Родилась девочка, и это повергло Зинаиду в мистический ужас — она увидела судьбу матери, судьбу своей бабки, тоже матери-одиночки, и показалось ей рождение дочери нехорошим предзнаменованием того, что и она повторит путь своих женщин-предков. Страх потерять мужа, какого никакого, хоть и Буйвола, стал у неё патологическим. Не то чтобы дочка мало занимала её мысли, но если Буйвол приходил хоть на пол часа позже, того срока, в который он обещался явиться, её охватывала паника.

Буйвол был парнем из отряда толстокожих и плохо понимающих, что происходит, когда женщина плачет и выкрикивает обидные слова, — он не обижался, не делал выводов, он тупел окончательно. Но все-таки вскорости смекнул, что та, с которой он мечтал, будучи подростом, прожить всю оставшуюся жизнь — жить совершенно не умеет. Тем более нормальной, семейной жизнью и крепко взял бразды правления семьею в свои руки. А так как он никогда не наблюдал присутствия мужчины в своей семье, но видел, как трудилась его мать, чтобы вырастить сына, стал требовать от Зинаиды такого же безмолвного трудолюбия.

Она сначала сопротивлялась, капризничала, требовала равного распределения домашних обязанностей, в ответ он, не зная как объяснить ей, что немало трудится, зарабатывая деньги, уходил из дома и напивался. Он уходил, а её охватывала ужас беззащитности и одиночества. Он возвращался пьяным, она плакала, но покорялась его условиям. Тем более что условия их жизни, несмотря на то, что жили они все в той же её однокомнатной квартирке, сдавая бабкину, по сравнению с условиями жизни её подруг были шикарными. У них была машина, у неё возможность покупать все самое лучшее в лучших магазинах, дорогие памперсы не казались ей столь же дорогими, как для остальных матерей — так… ерундою, не стоящей обсуждения. Правда, хвастаться ей было некому. Буйвол вытеснил всех подруг и знакомых из её жизни. Чтобы даже по телефону не болтала невесть о чем, ему неведомом, от того и вызывающем подозрения, он поставил телефон с определителем номера сразу же, едва они расписались, и каждый раз, вернувшись домой, первым делом проверял: кому звонила и как долго разговаривала. И если случалось, что действительно с кем-то разговаривала — требовал полного отчета — о чем шел разговор. Он не столько ревновал её, сколько боялся, что будет жаловаться на свою жизнь, насмехаться над ним. А вдруг ещё опозорит?.. Женщины по этому делу мастера — всегда найдут — к чему прицепится. А зачем ссор из избы выносить? Что будут говорить о них люди? Подруги появляются и исчезают, а они будут жить вместе и всегда. Зинаида соглашалась с ним и никому старалась не звонить. По магазинам без него из дому не отлучалась, даже прогуляться по улицам с коляской, так как он всегда, уходя, говорил, что уходит на час, на два, а когда вернется, тогда они с малышкой и погуляют вместе. Но через два часа звонил и говорил, что задерживается на час, через час сообщал то же самое, и так до позднего вечера держал Зинаиду в постоянной готовности к приходу мужа.

Однажды детский врач обратила внимание на здоровье матери Серафимы, так назвал их дочку Буйвол, в честь своей знаменитой бабушки. Руки Зинаиды временами тряслись, когда ей надо было отвечать на вопросы врача — дрожала нижняя губа, то появлялся тик верхнего века, то вдруг начиналась икота, могли ни с того ни сего появиться слезы. И хотя не было на обозримых участках тела видно синяков, у врача создалось такое впечатление, что над матерью полугодовалой малышки постоянно издеваются, морят голодом и бьют. Она высказала свои подозрения Зинаиде, надеясь, спасти несчастную. Но та начала рассказывать, словно причитать, как хорошо они с мужем живут, как пользуются самыми лучшими магазинами, покупают ей красивые вещи. "Вот посмотрите, что он мне подарил, а как одета девочка — разве не видно?" как заботливо он сам приносит в дом продукты, может ночью встать и покачать расплакавшуюся Серафиму и всегда возвращается домой с какой-нибудь игрушкой… Но, говоря все это, отводила взгляд в сторону.

Тогда детский врач, памятуя о том, что здоровье матери отражается на здоровье ребенка, решила поговорить с супругом Зинаиды. Буйвол был обескуражен вопросами, которые она ему задавала, по его понятиям он устроил Зинаиде райскую жизнь, а если посмотреть на то, как живут её ровесницы!.. "Все-таки попробуйте добиться её полного обследования" — резюмировала детский врач.

Полное обследование, на которое самолично Буйвол возил Зинаиду, показало крайнее истощение нервной системы. Он отправил её в санаторий, где она могла ходить по расписанному маршруту среди отмороженных теток и вдыхать аромат майского цветения вишневого сада. Дочь взяла под опеку его мать, а сам не забывал постоянно консультироваться с врачами. Фрукты, витамины, свежий воздух — всего было в избытке у Зинаиды, и после возвращения из санатория. "Ей, видимо не хватает приятного общения" предположил один из врачей в приватной беседе с супругом Зинаиды. Что ж Буйвол стал брать её в гости к своим приятелям. Зинаида обычно сопровождала его молча, не ввязывалась в споры, ни с кем не кокетничала, и даже не выходила с остальными женами посплетничать на кухне. Вела она себя так, как и должна была себя вести его настоящая жена. Буйвол был доволен. Но однажды она все-таки сморозила глупость во время серьезной беседы о том, какой товар можно везти в Индию, в обмен на вывозимый его приятелями.

— Чайники — сказала она столь громко, что все, сидевшие за длинным столом, замолчали и с недоумением уставились на нее. Буйволу никогда не было так стыдно. Он почувствовал что краснеет, и рявкнул с досады на Зинаиду: Дура! Молчи лучше и слушай, что умные люди говорят.

"Умные люди" захмыкали, усмехаясь в стороны. Кто-то сказал: — Да, Буйвол, у твоей жены с головою не все в порядке.

А у Зинаиды вдруг открылась рвота. Она еле успела выскочить из-за стола, так как Буйвол, не поняв по началу — что случилось, не пускал её. "И что это ещё за манера — обижаться и убегать?!" Но рвота началась и не останавливалась до тех пор, пока не приехала машина скорой помощи. В неврологическом отделении она встретила первую годовщину своей свадьбы. Свадьбы, которой не было, но цветы были, был марш Мендельсона, был все-таки настоящий ЗАГС…

Жара день годовщины была невыносимая, за окном стоял август. Зинаида весь день простояла у окна, не шелохнувшись.

Едва Буйвол, по прошествии трех недель привез её из больницы домой, ушел из дома и не вернулся. В трудных условиях человеческий организм мобилизуется, а для Зинаиды дни проведенные без Буйвола, в полном одиночестве, (Серафима продолжала жить у бабушки), были не просто трудными днями — днями полными ужаса. Но никаких невротических проявлений не выдал её организм. Наоборот, было непонятно — откуда у неё взялись силы, чтобы объездить все места, где мог находиться Буйвол, всех его друзей и знакомых, и даже мало знающих. Забыв о сне, неслась в Москву на Баррикадную к тем, кто снимал его квартиру, врывалась в больничные приемные покои, морги, во все близлежащие отделения милиции. О том, что Буйвола взяли за торговлю наркотиками, она узнала только через неделю.

Так началась её жизнь в стиле Маты Хари. Она стала любовницей следователя. И пока она кувыркалась в постели со своим провинциально принципиальным следователем — дальним отголоском донеслись до неё события девяносто третьего года, вести о расстреле парламента. Даже естественное любопытство не могло заставить её поинтересоваться — что же все-таки происходит. Она, ослепленная своей личной целью, разыгрывала великую женскую трагедию с немалым мастерством. Следователь приготовился ко всем вариантам последующих изменений в стране, и чтобы войти в новый исторический этап не обремененным грузом прошлого, в конце концов, скинул с себя безумную просительницу и выпустил Буйвола за весьма умеренное денежное вознаграждение.

Но Буйвол догадался, как обстояло дело. Он ни о чем не спрашивал, он просто стал пить, напившись, садился в свой Мерседес и гонял на дикой скорости по подмосковным трассам. Она молила бога, чтобы он не разбился, он подкрадывалась к его машине и шилом прокалывала шины. Тогда он брал машину приятеля и делал то же самое. "Душа простору требует, после тюряги-то" оправдывался он.

А она уже не плакала, она уже причитала, вела постоянный монолог вслух сама с собою и вдруг взрывалась, выкидывала его вещи из своей квартиры, запиралась на все запоры, тогда он взламывал дверь и вновь воцарялся в её жизни, как ни в чем, ни бывало.

Но эта семейная жизнь не удовлетворяла его. Зинаида, в прошлом вышагивавшая мимо него гордо задрав голову, была уже не та. Походка её превратилась в семенящую. Голова начала пригибаться. Ходила сутулая, взгляд — долу. Руки дрожали. Как ни одень её — выглядела дурнушкой. Длинные волосы свои, словно сущий лен, из-за того, что стали они выпадать — остригла, отчего напоминала уже не принцессу, Иванушку-дурачка из детских книжек. А ведь было ей всего-то двадцать лет. Что же будет дальше? — Иногда с тоской подумывал он о её старости. Впрочем, его уже не волновала её былая красота, он и с такой мог прожить хоть всю жизнь, но показывать её знакомым не имело смысла.

Слава те, что в его мужской команде редко когда отдыхали совместно с женами — их отдых не способствовал укреплению семейных уз. Абсолютно мужской отдых: баня, (то есть пьянка в бане, возможно, и проститутки), охота — опять же таки пьянка, редко рыбалка, когда уж совсем все приелось, ну какая рыбалка без водки? Можно конечно и в теннис поиграть и сразиться на бильярде. Но только жены здесь при чем? И без жен женского общества хватало. В бар, где они обычно собирались плотной толпой, постоянно протискивалась какая-нибудь авантюристка, обычно из далекого северного города типа Омска и Тюмени. Это тебе не похожая на прячущую, словно в красивых кораллах душу-мурену, хохлушка! Из тех, что рванули с голодухи в Москву. Нет — это вечная девочка с глазами горящими, как светофор сразу во все три света. Такая не ищет секса, как пути если не к сердцу, то к кошельку. Такая — ищет дружбы и работы. И свято веря в то, что она способна и на то и на другое, вдруг очухивается в полной растерянности, оказавшись в постели с мужчиной.

Вот с такой-то и застукала Буйвола Зинаида, когда он занимался в машине, на затемненном пяточке, под окнами своей квартиры, трудным делом возвращения к реальности очередной революционерки межполовых отношений. Революционерки, романтически летающей на палке-скакалке своих понятий, а думавшей, что на настоящем коне…

Ничто не могло остановить Зинаиду. Ее истерическая неуверенность в завтрашнем дне, лишила Буйвола возможности дать ей этот "завтрашний день". Она подала на развод.

Процесс расставания был затяжным и головоломным.

Квартиру на Баррикадной — пришлось продать. Буйвол, купил себе одну в центре, но подешевле, чтобы продолжать сдавать, сам остался в её, однокомнатной, — поближе своим приятелям. Ей же купил небольшую, двухкомнатную, на Яузе, что бы не говорила, что с чем взял, с тем и оставил. И площадь ей увеличил, и в Москву перетащил. К тому же дочке при такой-то матери лучше будет жить в отдельной комнате.

Серафиму от бабушки пришлось отрывать, также болезненно, как вырывать Зинаиду из всего сердца. Буйвол умел любить так — чтоб раз и навсегда. Но, оказалось, он ещё умел и расставаться — так — чтоб раз и навсегда.

Больше Зинаида никогда не видела своего Буйвола. Когда она рассталась с ним, исчез и постоянно мучавший её страх потерять мужа. "Свершилось, шептала частенько она про себя, — Я так и знала, что так будет. Так и знала…" И чувствовала облегчение. О будущем уже не задумывалась. Жить стало настолько трудно, что заботы о дне насущном затмевали и страхи и надежды на будущее. Буйвол поначалу присылал ей алименты. Но не прошло и пол года — перестал присылать. Она решилась навестить его мать, как бы между прочим, проведать, что у него твориться, но приехав Реутово, узнала, что мать его куда-то переехала. Кто говорил, что она живет в доме престарелых, кто говорил, что сын увез её заграницу. Та однокомнатная квартира, которая когда-то принадлежала ей, была продана. Из местных парней никто не знал — куда делся Буйвол. Через несколько дней, после той тщетной поездки, их дочери — Серафиме исполнилось два года

Затоптанная судьбой, словно неким мистическим буйволом, Зинаида пыталась распрямиться и подняться, но ничего у неё уже не получалось. Даже самая мелкая неудача — к примеру, ключ от квартиры потеряла, пьяный сосед сказал якобы комплимент, но на самом деле, выдал нечто оскорбительное, или в магазине неправильно дали сдачи — все повергало её в бездну отчаяния, утверждая в вере, что она неудачница.

Но надо было жить, чтобы растить маленькую Серафиму.

Зинаида устроилась продавщицей в ларек к хозяину, явно не терпящему женское невнимание по отношению к себе. Но Зинаиде было не до его заигрываний. Она аккуратно отстранялась от его прикосновений и старалась выдерживать деловой тон. И тут вдруг случилось то же самое, что и когда она работала в киоске в первый раз. Начали появляться фальшивые купюры. За эти купюры он стал вычитать из её зарплаты. Зинаида терпела. Зинаида старалась быть внимательней к тем деньгам, что давали ей покупатели, но когда сумма денег подмененная фальшивыми купюрами перекрыла её зарплату и она ещё осталась должна, Зинаида взорвалась. Она плакала, называла хозяина бессовестным, издевающимся над матерью-одиночкой, сексуально озабоченным козлом, который не может простить ей то, что она не легла с ним в постель. И когда он, выслушав весь поток её брани, терпеливо предложил расплачиваться с долгом постепенно, в рассрочку, и выдал ей её зарплату, она смекнула, что долгами он хочет привязать к своему треклятому киоску навсегда, сделать её этакой рабыней — бросила ему деньги в лицо и ушла.

Нельзя сказать, что у неё совсем не было денег, она получала пособие на ребенка, время от времени регистрировалась на бирже труда, но разве ж это были деньги!

Что только не делала Зинаида, чтобы обеспечить себя — мыла полы в школе по утрам, и торговала бальзамом Караваева, ходя по организациям. Представлялась потенциальным покупателям сорокалетней, но пользующейся чудотворным бальзамом, оттого так молодо и выглядящей. Люди же, слушая её, видели в ней молодую, да раннюю мать-одиночку, видели нежную, но болезненную кожу, страдальческие мешки под глазами, заиды в уголках губ, а часто и герпес под носом — и покупали бальзам, не оттого, что верили в его свойства, а скорее из жалости. За первый месяц одинокого плавания в мире частного бизнеса Зинаида заработала немалую сумму и поверила в себя. Теперь она мечтала открыть свой киоск, но не знала, как это делается и сколько требуется для этого денег. Ее мечты совпали с мечтами пары молодоженов, Надежды и Андрея, с которыми она познакомилась случайно, пытаясь впарить им бальзам, в котором те, естественно, не нуждались, да и причин жалеть Зинаиду у них не было, так как они были ровесниками.

Молодожены, подбадриваемые Зинаидой, сумевшие вникнуть в необходимые нюансы делопроизводства, открыли палатку. Прибывая в эйфории — по поводу своего философского прозрения, основанного на том, что мир спасет не любовь, а только дружба, — Зинаида превратилась в трудоголика. Сама с утра, подкинув Надежде свою привыкшую ко всему Серафиму, ехала с Андреем за товаром, потом сама ворочала коробки, брала у Надежды Серафиму и торговала, а дочка играла в это время рядом на полу палатки. Кормить Серафиму приходилось тут же, не особо отрываясь от работы, заранее приготовленными кашками из термоса. Ближе к полуночи приходил Андрей, они выкидывали из палатки опустевшие коробки, вместе подсчитывали выручку, вычисляли Зинаиде ежедневные проценты, что было куда гуманнее по отношению к ней, чем фиксированная плата за месяц. Затем Андрей отвозил на своих стареньких «Жигулях» домой Зинаиду с дочкой. Надежда же, жена его, недавно окончившая музыкальное училище, принимала поначалу активное участие в устроении семейного бизнеса, но потом увлеклась каким-то супермузыкальным проектом и перестала вообще появляться в палатке. Она даже отказалась поторговать вместо Зинаиды, когда Серафима серьезно заболела воспалением легких, и палатку пришлось закрыть на три дня, до тех пор, пока Серафиму не отправили в больницу. Можно было бы, конечно, взять кого-нибудь ещё на смену Зинаиде. Нельзя же было так работать — чуть ли не по двадцать часов в день, — но Зинаида была уверенна в своих силах и, в тоже время, очень боялась, что кто-то четвертый нарушит равновесие их триумвирата, возьмет себе все: и внимание молодоженов, и влияние на них, и, естественно, основные деньги. Она держалась изо всех сил, ломала усталость утренним кофе, по вечерам на двоих с Андреем выпивала бутылку Хереса или, если — день был прибыльный ликера.

Но однажды, когда они обсуждали дальнейшее развитие их торгового предприятия к палатке подошла жена Андрея, Надежда, и позвав его из темноты, даже не поздоровавшись при этом с Зинаидой, о чем-то долго разговаривала с ним на повышенных тонах. «Ревнует» — подумала Зинаида, и голова её вжалась в плечи. Страх потерять работу, да что там работу — не работником она чувствовала себя, а компаньоном, — вкрался ей в душу. А после ещё двух таких приходов Надежды — Зинаида стала рассеянной, старалась не смотреть в глаза Андрею, старалась вообще не разговаривать с ним ни о чем, только о деле, а тут вдруг вновь появилась в выручке фальшивая купюра.

Зинаида не могла поверить в случайность. Не могла она, уже опытная в этом деле, пропустить её, не заметив. Да и откуда столько фальшивых денег? Казалось ей, что все они только и созданы для того, чтобы жить её со света. Нет, это все неспроста — вбила она себе в голову. И хотя Андрей предложил просто вычеркнуть эту купюру из выручки и, отсчитав тридцать процентов с прибыли, заплатить ей, Зинаида уперлась. Почему это он должен высчитывать ей процент без этой тысячи рублей? Она же работала целый день и если бы эта тысяча оказалась нормальной, заработок её оказался бы гораздо больше. Она не понимала, что на это раз никто не высчитывает эту тысячу из её зарплаты, требуя невозможного. Андрей попросил объяснить — как она считает, и почему из-за того, что она обманулась, — он, из своего минуса, должен выписывать ей проценты в плюс?.. Тут-то Зинаида и выдвинула версию, что эту тысячу подменила его жена, которая заходила в палатку и неожиданно согласилась посторожить товар, пока она бегала с Серафимой в туалет. Андрей остался в полном недоумении от такого обвинения в адрес жены и выплатил ей процент, но отношения их стали с тех пор молчаливо недружескими. Когда в следующий раз появилась фальшивая купюра — при вечернем отчете присутствовала Надежда.

— Это ты! Ты все специально подстраиваешь! — накинулась Зинаида на жену Андрея.

Вот так и окончилось её с ними компаньонство.

Все это было давно — ещё в девяносто шестом году. Потом она находила себе работу также легко, как и вылетала из нее. Последнее время нигде не работала, уже более трех месяцев. Вот и сломалась окончательно в тот самый день, когда Викторию посетил Вадим, прикинувшись продюсером.