Яйца в мешочке

Происшедшее в пятом-седьмом году называют по-разному. Тут тебе и революция, и генеральная репетиция к ней, и даже — события.

И все вроде бы и рядом, и похоже, а как-то не очень ложится.

Революция — дело быстрое. И результат ее — свержение строя. А здесь и тянулось все почти три года, и строй уцелел.

Генеральная репетиция — термин театральный. Покричали на сцене, руками — ногами подвигали. И — разошлись. А у нас людей и убивали, и калечили, и судьбы ломали. Какая уж это репетиция?

Событие — слово особое. Очень оно зависимое, несамостоятельное. Какое к нему прилагательное подставишь — так и выглядеть будет. Крупное, важное — это одно. А мелкое, незначительное — это совсем другое.

Словом, близко, рядышком, но не в точку.

И все же, как не крути, а от революции не уйти. И народ поднялся, и власть пытались свергнуть — это ж и есть революционные действия. Не вышло, результата не получилось — это правда. Но и так бывает.

Тут удивляет другое. Массы восстали, а вожаков нет. Спрашивается, где были революционеры? Что они в это время делали? Почему их не было не слышно, не видно?

А ведь казалось бы, как для них все удачно складывалось. Есть революционная партия. Она ведет активную работу: агитирует, развивает теорию борьбы, готовится к действиям.

И партийные руководители в полном соку — им около тридцати. Еще сохранился азарт молодости и накоплен опыт зрелых лет.

И где же все эти вожаки? Где партийцы? Испугались? Растерялись? Не поверили в силу масс? Или что-то иное?..

В один прекрасный день, точнее, к вечеру Владимир Ильич вернулся домой взбудораженный.

— А ты вовремя! — обрадовалась супруга. — Прямо к ужину.

— К черту ужин! — вскричал пролетарский вождь. — Неси самый большой чемодан!

— Мы едем на Лазурный берег?

— Мы едем в Россию!

— Но там полиция!

— Там революция!

— Ты вчера чихал и кашлял.

— И что?

— Простыл. В таком виде нельзя ехать. Там же зима, холод, мороз. Нужны валенки, овчинный тулуп и шапка-ушанка.

— Купим!

— Где? Здесь этим не торгуют. А в России магазины наверняка закрыты.

— Одолжим у буржуев!

— Это грабеж!

— Это экспроприация!

— А мама? Что с ней? Я вчера ставила ей пиявки для удаления плохой крови.

— Возьмем ее с собой.

— Она пожилой человек с кучей болезней. Она не выдержит дороги.

— Оставим ее дома.

— Бросить старого больного человека одного? И это говорит руководитель партии, высшая цель которой — благо человека?

— Да, надо немного подумать.

— И еще: мы заплатили за аренду дома на год вперед. И, если не вернемся, деньги пропадут.

— Чертовски обидно. И еще это мое нездоровье…

— Да, да, Володя! Ты не сможешь отдаться работе с полной энергией.

— И оставлять маму одну!.. Это бессердечно!

— Вот видишь!

— И что же делать?

— Сначала надо разобраться в обстановке, понять что происходит. А не ввязываться в каждую драку как в последний бой.

— Да, да, Надюша, ты совершенно права. Надо взвесить, обсудить, услышать мнение других. И удержаться от бессмысленных и безрассудных действий.

— Это — правильный ход. Да, я хочу сказать… Мне кажется, я чуть-чуть беременна.

— Опять! — не удержал вздоха муж.

— Сейчас кажется по-настоящему.

— Ладно, — не спешил радоваться супруг. — Что у нас на ужин.

— Твои любимые яйца в мешочке, — кокетливо объявила Надежда Константиновна. — Я делала их сама!

Она открыла кухонный шкаф и осторожно извлекла из полотняного мешочка пару яиц.

Владимир Ильич тяжело вздохнул.

 

Партийный план

Утром пролетарский вожак пересчитал финансы. Итог его удовлетворил. В середине дня он встретился с соратниками.

Они уже слышали новость, рвались в бой, и в общем хоре голосов отчетливо выделялись два слова:

— Революция! Едем!

— Едем! Немедленно едем! — поддержал сподвижников Владимир Ильич.

— Ура!

— Так что же ждем? Надо быстро за билетами!

— Шлите гонцов.

— А куда брать?

— В Москву!

— В Питер!

— А я предлагаю — в Турцию!

— Роза, зачем в Турцию?

— Там живут горячие южные парни. И, если их уговорить…

— Какой-то бред!

— А знаете, господа, в словах Розы что-то есть, — неожиданно пришел на помощь Владимир Ильич.

— Чушь! Зачем ехать в Турцию, если революция в России?

— Наш учитель Маркс утверждал, что революция должна быть мировой. Поэтому вовсе не обязательно ехать туда, где она началась. Если это действительно революция — ее можно дождаться в любом месте.

— Тогда зачем туда вообще ехать? Можно ведь дожидаться здесь.

— Здесь нельзя. Где живу — там не гажу.

— Так куда же ехать?

— Думаю, в Лондон.

— Что там делать?

— Проведем партийный съезд. Обсудим, обменяемся мнениями, выработаем стратегию и тактику действий. Примем решение и подготовим резолюцию.

— Правильно!

— Верно!

— Это демагогия и отказ от реальной борьбы!

— Это объективная реальность. Нельзя бросаться в пекло борьбы, не оценив реальные последствия.

— А как мы туда доберемся?

— Поездом. В купейном вагоне.

— А командировочные?

— В двойном размере. Учитывая важность момента.

— А подарочные наборы делегатам?

— Непременно!.. И гостиница, номер на двоих. Ресторан, шведский стол три раза в день.

— Ну, это другое дело!

— Это можно!

— Не понимаю, почему именно в Лондон? Там же дождь, слякоть… А в Турции…

— Лондон, Роза, столица страны Англия. Которая целиком расположена на острове.

— Купаться что ли удобно?

— Хорошо видно. Если царские сатрапы задумают бросить войска на разгром нашего съезда, то можно увидеть издалека корабли, на которых они приплывут.

— Как?

— Там есть высокая башня с часами… Товарищ Железняк!

— Я!

— Наш начальник караула займет на ней позицию и будет наблюдать.

— Есть! Разрешите открыть огонь в случае необходимости?

— Нет, не разрешаю. Нас примут за террористов.

— Что же делать?

— Как увидите — сразу сообщите. Мы наденем заготовленные карнавальные маски и костюмы.

— Зачем?

— Когда до нас доберутся, мы объявим, что это не партийный съезд, а бал-маскарад.

— Ловко!

— Хитро!

— Какая предусмотрительность!

— Расчет! А если даже в России начнется стрельба, пули не долетят до нас. И мы сможем спокойно обсудить происходящее.

 

Лондонская сходка

Спустя некоторое время партийцы съехались в столице Англии.

Зимний Лондон — это не зимняя Россия. Пасмурно. Но тепло. Снега нет. Владимир Ильич мог свободно щеголять на улице в макинтоше и двуцветных ботинках.

Матрос-партизан Железняк жаловался на туман и плохую видимость. Но все понимали, что здесь их российские власти не арестуют. Гуляли по городу свободно.

Но главное — нужно было решить основной вопрос, ради которого они и собрались — что делать?

И в самом деле — что? Ехать или ждать? Участвовать или отмежеваться? Возглавить или наблюдать со стороны? Ну и конечно же, понять и разобраться, что происходит в далекой России.

Как и всегда, революционеры вступили в спор.

— Начнем с фактов, — обрисовал ситуацию Владимир Ильич. — А они таковы: люди бросили работу, бастуют, строят баррикады.

— Это удар по царизму!

— Крушение империи!

— Отказ от работы — ошибочное действие, — остудил их пыл пролетарский вождь, которому расхотелось ехать на родину.

— Почему?

— Без работы нет зарплаты. А без денег нет ни партийных взносов, ни продаж печатной продукции. Это удар не по царизму, а по нам, революционерам, не имеющим других доходов, кроме доходов от служения революции.

— Так и есть!

— Это пустой треп!

— Вы посмотрите: поднялся весь народ!

— Вот именно — весь! Это путь к анархии. Тупик. Дорога в никуда.

— Это передергивание!

— Это истина! Революция — дело пролетариев.

— Власть должна принадлежать народу.

— Власть должна передаваться не абстрактному народу, а его передовому прогрессивному отряду — пролетариату, интересы которого мы представляем. А нам это почему-то никто не предлагает!

— А чем вам не нравится весь народ?

— В него входят не имеющие твердых ориентиров крестьяне и интеллигенция.

— Гнилая интеллигенция!

— Роза, почему гнилая?

— Изо рта пахнет. И пукают во сне.

— Откуда такие знания?

— Сужу по отдельным представителям.

— Товарищи! Господа! Прекратите перебранку! Продолжим.

— Давайте.

— А возьмите лозунги, которые выдвигает так называемый народ, — продолжил вожак.

— А что там?

— Их требования: восьмичасовой рабочий день, повышение зарплаты, каждой семье — отдельное жилье.

— Но это же заветы Маркса!

— Это будущее, которое мы обещаем!

— Это антипролетарские, антирабочие лозунги!

— Что в них плохого?

— Это попытки увести пролетариев с марксистского пути. Утопить назревшие политические перемены в бытовой мещанской мелочевке.

— Откуда вы это взяли?

— Представьте: рабочий день — сократят, зарплату — повысят, жилье — дадут. И что? Пойдет ли сытый и довольный пролетарий за нами? Совершит ли он революцию? Нет, нет и нет! Он предаст свое светлое будущее ради убогого настоящего. И похоронит нашу надежду на его лучшую жизнь.

— А вы не перегибаете?

— Нет, батенька! Именно мы, революционеры, партийцы, вооруженные марксистской теорией и предвидением завтрашнего дня можем указать пролетариям верный путь. Дать ориентиры. Зажечь маяки. И повести людей в прекрасное завтра, невзирая на их протесты, просьбы и пожелания.

— Но это реакция народа!

— Ошибаетесь, товарищ Троцкий. А не думаете ли вы, что все происходящее является происками мерзавцев и ретроградов?

— Кого?

— Господ меньшевиков.

— Зачем им это надо?

— Это их подлый замысел: подменить политическую борьбу экономической, увести людей и выбить нас с арены политических битв.

— Негодяи!

— Сволочи!

— Прохвосты!

— Да, да, это они пытаются ввергнуть нас в пучину хаоса и беззакония, чтобы уничтожить вершину пролетарского олимпа.

— Не дадим!

— Не позволим!

— Смерть предателям и изменникам!

— Я мог бы организовать несколько преданных людей.

— Зачем, товарищ Коба?

— Чтобы разделаться с врагами.

— В каком смысле?

— Перерезать горло. Как бандитам. И денег понадобится совсем немного.

— Экий вы, батенька, кровожадный!.. Я лучше напишу статью с осуждением. Это будет бесплатно.

— Вы же говорили, что надо биться до конца.

— Биться до конца — это фигура речи. Побеждать надо не кулаками, а доводами. Кстати, товарищ Коба, пусть ваши люди побреются. А то они похожи не на защитников революции, а на диких абреков с гор. Женщины пугаются.

— Хорошо.

— Вернемся к обсуждению… Итак, рабочие бастуют и строят баррикады. А что делают крестьяне?

— Громят помещичьи усадьбы.

— Вот! И это их помощь пролетариату? Это полная самодеятельность. Теперь все ясно.

— Что?

— Что происходит! Внятных планов — нет, руководство — отсутствует, цели — убоги и примитивны. Это никакая не революция. Это бунт, господа, русский бунт — бессмысленный и беспощадный!

— А, разобрались!

— И зачем же мы туда поедем? Мы же не стихийные бунтари. Не Стеньки Разины и Емельки Пугачевы. Мы — революционеры! И должны твердо стоять на марксистских позициях.

— Правильно!

— Здесь! В Лондоне!

— Именно так!

— Если не едем, то что же делать?

— Ждать. Если это действительно революция, она докатится досюда. И мы встретим ее во всеоружии. А если нет — мы сохраним силы для будущих сражений.

— А как насчет денежного содержания? Все-таки обстановка сложная.

— Поднимем на четверть. Учитывая остроту момента.

— А что делать тем, кто сейчас в России?

— Тоже ждать.

— А может всем партийцам сейчас сесть в тюрьму?

— Зачем, товарищ Феликс?

— Пересидеть смутное время. В тюрьме спокойно. Трехразовое питание, чистая постель, распорядок дня. Даже молоко дают.

— И что?

— Можно пить для продления здоровья. А можно писать им революционные воззвания.

— И долго там пребывать?

— До конца событий. Победит революция — их освободят как героев. Останется царь — их выпустят как сторонних людей. Тюрьма понадобится участникам бунта.

— Что ж — тоже вариант!..

Со съезда делегаты расходились радостные и довольные. Маскарадные маски они побросали в мусорные баки, потому что прекрасно понимали, что если царские слуги и нагрянут в город Лондон, арестовывать их абсолютно не за что.

А обещание поднять зарплату грело.

 

Поездка в Россию

Для Владимира Ильича вопрос с поездкой в Россию был решен. А вот соратники продолжали упорствовать.

— Практика — критерий истины. И надо проверить наши теоретические постулаты реальной жизни, — выразил общее настроение Троцкий.

— Верно! — поддержали его остальные. — Это марксистский подход!

С этим трудно было не согласиться. Хотя, понятно, каждый для поездки имел свой резон.

Троцкий — проверить свои лавки. Железняк — пострелять из своего автоматического друга. Дзержинский давно рвался вживую опробовать домашние заготовки. И даже послал вперед помощников. Яша Свердлов — освежить контингент. А доктор Семашко задешево купил целый чемодан лекарств, который мечтал сбыть в России с наваром.

И Владимир Ильич стал потихоньку отступать.

— Что же мы увидим там, чего не видим здесь?

— Как что! — с жаром воскликнул Троцкий. — Баррикады, забастовки. Там пролетарии голодают.

— И что?

— Надо поддержать людей материально. Не одержим победу сейчас — одержим в следующий раз. А люди запомнят.

— Где же мы найдем таких людей?

— Я знаю. У меня есть знакомые. Они работают на заводе.

— А если меня в поезде узнают царские сатрапы?

— Загримируем вас под мою невесту.

— Нет, нет! — испугался вождь.

— Тогда под рабочего. Картуз, пиджак и сапоги одолжите у нашего дворника. Только ехать придется в общем вагоне.

— А вы?

— Я в общем не могу. У меня пенсне, бородка. Я выгляжу барином. Мое место — в мягком.

— Я тоже хочу там.

— Не беспокойтесь, Владимир Ильич, — прогудел Дзержинский. — Я обеспечу охрану от встреч с нежелательными элементами.

— А я, — объявил Цюрупа, — подарю проводнику штоф своего замечательного напитка.

— Зачем?

— Для снижения остроты зрения.

— Можно взять с собой парочку молоденьких медсестер, — предложил Яков Свердлов. — На случай ранения.

— Нет, — решительно заявила Инесса Арманд. — Поеду я. Я обладаю соответствующими навыками. И у нас есть доктор Николай.

— Я — да. Я — здесь, — подтвердил Семашко, прикидывая, что может прихватить свой чемодан.

— Видите! — победно улыбнулась Инесса.

Она уже давно стала для Владимира Ильича незаменимой. Ибо научилась записывать мысли вождя, даже если он не произносил их вслух.

— Превосходно! — подвел итог сам вождь. — Едем!

У него самого появились интересные соображения.

Если соратники думали мелкими, незначительными понятиями, то Владимир Ильич мыслил крупно, глобально.

Бунт, хоть и бунт, но ведь может и развиваться. И тогда им, революционерам, неплохо бы прямо на месте понять: что дальше? Куда двигаться?

Сторон света и, соответственно, направлений всего четыре.

Понятно, что не на север, где вечная мерзлота и белые полярные медведи. И не на юг, где дикие горцы, которые ничего не слышали о Марксе и имеют свое представление о счастье.

Интересным выглядел путь на запад, в Европу — Германия, Австрия, Франция, Испания. Двумя колоннами — через Питер и Москву. В Европе рабочий класс, пролетарии. Но уж больно европейские народы развращены капитализмом. Дадут ли поддержку?

Заманчивым представлялся восток. Через Сибирь — в Китай, Индию. В Сибири, правда, Маркса мало кто знает, и с рабочим классом не густо. Ну и что? Сибирь можно проскочить поездом. Зато в Индии и Китае людей столько, что если хоть половину из них принять в партию, можно очень и очень хорошо подняться на членских взносах.

Правда, надо действовать аккуратно. Монголия рядом — вдруг встрепенется. Да если еще объединится с татарами!.. Не буди лихо, пока оно тихо.

Долго спорили о месте поездки.

— Непременно в Питер, — твердо заявил Троцкий. — Там — мои заводские. Им нужна материальная поддержка.

— Тогда — в путь!

Чтобы супруга не отговорила от поездки, Владимир Ильич собрался тайно, а Надежде Константиновне оставил записку. В ней он просил жену не волноваться, а в конце сделал приписку:

«Если родиться мальчик, назови его Вовой. Владимир Владимирович — прекрасное имя. И я верю, что он вырастет достойным продолжателем нашего коммунистического дела».

— Ну и как там? — встретила Владимира Ильича супруга по возвращении домой.

— Знаешь, Надюша, бардак!

— А деньги?

— Раздал Лёвиным знакомым.

— Что за люди?

— Очень странные. Работают на заводе. Нюхают что-то. Заведутся. И работают.

— И ты отдал их просто так?

— Нет, вместе с советами.

— И что?

— Они, Надюша, так охотно их слушали! Я даже подумал, что когда мы придем к власти, назовем Россию Страной Советов.

— Страна Советов. Сокращенно СС. Как-то, Володя, мрачновато. И коротко.

— Может добавить: самых разных?

— Страна Советов Самых Разных? СССР! А знаешь, Володя, в этом что-то есть.