Став патриархом, Никон взял в свои руки не только отпущенные святым Иосифом вожжи, он самовластно управлял всей государственной колесницей, решительно и жестоко расправлялся с неугодными ему людьми, с тайными или явными противниками широко вводимой им церковной реформы.
Гибнет Русь! И никуда не денешься,
Никуда не скроешься от гибели.
Душу холодеющего деревца
Дьяволы алкающие выпили.
До последней зеленинки выжрали
Луговины стынувшего пастбища,
Никакими силами всевышними
От нечистой силы не избавишься.
Сам Агафаил в обличье пастыря
Самочинно ходит луговинами,
Широко разинутую пасть свою
Набивает жертвами невинными.
Бедные похрустывают косточки
На зубах ликующего дьявола.
Море выплаканной небом горечи
На виду оно, оно воочью явлено.
Вдоль и поперек лодьями утлыми
Из конца в конец оно исхожено.
Аввакум,
Звони давай к заутрене
Ради небушка погожего.
Может, поубудет горюшко,
Может, прояснится небушко.
Никуда не уходи, Прасковьюшка.
Подивлюсь пойду.
Дивиться не на что.
Гибнет Русь. Не от поветрия,
От неслыханного поругания.
В дьявола она поверила,
Зелья напилась поганого.
Плачь слышнее, Аввакумушко,
Крепче бей в зазывный колокол!
Разручьись по переулочкам,
Растекись по тихим горенкам.
К царской припади хоромине,
Вразуми высокую хоромину,
На самой Москве ли, на Коломне ли
К вздоху пригорнись холопьему.
Дабы знала Русь вся, дабы ведала,
Как ее рыдают каменья…
Гибнет бедная не от поветрия —
От неслыханного поругания.
Подивлюсь пойду.
Не потеряйся, белица,
Поживее возвращайся к пристани,
А не то твой протопоп рассердится,
По ночам нутро свое все выстонет.
К Марковне пойду.
Иди-ко к Марковне,
Бедную обрадуй протопопицу.
Вороны кружат у самых маковиц,
Черные,
кружат они непопусту.
Не с того ль запала думушка,
Будит сердце вещим всполохом…
Плачь слышнее, Аввакумушко,
Крепче бей в зазывной колокол!
Да услышат, да увидят люди добрые,
Что творится, что на белом свете деется.
Нет его! Все вылакали, все-то допили,
Без души осталось деревце.
Воронье одно накликано
Раскопытившимся дьяволом,
Каждый ворон смотрит Никоном,
Патриархом новоявленным.
И, во все-то горло каркая,
Дико расчадились вороны,
Облились смолою жаркою
Эти тлеющие головни.
Ополчились на святые храмины
Древлего святого благочестия,
Воздивила даже каменье
Новоявленная бестия!
Злые силы Агафаиловы
Под себя все подкопытили.
Загляните, люди милые,
В очи плачущей обители.
Зналась бедная с Батыевой
И с иной лихой опричиной.
— Чай, язык-то доведет до Киева.
— Доведет… до первой пыточной.
— Ты слыхала ли про дьякона?
— Про какого?
— Да про Федора.
— Отглаголил, откалякал он
Про страдальца преподобного,
Про блаженного Григория.
Люди добрые,
Мне колесница подана,
Сам Агафаил ее огоревал,
Никон сам без роздыха сколачивал,
Колеса железом окузнечивал,
Наподобие хвоста собачьего,
Спину гнул он
От утра до вечера.
Весь-то день от зорюшки до зорюшки.
Все-то дни без отдыха, без роздыха
Капли пота — как льняные зернышки —
С патриаршего катились посоха.
Натрудился патриарх, намучился,
Бедного и пожалеть-то некому!
Пожалею — соберу имущество
Да отправлюсь в услуженье к нехристю.
Волей не берете, так берите нехотью,
Волоките на чепи скаженника!
Все равно — не поклонюсь я нехристю,
Не надену на себя ошейника.
Кукишем не осеню себя. Нечистого
Ересью поганой не обрадую.
Осеняюсь нерушимой истинной,
Троеперстьем сложенною правдою.
Освещаюсь и в кромешной невиди —
Божий зрак полуночью не выхлестать…
— И перекреститься не дали…
— Дождались пришествия антихриста.
— За грехи за наши.
— Небожители,
Что творят они, что делают!
Душу вылакали, выпили,
С непорочной переспали девою,
Божью матерь обесчестили
И на поруганье отдали
В лапы бесомордой бестии
Вместе с тихими угодьями,
С луговинами заречными
Да с заречными полянами…
Что ширяете зловещими
Бурколами оловянными?
Окаянными гляделками
Чт© вы крутите, что вертите,
Как гуляющими девками
В язвах черного поветрия?
Что стоите, бритоликие,
Аль в Христа опять поверили?
Сам смирю себя веригами,
Утону в железном вервии.
Гибнет Русь не от поветрия —
От неслыханного поругания.