— А что было дальше? — спросил Вадим вернувшись.

— Когда? Где? — она явно думала о чем-то о другом.

— В ЮАР.

— Ах, в ЮАР… Я жила там немного времени, а работала много. Очень много. Мои работы там очень хорошо шли.

— Они были в том же стиле, что ты показывала?

— Нет. Тот мой стиль мне тоже трудно определить, но он ближе и к эпохе возрождения и к Дали… Только помрачнее будет и в них нет такой лаконики, к которой я пришла. А… потом как-нибудь покажу фотографии. — Отмахнулась она, и начала рассказывать, как переехала ЮАР в Таиланд, на остров. Ее продюсер, которого она вдруг, по ходу речи, начала называть командором, был ещё владельцем виноградников, которые продал и все свои средства перекинул на строительство системы отелей на острове в Сиамском море, взвалив на неё ответственность за их оформление, требуя одновременно все новых и новых картин. Он вообще показался Вадиму какой-то мифической стожильной личностью, требующей от людей, которые работали с ним, той же стожильности. И, как не странно, Виктории не казался её труд непосильным. Она отрешенно работала, живя на острове, ни словом не упоминая о той жизни, которую называют личной. Может, действительно — рисовать, творить какие-то модули, отвечать за интерьеры и прочее — и было её личной жизнью?.. Она рассказывала о том, что она делала, а он уже не улавливал подробностей. Лишь чувствовал, что она сама остров, и остров этот отплывает от него, отплывает, и вот уже от него до неё — целый океан… Лишь тревожными позывными частенько пробивались к нему имена Палтай и Пинджо.

— Кто такие?! Слуги? — переспросил он.

— Нет! Что ты! Там люди не могут быть слугами, в том смысле как это понимается европейским сознанием! Там цивилизации, то есть основной философии три тысячи лет! Там люди никогда не голодали и не мучались от отсутствия крыши над головой, но, тем не менее, не превратились в папуасов. Они, конечно, зарабатывают деньги, чтобы смочь купить себе мотоцикл, или что-либо ещё — из техники, но в основном работают ради делания добра. Работают с кайфом. Да с таким, что таксист может провести тебя мимо нужного места, а если ты рассердишься на него за это, так расстроиться, что у него не получилось сделать добро, что бросить машину, или не взять плату. Это совсем другое мышление. Тебе не понять.

— Но кто они были эти деятели добра мужчины или женщины?

— Сущности, — коротко отмахнулась она, и тут же продолжила вспоминать про свой дом, райский сад, какую-то словно выписанную по шелку голубую гору соседнего острова, что маячила у неё в окне, на которую она медитировала. О том, что если повышалась влажность, то гора исчезала, и ей было трудно настроиться на творчество.

Он ещё несколько раз, при упоминании тех самых странных имен: Палтай и Пинджо, переспросил её, кто это. Но каждый раз она тут же вспоминала что-то ещё из подробностей той жизни, забывая ответить, или действительно ей было неважно — кто они были. Хотя бы женщинами или мужчинами?.. Ему, впрочем, и самому очень скоро стало неважно. Его укачивало, её остров отплывал, становился прозрачным… Словно и не было его — так приснился, не поймешь кому: ему или ей?.. Да и она сама приснилась — странный замороченный сон, никакого отношения не имеющий к его жизни — полный бред!

".. А потом он разорился."

Кто?! Ах, да — её командор… — вяло дошло до Вадима.

"… Ювелирное дело… Дела пошли хорошо, а по-тайски «хорошо» — это все, что не отвратительно. Мой командор приподнялся духом… мое направление было новое, и в тоже время не столь новое, чтобы идти вразрез с их эстетическими воззрениями, воспитанными более чем трех тысячелетней культурой свободных…"

Ах да… это она, опять она, говорит о тех самых картинах, что видел он на фотографиях, — выныривал Вадим из-за своего горизонта.

"…Но есть свои мафиозные структуры, действующие тайно… Никто не будет расстреливать тебя в подъезде, как у нас… Все кончилось катастрофически быстро — он умер от отравления… Причина отравления так и не была установлена… Вот я и уехала…

Галерея моя до сих пор работает… Я хочу жить здесь по-человечески и…"

— Жить по-русски и по-человечески, — очнулся Вадим, — это не одно и тоже.

— Да-да. Я понимаю вас, но я приехала всего лишь десять дней назад. Но как говорят буддисты, в сгустившейся тьме легче увидеть свою звезду.

— Я готов слушать тебя бесконечно, но лучше бы лежа. — Он взглянул на часы: — Уже утро.

— И так темно!..

— Это тебе не райский остров. Привыкай обратно, — сомкнутые губы Вадима искривились в усмешке, он вышел в коридор и, преодолевая усталость, надел тяжелую куртку на меху. — Ладно, не буду будить водителя, — постоял в задумчивости на пороге её квартиры, вынул и тут же спрятал мобильный телефон во внутренний карман куртки. Дал ей свою визитную карточку. — Вот так-то — никакой я не галерейщик, но туристическое агентство имею. Пойду-ка я прогуляюсь до такси. А ты подумай. И молчи. Здесь никто тебя не поймет. Никто. И никому ничего больше о себе не рассказывай.