15 октября Государственный комитет обороны принял постановление о срочной эвакуации Москвы: «Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, правительство во главе с заместителем председателя Совнаркома т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке)… произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».

В тот день Сталин спросил Берия:

— Что сообщают ваши доверенные лица из Берлина?

— Гитлер от переговоров с нами отказался, — ответил льстиво смотревший на вождя Берия. — Людоед уверен в близкой победе. В Берлине объявлено о скором параде немецких войск в Москве.

— Значит, о перемирии Гитлер говорить не хочет. Так?

— Точно так, товарищ Сталин.

Утром следующего дня станции Московского метро оказались закрытыми, что вынудило сотни тысяч людей часами добираться до оборонных предприятий…

Вечером того же дня к одинокой платформе Павелецкого вокзала подошел литерный поезд с плотно зашторенными окнами и многочисленной охраной. В темноте на едва освещенном перроне показались черные лимузины. Из одного вышел Сталин, из других — несколько человек. Сталин подошел к вагону, одной ногой встал на подножку, о чем-то спросил Поскребышева; тот шагнул в вагон и вскоре появился с папкой в руках. Сталин медлил, закурил трубку, отошел от вагона, постоял и… сел в автомобиль. Никем не предупрежденная охрана и сопровождающие кинулись к машинам…

Что остановило Сталина покинуть Москву — бросить управление сражающейся армией?.. Как знать…

По Горьковскому шоссе на восток потянулись беженцы. Ночью 16 октября приступил к эвакуации в Куйбышев аппарат НКВД. В подвалах Лубянки, в камерах Лефортовской тюрьмы оставались сотни подследственных, ни в чем не виновных людей. Среди них — более трехсот командиров и политработников высшего звена Красной Армии. Берия доложил Сталину. Не долго думая, тот брезгливо махнул рукой. Берия понял жест вождя.

Около трехсот военачальников было расстреляно в Москве в течение нескольких суток. В живых осталось чуть больше двадцати человек. Их отправили в Куйбышев, но следствие продолжалось недолго.

Вот документ тех лет…

«18 октября 1941 года. № 2756/Б г. Москва. Сотруднику особых поручений спецгруппы НКВД СССР ст. лейтенанту госбезопасности тов. Семенихину Д. Э.

С получением сего предлагаю Вам выехать в гор. Куйбышев и привести в исполнение приговор — высшую меру наказания (расстрелять) в отношении следующих заключенных:

1. Штерна Григория Михайловича

2. Локтионова Александра Дмитриевича

3. Смушкевича Якова Владимировича

4. Савченко Георгия Косьмича

5. Рычагова Павла Васильевича

6. Сакриер Ивана Филимоновича

7. Засосова Ивана Ивановича

8. Володина Павла Семеновича

9. Проскурова Ивана Ивановича

10. Арженухина Федора Константиновича

11. Каюкова Матвея Макаровича

12. Соборнова Михаила Николаевича

13. Таубина Якова Григорьевича

14. Розова Давида Ароновича

15. Голощекина Филиппа Исаевича

16. Булатова Дмитрия Александровича

17. Нестеренко Марии Петровны

18. Фибих Александра Ивановича

19. Вайнштейн Самуила Герцовича

20. Склизкова Степана Денисовича

21. Розовой-Егоровой Зинаиды Петровны

22. Белахова Ильи Львовича

23. Слезберг Хаи Яковлевича

24. Дунаевского Евгения Викторовича

25. Кедрова Михаила Сергеевича

Об исполнении донести.

Народный комиссар внутренних дел СССР Генеральный комиссар государственной безопасности Л. Берия».

Роспись на списке сделана черным, с нажимом, карандашом. Чьей-то рукой, тонким грифелем против фамилий Вайнштейна, Белахова, Слезберга и Кедрова внесена пометка — Саратов, уточняющая местонахождение обреченных на гибель.

Чуть ниже, в левом углу списка, аккуратным почерком написано: «Справка. Зам. наркома т. Меркулов приказал произвести конфискацию имущества у всех перечисленных осужденных. 12.04.1942 г.». Убийцы не гнушались грабить расстрелянных, напихивая свои квартиры вещами и мебелью несчастных…

Рядом с мужьями рухнули наземь под выстрелами жена начальника Военно-Воздушных Сил РККА генерал-лейтенанта авиации Рычагова Павла Васильевича — военная летчица майор Мария Нестеренко, успевшая шепнуть мужу: «Не успели мы, Паша, и пожить — то полеты, то командировки»; жена Д. Розова — Зинаида Петровна Розова-Егорова…

По представлению Б. Кобулова и Л. Берия, по прямому указанию Сталина, осенью 1941 года были расстреляны под Орлом в Медведевском лесу 157 содержащихся под арестом — в их числе Мария Спиридонова, одна из руководителей левых эсеров в России, в свое время амнистированная ВЦИК.

Месяцем раньше, в сентябре 1941 года, Берия и Кобулов приказали составить список на триста человек заключенных с просьбой санкций на высшую меру наказания за «проведение пораженческой агитации» в лагерях и тюрьмах. Список был положен в папку с грифом «Срочно» и предъявлен председателю Государственного комитета обороны (ГКО) Сталину. При всей занятости неотложными делами организации обороны, формированием новых соединений, созданием надежной системы защиты Москвы Сталин нашел время рассмотреть список и подписать постановление Государственного комитета обороны на расстрел ста семидесяти человек.

Характерно, что на этот раз Сталин прибегнул к «законному порядку», поручив председателю Военной коллегии Верховного суда СССР безжалостному Ульриху рассмотрение «материалов». Исполнительный Ульрих, грубо поправ элементарные нормы судопроизводства, «организовал» в тот же день постановление коллегии и вынесение приговора без возбуждения уголовного дела. Ульрих старался угодить Сталину, ибо тот «отблагодарил» придворного судью, присвоив ему звание генерал-полковника. Несчастные люди, надеявшиеся на свое освобождение и участие в отпоре врагу, были вскоре расстреляны… Машина уничтожения людей работала в полную силу, несмотря на острую нехватку бойцов на фронте и рабочих в тылу…

Перелом в тяжелых, кровопролитных боях наступил позже, после прибытия из резерва новых, только что сформированных и доукомплектованных людьми и техникой армий.

Жуков с присущей ему напористостью и требовательностью усилил все виды разведки, строго карал командиров, не знавших положения дел на своих направлениях и участках фронта, руководивших по наитию, на ощупь. Теперь, после анализа всех разведданных, он знал, что для дальнейшего, глубокого наступления реальных сил у гитлеровцев почти не было. Частично деморализованное упорством обороняющихся советских дивизий, в которых нередко оставалась лишь пятая часть от штатного состава, усиливающимися морозами, бездорожьем, плохим снабжением горючим, боеприпасами, питанием, гитлеровское войско, как в свое время гренадеры Наполеона, теряло боевой дух, способность вести активные боевые действия, несмотря на скоропалительные обещания пропаганды в близком окончании войны.

Потребовались гигантское напряжение всего народа, подчас лишенного куска хлеба и простого ватника, массовый героизм защитников Москвы, высокий моральный дух людей, мудрость Жукова, Рокоссовского и других военачальников их штабов, прежде чем Левитан с нескрываемой радостью в голосе сообщит по радио: «От Советского информбюро. О контрнаступлении советских войск под Москвой…»

Казалось, что в этой тяжелой, судьбоносной для страны обстановке, когда Родина истекала кровью, ведомство Берия умерит свой пыл и прекратит избиение лучших сынов и дочерей, но этого, к сожалению, не произошло — в тюрьмы и лагеря НКВД шел непрерывный поток осужденных. Так с 22 июня 1941 года по 1 июля 1944 года в ГУЛАГ было направлено 1 миллион 800 тысяч человек! Страшные цифры! По официальным данным, от холода, голода, перенаселенности бараков, лишений и избиений за годы войны ГУЛАГ потерял более 620 тысяч человек. Прокуратура СССР вынуждена была направить Берия специальное представление о нечеловеческих условиях содержания осужденных, их массовой гибели, но, разумеется, должных мер Берия не принял, и люди продолжали тысячами гибнуть от лишений и голода. И даже там, в ледяных шахтах Воркуты или заснеженных карьерах Колымы, советские люди, лишенные возможности трудиться в тылу или с оружием в руках идти в атаку на фронте, вносили свой посильный вклад в грядущую победу. Заключенные изготовляли боеприпасы (за годы войны ими было изготовлено 70 миллионов единиц боеприпасов!), добывали уголь для выплавки танковой брони, строили оборонные заводы, металлургические комбинаты, Северо-Печорскую железную дорогу…

В начале войны был арестован как «агент немецкой разведки» первый заместитель наркома авиационной промышленности Василий Петрович Баландин, «поступивший на службу немецкой разведки во время поездки группы авиаспециалистов в Германию в 1939–1940 гг.». С началом массовой эвакуации заводов на восток недавно назначенный нарком авиапрома Алексей Шахурин осмелился обратиться к Сталину с просьбой назначить директором предприятия, объединенного из двух огромных моторостроительных заводов, находящегося в тюрьме Баландина.

— Он же был вашим заместителем? — уточнил Сталин.

— Да, товарищ Сталин. Это честный, хорошо знающий производство, людей руководитель.

— Ему можно доверить такой важный завод?

— Можно. Я ему верю! Это лучший директор, эталон руководителя. Он первым внедрил конвейерную сборку моторов. Прошу назначить его директором.

Сталин долго ходил по кабинету, изредка бросая короткие взгляды на Шахурина, словно утверждаясь в правоте тридцатисемилетнего наркома, которого он недавно выдвинул с партийной работы.

— Подумаем, — неопределенно ответил Сталин, и Шахурин покинул кабинет Верховного. Часы на Спасской башне показывали без четверти восемь. Шахурин сел в «эмку» и направился в наркомат, беспокойно думая о разговоре со Сталиным: «Что же он решит?»

Около часа ночи в кабинет наркома вошел улыбающийся Василий Петрович Баландин…

На следующий день Сталин позвонил Шахурину, справился о Баландине.

— Сделайте так, чтобы Баландин быстрее отправился на завод, — нам очень нужны моторы…

Сталин знал, что в тюрьмах и лагерях находятся тысячи специалистов промышленности, командиров РККА, рабочих, ученых, но выпускать их не торопился, — из тюрем выпускались единицы и то после неоднократных просьб и обращений к Сталину тех, кому он доверял, назначив их на большие ответственные посты.

Аресты же продолжались…

В начале 1942 года были арестованы начальник оперативного отдела наступающего Западного фронта генерал В. Голушкевич, генерал В. Меликов и другие…

На одном из совещаний в Ставке Сталин высказал свои суждения о характере войны, предложив провести в 1942 году ряд наступательных операций на юге страны. С ним не согласился Жуков, пытаясь убедить присутствующих в необходимости наступления Западного фронта с целью ликвидации остававшейся довольно сильной ржевско-вяземской группировки немцев.

— Это полумеры! — возразил Сталин и предложил выступить Тимошенко.

— Я и военный совет войск юго-западного направления считаем необходимым нанести упреждающий удар на юге, захватив инициативу в свои руки.

Присутствующие Молотов и Ворошилов согласились с предложением Тимошенко, уловив по интонации и жестам Верховного его согласие на удар войск на юго-западном направлении. Казалось, все были согласны, но неожиданно поднялся председатель Госплана, тридцативосьмилетний Николай Вознесенский и возразил Тимошенко, ссылаясь на нехватку танков и самолетов для нанесения мощного удара и высказав сомнение в благополучном исходе этой огромной по масштабам операции. Хватит ли сил?

Вмешался Берия:

— Вы что же, товарищ Вознесенский, сомневаетесь в расчетах и планах товарища Сталина?

— Нас здесь собрали для того, чтобы серьезно обсудить обстановку и наши мероприятия, поэтому я и задал Тимошенко такой вопрос, а ваша реплика мне непонятна, — ответил Вознесенский.