Декорация второго действия.

 

Явление первое

Чечков сидит направо, Рыдлов ходит из угла в угол.

Рыдлов. Странно, дяденька, сосете вашу сигару и совершенно равнодушны к моему несчастью. Даже как будто очень довольны. А между прочим, у меня такое настроение, которое бывает перед самоубийством.

Чечков. Что ж, жизнь моя, как тебе угодно. Только бы не при мне.

Рыдлов. Вопиющий эгоизм! Ну, наконец, ведь тут честь фамилии.

Чечков. Какой?

Рыдлов. Нашей, Рыдловых.

Чечков. А я, дорогой мой, Чечков.

Рыдлов звонит. Входит лакей.

Рыдлов. Никто не приезжал?

Лакей. Никак нет-с.

Рыдлов. Если кто-нибудь приедет — проси.

Лакей. Слушаю-с. (Уходит.)

Чечков молча курит.

Рыдлов. Дяденька!

Чечков. Ну!

Рыдлов. Посоветуйте.

Чечков. Насчет чего?

Рыдлов. Странный вопрос. Насчет жены.

Чечков. Мой совет — сиди смирно.

Рыдлов. То есть в каком смысле?

Чечков. В самом обыкновенном. Коли уж не хватило ума удержать, так не мечись, как угорелая кошка. Ты всю Москву взбудоражил. А что случилось? Только то, что твоя жена у родного отца переночевала.

Рыдлов. Если бы вы умели понимать сложные душевные эмоции, дяденька, вы бы знали, что в такие минуты необходим друг.

Чечков. Так ведь не восемьсот же друзей, мой ангел.

Рыдлов. Зачем восемьсот? Я только ближайшим. И потом ведь это трагическое положение, как вы не понимаете? Я лишился не только жены, но и друга. Ах, какая ирония судьбы! Положим, писатель должен пережить все…

Чечков. Вот он и переживает на твой счет.

Рыдлов. Я про себя говорю.

Чечков. Ах, да-а! Ну, переживай, переживай.

Рыдлов. Я собираюсь к ней съездить. Свидание между нами необходимо. Я уж три раза мимо ихней квартиры проезжал и в окно смотрел. Тоска берет. Но я предполагаю выдержать характер.

Чечков. Выдерживай, пока она к Остужеву не переедет.

Рыдлов (вскочив с места, бессмысленно смотрит на Чечкова. Тот курит. Молчание). Да бросьте вы вашу соску, дяденька. То есть беспримерное положение. Хоть ты тут удавись.

Чечков. Да ты чего хочешь-то?

Рыдлов. Чтоб она опять вернулась.

Чечков. Зачем?

Рыдлов. Как — зачем?

Чечков. Тоскуешь по ней?

Рыдлов (с неподдельной грустью). Тоскую… В ней мало утонченности, это правда, но уж очень я привык… Должно быть, успел не на шутку влюбиться. Особенно как подумаю, что она чужая, а не моя… Или что ушла совсем… Согласитесь, дядюшка, великолепная женщина. Просто хоть погибай. Но должна же она раскаяться.

Чечков. Фью!

Рыдлов. Почему фью! Русская женщина всегда грешит, а потом кается. Это неизбежно, и вся литература это отметила. А кроме того, она сделала это со зла, из мести и ревности… Мотив совершенно достаточный для ограниченной натуры. Увидела, как я вчера объяснился с Эм…

Чечков (подняв брови). С кем?

Рыдлов (путаясь). С этой мм… м…

Чечков. Да ты не мычи! С Эммой Леопольдовной?

Рыдлов. Ах, вовсе нет!

Чечков. Ну, нет так нет. (Курит.) Так ты объяснялся, а жена должна раскаиваться?

Влетает Люба.

 

Явление второе

Люба. Ларя, поезжай к Кэтт.

Рыдлов. Эй! Коляску! А примет?

Люба. Ты не докладывайся. Кажется, примет. Я ее так напугала, что она даже затряслась. И Риц там теперь ее пугает, читает ей, кажется, свое четырнадцатое утро.

Чечков. Душеспасительная книга. С удовольствием читаю каждый раз, как в Париж еду.

Люба. Для чего это вам-то?

Чечков (усмехаясь). От грешных мыслей отвлекает. И развлечение в дороге. Спасибо его сиятельству за подарочек.

Рыдлов (ходивший по комнате). Стой! Надо ли ехать?

Люба. И как можно скорее.

Рыдлов. Ты, Люба, всегда трепыхаешься. Тут надо тонко обсудить и не пропустить момент. Ежели она до того перепугана, что даже трясется, значит, сама первая приедет.

Чечков (с нежностью). А ты, Ларион Денисович, не совсем того… Смекалка у тебя есть. Эх, кабы не полез ты в эту литературу, хороший бы из тебя купец вышел. Не продешевил бы в товаре.

Рыдлов. Ну, прошу вас… Купец! Здесь не в том дело, а в знании человеческой души. Теперь я — господин положения, и уж я ее приведу к одному знаменателю.

Люба. Ах, как ты глуп, Ларька. Вовсе она не так напугана, чтобы первой. Пожалуйста, ты много о себе не воображай.

Рыдлов. Вот две чашки весов: одна — я, другая — Остужев. Что на моей стороне? Во-первых, я муж. Во-вторых, капиталист. В-третьих, она передо мной виновата. В- четвертых, я литератор не хуже его, и, кроме того, в своей газете я его всегда могу обесславить и с грязью смешать. Начну каждый день его ругать, и ей буду посылать номера. Не может она этого не понимать. Что же, спрашивается, на его чашке? Пух! И, значит, придет и еще наплачется. Так. (Садится.)

Люба. Так-то так, только он умнее тебя.

Рыдлов. Ты чего не понимаешь, молчи уж лучше. Тоже об уме разговаривает.

Люба. Да уж увез ее у тебя из-под толстого носа.

Рыдлов. Позволь тебя спросить, если бы твой граф на твоих глазах изъяснился бы в любви другой, как бы ты поступила?

Люба. Он? Он не может.

Рыдлов. Душа коротка, запросов духовных нет. Ну, а если бы?

Люба. Правду сказать — от души бы обрадовалась.

Рыдлов (щелкнув языком). Вот то-то. Потому, что ты в него не влюблена. А она влюблена в меня, ну со злости и кинулась на шею первому встречному.

Люба. Да ты разве…

Рыдлов (самодовольно). Да-с, разве. Извините, chere comtesse, таких, как я, сами не бросают. Я всегда первый сумею рога наклеить. А теперь уж мы ее подождем. Да-с! Поговорим. Да-с!

Входит Лебедынцев.

 

Явление третье

Лебедынцев (очень расстроенный). Ужасное известие…

Рыдлов (самодовольно). Пустяки, Егор Егорович. (Отводя его в сторону.) Сейчас приедет прощенья просить. Оказывается, одно недоразумение. К отцу поехала от ревности… меня приревновала…

Лебедынцев. Ах, не в том дело. Не разрешили.

Рыдлов. Кого?

Лебедынцев. Не кого, а газету.

Рыдлов (всплеснув руками). Быть не может.

Лебедынцев. Вот телеграмма! Сергей Павлович из банка с нарочным прислал.

Рыдлов (читает). «Ходатайство отклонено. Подробности письмом». А я семь тысяч авансами роздал.

Лебедынцев. Бросайте все, поезжайте, умоляйте, хлопочите…

Чечков. Пристукнули? Ах, ах, ах!.. Вот не вовремя-то!.. Вот уж с твоей чашки одна гирька-то и свалилась.

Лебедынцев (с глубоким отчаянием). Что ж мне теперь… Я от корреспонденции в Петербурге отказался, на мое место взяли другого. Ведь у меня восемь человек на шее. Я за четыре фельетона в месяц 200 рублей получал… Что ж теперь?..

Чечков. Рано отказались, друг мой Егор Егорович! Синица-то…

Лебедынцев (огрызнувшись). Хорошо вам шутить с набитыми карманами… А как тут шесть человек детей обуй, одень, накорми да воспитай… (Садится, запустив пальцы в волосы.) Эх, не жизнь, а мотанье!.. Пропасть бы куда-нибудь! И кой черт… Что ж мне теперь?

Чечков. Я вас устрою, Егор мой друг Егорович. Человек вы смышленый, и языками владеете, и тертый калач, только в Москве замотались… Дельце у меня начинается в Париже: парчовой магазин открываю, хотите — три тысячи вам на первое время в год положу. Развернете дело — прибавлю. Только… не при кассе, Егор мой Егорович, а для внешних сношений…

Лебедынцев (вглядываясь в него). Под купецкую лапу? Что ж, видно, все там будем. Благодарю. А жаль изданьица. Всю Москву бы завоевали.

Рыдлов. Верить не хочу! Что ж это за наказанье! Вся слава…

Лебедынцев. Дым, Ларион Денисович. Прикажете к вам в контору, Василий Ефимович?

Чечков. Завтра утром явись, голубчик мой. Получишь инструкции.

Лебедынцев. И аванс?

Чечков. Авансы вот он раздает, а у меня это иначе называется.

Лебедынцев (почтительно кланяясь). До свиданья, Василий Ефимович.

Чечков. Прощай, голубчик мой…

Лебедынцев. До свиданья, графиня.

Люба кивает головой, перелистывая альбом.

Гм… (Протягивая руку.) Ларион Денисович! Будете в Париже…

Рыдлов. Я вам тогда сообщу, если вы мне понадобитесь.

Лебедынцев (вздрогнув, как от оплеухи). Ну-с, позвольте вам выразить, Иларион Денисович, мое глубочайшее…

Рыдлов. Я, любезный, тут ни при чем. Благодарите дяденьку.

Лебедынцев…мое глубочайшее презрение…

Рыдлов. Но, но, но!

Лебедынцев. К вам, почтеннейший Василий Ефимович, оно не относится. Уж очень вы последовательны, и от вашей неумолимой логики только попискивать можно. Какое уж тут презрение, если человек спокойно ходит по тебе, как по ровному, с глубочайшим сознанием своего права. Покоряюсь, Василий Ефимович, покоряюсь, и хотя не испытываю к вам нежных чувств, но трепещу, подавлен и немею. (Кланяется.)

Чечков. Спасибо, голубчик. А чувств ведь я не требую. Ты не дама.

Лебедынцев. Но вот господин литератор, сложная натура, этот джентльмен внутреннего приготовления есть не что иное, как…

Рыдлов (быстро). Не произносите этого слова.

Чечков. Отчего же?

Лебедынцев. Из уважения к даме — извольте. Теперь dixi et animam levavi. Пожалуете место — не откажусь. Все равно нужда глотку сдавила. Не я первый, не я последний согнусь перед вами. А откажете — еще лучше. Выйду я тогда благородный протестант и сильно поднимусь в собственных глазах. Вашему сиятельству! (Уходит.)

 

Явление четвертое

Рыдлов. Действительно, со всякой шушерой свяжешься — какое тут разрешение. И с чего это вы, дяденька, вздумали благодетельствовать разным проходимцам?

Чечков. Думал тебе, попочка, удовольствие доставить. Ты же с ним нянчился, на первое место сажал. Помнишь, про «Бездну»-то как он тебя… А я его все-таки возьму. Зубаст и пригодится.

Рыдлов. Дяденька, только, пожалуйста, вы ему теперь строго-настрого писать запретите. Пригрозите ему, что как он кого-нибудь из нашей фамилии заденет, так сейчас его вон. Может писать, даже в иностранных газетах, но чтобы отдавал должное…

Чечков. Я его, дружочек мой, для того и нанял, чтобы тебя в струне держать. Как что — сейчас предписание: раскатай маркиза на обе корки. Уж очень ты распространился, особенно как сестрица удалилась…

Рыдлов. Что ж это жена не едет? Любка, да она точно перепугалась или просто так?

Люба. Вот сейчас граф должен быть.

Рыдлов. Надо характер выдержать.

Входит мисс Уилькс.

 

Явление пятое

Мисс Уилькс. Ларя, это правда?

Рыдлов. Увы!

Мисс Уилькс. Как это могло случиться? Так внезапно.

Рыдлов. Ревность и недостаток воспитания. Чего же ждать?

Mисс Уилькс. Недостаток воспитания у вас, мой милый. (Грозно.) Где моя дочь?

Рыдлов (спустив тон). У своего папеньки!

Мисс Уилькс. Что же значит эта пошлая сплетня?! Говорят, вы ездите по городу и бог весть что рассказываете. Жалуетесь на свою судьбу, когда вам следует жаловаться только на свою непроходимую глупость.

Чечков. Позвольте ручку, досточтимая Евгения Фоминична.

Мисс Уилькс. Здравствуйте. Ах, Люба! Подите сюда. Как вы могли допустить вашего брата…

Люба. Что ж я могу, Евгения Фоминична? Я ему говорю, поезжай, попроси прощенья, ты ее мизинца не стоишь, а он хочет какой-то характер выдерживать.

Мисс Уилькс (презрительно). Характер? Откуда он у него?

Рыдлов. А откуда бы ни был, а есть.

Мисс Уилькс (Чечкову). Он называет это характером. (Рыдлову.) О какой вы ревности говорили? К кому? Кого?

Рыдлов. Меня.

Мисс Уилькс. Ничего не понимаю. При чем же тут Остужев?

Рыдлов. Орудие мести.

Мисс Уилькс. Он бог знает что говорит.

Входит Остергаузен.

 

Явление шестое

Рыдлов (идет к нему). Ну, что?

Остергаузен (молча поздоровался со всеми, сел. Снимает перчатки). Она погибла безвозвратно.

Люба ахает.

Рыдлов. Вот так история! Не приедет?

Мисс Уилькс. Что за вздор?

Чечков. Вы от нее теперь?

Остергаузен. Нет. Я проехался по бульвару, дабы освежиться от удручающего душу впечатления. Она меня… выгнала вон. (Кротко улыбается.)

Люба (сквозь зубы). Чересчур насел, значит.

Рыдлов. Спрашивала она про меня?

Остергаузен. Ни одного слова.

Рыдлов. Значит, самому надо ехать.

Люба. Говорю тебе, проси у нее прощенья.

Рыдлов. Ну что ж, и попрошу… Евгения Фоминична, поедемте вместе. Ведь вы почти мать. И черт его принес сюда на мою голову! Его вы там не видали?

Остергаузен. Нет.

Рыдлов. И когда уезжали, там поблизости его не было?

Остергаузен. Едва ли можно ожидать встретить его там… днем…

Рыдлов. Ну, значит, надо ехать. (Звонит.)

Входит лакей.

Что ж, болван, лошади готовы?

Лакей. Подавать прикажете?

Рыдлов. Подавать!

Лакей уходит.

Остергаузен. Может быть, Эмма Леопольдовна что-нибудь устроит. Она сидит у нее.

Рыдлов (растерянно). Значит, надо подождать.

Мисс Уилькс. Да чего же ждать?

Чечков. Он вчера объяснился в любви Эмме Леопольдовне, а жена его и застала. Ему теперь, голубчику, неудобно встречаться с ними вместе…

Люба. Ах, так ты… Скажите на милость, туда же…

Мисс Уилькс. Как! Вы же оскорбили вашу жену и вы же смеете распускать про нее такие слухи? И эти ханжи (указывает на графа) говорят о какой-то погибели?! Я не дам моей дочери вам на посмеяние! (Грозно наступая.) Извольте ехать со мной немедленно, иначе я сумею с вами справиться, несмотря на ваши миллионы.

Рыдлов (окончательно потерянный). Ехать — так ехать…

Чечков (закуривая). Сказал попугай, когда его кошка потащила из клетки.

Входит лакей.

Лакей. Ларион Денисович, Ольга Спиридоновна изволили с барыней подъехать. (Общее движение.)

Рыдлов (смутно понимая). Проси сюда. (Садится.)

Люба. Господи, как страшно!

Остергаузен (тревожно озираясь, встает). Мне кажется, при этом радостном событии могут присутствовать лишь ближайшие родные. (Рыдлову.) Не забудьте передать мое глубочайшее почтение дорогой свояч… сестре, и позвольте верить, что моя книга несколько споспешествовала упрочению мира. Я пройду боковым подъездом. (Делает общий поклон и уходит.)

Общее молчание. Чечков исподтишка следит за Рыдловым. Евгения Фоминична садится на диван.

Евгения Фоминична (севши). Ничего не произошло, вы понимаете? Не надо ни сцен, ни объяснений. Все очень просто и как следует.

Люба. Ух как интересно!

Входят Рыдлова и Кэтт. Кэтт очень бледна.

 

Явление седьмое

Мисс Уилькс (вставая). Здравствуйте, милая Ольга Спиридоновна. Ну, что, Кэтт, папе лучше?

Чечков (подходя к ручкам дам). Слышали, что поправляется. От души рад, Екатерина Вадимовна. Сегодня же навещу. Сто лет вас, сестрица, не имел счастья видеть. Завтра уезжаю за границу, позволите к вам заехать проститься?

Рыдлова (целуя Любу, которая к ней подошла). Вот что, милые мои. У Кати есть дело к мужу. Мы тут лишние. Пойдемте на мою прежнюю половину, а ты, Люба, вели нам чаю. (Уходит с мисс Уилькс и Чечковым.)

Люба (проходя мимо Кэтт, шепотом). Не стесняйся с ним, Кэтт. Он только характер выдерживает. (Уходит.)

 

Явление восьмое

Кэтт (после паузы). Ларион Денисович, хотите ли вы, чтобы я вернулась в ваш дом?

Рыдлов встает, молчит.

Кэтт. Распоряжайтесь моей жизнью по вашей воле. Мне ничего не надо… Я должна сделать все, чтобы честно… Нет, не то… Скажите мне, что мне прикажете делать — оставаться у вас или уйти к отцу? Я исполню… Если вы любите другую…

Рыдлов. Нет, это я так…

Кэтт. Мой долг быть при вас. Я забыла его. Судьба мне напомнила и… наказала меня. Делайте со мной что хотите!

Рыдлов. Конечно! Все забыто. Это было недоразумение. Поверьте, я могу понять тонкие изгибы… Ну, да что тут толковать. Поцелуй меня и кончено.

Кэтт (умоляющим взглядом глядит на него). Ларион Денисович, об одном умоляю вас — дайте мне к вам привыкнуть… Я была чужая вам, мне страшно… мне ново… Но клянусь вам, что я все силы, все… Только не теперь… Дайте мне… хоть немного забыть…

Рыдлов. Кому ты говоришь, Кэтт? Я все вижу, все понимаю. Мы все устроим на новых началах, и будет еще интереснее. А теперь я тебя прощаю. Maman, дяденька, Евгения Фоминична, подите сюда! Я ее простил.

Входят Рыдлова, мисс Уилькс, Люба, Чечков.

 

Явление девятое

Мисс Уилькс (идет к Кэтт). Что за «простил»! Мою Кэтт не в чем прощать, она не может быть ни в чем виновата.

Кэтт (тихо). Отойдите от меня… Я не вынесу. Все мне сделали много зла, но вам одной я его не забуду…

Мисс Уилькс (громко). Нервы, Кэтт, ах эти нервы! Но я с тобой согласна — пусть муж будет всегда прав. Все равно они никогда в своей вине не сознаются.

Люба. Мы их и не спросим. Кэтт, забери скорее Плюшку под башмак, ему же лучше будет.

Чечков. Что ж я не вижу нашей милой Эммы Леопольдовны?

Рыдлов (тихо ему). Дяденька, это бестактно, помолчите.

Рыдлова (обнимая Кэтт). Пойдем, Котик, к тебе. Тебе отдохнуть надо.

Кэтт (тихо ей). Помогите мне, когда будет тяжело.

Рыдлова. Не бойся, дочка моя дорогая. Я твою душу постигла. (Идут.)

Чечков (Рыдлову). Поздравляю со счастливым окончанием.

Рыдлов (с достоинством). Дяденька, знайте одно: все пойдет хорошо, но надо, чтобы человек имел характер и был прежде всего джентльмен.

Занавес