Покровительство влиятельных лиц (боярыни Морозовой, княгини Урусовой, самой царицы) спасло Аввакума от немедленной казни. Вместе со своими ближайшими сподвижниками (попом Лазарем, дьяконом Федором, старцем Епифанием) он был сослан в Пустозерск, где и обрел свою последнюю пристань.

Обнажаюсь и душой своей и телом, Выворачиваю все свое нутро, Перед непорочной выкладаю девой Сокровенное потайное добро. А добра-то кот наплакал. А добра-то Токмо нагота одна да босота. Красная — не мне — дарована палата, Поднебесная — не мне — сияет высота. Копошусь в глубоко выдолбленной яме, Света вольного не ведаю, не зрю, Токмо слышу — не во сне — как будто въяве Ощущаю восходящую зорю. И рябину ощущаю. И рябину Всею собью слышу, внутренностью всей. Почеши-ко, Федор, поскреби мне спину, Побольнее налегай, повеселей… Хватит, миленькой. Благодаренье богу Возвещаю я за все твои труды. И реку тебе: доходят понемногу Наши вздохи до холопьей колготы, До сермяжного они доходят люда… А воды-то сколько наслезилось, набралось! На дворе-то — чудится — не больно люто, Мнится: стихший пригорюнился мороз. Так ли я глаголю, Епифаний?                                 Так ли, Лазарь — отзовись! — я так ли говорю? Чую дух паленой, осмоленной пакли, Слышу чадно дышащую головню. И не слышу,               уст твоих не слышу, Лазарь, Всю-то Русь обезглаголил сатана, Светлый — у родимой — помутился разум, Безъязыкая, немотствует она. Вся-то Русь немотствует.                             Аз самовидец Мук твоих, обезъязыченная Русь. Слуги дьявола! Понеж аз есмь — молитесь, Придет день — грозой великой разражусь. Бездной громыхающей пожру вас. Чую, Как вошли в меня и небо и земля, И вся тварь вошла. Неслыханному чуду Подколодная дивуется змея, Вся-то тварь,                 дивуется она, понеже Аз реку: — Немотствующий, говори! Обличай сидящую на тронах нечисть, Рци,       егда земные кобствуют цари! Рци всей грязи этой, рци всей этой коби, — Устрашится дел своих вся эта кобь. Братья по кресту! Родимые по крови! Возговорит с уст стекающая кровь! Все-то реки возглаголят. И тогда-то Просияет восходящая зоря, Возликует красная моя палата, Дивного она познает соловья, Сладким гласом возвестит о благодати — Небывалые раскроются цветы. Хватит, родненькие! Говорю вам: хватит, Не печальтесь скорбью сгорбленной ветлы. Так ли я глаголю, Епифаний?                                 Так ли, Лазарь — отзовись! — я так ли говорю? Чую дух паленой, осмоленной пакли, Слышу чадно дышащую головню. Кто горит? И не горю — вхожу в свою Красную — краснее солнышка — палату, Из нее, из красной, руку подаю На земле моей оставленному брату.

© Сухов Федор Григорьевич, текст, 1979?