Особенности местной любви

Выворачивали буквально всё — и военная полиция в этом деле действовала весьма профессионально, быстро обнаружив и на месте уничтожив изрядные запасы спиртного, привезенного на "дальние рубежи", не тронув, однако, три бутылки дорого коньяка — благородно оставив их со словами ложного снисхождения, что это будет единственный алкоголь, который достанется снайперам в этой чужой стороне.

— Спасибо и на этом, — с сожалением вздохнул Паша, всё еще продолжая искать глазами своего курирующего офицера, который должен был встречать роту по прилёту на Хмеймим.

Наконец-то военные полицейские подобрались к опечатанным ящикам с новейшими приборами наблюдения и целеуказания и потребовали их открыть.

— Не имею права, — радостно сообщил Паша, понимая, что это единственный момент, где он может отомстить "копам" за уничтоженный алкоголь. — Вскрытие может быть произведено только в присутствии заместителя группировки по РАВ.

— Что? — высокий полицейский повысил тон, встретив неожиданное сопротивление.

— Я сказал, — уверенно и жестко повторил Паша: — Не имею права их вскрывать сам, и тем более позволять это делать кому-то другому!

— Старлей, ты не понял? — полицейский вдруг еще более повысил тон, и на миг обернувшись, бросил коротко: — Саня!

Тут же появился еще больших размеров детина, двумя руками разминая резиновую палку, которая в его руках казалась тонкой тростинкой.

— Это секретное оборудование, — сказал Паша, закладывая основу своим последующим действиям по охране и обороне опечатанных ящиков.

— Ты мне здесь всё покажешь, — грубо бросил досмотрщик. — Не ты первый, не ты последний…

— Покажу, если предъявите мне свои полномочия на досмотр секретного оборудования, — спокойно сказал Шабалин. — Это может быть выписка из приказа командующего группировкой. Если таковой выписки нет, любое покушение на эти ящики я расцениваю как попытка завладения секретной техникой и буду вынужден применить оружие на поражение. Серега! Макс! Ко мне! Оружие к бою!

Контрактники с удовольствием незамедлительно встали рядом со своим командиром, оголив пистолеты, которые находились при них на совершенно законных основаниях, именно для обеспечения охраны оружия и снаряжения, находящегося в ящиках.

— Старлей, — полицейский свысока злобно посмотрел на Шабалина. — Ты не понял? Я тут самый главный для тебя, пока ты не пересек линию таможенного контроля…

Не зная, как действовать дальше, Паша на миг растерялся, но в этот момент к самолету подъехал УАЗ, из которого выскочил полковник Федяев.

— Шабалин! — заорал полковник. — Ты чего так долго?

— Здравия желаю, товарищ полковник, — радостно крикнул Паша. — Да вот, копы нас не пропускают.

— В чем дело? — теперь роли поменялись, и начальник полицейских вдруг сник и смотрел на мир уже не так дерзко.

— Не предоставляют к осмотру часть груза, — сообщил он Федяеву. — Ссылаются на секретность!

— Какой груз ты им показывать не хочешь? — спросил Валера.

— Ящики с прицелами и связью, — ответил Паша. — Они опечатаны и вскрыть их приказано только в присутствии зама группировки по РАВ.

— Ну и чего не понятно? — Федяев посмотрел на полицейского.

— У нас приказ досматривать всё, — ответил полицейский.

— А у тебя что, допуск по форме раз имеется? — с издевкой спросил Валера. — Или разрешение от командующего?

Тот промолчал.

— Досмотр закончен! — сообщил Валера. — Подписывайте свои бумаги, и отпускай мне роту. Они, в отличие от вас, бездельников, воевать сюда приехали, а не булки мять в аэропорту… как некоторые.

Военная полиция притихла. Видно, что Валера успел и здесь провести работу по поднятию своего авторитета, да так, что противоречить ему особо никто и не пытался. Бумаги были оформлены, таможенный контроль пройден, и вскоре весь груз был загружен на два длинных "Урала".

— Сейчас разместим вас временно, — сказал Федяев. — В "Тринадцатом районе". Дня через два на Пальмиру пойдет колонна, с ней уйдёте и вы. А пока — акклиматизация, проверка снаряжения, привыкание к местным реалиям. Всё понятно?

— Так точно, — кивнул Паша. — А что такое "Тринадцатый район"?

— Местные трущобы, — усмехнулся Валера. — Смотрел французский фильм с таким названием? Там был огороженный район Парижа с высоким уровнем преступности… у нас все ровно так же: палаточный городок для пересыльных. Для тех, кто прибывает или убывает. Кто там день живет, кто пару недель, но постоянных жителей там нет. Ну, разве что комендант — очень злобный страшный прапорщик, с которым даже я пререкаться опасаюсь. Да что я, он и генералов некоторых ни во что не ставит, а "подсолнухов" всяких вообще вертел, как хотел…

— Я уже боюсь, — признался Паша.

— Это правильно, — усмехнулся Валера. — Быстрее на войну захочешь уехать.

Спустя двадцать минут грузовики и УАЗ Федяева остановились у входа на территорию палаточного городка, тут снова проверили документы, а вышедший навстречу звероподобный старший прапорщик, которого все звали Петровичем, указал крайнюю палатку:

— Заселяемся туда. Туалеты на улице, за палатками, пункт хозяйственного довольствия с другой стороны, душевые там же. Предупреждаю сразу — не бухать! Кто попадётся пьяным — согласно распоряжению командующего группировки полетит домой. Ясно?

— Яснее некуда, — кивнул Паша.

— Через три часа заеду, — сказал Валера. — Повезу тебя представляться к заму по направлению. А пока разгружайтесь, заселяйтесь, обживайтесь…

Федяев укатил, и Паша быстро организовал работы по разгрузке машин и складированию ящиков в крайней палатке, которую отвели им для проживания. Спустя некоторое время он заметил, что за их действиями наблюдают двое военных, курящих через две палатки от них. Выкинув окурки, они прямиком направились к Шабалину.

— Здорово, мужики, — поздоровался один из них. — На вход, или на выход?

— Только прилетели, — сказал Паша. — Значит, на вход.

— Первый раз?

— Первый.

— А откуда?

— Владивосток, морская пехота, — открылся Паша и тут же спросил: — А вы на выход?

— В который раз уже, — кивнул собеседник и представился: — Змей.

— Паша, — представился Шабалин, подавив секундное желание назвать не имя, а свой радиопозывной. — "Строители-студенты"?

— Ага, — кивнул Змей. — Завтра улетаем.

— Давай чаю вечером попьем, — предложил Паша. — Может, будет чего нам в напутствие сказать. Опытом, так сказать, поделиться.

— Мы не против, — кивнул Змей. — Тем более, вижу по нашивкам у некоторых, мы коллеги по ремеслу…

Паша вопросительно посмотрел на него, но Змей промолчал, а его напарник спросил:

— Бухлишко маете?

— Есть немного, — кивнул Шабалин. — Не всё отобрали.

— Тогда до вечера!

Хлопнули по рукам и разошлись.

Макс быстро организовал размещение личного состава, перегородив двумя плащ-палатками уголок для офицеров роты, выделив другой угол под "оружейку". Еду должны были раздавать на пункте хозяйственного довольствия часа через два, а для этого нужно было внести едоков в соответствующие списки — куда и был послан старшина Жиганов.

Паша лег на койку, на которой был только матрас и вытянул ноги. Несколько часов назад они были еще в Подмосковье, далеко-далеко от войны, а сейчас он уже был в самом её центре — на российской военной базе Хмеймим, в простонародье именуемой не иначе как "Химки". За пологом палатки оглушительно прогрохотала пара бомберов, уносящих "авиационные средства поражения" куда-то далеко — где находились назначенные для них цели, которые неминуемо будут уничтожены, или как уже пел здесь, прямо на аэродроме, Николай Анисимов:

Мы в нужный час и в нужном месте выпадем с небес И сразу станут цифрой "двести" духи все в окрест Прицельной марки тонкий крестик Вмиг на них поставит жирный крест!

Шабалин из новостей и уже побывавших здесь офицеров слышал, что основную работу в этой войне здесь выполняла бомбардировочная авиация, которая летала денно и нощно, в любых погодных условиях, не давая продыху врагу и создавая эффект постоянного присутствия в любой точке театра боевых действий. Наверное, можно будет привыкнуть спать под такой грохот турбин, но пока Шабалин себе этого еще не представлял.

Офицеры роты, завершив разгрузку, тоже повалились на койки в огороженном углу. Кто-то даже захрапел — до очередного реактивного грома.

Федяев забрал Пашу, как и обещал, и повез в штаб группировки. Там было всё чинно и размеренно, никакой суеты и преисполненной героизма собственной значимости — каждый делал своё дело, и самое главное — никому не было никакого дела до вновь прибывшего старшего лейтенанта морской пехоты.

Бросив на входе "это со мной", полковник провел ротного в коридор, где распологались разведчики. Вдвоем они прошли в кабинет начальника разведки группировки полковника Седова, который буквально перед их носом распустил совещание и имел озабоченный вид.

— Здравия желаю, — представился Паша. — Командир стрелковой роты снайперов Тихоокеанского флота старший лейтенант Шабалин!

Седов мгновенно сбросил с лица свою озабоченность, и встав из-за стола, шагнул навстречу:

— Как изменился-то, Пашка!

Он крепко прижал Шабалина к себе, похлопав по спине, потом долго тряс руку.

— Отец-то знает, что ты сюда поехал? — заботливо спросил он.

Когда Шабалин-старший командовал ротой в бригаде морской пехоты, Седов был у него заместителем, и конечно, был вхож в семью, и хорошо знал сына своего сослуживца и друга.

— Знает, конечно, — кивнул Паша. — Своими советами мне все мозги вынес в последние дни.

— Снайперские роты находятся в моем оперативном подчинении, — сказал Седов. — Поэтому именно я буду предлагать оперативному отделу, какие ставить тебе боевые задачи.

Седов прикрыл дверь на замок, кивнул Федяеву, и тот, видимо зная что и где расположено, быстро открыл шкаф, достал оттуда початую бутылку коньяка и три рюмочки. Разлил. Чокнулись.

— Нам сказали, — вставил Паша. — Что на территории базы пить нельзя под угрозой отправки на родину.

— Вот за это и тост! — усмехнулся Седов, а намахнув, добавил: — Мы, разведчики, если без палева, то можем…

Потом появилось кофе, и полковник быстро начал вводить Шабалина в курс дела, в процессе чего Паша понял, что был бы на его месте сейчас другой человек, ему бы не оказывали столько почестей и внимания.

— Вот здесь, — Седов в одной руке держал кружку с кофе, в другой указку — которой водил по висящей на стене карте Сирии, — находятся основные группировки сухопутных войск садыков, вот здесь иранцы, тут "хезболла", тут "игиловцы", тут еще всякой твари по паре, вот здесь, здесь и здесь — наши оперативные войсковые группировки. Тебе предстоит убыть в расположение ОГ "Пальмира". Там сейчас обстановка тревожная — по данным действующих органов разведки эти твари, которые мирно жить не хотят, снова готовят наступление на город, так как его удержание гарантирует контроль над огромной территорией и выходами на Дэйр-Эз-Зор. У нас там сейчас есть батальонная тактическая группа, гаубичный дивизион Д-30, реактивная батарея "Торнадо-Град", рота снайперов, взвод разведывательных беспилотников, пост радиоразведки, агентурная группа, группа ССО, ну и еще по мелочи. Ты меняешь снайперов, и по плану у нас на следующей неделе начнется выдвижение на восточное направление, для последовательного овладения всей дорогой на Дэйр-Эз-Зор. Будем готовить решительное наступление на восток. Там и проявишь свои навыки. Это если в ближайшее время духи не осмелятся снова сунуться на Пальмиру, как два месяца назад. Если бы не "музыканты", которые снова отбили у духов Пальмиру, прямо скажу, огромной ценой, сейчас бы мы там своих сил не имели…

— "Музыканты"? — удивленно спросил Паша.

— Наёмники, — пояснил Седов. — Частная военная компания "Меч", руководитель которой имеет "музыкальную" фамилию. Ну, тебе еще предстоит с ними поработать. В большинстве своём это бывшие профессиональные военные, так что взаимопонимание и взаимодействие у нас налажено неплохо. Советую отношения с ними не портить, а наоборот — всячески помогать. Они же вместо нашей пехоты в основном работают, и в отличие от армии, работают в прямом огневом контакте с боевиками. Отсюда и потери у них большие… о которых в России говорить не принято.

— Ясно, — кивнул Паша.

— В общем, смотри, ситуация сейчас такая — если до нового года Дэйр-Эз-Зор не возьмем, война перейдёт в бесконечность. Если возьмём, тогда военные задачи в Сирии можно сказать, что будут выполнены. Ну, если наши партнеры из Пиндостана ничего в ответ не придумают.

— От них есть противодействие? — спросил Шабалин.

— Локально — бывает. "Томагавками" наносят с моря удары по сирийским объектам, позволяя нашим рэбовцам тренировать расчеты и вырабатывать тактику противодействия. Иногда мы фиксируем стычки между "Мечом" и "Академи" — их наёмниками, бывшим "Блэкуотером". Но это так, зубы показали друг другу и разбежались. Крупных заруб пока не было. Хотя и мы иногда им забомбим пару-тройку инструкторов в составе уничтожаемых бандформирований, иногда они нам подгадят, как например, недавний минометный обстрел мобильного госпиталя, когда две наши девочки погибли, из 35-й армии. Но мы им за это сполна отомстили… коллеги твои постарались.

Федяев тем временем налил еще по одной, и предложил офицерам.

Седов отвлекся, взял рюмочку, и кивнув Паше, сказал тост:

— Успехов тебе, старлей! Не посрами отца своего и деда!

— Не посрамим, — ответил Паша, быстро осушив рюмку, ощутив, как приятная жидкость обожгла глотку и провалилась куда-то глубже.

Седов снова взял указку, и некоторое время водил ей по карте:

— В настоящее время принято так: в воздухе в режиме дежурной пары постоянно висит два бомбера. По запросу с земли, они получают целеуказание, выходят на цель и наносят бомбовый удар. Обычно с момента доклада координат цели на центр боевого управления, до её накрытия проходит не более пятнадцати — двадцати минут. А то и быстрее. Твоя, снайпер, основная сила будет не в винтовке, а в целеуказании авиаторам или Богам войны, которые прикроют тебя на радиус своего действительного огня. В твоём случае это пятнадцать километров для ствольных систем и сорок для реактивных. Как показывает практика, имея при себе исправные средства связи, и навыки в определении координат, тебе ничего существенного угрожать не может, а сам ты получаешь возможность уничтожать в пределах указанных дальностей практически любую цель. Но шлем и бронежилет при этом снимать совершенно ни к чему!

Седов улыбнулся.

В выписке из боевого распоряжения командующего группировкой на боевое применение стрелковой роты снайперов было указано оказание огневой поддержки подразделениям сирийской армии, боевое охранение пунктов дислокации российских подразделений и выполнение специальных задач, суть которых распоряжением не раскрывалась и должна была уточняться ежедневными боевыми приказами начальника оперативной группировки "Пальмира".

— На месте узнаешь, — усмехнулся Седов. — А теперь ступай к своим головорезам, через два дня на Пальмиру идёт колонна, твоей роте выделяется три грузовика. На месте в своё распоряжение получишь три "Тигра".

Вернувшись в "Тринадцатый район", Шабалин собрал офицеров и пересказал им всё то, что услышал в кабинете начальника разведки группировки. Лица офицеров отражали недостижимую в пункте постоянной дислокации сосредоточенность и ответственность.

— Завтра утром я иду в группировку на совещание, — многозначительно подняв вверх палец, сообщил Шабалин. — Там получу все остальные указания. Ну, а пока, можем немного расслабиться — эНэР предупредил, что вновь прибывших в первый день обычно никто не трогает и мозг не выносит. У нас там что-то осталось?

— То, что военная полиция пощадила, да в "секретных" ящиках немного припасено… — отозвался Миша Хвостов.

— Тогда Миша, организуешь стол, остальные ему помогают, а я пошел соседей приглашу.

Паша вышел из палатки и направился к той, от которой к нему подходили офицеры ССО. У палатки никого не было, и он рискнул заглянуть вовнутрь. Там он увидел точно такие же койки, как и в его палатке — а как могло быть иначе в типовом палаточном городке? На койках вповалку лежали человек десять в весьма дорогом снаряжении. Да по углам стояли совершенно шикарные рюкзаки и много о чем говорящие (знающим людям) кофры и контейнеры.

— Змей! — громко позвал Паша.

— А?

С одной из коек подскочил недавний собеседник.

— Пошли к нам, посидим.

— Ага, — он спустил ноги на пол, натянул тапочки, толкнул рядом лежащего, и громко позвал: — Гасан, Бурый, подъём! Бача, возьми пару пайков, минералку и бананы!

Паша вышел из палатки, удивляясь, почему его не пристрелили — ибо он был в достаточной мере наслышан о нравах бойцов "студенческих строительных отрядов", во многом, впрочем, обусловленных всего лишь мифами и легендами ими же самими раздуваемыми.

Через минуту из палатки вышли четверо заспанных офицеров, чуть младше Шабалина возрастом, но, очевидно, не званиями — разглядев Пашины старлеевские погоны, они приосанились и развернули плечи.

В огороженном закутке уже все было готово: Миша Хвостов, командир второго взвода Денис Стешин и заместитель Шабалина Олег Шевчук уже сидели вокруг импровизированного стола. Перезнакомились — Паша и его офицеры назвали имена, а гости снова — толи клички, толи радиопозывные.

— А отчество у тебя, — Денис плечом несильно толкнул Змея, — не Горыныч, часом?

Выходка, в общем, была слишком наглая, но нужная — мужской коллектив в одно мгновение мог определить сейчас, как они будут разговаривать дальше. Мол, вы, СэСэОшники, крутые такие, но и мы, морская пехота, не лыком шиты.

— Вот прямо чувствуется, — усмехнулся Змей, — здоровая морпеховская асоциальность и безумная в своей непогрешимости десантная дерзость!

Соглашаясь с прозвучавшими выводами, лейтенант Стешин кивнул.

— То есть, я угадал?

Секунда тишины сменилась взрывом хохота, и в одно мгновение в коллективе стало тепло и уютно.

По рюмкам разлили коньяк, намахнули первую, потом, почти без паузы и разговоров — вторую, и только после того, как хмель коснулся сознания, заговорили о деле.

— Короче смотри, старлей, — говорил Змей. — Всем подразделением в полном составе ты действовать не будешь никогда. Ежедневно от твоей роты будут выделять легкие и тяжелые пары на различные задачи — или будете работать на поддержке садыков, или сопровождать всяких полководцев, они это очень любят, может будешь выходить на задачи в составе офицерских рекогносцировочных групп, и всегда, каждый день две легкие пары будут находиться на постах охраны. С полководцами советую ездить самому или кому-то из офицеров, генералы это могут оценить, когда момент настанет, ну, сам понимаешь.

— Лучше расскажи из практики, что-нибудь, — попросил Паша. — Хотелось бы знать, что нас ждёт…

— Да что из практики… — Змей почесал в затылке. — СВД здесь показывает себя прекрасно, особенно если принимать во внимание пылевые бури, а они бывают чуть не каждую ночь. Винтовка, даже если забивается пылью, то продолжает нормально работать, в отличие от штатовских М-39 и М-110, которые просто встают колом после пылевой бури. Но из СВД дальше 800 метров тут никто не стреляет, хотя мне известен случай, когда в Алеппо снайпер из третьей бригады спецназа тремя выстрелами положил пулеметный расчет с дальности 1250 метров.

— У меня срочники на 800 в головной габарит спокойно попадают, — сказал Паша, похвалив толи срочников, толи себя.

— Я не спорю, — сказал Змей. — Только СВД этим и ограничивается, если ты не супер-пупер стрелок. Манлихеры триста-восьмые здесь до 1200 уверенно могут укладывать пули в грудную фигуру, но самое здесь то — это Манлихеры три-три-восемь и крупнокалиберные АСВК. Это винтовки свободно работают на полтора и более километра. Да ты и сам скоро поймешь, что именно эти стволы у тебя будут выполнять основную работу. Поэтому сразу постарайся для "тяжелых" снайперских пар создать самые лучшие условия — именно они будут делать всю "войну".

— Понял, — кивнул Паша. — А что прицелы? Ночники, тепляки? Насколько они эффективны?

— С "тепляками" здесь не всё так просто, как кажется. Пустыня за день нагревается, и её температура выше температуры человека, поэтому до двух часов ночи про тепловизоры даже не вспоминай. Часам к трём, если нет пылевой бури, тепловизоры начинают хоть что-то прояснять, но не факт. Эти твари могут ставить тепловые приманки — и работать против снайпера. Такие факты уже имели место быть, и были потери. Разведчики говорят, что так действовали британские сасовцы, но может это были и американцы, что для нас без разницы — одинаково "приятно".

— Ответная работа ведется? — спросил Паша.

— Ну, а куда без нее, — усмехнулся Змей. — Когда "тяжелыми" их отрабатывали, когда артелью или аваицией… всякое бывает.

— Мне Седов сказал, что за девочек из 35-й мои коллеги сполна отомстили…

Змей широко улыбнулся:

— Мы там только местный электорат перещёлкали. Кураторов нам убивать запретили, поэтому мы им только ноги прострелили…

Бача, Бурый и Гасан заржали. Паша и остальные офицеры с уважением и интересом посмотрели на своих собеседников. Спустя несколько рюмок Змей уже заканчивал рассказ о проведенном мероприятии, обильно разбавляя его остротами и колкостями в адрес своих подчиненных:

— Гляжу, "хамви" к нам покатили, ну всё, думаю, трындец. В моей родной школе к первому сентября бюст героя теперь уж точно откроют. Хорошо, что мы к этому времени успели все следы замести, не поленились. А Бурый там щель присмотрел, оценили — вроде все туда влезем, со всеми своими манатками. Стали рюкзаки и стволы туда толкать, потом сами полезли — я ногой своих парней утрамбовывал…

— В глаз мне наступил, — вставил Бача. — Мне так больно было, аж невмоготу. Но орать нельзя — пиндостанцы рядом уже. Того и гляди — прочухают, что мы тут, и тогда пришлось бы зарубиться с ними. Скандал бы вышел… международный!

— Ага, — улыбаясь, вставил Бурый. — Представляю, как бы Маше Захаровой пришлось со скорбью и трепетом говорить про ошибочно уничтоженный американский патруль…

— Кто бы его уничтожал? — Змей строго посмотрел на Бурого. — Ты? Ты же самый первый в щель полез, причитая, что сховаться не успеваем.

— Ой, да я может раз и сказал, что опаздываем места занять, согласно купленным билетам… — парировал Бурый.

Препираясь, они хохотали, будто говорили о чем-то очень смешнои… а офицеры снайперской роты смотрели на эти препирательства, открыв рты.

— Я залез последний, — продолжил рассказ Змей. — Достал из разгрузки две "лимонки", пистолет приготовил, думаю, если что, то последняя гастроль будет очень яркой и громкой.

Змей сделал жест рукой и Денис разлил по рюмкам.

— Замерли, лежим. Слышу, машины остановились, толпа спешилась. Говор и английский и арабский. Из их разговоров понимаю, что они толкуют об одном — снайпер, снайпер. Шаги и голоса всё ближе, сердце аж из груди вырывается, ну, думаю, сейчас они меня по стуку сердца и услышат. Сжал на гранатах усики. По доскам кто-то прошел, под которыми мы лежали. У меня от напряжения аж круги красные перед глазами. И тут кто-то из моего доблестного и героического войска как бзднёт! Да еще громко так!

— Командир, — возразил Бурый. — Это душара бзднул, который над тобой стоял! Чего ты на нас наговариваешь?

— А то я не слышал, откуда треск донёсся — сверху или снизу? — под общий хохот возразил Змей. — Я пистолет в половицу упер, и уже хотел было из духа решето делать, как его там свои же товарищи засмеяли… они поржали немного и вышли наружу. А я лежу в тесноте и в пыли, и счастью своему поверить не могу… что жив остался.

— Я же говорю, — вставил Бурый, — что это душара бзднул! Вот они же его и засмеяли!

— Ага, — ответил Змей. — Только запах был от свиной тушенки, которую мы на завтрак ели! Значит, кто-то из вас. Факт.

— А что потом было? — спросил Паша.

— Я через полчаса высунулся, послушал, потом осмотрелся — уехали они. Чую — что-то не так. Внимательно стал смотреть под ногами, и точно — на выходе они "клеймор" поставили — коснулся бы ногами хлама, которым проём был забит, и порвало бы меня на куски. Потом еще одну мину нашел. Ночью нас эвакуировали. Прямо в бурю. Водила на "Тигре" по навигатору шел, ничего перед собой не видя. Просто красавчик!

— Какой у тебя личный счет? — Паша задал вопрос, который в другой ситуации мог бы задающему стоить сломанной челюсти или разбитого носа.

— Пятьдесят шесть, — спокойно ответил Змей и улыбнувшись, добавил: — Уже давно пора мне "звезду Кадырова" давать, да всё никак…

Разговоры перетекли на бытовуху, на особенности местного климата и наконец-то коснулись взаимоотношений с местным населением.

— А что тут с женщинами? — спросил Миша, известный в бригаде под прозвищем "ненасытный гардемарин".

— О, — вдруг рассмеялся Змей. — С этим тут нужно быть аккуратнее. А то по первости, тут, говорят, такие страшные дела творились — хоть стой, хоть падай… вон, Бурый расскажет.

— Чего сразу Бурый? — возмутился "студент-строитель".

— Ну, ты же, а не я, был близок к позору… — сказал Змей.

— Ну ничего же не было! — еще пытался сопротивляться Бурый, но уже было ясно, что историю свою рассказать ему все же придётся.

— Но могло! — сказал Змей. — Давай, не стесняйся! Здесь все свои!

Бурый помялся немного, больше для привлечения внимания, и начал:

— Приехали мы как-то сюда, первый раз вроде, или второй, уже не помню. В общем, долго сидели здесь, в "тринадцатом районе", задачу свою ждали. А подруга мне на ватсап присылает видео, где она голая танцует, специально для меня, дух боевой поддержать. А организм же у меня молодой, и уже истосковавшийся по женскому теплу. В общем, не выдержал я, пошел по базе в поисках женской ласки — не то, чтобы овладеть кем-то, а хотя бы просто с живой женщиной пообщаться.

— В поисках приключений, — вставил Змей. — Прямо говори!

— Ну, или так, — согласился Бурый. — В общем, выносит меня на рынок возле базы. А там комендант "тринадцатого района" стоит, страшный прапор этот, огромный бычара. Разговорился с ним, ну и промежду делом, вставляю, мол, как тут с этим самым. А тот мне говорит, мол, с этим самым всё нормально, и даже более того — есть экзотика. Какая такая экзотика — спрашивает мой молодой организм. Ну, он мне показывает рукой, вон, мол, видишь, дедуля сидит, а возле него девочка в парандже. Если, говорит, дашь дедуле десять баксов, то девочка исполнит акт французской любви — у неё, мол, в парандже для этого специальное отверстие имеется.

— Ну да, — влез Хвостов. — Я слышал, что мусульманки рано начинают половой жизнью жить…

— Так это давно известно, — вставил Денис. — Они в тринадцать лет уже рожают от взрослых мужчин. Такое вот у них мироустройство…

Бурый, дав возможность выговориться, продолжил:

— Я еще, помню, поинтересовался у прапора, где взять средство индивидуальной защиты, он мне продал из своих личных карманных запасов, за доллар, гад. И говорит еще, мол, девочка настоящая профессионалка, что, мол, некоторые слабоподготовленные борцы с международным терроризмом от её качественных услуг в порыве сладострастия даже сознание теряют. Ну, я-то, думаю, в этом деле хорошо подкован, у меня в Солнечногорске такая краля есть, Клаве Шифер сто очков вперед даст. Мы с Олечкой такие фортеля выписывали — хоть немецкое кино снимай. А тут — всего-то какая-то девочка. В общем, подготовил себя морально, пойду, думаю, получу любви французской кусочек. Еще же у прапора поинтересовался, как на этот счет местные законы — сразу голову отрубят, или помурыжат. А он мне, мол, иди, не беспокойся — если с дедом договоришься, то для самого процесса вы в сторонку отойдёте, туда, где никто не увидит.

Бурый замолчал, нагнетая интерес.

— Ну и? — нетерпеливо спросил Миша.

— В общем, подхожу я к этому деду. Показываю десять баксов и тычу пальцем в паранджу. А сам уже разглядел эту паранджу — точно, есть в ней отверстие. Как раз требуемого диаметра. Дед кивает, соглашается. Показывает, чтобы я зашел за заборчик, мол, там всё состоится. Пошел я туда, а девочка эта передо мной идёт. И кособоко так идёт, с ноги на ногу переваливается. Я еще подумал, что походку такую где-то уже видел. Заходим мы за забор, девочка садится на стульчик — а там и стульчик уже был. И показывает руками, мол, доставай, что там у тебя есть. Я полез было доставать, и тут меня как молнией ударило — вспомнил я, где такую походку видел. Во дворе, где я детство провел, жил у нас карлик. Коротконогий такой. Вот он так и вышагивал — перекатывался с ноги на ногу. А тут эта девочка — в халате до ног, да в парандже — и черт его знает, кто там на самом деле — девочка ли вообще…

Бурый снова прервал рассказ, подав знак, чтобы наполнили рюмки.

— За что пьём? — спросил Змей.

— Давай за наблюдательность, — предложил Бурый.

Выпив, он поставил стальную рюмку на ящик, который играл роль импровизированного стола, и сделав мрачное лицо, продолжил:

— Я так быстро еще никогда не бегал! Прибежал в палатку, отдышался. Меня там еще трясло долго. Соратники думали, что у меня белочка. И вообще, я этому прапору хотел рожу набить, но он куда-то подевался, гад. Я когда паранджу сорвал с неё, там никакой девочки не оказалось. Там был второй дедушка. Только карлик. И беззубый.

Бурый, без тени смеха на своём лице, осмотрел собеседников.

Офицеры уже не могли смеяться и просто молча катались — кто по койкам, кто по полу.

"Подсолнухи" ушли далеко заполночь, знатно обогатив знания вновь прибывших снайперов. А морпехи завалились спать — впереди у них была война.