Отличить подлинную вину от невротической бывает не так просто по множеству причин.

• Прежде всего, они переживаются очень похоже.

В случае невроза психика защищается, вытесняя, «забывая» то, с чем трудно встретиться сознанию. И тогда эмоции начинают как бы «обманывать» человека, чтобы не травмировать его. Невротическая вина словно «подделывается» под подлинную, чтобы увести нас от других очень непростых переживаний: страха, тревоги, боли, унижения, стыда.

*Очень часто невротическая и подлинная вина сочетаются в одной ситуации. Например, все знают, что во время ссоры с близким человеком нужно «победить гордыню» и попросить прощения. Но перед тем, как это делать, стоит сперва разобраться, отделить подлинное «зерно» вины от невротических «плевел». Если я понимаю, что действительно виноват, то «победить гордыню» означает выбрать из двух вин именно подлинную вину, рискуя оказаться незащищенным. Рискуя ради того, кто мне дорог. Если же в наших переживаниях вовсе нет подлинной вины, то просить прощения зачастую даже вредно.

• К сожалению, в школах и университетах нас не учат разбираться в своих чувствах и даже быть к ним хоть сколько-нибудь внимательными. У многих из нас отсутствует элементарная грамотность в этом отношении. Кому-то это покажется странным, но даже выпускники факультета психологии не всегда являются специалистами по чувствам и эмоциям. Они могут перечислить их названия, но не всегда способны правильно определить, что переживают сами.

Люди, которые приходят ко мне на консультации, часто не могут понять и правильно выразить свои чувства. Например, женщине кажется, что она ненавидит мужа, а на самом деле она обижена на него. Или молодому человеку представляется, что он любит равнодушную к нему девушку, тогда как его мучает только уязвленное самолюбие. Мы зачастую трактуем происходящее в своей душе довольно поверхностно. Кстати, именно поэтому нам нелегко понимать и чувства другого человека. Хорошая новость заключается в том, что всему этому можно научиться.

• Однако есть одно но. Как правило, мы не очень хотим разобраться в себе. И дело тут не столько в лени и недостатке информации, сколько в той серьезной тревоге, которую принесет нам подобное исследование. Мы боимся увидеть в себе нечто такое, что заставит нас усомниться, например, в собственной ценности, или в устойчивости нашей психики, или в чем-то еще.

Одна уже немолодая женщина как-то сказала мне, что самоанализ привел ее к непониманию того, кто она и чего ей ждать от этой незнакомки. Это открытие очень ее напугало. Ведь раньше она была уверена, что хорошо представляет, с кем имеет дело, и эта уверенность была ее опорой. Но, в конце концов, после работы с психологом ответы на основные вопросы о себе были найдены, и ее жизнь стала намного более ясной и счастливой.

Итак, в этой части книги мы будем говорить о том, что такое подлинная вина.

 

Ответственность и вина: что их связывает?

Психолог Ирвин Ялом остроумно сравнивает ответственность с авторством художественного произведения. Осознавать ответственность – значит осознавать причастность к происходящему, к тому, что мы создаем что-то или кого-то своими руками. Нести ответственность – это уже следующий шаг, обозначающий готовность чем-то жертвовать, платить за это «авторство жизни».

Ответственность за ребенка, за судьбу проекта, за проведение мероприятия переживается как внутренняя необходимость участвовать в их судьбе. Ответственность за негативное событие – потребность «расплатиться» за его последствия, в том числе поучаствовав в их ликвидации.

Ответственность неразрывно связана со свободой. Делая свободный выбор, мы автоматически становимся причастными к тому, что благодаря нам произошло или не произошло.

Но из многочисленных возможностей можно выбрать только одну, лишаясь всех других. Например, мы можем жить только в одной стране и только в одном городе. Я знаю людей, которые неимоверно страдают, желая находиться сразу в двух местах. Например, в одном городе живут их друзья и близкие, в другом находится перспективная работа. У некоторых из них получается жить «на два дома», но всегда с издержками для обеих сторон.

Мы не можем устроиться сразу на две работы на полный рабочий день. Нам нужно выбирать из двух: одна, например, больше отвечает нашему призванию, а другая приносит больше дохода. И тот и другой варианты имеют свои достоинства и недостатки, но мы должны, соизмерив их, сделать только один выбор.

Каждый день в каждый момент времени мы принимаем решение делать что-то одно, лишая себя возможности делать что-то другое. Например, этим летом я писала книгу, и, хотя это занятие доставляло мне немалую радость, я огорчалась из-за того, что не могу поехать на природу, сходить в горы. Иногда я даже вовсе отказывалась от прогулок. Когда лето закончилось, я немного жалела о том, что не воспользовалась его возможностями. Но в этом и заключен смысл: я знаю, что этот выбор сделала сама, по важным для меня причинам, и я готова со смирением принять все последствия моего решения.

Нельзя прожить земную жизнь два раза, она дана нам в единственном экземпляре, и ее необходимо на что-то потратить. Жизнь – это не черновик, который можно переписать.

Мы ответственны, поскольку свободны. В главе «Бегство от свободы» мы уже говорили о том, что она нередко мучает людей именно потому, что предполагает ответственность, а быть ответственным – значит платить издержки. Что, если выбор был сделан неправильно? Что, если я допустил ошибку? Что, если выбирать нужно из двух зол? Мучительнее материальных бывают издержки психологические, среди которых могут быть досада, разочарование, вина, но за ними стоит тревога.

Как мы уже говорили, у нас есть собственная внутренняя ответственность, а есть чужая, иногда навязанная нам кем-то, а иногда и взятая нами как будто бы по доброй воле. Их непросто отличить, но в большинстве случаев сделать это можно с помощью нехитрой практики.

Внутренняя ответственность обычно проявляется в глубоком переживании своей правоты. Представьте, что вы говорите себе: «Я должен сделать то-то». Обратите внимание, что вы при этом чувствуете. Если сердце соглашается, если, как говорил Мартин Лютер: «На том стою и не могу иначе», значит, это ваша ответственность. Если же у вас появляется раздражение, отторжение, протест, чувство подавленности, то ответственность кажется вам внешней, чужой, навязанной.

Это не значит, что та ответственность, которая ощущается как чужая, не может быть переосмыслена, не может быть принята как своя, внутренняя. Также и своя ответственность, особенно если она большая, может, в конце концов, начать тяготить и внутренне отторгаться. Так мама новорожденного малыша, столкнувшись с трудностями ухода за ним, устав от необходимости проводить все свое время в заботах о ребенке, может в какой-то момент выбиться из сил, начать раздражаться, мечтать о том, чтобы все бросить. Но, когда малыш заболевает, в тревоге за него, она снова ощущает прилив сил и по-новому осознает свою ответственность.

Как правило, силы у нас есть тогда, когда сохраняется живое переживание смысла. Если смысл иссякает, силы уходят вместе с ним.

Несение внутренней ответственности можно сравнить со спортивным забегом, преодолением дистанции – иногда с удовольствием, иногда лишь с твердым пониманием: не могу иначе. Несение чужой ответственности больше похоже на бегство, убегание.

Конечно, без навязанных обществом норм жизнь социального существа невозможна. Но если внешняя ответственность не оставляет места для внутренней, жизнь будет казаться бессмысленной, скучной, тягостной и пустой.

Как же связаны в нас внутренняя ответственность и подлинная вина? «Чувство вины – это осознание разницы между тем, какова вещь, и тем, какой она должна быть» — писал известный психолог Ролло Мэй.

Это первый этап вины. Затем происходит осознание внутренней ответственности, если она есть. Сочетание этих двух переживаний – осознание разницы и осознание внутренней ответственности – по сути и составляет подлинную вину.

Чувство вины иногда возникает быстро, внезапно, мы не успеваем его обдумать. И когда приходит осмысление, человек может открыть неожиданные для себя вещи. Например, что в сферу его ответственности и ценностей входит настроение близкого человека, которого он всерьез обидел, вызвав у него слезы, или жизнь щенка, оставленного погибать на дороге, или репутация малознакомого человека, про которого он легкомысленно солгал, невольно вызвав волну сплетен.

Почти все мы ощущаем вину за похожие вещи. Но все же круг ответственности у каждого свой. Именно то, за что я, именно я, ответственен, безошибочно указывает на то, что мне действительно дорого и важно. Круг внутренней ответственности говорит о самом сокровенном в человеке, о его истинных ценностях, истинном месте в жизни. Таким образом, вина может помочь мне понять, кто я на самом деле. А действия, которые предпринимает человек, повинуясь чувству такой ответственности, делают его жизнь осмысленной. Виктор Франкл писал, что «совесть – это орган смысла. Ее можно определить как способность обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации».

 

Это уже случилось

Когда я искала слова для описания подлинной здоровой вины, самым близким мне показалось выражение «сокрушенное сердце». Чувство вины за реальный грех как будто бы сталкивает нас с самим собой.

Я-настоящий, Я как Образ и Подобие Бога – и Я-неидеальный, Я-грешный встречаются в месте совершения греха. И Я-настоящий иногда испытывает самый настоящий шок, увидев, кем он является на самом деле. Но и Я-грешный тоже может переживать потрясение от того, что он на самом деле лучше, чем думал.

Так встреча с собой приносит не только ужас, но и облегчение, ведь человек с радостью вспоминает, что он – Образ и Подобие Бога, что он ближе к Господу, чем казалось. Облегчение возникает еще и оттого, что человек, услышавший зов совести, внезапно понимает, куда ему нужно идти, чувствует решимость и уверенность.

Чувство вины неразрывно связано и с тревогой небытия. Вины бы не было, если бы мы могли полностью отменить происходящее, но, как известно, это невозможно. Случившееся – состоялось. Чувства сокрушенности, а иногда и безутешности, которые сопровождают вину, во многом связаны с тем, что произошедшее – не фантазия, а реальность. Выбор сделан, а это значит, что все прочие варианты развития событий навсегда ушли в небытие. Волнения, причиненные близкому человеку, уже сказались на его здоровье. Доверие между супругами навсегда потеряно после случившейся измены.

«Здесь правит одно пронзительное прозрение – единственное прозрение, в момент которого постигается невозможность возврата к первоначальной отправной точке, непоправимость совершенного, – писал философ Мартин Бубер. – Так приходит подлинное понимание необратимости прожитого времени – факт, который безошибочно проявляется в самой непреложной из всех человеческих перспектив, в перспективе, касающейся собственной смерти каждого из нас».

Время не только необратимо, но и ограничено. Например, день, который я мог бы провести с интересом, наполнить чем-то важным, уже закончился и был потрачен впустую. «День прошел, как и вообще-то проходят дни, я убил, я тихо сгубил его своим примитивным и робким способом жить», — признавал немецкий писатель Герман Гессе. Казалось бы, ничего, настанет другой. Но все дело в том, что времени у нас в запасе не так много и никто не может гарантировать даже наступление завтрашнего дня.

Конечно, чувство вины неизбежно. «Небытие присутствует даже в том, что человек считает своими лучшими поступками, оно не дает человеку достичь совершенства», — считал Пауль Тиллих. Даже если бы мы всегда поступали правильно, ограничения мира вносили бы свои коррективы в наши поступки, порой искажая их результат до совершенно противоположного желаемому.

И вместе с тем вновь процитируем Тиллиха: «…человек обязан дать ответ на вопрос о том, что он из себя сделал. Тот, кто задает ему этот вопрос, есть его судья: этот судья есть он сам, который в то же время противостоит ему». Человек призван «сделать из себя то, чем он должен стать», исполнить свое предназначение, взять на себя и понести свою ответственность, которую можно назвать и крестом, данным ему Богом, призван прожить жизнь осмысленно.

 

Поблагодарим наше чувство вины

На одной конференции после доклада, в котором, как мне казалось, я хорошо раскрыла сущность переживания вины, мне задали вопрос, который поначалу меня ошеломил: «А нельзя ли вообще обойтись без вины? Недостаточно ли простого понимания того, что хорошо, а что плохо? Зачем вообще это чувство, если я могу на рациональном уровне понять, что нужно делать, а что нет?»

Этот вопрос задал человек, не имеющий отношения к психологии, но «отказаться» от вины призывают нас и многие современные психологи. Я всерьез задумалась над тем, как лучше на него ответить.

Действительно, зачем нужна вина?

К сожалению или к счастью, жизнь очень многогранна и непредсказуема, а некоторые ситуации представляют собой труднейшие моральные дилеммы.

Запутавшемуся человеку порой не может помочь ни один довод разума, ни один закон из тех, которые он знает, ни один авторитет. Единственный путь – это прислушаться к себе, к своей совести, за которой стоит сам Господь Бог.

Это не значит, что мы должны «идти на поводу» у чувства вины, ведь оно, как мы теперь знаем, может сообщать нам об очень разных вещах. Нужно размышлять над этим посланием, обращаясь к Богу. Но если бы мы не слышали самого послания, то размышлять было бы просто не о чем.

Слушать себя – единственное, что остается нам в трудных противоречивых ситуациях. «Только совесть, – писал  Виктор Франкл, – может как бы согласовать „вечный“, всеобщий моральный закон с конкретной ситуацией конкретного человека. Жизнь по совести – это всегда абсолютно индивидуально-личная жизнь в соответствии с абсолютно конкретной ситуацией, со всем тем, что может определять наше уникальное и неповторимое бытие. Совесть всегда учитывает конкретность моего личного бытия».

Сделать вывод о пользе вины меня заставили также исследования, проведенные над психопатами. Иногда в нужности чего-либо намного легче убедиться, если это «что-то» совсем отсутствует.

Оговорюсь, что у слова «психопат» много значений. Например, в отечественной традиции с его помощью обозначают какую-то грубую патологию характера человека, которая распространяется на все сферы его жизни, вызывает большие проблемы в общении, мучая и самого психопата, и тех, кто его окружает. Есть множество видов психопатии, они бывают очень разными.

Но у слова «психопат» есть и другое значение, в котором его употребляет известный исследователь Роберт Хаэр в своей книге «Лишенные совести: пугающий мир психопатов». Тех психопатов, о которых говорит Хаэр, многие называют социопатами.

Кто они такие? По словам Хаэра, это «социальные хищники, которые очаровывают, используют в собственных целях людей и безжалостно пробивают себе дорогу, оставляя за собой широкий след из разбитых сердец, несбывшихся надежд и пустых кошельков. Начисто лишенные совести и сочувствия, они берут, что хотят, и делают, что нравится, нарушая при этом общественные нормы и правила без малейшего чувства вины или сожаления»

Это люди, которые не умеют сочувствовать, испытывать любовь и привязанность. Они не знают, что такое стыд, не знакомы с застенчивостью, не испытывают тревоги и страха (или испытывают в «смазанной» ограниченной форме), им неведомы глубокие страдания. Психопаты никогда не мучаются совестью, не чувствуют вину. И редко бывают способны к долгой упорной работе.

Неудивительно, что они часто становятся насильниками, убийцами, педофилами. В лучшем случае такие люди занимаются грабежами, мошенничеством, шантажом, махинациями, становятся альфонсами. Абсолютно «чистых на руку» психопатов, вероятно, не существует: даже если они не совершают действий, зримо противоречащих Уголовному кодексу, они почти всегда обманывают, предают, ставят подножки, занимаются психологическим насилием – и все это без малейших угрызений совести.

По данным Роберта Хаэра, двадцать процентов заключенных являются психопатами, и именно на психопатах лежит ответственность за совершение более чем пятидесяти процентов тяжких преступлений.

Скорее всего, психопатия – это врожденная патология, и никакое воспитание не сможет изменить личность такого человека. Дети-психопаты, выросшие в семье совершенно нормальных, гуманных и любящих родителей, с детства отличаются особой жестокостью и антисоциальным поведением. Они занимаются воровством, издеваются над более слабыми детьми, убивают животных, и родители ничего не могут с этим поделать.

«Недавно одна моя коллега, работающая в психиатрической больнице, рассказывала о четырнадцатилетней девочке, которая убила соседку, разозлившись на какое-то ее замечание. Девочка нанесла пожилой женщине 167 ножевых ранений. Психологи, работавшие с подростком, обратили внимание, что она совершенно не жалеет о случившемся. Более того, девочка призналась, что остановилась только потому, что устала рука. Ей было только немного жаль, что из-за произошедшего она теперь вынуждена проводить время, скучая в больнице.

Однако психопата нельзя назвать невменяемым. Он может рационально мыслить, может хорошо понимать последствия своих действий. По этой причине, как считает большинство психиатров, психопатам место не в больнице, где им нельзя помочь, а в тюрьме, где они будут изолированы от общества и не смогут причинять людям вред.

По статистике, большинство психопатов, отсидевших в тюрьме за убийство или изнасилование, выходя на свободу, вновь совершают те же самые преступления. Все потому, что по-настоящему они никогда не раскаиваются в содеянном. Специалисты приходят в ужас, когда психопат рассказывает о том, как он расчленял труп, так спокойно, как будто бы повествует о приготовлении салата.

В чем же причина такой фантастической бессердечности? Почему они такие? Как уже говорилось, многие психиатры склонны считать психопатов психически здоровыми людьми. Их психическая деятельность как будто бы удовлетворяет всем необходимым критериям. Однако последние исследования все же показали, что мозг психопатов работает несколько иначе. Можно сказать, что их эмоциональная жизнь по какой-то причине очень бедна – значительно беднее, чем у обычных людей. Именно эта особенность, по всей видимости, и является причиной их антисоциального поведения.

Печальнее всего то, что психопаты практически не испытывают страха и тревоги. Вот что рассказывает Роберт Хаэр: «Лабораторные исследования, проведенные с использованием самописцев, показали, что у психопатов нет физиологических изменений, которые обычно сопровождают чувство страха».

Страх и тревога ощущаются ими очень поверхностно, без «подключения» физиологии, которая привычна всем нам. Учащенное сердцебиение, сосание под ложечкой, онемение, холод в конечностях, тошнота и другие сигналы организма помогают нам не только сориентироваться в окружающем мире быстрее, чем мы начинаем осознавать происходящее, но и принять решение, как действовать дальше.

Страх и тревога – это переживания, которые необходимы нам для самоконтроля. Многие люди не идут на преступления из-за того, что боятся возможных последствий, и значение этого фактора нельзя недооценивать. Однако тревога, как мы помним, является одним из важных побудителей вины: и невротической, и подлинной. Эмоции и помогают нам, и мешают, но, так или иначе, их определяющее влияние на принимаемые нами решения нельзя отменить. «В любом случае именно эмоциональное осознание последствий подталкивает нас к тем или иным действиям», — уверен Хаэр. То есть большинство людей не совершают преступления не потому, что знают правила, а потому, что эмоционально включены в жизнь!

Психопатам, как и всем, с детства рассказывают, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо, что благородно, а что низко. Их могут наказывать за совершенные проступки. Они знают правила, но это не побуждает их этим правилам следовать. Точнее, они следуют им только тогда, когда им это выгодно. Но и выгода их почти всегда сиюминутна, поскольку, благодаря низкой тревожности, психопаты редко способны бояться долговременных последствий.

Конечно, нельзя сказать, что у них совсем нет контролирующего внутреннего голоса. Но ему, по словам Хаэра, не хватает эмоциональной силы: «Когда с собой разговаривают психопаты, их мысли похожи на „чтение текста“. Когда Джеффри пытался изнасиловать соседку Элиз, он, возможно, думал: „Если я сделаю это, мне будет только хуже. Может, я подхвачу СПИД, или она забеременеет, или меня прибьет Элиз“. Даже если эти мысли действительно промелькнули в его голове, их эмоциональная нагрузка была не больше, чем если бы он подумал: „Может, посмотреть сегодня футбол?“ Другими словами, он никогда всерьез не рассматривал последствия своих эгоистичных поступков не только в отношении окружающих, но и в отношении себя».

Именно отсутствие эмоций, которые так привычны для обычных людей, делает психопатов антисоциальными, и несмотря на то, что они могут многое понимать умом, это не делает их более совестливыми. Ум без сердца не только беспомощен, но и опасен.

К сожалению, помочь таким людям почти невозможно, поскольку сами они не страдают, а следовательно, не считают, что у них есть какие-то проблемы. В помощи нуждаются те, кто находится с ними рядом.

И все-таки Роберт Хаэр настаивает, что работать с психопатами необходимо. Только нужно раз и навсегда отбросить иллюзию о том, что их можно научить испытывать угрызения совести, чувствовать чужую боль.

Работа, которая, по его мнению, возможна в таких случаях, – это последовательное убеждение психопатов в том, что их поведение невыгодно им самим. Ведь многие из них большую часть жизни сидят в тюрьмах, и, хотя их страдания поверхностны и они никогда не впадают в депрессию, все же свобода выглядит для них предпочтительнее.

На втором этапе их нужно обучить способам поведения, которые будут более подходящими и неопасными для общества. Очень важно начинать работу с психопатом с раннего детства – только тогда есть шанс предотвратить будущие тяжкие преступления.

Итак, эмоциональная жизнь – важный регулятор наших отношений и поступков. Если бы эмоции не сигнализировали нам о наших ошибках, нам было бы трудно понять, что хорошо, что плохо, что для нас ценно, а что нет.

Приведем здесь очень точные слова архимандрита Платона Игумнова: «Человек, блуждающий в иллюзиях нравственной вседозволенности во имя достижения эгоистических и честолюбивых целей, неизбежно наталкивается на совесть, как на невидимую подводную скалу, о которую разбивается „железная логика“ всех его построений. В то же время он обретает в совести ту реальную и твердую почву, утверждаясь на которой он становится способным осуществить нравственное воссоздание своей личности».

Поблагодарим нашу совесть и чувство вины за то, что остаемся живыми, зрячими, слышащими – и вообще людьми.

 

Грех и лекарство от него

Человек, который переживает подлинную вину, может вытеснять ее из сознания, пытаться отбросить как нечто мешающее нормальной жизни. Но, как бы она ни была тяжела, правильнее всего воспринимать ее как ресурс, возможность изменения к лучшему.

Преодоление подлинной вины не бывает быстрым, оно имеет несколько последовательных этапов: раскаяние, искупление, покаяние, прощение. Если человека мучает серьезная вина, пройти их рано или поздно необходимо: попытки «забыть», оставить все как есть, «отпустить ситуацию» могут привести к углублению внутренних проблем. Энергия вины, даже подавленная, будет искать выход в чем-то другом.

Прохождение всех этапов подлинной вины помогает человеку стать более чутким и зрелым, дает возможность обрести чувство собственного достоинства и мудрость, делает жизнь более осмысленной.

Но перед тем, как подробно говорить об этих этапах, обсудим такие важные понятия, как грех и совесть.

В основании подлинной вины лежит то, что в христианской традиции называется грехом.

«Грех есть уклонение от доброго, не допускаемое ни законом, ни природою», — говорит святитель Григорий Богослов.

Но для верующего человека и закон (человеческие установления), и природа (законы физического мира) коренятся в Боге. Поэтому тот же святой Григорий Богослов дополняет свою мысль:

«Мне и малые проступки кажутся достойными слез; потому что грех есть отчуждение от Бога».

Бог – это благо, истина и красота. Грех – это выбор человека, сознательно отказывающегося от них. «Базовые» грехи перечислены в десяти заповедях, а их суть высказана в Евангелии Христом: Учитель! Какая заповедь в законе самая главная? Он же сказал ему: возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим, и всею душою своею, и всем разумом своим. Это главнейшая и первая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюби ближнего своего как самого себя. На этих двух заповедях утверждаются и весь закон, и писания пророков (Мф. 22: 35–40).

Эти слова обозначили перелом в истории человечества. Благодаря христианству чувство вины объясняется не страхом наказания за нарушение закона или запрета. Его причину теперь видят в любви и свободной воле, грешащей против этой любви. Я могу согрешить, но, если во мне есть любовь к Богу, я чувствую вину, ведь, отдалившись, я огорчил Его. И если я люблю ближнего, то чувствую вину за причинение ему любого вреда.

Сама возможность греха, как известно, связана с грехопадением, случившимся давным-давно с нашими предками  Адамом и Евой. С тех пор все люди в той или иной степени греховны, в той или иной степени отделены от Бога. Мы находимся как будто бы в забытьи, охвачены духовным сном, который лишает нас возможности видеть и понимать происходящее, осознавать смысл и последствия своих поступков. Спасение от этой отделенности – любовь. Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов (1 Пет. 4: 8), – призывает нас апостол Петр.

Любовь противостоит греху. Утрата кого-то или чего-то важного, любимого, ценного, равно как и тревога по поводу возможности это потерять, могут «разбудить» человека, открыть ему глаза на происходящее с ним и вокруг него. Так многие люди, пережившие автокатастрофу или пожар, впоследствии признаются, какими мелкими им кажутся теперь прежние страхи, обиды и огорчения.

Этот эффект стократ усиливается, если причиной случившегося является сам человек, его неправильный поступок. Например, угроза потери близкого друга, которому я по легкомысленности сделал больно, «включает» меня, заставляет осознать истинный смысл произошедшего, прочувствовать совершенное мною как грех.

 

Как не заглушить голос Божий

Вспомним еще раз слова Ролло Мэя: «Чувство вины – это осознание разницы между тем, какова вещь, и тем, какой она должна быть».

Но какая человеческая способность стоит за этим осознанием? Конечно же, совесть.

«Реальность совести, как постоянно действующего личного нравственного сознания, представляется вполне очевидной. Это та реальность, с которой все люди встречаются внутри себя и в общении между собой», – пишет архимандрит Платон Игумнов.

Мартин Бубер называет совестью способность человека «проводить радикальное различие между теми из его прошлых и будущих деяний, которые следует одобрять, и теми, которые следует осуждать… Совесть… может различать и, если необходимо, осуждать не только деяния, но и оплошности, не только решения, но также отсутствие решений, а на самом деле даже образы и желания, которые только что возникли или вспомнились».

Совесть можно считать органом этической оценки происходящего в мире, причем необязательно по моей вине, интуитивного понимания, как должно быть и как быть не должно. Иногда результатом работы совести является досада, иногда горечь, возмущение, гнев, вина и многие другие эмоции и чувства.

С их помощью она указывает нам на наши ценности – тогда, когда им наносится урон. А ценности, как мы уже говорили, всегда связаны с любовью. Мы ценим то, что любим. Именно благодаря совести я понимаю, что для меня важно, и за это борюсь.

Совесть называют гласом Божьим. Но не нужно воспринимать эти слова слишком буквально: Бог с одинаковой силой и настойчивостью обращается к каждому человеку, но представления о хорошем и дурном у всех нас различаются. То, что кажется неприемлемым для одного человека, будет нормальным и даже необходимым для другого. Мы найдем отличия в нравственных суждениях у представителей разных культур, возрастов, социальных слоев. И тем не менее всегда наша совесть будет иметь кое-что общее. Думая об этом, я всегда вспоминаю замечательные слова французского писателя   Антуана де Сент-Экзюпери:

«Люди любят одно и то же, но каждый по-своему. Несовершенство языка отторгает людей друг от друга, а желания их одинаковы. Я никогда не встречал людей, любящих беспорядки, подлость и нищету. Во всех концах Вселенной люди мечтают об одном и том же, но пути созидания у каждого свои. Один верит, что человек расцветет на свободе, другой – что человек возвеличится благодаря принуждению, но оба они мечтают о величии человека. Этот верит во всеобъединяющее милосердие, тот презирает его, видя в нем потакание зловонным язвам, и понуждает людей строить башню, чтобы они почувствовали необходимость друг в друге, но оба они пекутся о любви. Один верит, что важнее всего благоденствие: избавленный от забот и тягот человек будет развивать ум, думать о душе и сердце. Другой не верит, что совершенство души зависит от пищи и досуга, считая, что душа возрастает, неустанно даря себя. Он считает прекрасным лишь тот храм, который стоит многих усилий и возводится из бескорыстного угождения Господу. Но оба они хотят облагородить сердце, душу и ум. И все по-своему правы: кого облагородят рабство, жестокость и отупение от тяжких трудов? Но не облагородят и распущенность, расхлябанность, потакание гниющим язвам и мелочная суета, рожденная желанием хоть как-то занять себя» [53] .

Да, побуждения почти у всех благие. Но ведь мы знаем, во что они иногда превращаются. Получается, совесть может нас обманывать?

Пожалуй, вернее, будет сказать, что обманывает не совесть, а «плохая связь» с совестью, толстая стена, через которую я слышу ее зов.

Мы знаем, что в каждом человеке можно увидеть образ Божий, но иногда разглядеть его очень непросто, он бывает замутнен и исковеркан. Точно так же, если я далека от Бога, я не всегда могу сделать верные выводы из того, что Он мне сообщает.

Как же тогда нам распознать правду и правильно среагировать на ощущение неправильности происходящего, найти верные средства для достижения цели? Если некая ситуация кажется мне неприемлемой, вызывает боль, гнев или вину, то почему это происходит? Что реагирует во мне – только лишь совесть или «вмешиваются» еще и мои страсти? Если я хочу исправить положение, то как это сделать так, чтобы мои цели действительно реализовались?

Как и в ситуации с невротической виной, нужно уметь останавливаться и размышлять, вслушиваться в сказанное совестью. Увы, часто бывает, что гонимый ею человек забывает обо всем и совершает опрометчивые и даже страшные поступки в стремлении к цели, которая кажется ему безусловно верной. Он видит только свою правду, лишая себя истины, не замечая многообразия мира, его сложности и неоднозначности.

Даже понимая, чувствуя в глубине души, что происходит что-то не то, что цели перестали оправдывать средства, мы иногда не можем остановиться. Слишком далеко все зашло. Так начинаются непримиримые споры и конфликты, войны за национальные интересы, столкновения на почве религиозной ненависти.

Снова приведем слова Экзюпери:

«Что делаешь, то и получаешь. То, над чем трудишься, ничуть не больше. И если, добиваясь одного, твердишь, что стремишься к другому, прямо противоположному, то только дурак сочтет тебя ловкачом. Осуществится то, к чему ты стремился делом. Над чем работаешь, то и создаешь. Даже если работаешь ради уничтожения чего-то. Объявив войну, я создаю врагов. Выковываю их и ожесточаю. И напрасно я стану уверять, что сегодняшнее насилие создаст завтра свободу, – я внедряю только насилие. С жизнью не слукавишь. Не обманешь дерево, оно потянется туда, куда его направят. Прочее – ветер слов.

И если мне кажется, что я жертвую вот этим поколением во имя счастья последующих, я просто-напросто жертвую людьми. Не этими и не теми, а всеми разом. Всех людей я обрекаю на злосчастье. Прочее – ветер слов.

И если я воюю во имя мира, я укрепляю войну. С помощью войны не установить мира… Я могу установить мир только с помощью мира» [54] .

Даже такой в корне нездоровый феномен, как фанатизм, не всегда имеет в своей основе патологию. Он вполне может начинаться как нечто хорошее и лишь потом «утягивает» человека в бездну его страстей. Известный мыслитель, писатель и диссидент, переживший сталинские лагеря, Григорий Померанц писал: «Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и правое дело, за добро, за истину, за справедливость – и так до геенны огненной и до Колымы».

 

Два пути к прощению

Подлинная вина бывает реальной и неизбежной (ее еще называют экзистенциальной).

♦Реальная вина – это вина действительно оправданная, вина за грех в узком смысле.

Именно ее мы чаще всего имеем в виду, когда говорим о том, что виноваты. Она возникает вслед за осознанием того, что я согрешил.

Это вина за сознательный выбор, который я мог бы и не совершать, за шаг, противоречащий внутренним нравственным законам, повлекший за собой какие-то негативные последствия для близких или незнакомых людей, животных, окружающего мира, для каких-то ценностей.

♦Если у меня была возможность сделать другой, более правильный, шаг, моя вина может считаться вполне оправданной, то есть реальной.

Такая вина может развиваться двумя путями: коротким и длинным.

Теперь давайте посмотрим, что нас ждет на извилистых тропинках вины, и подумаем, как нам двигаться по ним, чтобы добраться до развязки, то есть прощения.

1-й шаг – осознать свои чувства . На первом этапе нам нужно понять, что смутные ощущения внутри – это укоры совести, вина, и они нам на что-то указывают. Реальная вина говорит нам, что мы где-то ошиблись, поступили вопреки своим ценностям – как правило, сделали кому-то плохо. Обидели любимое существо. Не выполнили обещания и кого-то подвели. Посплетничали на чей-то счет и ощущаем, что предали этого человека.

Важно, независимо от того, правдивыми были наши слова или лживыми, понять, что ты виновен, не отталкивая правду. Конечно, если мы «прячемся от вины» изредка и речь идет о каком-то небольшом проступке, в этом нет ничего особенного. Однако, если такие эпизоды превращаются в постоянную практику, вина накапливается, выливаясь, например, в навязчивые самообвинения.

Если мы признались себе, что виновны, следующий этап – раскаяние – наступает как бы сам собой.

2-й шаг – раскаяние — неотделим от переживания вины. После осознания разницы между хорошим и плохим, осознания ответственности, после шокирующей встречи с реальностью и самим собой приходит острое сожаление о неправильном выборе.

Раскаяние – это острая потребность «отменить» случившееся, решимость его исправить, которая возникает независимо оттого, возможно ли это. Решимость запускает процесс искупления.

3-й шаг – искупление . Это одно из ключевых понятий христианства. Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20: 28). Греческое слово аполю́тросис (ἀπολύτρωσις), которое мы переводим как искупление, означает «освобождение за выкуп».

«Христос заплатил гораздо больше, чем мы были должны: Его уплата, в сравнении с долгом то же, что безмерное море в сравнении с малой каплей», — говорил св. Иоанн Златоуст.

«На этой бесконечной цене Искупительной жертвы, принесенной на Кресте, и основывается право Искупителя прощать грехи кающимся, очищать и освящать их души Своею кровию. По силе крестных заслуг Христовых изливаются на верующих благодатные дары, и они даются Богом Христу и нам во Христе и чрез Христа Иисуса», — писал священномученик серафим (Чичагов).

Подвиг Христа является искупительным именно в том смысле, что Он Своей смертью заплатил за спасение каждого из нас, взяв на Себя все грехи человечества. Христос умер вместе с нами, чтобы мы вместе с Ним воскресли и тем самым спаслись от перспективы полного небытия. Благодаря Его жертве каждый человек получил возможность искупить свои грехи и быть прощенным.

Чем можно заслужить это освобождение, что нужно сделать для прощения? Если мы обидели близкого человека, то иногда для искупления достаточно подлинного сострадания и слов раскаяния. Мы даем ему понять, что понимаем его боль и очень жалеем, что он пострадал по нашей вине.

Обиду трудно исправить иными способами, кроме выражения любви и нежности. Подарки, цветы, совместные путешествия важны не сами по себе: они показывают, как мы любим человека, как нам небезразлично состояние его души. В случае сильной обиды нужно сделать больше – например, дать обещание измениться и больше не допускать повторения ошибки, например обидных слов.

Если совершен грех, имеющий грубые и зримые негативные последствия, потребуются действия, поступки, которые бы исправили эти последствия. Мальчик недосмотрел за кошкой, она убежала, и он весь вечер искал ее, пока не нашел. Подросток украл у мамы деньги и потратил на развлечения, а потом, раскаявшись, взял подработку, чтобы отдать ей долг. Без таких поступков искупление будет половинчатым.

Мы уже говорили о том, что искупить вину окончательно невозможно, ведь нельзя сделать так, как будто ничего не было вовсе. Нельзя отмотать пленку назад. Нельзя, как в компьютерной игре, сохранить текущее положение вещей, чтобы потом к нему вернуться. Однако благодаря потере чего-то может родиться что-то новое, более важное.

Новым становлюсь я, ведь вина помогает мне лучше понять, кто я, помогает измениться. Новыми становятся мои отношения с другим: вина показывает, как дорог и близок мне человек, перед которым я виноват. Но верно и обратное: если кто-то провинился передо мной, я могу лучше и полнее увидеть этого человека, по-новому осознать значимость наших отношений. И если ситуация разрешится благополучно, то это укрепит нашу связь, сделает ее более глубокой, настоящей. Рождение настоящей близости невозможно без встречи со слабыми местами друг друга, а эти уязвимые места как раз и обнажает вина.

Таков позитивный смысл вины – взамен потерянного рождается нечто новое и, скорее всего, более ценное.

4-й шаг – прощение . Мы получаем его после того, как искупление совершилось. Добиться прощения очень важно, иначе вина может привести нас к отчаянию. Нас могут простить на словах и в душе, и зачастую нам очень важно услышать слова прощения, отпущения греха. Однако намного труднее бывает простить самого себя.

После завершения дел, которые могли бы помочь искуплению, нужно попытаться принять случившееся как неизбежность, принять тот факт, что мир стал менее совершенным после моего проступка, но невозможно быть совершенным и не грешить вообще. Нужно осознать свой греховный опыт как нечто неизбежное и важное. Если это получится, значит, все в порядке, вина пройдена, можно двигаться дальше.

Однако бывает, что человек буквально зацикливается на исправлении последствий, которое не приносит ему никакого облегчения. Его попытки все больше напоминают бег по кругу: из него нет выхода, но движение помогает не чувствовать отчаяния. Это значит, что вина переросла из здоровой в невротическую. В некоторых случаях она может привести к депрессии и даже суициду. Тогда необходим следующий этап.

5-й шаг – покаяние. Это духовное обновление, другой уровень искупления. Смысл его заключается в том, чтобы изменить себя в корне, иногда совершенно оставив прошлую жизнь, которая привела человека к серьезному греху.

Благодаря подвигу Христа искреннее покаяние каждого человека наделено искупительной силой. Смерть и воскресение Господа сделали возможным прощение (отпущение) грехов, а значит, покаяние, изменение себя обрели смысл. Теперь человек знает: полная перемена жизни приводит не только к душевному благополучию, но и к спасению, вечному блаженству.

Многие люди путают раскаяние и покаяние. Однако раскаяние иногда приводит к отчаянию: ведь я не всегда могу своими силами искупить грех, простить себя. Покаяние помогает смириться с невозможностью достичь искупления своими силами. Оно дает надежду на то, что проступок может быть искуплен с Божьей помощью, дает надежду на прощение.

Иуда Искариот в своем предательстве сначала только раскаялся. Поэтому он и покончил с собой – такую вину невозможно было искупить, рассчитывая только на собственные силы. В христианском предании, однако, есть легенда, сохраненная блаженным Феофилактом Болгарским, о том, что Бог хотел сохранить Иуду для покаяния. Потому дерево, на котором повесился апостол-предатель, подломилось, неудачливый самоубийца упал на землю и умер только через несколько часов, успев за это время переосмыслить свою жизнь.

Но давайте вспомним другого апостола – святого Петра, который, как известно, тоже предал Христа, отрекшись от него трижды. Однако Петр покаялся в своем грехе и благодаря этому был не только прощен Господом, но и поставлен на служение Ему.

В чем разница между двумя этими случаями? Иуда не обратился за прощением к Господу, будучи уверенным, что он его не простит. Петр же поверил и открыл Богу свое сердце.

Покаяние бывает разным, иногда оно занимает долгое время, ведь совсем не всегда боль отпускает человека сразу. Вспомним фильм «Остров», главный герой которого по сути пребывал в постоянном покаянии – весь путь его жизни стал движением к радикальному самоизменению. Благодаря этому вектору страшное воспоминание о предательстве сослуживца не уничтожало его душу, а, наоборот, помогало неустанно совершенствоваться. По словам протоиерея  Алексея Уминского, «покаяние – это движение, это процесс, это наша жизнь». Однако простить себя отец  анатолий смог только тогда, когда понял, что его грех не имел тяжких последствий: товарищ, который, как ему казалось, погиб из-за его малодушия, на самом деле и выжил, и простил его.

Однако всем нам важно помнить, что к покаянию нельзя склонить себя насильно, и тем более не стоит заниматься этим без достаточно серьезного повода. Вспомним, о чем мы говорили в главе «Страх вместо совести»: многие люди, стремясь казаться «хорошими» благочестивыми христианами, нередко измучивают себя стремлением постоянно каяться. Но настоящее покаяние настолько уникально и затрагивает такие глубокие пласты нашей духовной жизни, что оно не может превращаться в обыденную практику.

Вот как писал об этом протоиерей Павел Великанов: «Но стоит представить, что на каждой такой исповеди будет происходить настоящее покаяние – и мне становится просто страшно. Страшно прежде всего за психическое здоровье такого активного покаянного делателя. Почему – постараюсь объяснить.

С чем можно сравнить человеческую душу? Мне кажется, хорошо подойдет образ дома или квартиры, в которой живет человек. Личность каждого из нас живет „у себя дома“, то есть в душе, или, если быть совсем точным, личность живет душой, которая, в свою очередь, животворит тело. А теперь представьте, когда где-то пару раз в месяц вы регулярно производите радикальную перестройку своего дома: сносите перегородки и часть несущих стен, меняете крышу, что-то где-то разрушаете или, напротив, пристраиваете. При этом все эти строительные манипуляции производятся с четким пониманием того, что все равно все делается неправильно. В ближайшее время и это надо будет перестраивать. Не надо быть пророком, чтобы понять: через пару месяцев от дома останется одна большая куча испорченных стройматериалов и мусора, а все живое из него исчезнет.

Покаяние, о котором говорит и Евангелие, и святые отцы, и есть капитальная реконструкция человеческой души. Которая не может быть „по расписанию“ двунадесятых праздников, как не может быть и слишком частой. Дом, как и все живое, нуждается в постоянном уходе: и полы мыть надо, и мусор выносить, и лампочки перегоревшие не забывать заменять. Но между жилым и нежилым домом есть существенная разница. Поэтому говорить о том, что две сгоревших лампочки, пыль на подоконнике и не стиранные шторы являются достаточными основаниями для признания этого помещения непригодным для жизни и требующим радикальных мер – а ведь именно в этом смысл слов „примири и соедини его Святей Твоей Церкви о Христе Иисусе, Господе нашем“, – как-то язык не поворачивается».

А вот как пишет об отношении к практике покаяния протоиерей Андрей Ткачев: «Покаяние – это великое творчество, и столь любезный большевистскому сознанию план, с расписанием требований и регламентацией вздохов, здесь совершенно неуместен».

Важно сказать, что покаяние возможно не только для людей верующих. Бывает, что изменения, на которые решается нерелигиозный человек, чувствуя глубокую вину, имеют тот же самый смысл. На мой взгляд, путь, который он проделывает, отличается только тем, что в своих переживаниях он не призывает имя Господа.

«У восемнадцатилетнего юноши, назовем его Олег, внезапно погиб двоюродный брат, который был для него, помимо всего прочего, еще и лучшим другом. После его смерти Олег долго чувствовал вину, потому что в последние месяцы не находил времени, чтобы встретиться с братом, хотя, конечно, не предполагал, что он может умереть. Смерть близкого человека заставила Олега переосмыслить не только отношения с тем, кто был ему дорог, но и всю свою жизнь.

Оказалось, что в последнее время в ней совсем не осталось глубоких и важных отношений, и даже дружба с самым близким человеком была «задвинута» на второй план «до лучших времен». Большую часть свободного времени он проводил, общаясь с людьми, которых не мог назвать друзьями: они встречались, выпивали, устраивали разборки с ребятами из соседних районов. Это общение нельзя было назвать интересным, но оно давало Олегу острые ощущения и чувство собственной значимости.

Откладывая встречу с братом, Олег, конечно, был уверен, что у них все впереди. Но после его смерти жизнь предстала совсем в другом свете: она оказалась быстротечной и непредсказуемой, и та безответственность, с которой он заполнял ее, теперь казалась ему безрассудной.

Олег порвал с прежним кругом общения, начал искать новых друзей, стал заново учиться строить близкие отношения. Чувство вины перед братом понемногу отпустило, но не ушло совсем. Он говорил, что его остатки ему даже необходимы: они помогают сохранять живую память о близком человеке и еще что-то важное, что нельзя выразить…

Действительно, многим из нас бывает очень важно сохранить в себе что-то от переживания вины, потому что оно помогает нам оставаться человечными, напоминает о чем-то ценном.

Покаяться – не значит просто стать более нравственным и не возвращаться к греху. Покаяние предполагает долгое и трудное сближение с собой настоящим и с Богом. На этом пути нам помогает смирение, осознание невозможности искупить грех в одиночку и надежда, упование на Божью милость и Его прощение.