Девушка, которую я впервые увидела, когда она исполняла йодль в день прибытия, теперь занимает вторую кровать в моей палате, но спит. Отвернувшись лицом к стенке, так что мне видны только ее затылок и тело под одеялом. Она спит днем и ночью, ночью и днем, и ничто не способно разбудить ее, даже мои ночные вскакивания, когда меня до мозга костей сотрясают дурные чувства, названия которых мне неведомы.

Это не сон – сны у меня отобрали. Это что-то еще. Я даю глазам привыкнуть к темноте и начинаю таращиться в потолок сквозь пляшущие перед глазами цветные пятна. Проходит какое-то время, и я начинаю различать их. Тени.

Там, где спит моя соседка, потолок и стены чисты и нетронуты – теней нет. Потому что все они собираются на моей половине комнаты, пачкая стену у моей кровати и поднимаясь наверх, чтобы расцвести в самом темном месте – прямо над моей подушкой. На которой во время сна покоится моя голова.

– Вы должны убраться отсюда, – произносит чей-то голос.

Он не принадлежит кому-то из девушек и не пробирается украдкой по замутненному пространству моего мозга. Это не голос Фионы, неожиданно оказавшейся в кровати рядом со мной, ее губы наклонены к моему уху. Это даже не голос соседки, произносящей во сне отдельные здравые фразы. Это мой голос. Я сказала эти слова вслух. Сама себе.