может стать после смерти богом. Это ли не истина, спрашиваю я вас?!

Но нет, католики избрали себе наместником на земле Римского Папу и поклоняются ему, словно богу. Лишь он, по ихнему, достоин быть земным богом и от его слова зависит благополучие всех верующих мира. Они лобызают мощи святых манипуляторов и молятся на лики тех, кто когда-то утопил в крови половину Европы. Глупые и жалкие приматы, одурманенные бестолковой писаниной бывших двенадцати дружков миссии! Из них, пожалуй, только лишь Иоанн был нормальным чуваком, и то лишь потому, что знал толк в галлюциногенных грибочках.