Когда автобус с туристами подъехал к гостинице, дождь уже лил, как из ведра.

Казалось, Билл и Тимм, достигнув просветления, решили отметить свое отбытие в Вечность очередным всемирным потопом и уничтожить после себя все, чем они когда-то жили. Почуяв серьезную «заварушку» из своих чертогов выбрался бог-громовержец. Взгромоздившись на огненную квадригу, запряженную вороными конями, он распаковал боезапас с осветительными ракетами и, хлебнув пьянящего нектара ярости, затеял бешеную канонаду над городом. Гром его страшного голоса и яркие вспышки ракет навеяли такой ужас на природу, что даже своенравные медведи и сварливые росомахи попрятались по своим земляным норам.

Бродя га-ветер, подгоняемый холодными плетями дождя, словно дикарь скакал по крышам домов и верхушкам деревьев. Срывая с них пестрые летние наряды, он яростно втаптывал их грязь и разбрасывал обрывки листвы над притихшим городом. Обуянный сумасшедшим весельем, ветер забирался в трубы каминов и пугал обывателей своим противным воем и хохотом.

– Чертова погода! – выскакивая из автобуса, раздраженно проворчал «новый миссия».

– Не говорите, Виджэй. Ведь ничто не предвещало грозы, – выпрыгнув следом за фотографом, поддержала его Петти.

– Cojonudo! – коротко и емко выразил Родриго свое отношение к природному феномену.

– Ты любишь дождь, Родриго? – решила восстановить утерянный контакт с el mejicano caliente, истосковавшаяся по теплу ведьмочка.

– Cual a ti el asunto hasta este? – не оглядываясь, бросил Родриго и быстро шмыгнул в открытую дверь.

– Пока, ребята! С вами было очень весело! – перекрикивая дождь, помахал шляпой туристам на прощание Джэк Малкович.

– Домаригато! Оясуми! – дружно откликнулись в ответ вежливые японцы и, одарив водителя улыбками восходящего солнца, и расплылись в слайде полуосвещенного холла.

– Не скучайте, фантики! – зловеще оскалился Джэк и, соскоблив со своей головы кожу, перевоплотился в разрисованного здоровяка Гленна Данцига.

– Whoa-oh, whoa-oh. Oh-oh, whoa. Go! – полилась из «адского автобуса» мелодия знаменитой песни.

Бродя га-ветер, прилепившись к крыше автобуса «американского психа», с удовольствием подхватил понравившуюся ему песню:

– Inside a Wall Street mind a psycho lurks. Lines of cocaine cut in Hell. Obsessive hands gently grab your neck. Compulsively you, II die…I hate the people. Whoa-oh, whoa-oh. Oh-Oh-oh, whoa-oh. Struggling to breath, go…

– Дорогая, отправляйся одна в номер. Я еще должен кое-что сделать, – задержав супругу перед лестницей, мягко промурлыкал «новый миссия».

– Что ты снова задумал, Виджэй? – с легкой тревогой в голосе вопросила Арнфрид. Она выглядела очень усталой и желала лишь поскорее добраться до мягкой кровати.

– Все нормально, милая. Я скоро вернусь, – пропуская вперед припозднившихся постояльцев, тихо ответил «новый миссия». Его глаза светились фанатичным огнем, а сам он нервно подрагивал от возбуждения. Обычно мистер Виджэй становился таким перед очередным репортажем из мира мертвых. Его супруга знала об этом, и сейчас ей внезапно стало не по себе.

– Неужели ты решил найти этого куроеда Лео? Милый, я прошу тебя, оставь эту затею до завтра! – превозмогая усталость, умоляюще вцепилась викканка в руку супруга.

– Дорогая, не нужно за меня беспокоиться. Все пройдет, как по маслу. Вот увидишь, – успокаивающе погладил он ее по щеке.

– Ты неисправим, Виджэй, – видя, что все ее уговоры напрасны, подавленно вздохнула Арнфрид.

– Эй, ребята, спокойной ночи! – проходя мимо своих новых друзей, замучено улыбнулась Петти.

– Спокойной ночи, дорогая. Передавай привет своей японской любовнице, – слегка подколола ее зубастая викканка.

– Мы с ней простились, – холодно откликнулась сверху Петти.

– Как простились? – вытянулось лицо у Арнфрид.

– Навсегда…Пока-пока!

– Дорогой, обещай мне, что скоро ты вернешься ко мне, – проводив Петти сочувствующим взглядом, пылко припала Арнфрид к полной груди мужа.

– Обещаю, дорогая, – честно заверил жену «новый миссия» и нежно поцеловал ее в темечко.

– Я тебя люблю, Виджэй!

– Я тебя тоже люблю, милая!

Подождав, когда жена поднимется вверх по лестнице, «новый миссия» распаковал фотоаппарат и, направился в бар-буфет. Войдя внутрь, он занял позицию посредине зала и, затаив дыхание, стал внимательно осматриваться по сторонам. Здесь было тихо. Лишь на стене мерно жужжал кондиционер и за плотной призмой окна тихо и однообразно журчал дождь.

– Эй, freak, ты где? – держа включенный фотоаппарат перед собой, обратился в темноту «новый миссия». Он пока ничего не видел, но его шестое чувство приказывало ему ждать. И оно в очередной раз не обмануло его. Послушав еще немного немую песню тишины, «новый миссия» решил продолжить свои поиски. Но именно в тот момент, когда он сдвинулся с места, до его слуха донесся протяжный скрип открываемой двери и клацающие шаги по паркету. «Новый миссия» резко обернулся на скрип и как ему показалось, успел заметить скрюченную тень, молнией промчавшуюся от входной двери к барной стойке.

– Стой, образина, стой, кому говорю! – охваченный азартом, рявкнул фотограф вслед убегающей тени. Но цель его поисков оказалась очень уж стеснительной и не пожелала становиться в кадр. Вместо этого, тень взметнулась над стойкой и, громыхнув стоящей на ней посудой, исчезла за дверью, ведущую на мойку.

– Ничего, я до тебя доберусь, красавчик, – упрямо хмыкнул себе под нос «новый миссия». – От меня еще никто не уходил. Знаешь, сколько дней я караулил призрак Роберта Де Фео, уложившего всю свою семейку в особняке на Оушен-авеню, 112? Семь суток. Семь долгих гребаных суток!..Но я все равно увидел его и не только увидел, но еще и сделал пару прекрасных снимков.

Чиркнув зажигалкой, «новый миссия» прошел за барную стойку и, набрав полную грудь воздуха, толкнул дверь на мойку. Дверь тихо отворилась и дотошный фотограф, без особых угрызений совести ступил на частную территорию хозяев мотеля. Удостоверившись, что на мойке привидения нет, «новый миссия» направил свои преступные стопы дальше. Следующая дверь вывела его в узкий коридор, слева и справа от которого тоже находились закрытые двери. Судя по терпкому запаху специй и пряностей, здесь находилась кухня и подсобные помещения для продуктов.

Оказавшись в коридоре, «новый миссия» подпалил бок темноты огнем зажигалки, и пока она, шипя от негодования, металась по углам, он в очередной раз успел заметить бегущую тень.

– Стой, малыш, я все равно тебя поймаю! – слыша звон близкой победы в ушах, вскрикнул фотограф и, не медля ни секунды, устремился вслед за тенью. Слева скрипнула последняя дверь по коридору и теперь уже «новый миссия» нисколько не сомневался в своем успехе. Подбежав к двери, он быстро проверил фотоаппарат и, спрятав раскаленную зажигалку в карман, пнул ногой дверь. В этот момент его совсем не беспокоило, что о нем скажут хозяева отеля, если обнаружат в неположенном месте. Он даже был готов вытерпеть болезненную взбучку от Дэна Хэчта, питавшего к нему «особые чувства» из-за религиозных пристрастий.

Ради победы и богатства на жертвенный алтарь можно было бросить все…или почти что все. Риск подобного рода приносил большие барыши и «новый миссия» решил рискнуть еще раз.

Под давлением ноги дверь отпрянула в пустоту, и ghosts-paparazzo ввалился внутрь темной душной комнаты. Следом случилось непредвиденное, что кардинально изменило планы «нового миссии» на близжайшее и далекое будущее.

В комнате вспыхнул свет, и перед изумленным взглядом фотографа предстала не менее изумленная хозяйка мотеля. Комната, в которую он так бесцеремонно вломился, оказалась спальней четы Хэтчей. Сама мисс Аманда, застигнутая врасплох, лежала на широкой старомодной кровати, застеленной периной, и держала перед собой наподобие щита скомканный халат. В ее глазах застыло выражение глубокого недоумения и досады. Казалось, она увидела перед собой не наглого незваного гостя, а глупого слугу, прервавшего ее отдых из-за какой-нибудь пустяковины.

– Мистер Виджэй, ведь это вы?! Но что вы здесь делаете, позвольте у вас узнать? – справившись с волнением, спросила мисс Аманда у незадачливого фотографа.

«Новый миссия» спрятал за спину фотоаппарат и, окинув комнату «виноватым» взглядом оккупанта, заикаясь, ответил:

– Добрый вечер, мисс Аманда. Простите меня за мое внезапное вторжение. Вы же знаете род мой деятельности. Я ведь фотограф. Этим и зарабатываю на хлеб. Вот…

– Что вот, мистер Виджэй? Что именно намеревались вы найти в моей скромной обители? – сдвинув темные брови, строго обратилась к нему хозяйка мотеля.

– Лео… Я слышал от мисс Петти, что у вас есть привидение, т. е, ваш сын Лео. Ну, вот я и решил его сфотографировать, – стал сбивчиво объяснять ей охотник за привидениями.

– Да, у нас есть сын и его зовут Лео, но он ни какое не привидение. Он всего лишь обычный мальчик-инвалид. Он слеп и глух от рождения. И к тому он крайне робок и избегает любых контактов с мало незнакомыми людьми. Зачем он вам понадобился, мистер Виджэй? – постепенно успокаиваясь, укоризненно глянула на фотографа мисс Аманда.

– Он здесь. Он в вашей комнате. Я видел, как он вошел в эту комнату, мисс Аманда. Может быть, вы познакомите меня с вашим чудесным сыном Лео? – почувствовав добродушие хозяйки мотеля, с прокурорской наглостью в голосе попросил ghosts-paparazzo.

– Какой вы все-таки неугомонный, мистер Виджэй! – томно закатив глазки к потолку, кокетливо хохотнула хозяйка мотеля. – Сейчас в этой комнате никого кроме меня и вас нет.

– Как нет, а где ваш суровый муж? – не поверил ей «новый миссия» и словно крыса, потянув носом воздух, вызывающе воззрился на хозяйку мотеля.

– Муж?…Муж уехал в Нору в гости к своему другу. Он вернется только к обеду завтрашнего дня. – решительно отшвырнув сторону халат, почти «райской птичкой» пропела хозяйка мотеля.

Она была совершенно нагая, и ее белоснежная кожа отсвечивала непорочной чистотой небесного ангела. Выронив от неожиданности орудие труда из слабых рук, «новый миссия» буквально оцепенел на месте и превратился в смущенного юного девственника из художественного колледжа.

Не сводя с растерянного лица фотографа плотоядного взгляда, мисс Аманда согнула в коленях ноги и развела их в стороны.

– Иди ко мне, мой милый мальчик и ороси мою нефритовую пещеру сладким соком любви! – страстно прошептала хозяйка мотеля и, намочив указательный палец во рту, направила его в розовую раковину влагалища.

Бывшего студента от подобной откровенной сцены охватил всепокоряющий жар греха и, позабыв обо все на свете, он рухнул на колени и восторженно простонал:

О, богиня, я раб у ног твоих!

В это время, пока муж викканки Арнфрид был занят амурными развлечениями на стороне, она мирно готовилась ко сну. Приняв душ, Арнфрид погасила свет и, набросив на спинку стула мокрое полотенце, забралась под теплое одеяло. Четверть бутылки красного вина разогнали ее кровь и окутали душу в перину из перьев. Теперь она была совершенно спокойна и счастлива и не думала о том, что возможно, уже завтра ее безумный муженек потащит ее на поиски привидений.За окном не прекращаясь, лил дождь и его мерный рокот скоро нагнал на утомленную ведьмочку пелену сна. Затворив светлые шторы век она, улыбнулась, словно маленькое дитя и, почмокав мокрыми губами, тихо уснула.И приснился поклоннице рогатого Кернунноса дивный сон, полный света и ярких красок лета. Ей снилось, как она бегает голышом по берегу озера, а за ней, размахивая торчащим фаллосом, гониться el bandido Родриго. В его руке зажат пистолет, и он что-то кричит вдогонку убегающей от него викканке. Но, она игнорирует его угрозы и продолжает бежать вдаль по берегу озера Лямонд. И вот, не в силах догнать ее el bandido вскидывает пистолет и стреляет ей в спину. Пуля медленно вылетает из ствола, и летит в направлении убегающей викканки. Она слышит хлопок, а после оглядывается назад и видит, как к ней приближается летящая пуля. Она ловит ее на лету и крепко сжимает в кулак. Пуля нестерпимо жжет ей ладонь, но она мужественно держит ее в руке и ждет, пока пуля остынет. Родриго внезапно остановился на месте и, как-то грустно и нелепо улыбнулся викканке.Она, подумав, что он обиделся на нее из-за украденной пули, открыла ладонь и в то же мгновение, пуля превратилась в роскошную оранжевую бабочку. Взмахнув крыльями, бабочка бросилась в воду и мгновенно растворилась в ней, превратив пресный водоем в чашу, полную соленой крови.Арнфрид, видит, как Родриго медленно приставил пистолет к своей голове и нажал на спусковой крючок. Сначала раздался выстрел, за ним второй и третий и так до тех пор, пока вся голова el bandido не превратилась в один искромсанный кусок.Но Арнфрид нисколько не жалко его за то, что он не сказал, что его пули могут превращаться в бабочек, которые превращают воду в кровь. И она намерена проучить его, сделав своим сексуальным рабом. Она подходит к безголовому Родриго и, взяв его рукой за твердый горячий фаллос, засовывает его себе в рот. Теперь Родриго становиться похожим на откупоренную стеклянную бутылку, наполненную до краев сладким вином. Вкус его обжигает губы Арнфрид, и она чувствует, как Родриго сливается с ее душой и прорастает в образе крыльев вместо ее выпуклых лопаток. Упоительное предвкушение полета захлестывает Арнфрид, и она делает попытку взлететь в небо, но что-то держит ее между ног, не давая крыльям раскрыться. Опустив вниз глаза, она видит, как из кровавых вод озера тянеться длинная скользкая кишка. Она опутала ее ноги и проникла в ее набухшее влагалище…– Родриго? – внезапно очнувшись от сна, сонно вскрикнула Арнфрид. Что-то шевелилось под ее одеялом и это что-то пыталось раздвинуть ее ноги.– Родриго, это ты? – еще раз спросила викканка, и уже было потянулась к стоящему на прикроватной тумбе светильнику, как вдруг ощутила приятное трение между ног.– О, милый это ты… Родриго! – ослабив ноги, тяжело задышала викканка. – Почему ты сразу не пришел ко мне, дурачок?Обвив руками ее ноги, невидимый Родриго стал облизывать языком ее нежный клитор и покрытый кустиком рыжих волос лобок.– Да, Родриго, да! Ты настоящий мужчина и я схожу от тебя с ума! – сжав кончиками пальцев свои напряженные соски, прошептала она со слезой в голосе.Ее тело сотрясалось в приступе любовной лихорадки, распаленной желанием и похотью африканской львицы. Сейчас она была готова умереть, умереть от любви в объятьях своего латинского любовника. Он, умело управлял порывами ее страсти и плавными движениями ее тела, и медленно двигаясь вверх, наполнил ее лоно своим раскаленным волшебным орудием любви. Викканка, чувствуя приближение девятибалльного шторма, обхватила ногами мокрое от пота мускулистое туловище любовника и завопила во всю мощь своих легких: – О, Родриго бери меня всю. Ешь меня, как шоколад. Трахай без остановки. Лижи меня. Топчи. Бей, Целуй. Люби. Родриго!.. Родриго? Родриго?… Нет, нет, что за черт?!.. По-помогите, помогите мне! А-а-а-а-а, он рвет меня изнутри-и-и-и!!!– Пора, Фушиги! – положив на плечо друга руку, тихо произнес Хэншин.– Подожди еще немного, друг. Мне нужно сосредоточиться, – не меняя мимики лица, отозвался бесцветным голосом Фушиги.Он стоял перед зеркалом и пристально смотрел на свое отражение в зеркале. Его неподвижное лицо было густо припорошено кумадори, а глаза искусно подведены черной тушью. Тонкая линия губ, свернутая в спелую каплю вишни, нависала над глубокой выемкой на подбородке, делая его лицо похожим на обреченного ангела.Фушиги был облачен в тяжелое кимоно, сделаное из парчи и шелка, украшенное богатой вышивкой из золотых и серебряных нитей. Под Т-образным воротником белого цвета виднелось еще одно легкое кимоно с бледно-голубым оттенком.Узкий стан ситэ стягивал толстый шнур ниодасуки, выделяя его непропорционально широкие плечи за счет особого покроя верхней одежды.Его длинные, связанные узлом на затылке волосы украшали замысловатые бумажные ленты тикарагами, придавая некоторую воздушность его необычному облику.За спиной Фушиги стоял его друг Хэншин, представляющий собой зеркальное отражение своего друга. Единственным отличием в его облике была лишь небольшая деревянная маска, запечатавшая его лицо. Белая маска изображала немую печаль и отчуждение. Бережно прижав к груди еще одну такую маску, Хэншин терпеливо ждал, пока его друг войдет в роль уставшего от жизни философа.За окном все, также, не переставая, шумел дождь, проливая горькие слезы по уходящему лету. И его грузная сгорбленная тень маячила в размытом свете фонарей.Бродя га-ветер, прилипнув мокрым носом к стеклу, с шальным любопытством, стал наблюдать за немой сценой приготовления актеров к гигаку, последней драме этого вечера. В его бесцветных пустых глазах внезапно отразился яркий луч света, выстреливший из картины, висящей на стене. Пронзив центр картины, луч раскололся на множество горошин цветной мозаики. С мелодичным звоном горошины рассыпались по темному полю, превратив безликое полотно в кипарисовую сцену с нависающей сверху изогнутой крышей. С левой стороны от пустой сцены из пустоты появился длинный помост хасигакири, а позади нее выросли четыре священные сосны.Мелко семеня ногами, на пустую сцену вышли четверо скромно одетых инструменталистов. Один из них держал в руках тонкую бамбуковую флейту, а трое других разные по величине барабаны.Устроившись под соснами, музыканты начали играть. Первым подал голос маленький барабан ко-цуцуми, следом за ним вступил второй барабан о-цуцуми, и только после этого заиграла флейта. Ее тихий трепетный голос поколебал пространство и время, вызвав из глубин Вечности дух странствующего бога. Его приход ознаменовался тревожным гулом большого барабана тайко. Повинуясь его мрачному торжественному голосу из темноты в конце длинного прохода, ведущего к сцене, материализовался блестяще разукрашенный и нарядный персонаж. На нем была маска, но ее не было видно, так как ваки закрывал ее своим широким веером, украшенным темно-синим изображением полной луны. Широко расставляя ноги, дух странствующего бога взошел по помосту на сцену и грациозно изогнувшись, занял неподвижную позу. При этом он склонил голову вниз и скрестил на груди огромные рукава-щиты, украшенные гербами мон. Колени ваки были согнуты, и сейчас он производил впечатление гиганта, склонившегося вниз, для того, чтобы поближе рассмотреть то, что происходит на земле. Шлейф его широких штанов нагабакама вытянулся за ним наподобие хвоста змеи, застывшей в боевой позе.Напуганный невиданной фантасмагорией, ветер отпрянул в темноту и, сорвав с дерева гибкую ветку, что есть силы, хлестнул ею по стеклу. Оно разбилось вдребезги и осколки его жалобным стоном вплелись в психоделическую палитру ритуальных звуков кагура.– Пора, Фушиги! – услышав мистический голос тайко, настойчиво повторил Хэншин и медленно передал другу маску.Фушиги почтительно принял маску из рук Хэншина и, сменив выражение лица на печаль и отчуждение, одел ее на лицо. После этого, он снова посмотрел на себя в зеркало и с минуту привыкал к новому облику. Почувствовав, наконец, единое целое со своим новым лицом, Фушиги повернулся к сцене лицом и решительно выдохнул:– Я готов, друг!Взяв в руки по вееру, украшенному сложным узором из цветов и иероглифов, Фушиги и Хэншин медленно поплыли к сцене. Не отрывая голых ступней от пола, они шли по осколкам битого стекла, представляя, что перед ними простирается «цветочная тропа», ведущая их на небеса. За ними тянулся кровавый ленточный след, окрашивая битое стекло в цвет тающей жизни. Стекая по острым прозрачным граням на покров старого ковра, капли крови расплывались на нем наподобие бутонов цветущего мака.Миновав темное пространство пред-небытия, ситэ поднялись на хасигакари и, замирая в ломаной позе после каждого шага, плавно взошли на кипарисовую сцену. При их появлении музыканты сбавили ритм барабанов, и в нависшей тишине остался лишь тихий шорох флейты. Невидимая нить отстраненной мелодии едва вздрагивала от нервного импульса, выдающего напряжение сцены встречи странствующего бога-ваки и земных ангелов-ситэ.