Тайна аттестата

Жизнеописание вождя подходит к завершению. Остались еще несколько лет, которые ничего нового не внесут. Ужасные, кстати говоря, годы: слабоумие, маразм, короткие и редкие прояснения сознания. Поэтому пропустим их.

Повествование движется к концу. А вопросы остаются. Как Владимир Ильич стал вождем? Благодаря чему?

Вроде бы — рядовая семья, обычная жизнь. Оба родителя — педагоги. И не простые. Папа трудится на высоком посту, на государственном поприще.

Мать имеет диплом школьной учительницы младших классов.

И у таких педагогических корифеев вырастают революционно озабоченные дети. А один становится даже главарем разрушенцев строя. Как? Почему?

Тут на свет Божий всплыл один фактик. Поганый фактик. Ибо всплывает сами знаете что.

И заключается он в том, что якобы Илья Николаевич Ульянов, хоть и муж Марии Александровны, и глава семейства. Но вовсе не папа Владимира Ильича.

То есть официально он вроде бы папа, а на самом деле нет, чужой человек. А настоящий, всамделишный папа — это некий доктор Иван, гостивший в свое время в именье Ульяновых.

И установлен сей якобы непреложный факт по гимназическому диплому юного Володи. Там вместо отчества Ильич вписано Иванович. А поскольку он диплом и видел, и в руках держал, но никаких попыток исправить запись не сделал, то, стало быть, этим действием, а точнее, бездействием он самолично подтверждает достоверность и справедливость факта.

То бишь приписываемый ему отец никаким отцом ему не является. Он лишь воспитатель. А главный в отцовстве — доктор Иван, чье имя в качестве отчества и красуется в дипломе.

Спрашивается, а что же было раньше? Не знали? Скрывали?

Раньше этот диплом действительно широкой публике не открывался. Во избежание ненужных расспросов. Тогда почему же всплыло сейчас? К какому событию? И в чем суть этих действий? Кто и зачем решил обгадить вождя?

Или — это и есть демократия, глас народа, все тайны нараспашку? И дано разрешение испражняться прямо посередине улицы, ясным днем?

Ведь посмотрите сами, что вытекает из этого факта якобы ненадлежащего отцовства. Как выглядит семейка Ульяновых.

А выглядит она еще той: папа — лох, мама — гулящая, сын — незаконный. Имя его неизвестно, кличку его знают все. А посему место ему не в почетном склепе. И его оттуда нужно немедленно извлечь. Как обманщика и вруна.

Сам же каменный мавзолей, следует сломать. На его месте построить цветочный магазин. Чтобы соседние могилки утопали в цветах. И красиво, и доходно!..

А теперь давайте прервем разбег фантазии и воображения и обсуждение сомнительных фактов. И с холодной, ясной головой ответим на незатейливые вопросы.

Могла ли такое иметь место: один — отец-родитель, другой — отец-воспитатель? Да запросто! Такое и в наше время никакая не редкость.

Жил ли в имении в предполагаемое время доктор Иван? Да, жил. Никакого секрета здесь нет.

А вот мог ли Илья Николаевич, у которого дети от Марии Александровны, законной жены, были и до и после Володи, быть так слеп и глух?

Не знаю, не знаю. Очень сомнительно.

А сама Мария Александровна? Чай, не безвестная крестьянка. Барыня, помещица, человек на виду у сотен глаз — детей, крестьян, знакомых, родни. Могла ли она так уронить себя?

Тоже не уверен.

Это сейчас прелюбодеяние как спорт, а раньше-то блюли и себя, и свою репутацию.

Так что же тогда диплом — подделка? Фальшивка? А может просто — ошибка писаря? Описка? Последнее, пожалуй, самое похожее.

И то, что Владимир Ильич по поводу записи в дипломе особо не заморачивался, тоже легко находит свое объяснение. Он за свою революционную жизнь столько раз менял и имена, и фамилии, и клички, жил с чужими паспортами, ходил в парике и гриме, что описке этой не придавал ровно никакого значения.

Нет, доктор Иван здесь явно не при чем.

 

Мамины корни

Есть версия про маму. Никто не сомневается, что Мария Александровна Ульянова действительно мама пролетарского вождя.

Кивают на другое. И так, не рукой, не пальцем, а малозаметным движением глаз. На всякий случай. Мол, сами понимаете.

Мама-то Владимира Ильича — Мария Александровна Ульянова. А урожденная — Бланк.

— Вот оно что! — выразительно вскинет брови знающий. — Смотри в корень!

И еще припомнит к месту старшую сестру Анну. Мол, она вышла замуж за Марка Елизарова.

Фамилия, конечно, на — ов. И вроде бы никаких сомнений насчет национальности возникнуть не должно. А вот возникают!

Потому что имя уж больно подозрительное — Марк. Не еврейское ли?

Успокоим. Марк — имя вполне себе итальянское. Был там такой деятель — Марк Аврелий или Марк Антоний. А может и оба.

Правда, есть в биографии Марка Елизарова один эпизод. Наводит на размышления.

После революции Владимир Ильич предложил родственнику перейти в ВЧК. Нужен был свой надежный человек констатировать смерть врагов.

Марк кончил медицинский институт, работал по специальности. И по всем характеристикам подходил. Но отказался.

— Не могу. Я не совсем врач. Я чиновник от здравоохранения. И, если передо мной нет диагноза в письменном виде, я плохо различаю, больной человек или здоровый.

Поступок оказался весьма дальновидным. Многие из того, первого, да и из последующих составов ВЧК, умерли не своей смертью. А Марк Елизаров дожил до естественной кончины.

И вот этим поступком он породил серьезные сомнения насчет своей этнической принадлежности. Вряд ли какой-нибудь итальянец способен видеть настолько вперед.

А, с другой стороны, чего собственно пылить по этому поводу?

Ну, есть у мамы еврейские корни.

Ну и что? Сколько у нас таких? Не зря же говорят: поскреби любого русского и обнаружишь татарина. Но ведь не каждый татарин — хан Батый.

Так — что же тогда? Что?

 

Проделки насекомых

Существует и еще одна теорийка особых способностей вождя. Исток ее — детские годы.

Летней порой семейство Ульяновых перемещалось в свое загородное имение — Кокушкино. Там, в сельской местности, в воздухе роилось бессчетное количество разных летучих насекомых: оводы, шмели, осы, пчелы, комары, мухи, мошки. И детвора, которая целые дни проводили на улице, подвергалась их яростным атакам. Летучая мелочь пикировала на детские головенки, кусала, царапала, жалила.

Но если с гладковолосых голов летуны легко соскальзывали вниз, то в кудрявой шевелюре маленького Володи они запутывались и своими лапками, крыльями и вибрирующей тушкой производили щекочущие движения.

Володя постоянно тер голову. Взрослые улыбались. Детвора хихикала:

— Ты лучше ее мой!

Володя дулся и обижался. Мама успокаивающе гладила его по спине. Она-то знала, что сын каждый день изводит на мытье целый кусок хозяйственного мыла.

Тогда ни она, ни окружающие, ни сам Володя не могли знать и предполагать последствия этих расчесов.

А происходило-то вот что.

Растирая руками голову, Володя не просто чесался или удалял запутавшуюся мелкую нечисть. Он практически производил массаж головного мозга.

Мозг от этих действий невероятно возбуждался. Кровь в головных сосудах убыстряла свой бег и усиливала движение. Словно талая весенняя вода, кровь пробивала себе все новые и новые русла. И, пересыхая со временем, они превращались в мозговые извилины.

Если у остальных ребятишек мозг в летнее время отдыхал, то у Володи он оставался возбужденным и продолжал развиваться.

Там, где у других сформировалось лишь несколько чуть изогнутых прямых, определяющих их будущую жизнь — пожрать, выпить, бабы, деньги — у Владимира Ильича образовались густая, разветвленная сеть мозговых извилин.

Кто-то не поверит в этой теории, усомнится: как? Если расчес головы — это способ развития способностей, значит, самыми умными должны быть вшивые и блохастые?

Не обязательно. Вовсе не обязательно. Но посмотрите на собак. Какие у них умные, осмысленные, все понимающие глаза!..

 

Мозговая диспропорция

Теория кудрявых волос — это, конечно же, шутка. Но доля истины в ней есть. И даже не малая. Это насчет особого строения мозга.

Когда вождь мирового пролетариата усоп, его черепную коробку вскрыли, содержимое извлекли и поместили в специальную банку со спиртовым раствором. И в таком виде выставили на всеобщее обозрение.

Рядом расположили банку с мозгом обычного пролетария, чтобы каждый мог видеть разницу. И даже образовали целый институт мозга, чтобы препарировать следующих вождей.

У вождя извилин было значительно больше, чем у рабочего. Это было видно и невооруженным взглядом. Но тут вышла крупная промашка.

Мозг в черепной коробке состоит из двух одинаковых полушарий.

А у Владимира Ильича эта мозговая симметрия была нарушена. Одно полушарие оказалось обычных размеров — с половину небольшого арбуза, а другое — усохшее, величиной с грецкий орех.

Злопыхатели немедленно подняли визг. Мол, это последствия болезни с красивым названием — люэс, или по-простому сифилиса. Мол, вождь был болен. Нами руководил психопат. Их сразу осекли. Объяснили, что одна половина мозга действительно меньше, а все потому, что сработалась в активной революционной борьбе.

Надежда Константиновна защитников поддержала. Уж если бы слух про болезнь был правдой, она бы непременно об этом знала. И никогда бы не позволила выставить мозг мужа на всеобщее обозрение.

А еще пошли глупые разговоры, что он — вождь мирового пролетариата — лежит в мавзолее безмозглым. Это верно. Но для всего коммунистического движения очень обидно.

Все эти соображения живые соратники вождя учли. Институт мозга прикрыли. Его главный экспонат спрятали в холодильнике, в надежном месте.

Словом сделали все, чтобы не привлекать внимания к мозгу вождя. И зря. Такая диспропорция мозга много объясняет. А вот откуда она взялась?..

 

Прием борьбы

И еще один вопрос не дает покоя.

Откуда у Владимира Ильича такая жестокость и кровожадность по отношению к несогласным с ним и его теорией?

Их всегда хватало. И до революции и после нее. Куда ни глянь — везде они.

Взять, к примеру, церковную братию. Это ж прямые конкуренты революционеров. Потому что работали с ними на одной поляне — вере в будущее. Ясно, что у них совпадение взглядов с марксистскими невозможно. Враги!

Интеллигенция — публика с душком. Уж слишком сильно развита на голову. Такую посылами и обещаниями будущего, которого никто не видел, не проведешь. А потому согласия с революцией у них не добьешься.

Крестьяне вроде бы и должны быть союзниками. А иной раз в них таковых не разглядишь. Потому что есть у них собственность. А это первейший признак капитализма. Словом, крестьяне — тоже не друзья.

Пролетарии кажутся уж совсем своими. Ближе их к революции уж, кажется, и нет никого. А и здесь не все гладко. Много среди них отсталых, несознательных людишек. Это не ускоритель, а тормоз революции.

Да и в своей, революционной среде иной раз обнаруживаются всякого рода перерожденцы. Их тоже нужно ставить на место.

Словом, объектов для перевоспитания хватало. Да они всегда были. И до революции. И даже до Владимира Ильича и его команды. Борьба с несогласными велась всегда. Но как?

Взять, к примеру, основателей учения Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Или их последователей: Плеханова Георгия Валентиновича, Карла, не к ночи сказано, Каутского. Или кого других, им подобных.

Это были культурные, образованные люди. И абсолютно миролюбивые.

Чтобы доказать свою правоту, спорили, статейки разнообразные писали. До мордобоя или рукоприкладства никогда не доходило. Все словесно — устно или письменно. А у Владимира Ильича было по-другому.

Не верит человек в светлое будущее от марксизма — надо его убеждать, уговаривать, воспитывать. Но уж совсем не так: кто не с нами, тот против нас. Тот — враг. А с врагом разговор один: вставай к стенке.

В общем, или — с нами в коммунизм. Или — хоть в одиночку, хоть группой — в мир иной. И никаких компромиссов. Или — или. Черное или белое. Другого не допускалось. Ни споров, ни дискуссий, ни обмена мнениями.

Почему? Откуда такая нетерпимость к чужому мнению? Полное нежелание с ним считаться? И уничтожать его носителей?

В стае главный — вожак. У людей — вождь. Он и задает ориентиры своим сторонникам.

Другой вопрос — откуда эта напасть у главного? Тут близкой родней не обойдешься. Тут надо копать глубже. Снять, так сказать, еще один слой предков — бабушек и дедушек.

И тут нас ожидают удивительные сюрпризы.

Начнем, пожалуй, с родителей отца.

 

Родители отца

Илья Николаевич — ребенок у родителей поздний. На свет он появился, когда отцу стукнуло аж шестьдесят семь годков.

Что тут сказать — молодец! И здоровье в таком весьма почтенном возрасте сохранил, и пыл не угас. Настораживает одна деталь: брак его был первым. И вступил он в него в 55 лет. Не инвалид, и профессию имел — был портным. А вот почему так поздно женился? Не принято было это в те времена. Звали его Николай Васильевич и известно, что он имел калмыцкие корни, а проживал в городе Астрахани. Был беден. Купил в рассрочку дом, но так и не смог до самой смерти за него расплатиться.

Жену его звали Анна Алексеевна Смирнова. Моложе своего мужа она была на двадцать пять лет. То есть тоже вышла замуж уже не юной девой — тридцать перевалило.

Если с дедушкой все более-менее ясно, то с портретом бабушки наблюдается некая туманность, размытость изображения. Будто смотришь через запотевшее стекло: контуры видны, а черты — неразборчивы. И различаются плохо.

А сейчас — медленно, спокойно, по порядку. И без выводов. Чтобы никому не навязать свое. Потому что тут такое вытанцовывается!..

Итак, существовал в те времена обычай: богатый русский прикупал в свою семью ребенка из семьи бедной.

Равнялись на столицу. Там модно было брать в дом ребенка экзотической внешности. Вроде игрушки. Или слуги. Так в свое время взяли предка Пушкина — арапчонка Ганнибала.

Понятно, что в Астрахани чернокожего ребенка не найдешь, поэтому брали, что попроще и поближе: калмыка или киргиза. Когда ребенку исполнялось двадцать лет — ему давали вольную. Именно таким путем в семье богатого русского купца Михаила Моисеева появилась калмыцкая девочка Александра Ульянова.

Про ее родителей ничего не известно. Видимо, она была из низких кровей.

И вот она растет, зовется дворовой девкой. А когда ей исполняется двадцать, ее отдают местному старосте Алексею Смирнову.

В каком качестве отдают — в жены ли? или он ее удочеряет? — неизвестно. В бумагах ясности нет.

Напрашивается вывод, что вроде бы у купца Алексея Смирнова и Александры Ульяновой родилась дочка. Родители нарекли ее Анной. Анной Алексеевной Смирновой. Именно девица с таким именем и стала женой Николая Васильевича Ульянова.

Выглядит внешне все это складно и благопристойно. Если бы в эту историю бы не вмешалась простая наука — арифметика.

А все потому, что даты не сходятся. По датам-то получается, что Алексею Смирнову ее передали в 1825 году. Стало быть, рождена она должна быть в 1805 году. А на самом-то деле бабушка Владимира Ильича, которую мы знаем как Анну Алексеевну Ульянову, в девичестве — Смирнову, родилась в 1790 году! В 1805 году ей было пятнадцать лет.

Итак, что мы имеем. А видим мы некое раздвоение человека. Сначала была Александра Ульянова. Потом она тихо уходит в никуда. Растворяется. Не умирает, но всякие сведения о ней исчезают.

Зато появляется из ниоткуда Анна Алексеевна Смирнова. О которой прежде ничего не было известно. И становится под этим именем женой пятидесятипятилетнего Николая Васильевича Ульянова, дедушки Владимира Ильича. И тут вопросы накатывают валом.

Александра Ульянова и Анна Алексеевна Смирнова — один человек или все-таки два?

Если один — то зачем такой маневр и с датами рождения и со сменой имени и фамилии? Что-то скрывала? Не хотела чтобы знали? Что? Почему? И кем приходилась Александра Ульянова Николаю Ульянову?.. Внятного ответа нет.

Ученые знают, что если женятся близкие родственники, то потомство будет неполноценным. Вырождается. И даже указывают на признаки вырождения у мужчин: раннее облысение, поражение психики и преждевременный уход из жизни.

Про старших детей Николая Васильевича внятных сведений не сохранилось. Зато младшенького-то Илью Николаевича описать успели. Заметили и облысение в еще молодые годы, и гневливость характера. И пятьдесят с небольшим хвостиком прожитых лет никто не назовет долгой жизнью.

А Владимир Ильич в этом путь папеньки полностью повторил.

Мало того. У Ильи Николаевича родилось шестеро детей. Ольга умерла молодой. Александра казнили в юные годы. Во взрослую жизнь, таким образом, вступили четверо. И на всех четверых родился только один ребенок — Ольга. Которая прожила жизнь бездетной.

Четвертого поколения от Ильи Николаевича не случилось. А уж выводы делайте сами.

 

Родители мамы

С родней отца худо-бедно разобрались. Дошла очередь и до родителей мамы.

Кое-кто утверждает, что национальность ребенка определяется по материнской линии. А у мамы Владимира Ильича девичья фамилия хоть и российская, но не вполне русская — Бланк. И как-то она на мамину национальность вполне определенно указывает.

А с другой стороны, звали ее Мария Александровна. А дедушку — ее отца — Александр Дмитриевич. Вроде бы и придраться не к чему.

Но оказывается-то, что Александр Дмитриевич не всегда был Александром Дмитриевичем. Родители-то нарекли его по-другому, иначе…

Жили-были в маленьком местечке в Волынской волости два мальчика, два брата — Израиль и Абель. По национальности они были евреи, по вероисповедованию — иудеи. Как их родители и прочая родня.

Братья подросли и решили связать свою жизнь с медициной.

Только было одно препятствие в осуществлении этого устремления: иудеям вход в учебные заведения был закрыт. Такие порядки были в Российской империи.

Впрочем, это не означало, что им совсем нельзя заниматься медициной. Пожалуйста, трудись санитаром. Или медбратом. А дальше — ни-ни. И это совсем не отвечало интересам и амбициям молодых людей.

Можно ли было что-то изменить? Да, можно. Была лазейка. Для этого достаточно перейти из своей еврейской религии — иудаизма — в государственную религию — православие. То есть изменить своей религии и принять другую.

Что при этих переменах с человеком происходит — внутрь не заглянешь. И внешне не определишь. И что человек при этом чувствует — тоже загадка. Если, конечно, он сам не поделится.

Как бы то ни было, братья последовали по этому пути. Абель в честь своего крестника стал зваться Дмитрием. Израиль в честь своего — Александром и в честь крестника брата взял отчество Дмитриевич.

Дальше у юношей сложилось хорошо. Они оба поступили в Военно-Медицинскую Академию. Оба ее окончили. И оба работали по специальности.

Это дедушка.

Ну, раз был дедушка, то должна быть и бабушка. И она, конечно, была. Звали ее Анна Ивановна. И опять имя и отчество не должны нас обманывать. Потому что ее девичья фамилия была — Гросшопф. Очень выразительная фамилия. Прямо кричит о себе фамилия.

Правда, говорят, что она была шведкой. А что — может быть. Вполне может быть и шведкой. Проверить это не удалось. Из Швеции ответ не пришел.

Известно, что в роду ее были шляпники, ювелиры. Так что, вряд ли шведка.

Другой вопрос, какое все это имеет отношение к нашему главному персонажу?..

А — имеет! Очень и очень даже имеет!..

 

Саша — танкист

Довелось мне в свое время послужить в армии. Отдать, так сказать, долг. Хотя и не брал взаймы.

Посвящение в военные началось со склада, где нам, новобранцам, выдавали обмундирование.

Руководил процессом белобрысый мордатый прапорщик, по виду из прибалтов. От нас требовалось назвать себя и сообщить свои данные: размеры головы, обуви и костюма. Он записывал в журнал и выдавал нужное.

Вроде бы и пустяшная операция. Только для большинства она оказалась сложной. Своих размеров не знали. Путались, ошибались, возвращались обменивать. Прапорщик злился и потел.

Переодевались в военное тут же, в помещении склада. Стоял шум и гомон. Кто-то повязывал портянку на голову на манер косынки и хихикал над своей внешностью.

Обмундированные отдавали друг другу пионерский салют:

— Разрешите есть!

— Есть разрешаю!

Передо мной в очереди стоял огромный плечистый детина метра под два ростом. Когда дошла его очередь, он бойко отрапортовал:

— Александр Паргамотникас. Голова — шестьдесят два, ноги — сорок четыре, костюм — пятьдесят шесть, пятый рост.

— Небось, литовец? — поинтересовался прапорщик, окидывая уважительным взглядом столь выдающуюся фигуру.

— Нет, я еврей! — нарочито громко и даже с вызовом ответил тот и победно оглянулся по сторонам с высоты своего роста.

Услышали все.

Голоса затихли. Всякое движение прекратилось. Все опустили глаза в пол. И стало отчетливо слышно как на плацу за окном солдат матом обучают строевому шагу.

Прапорщик густо налился кровью. А новобранец невозмутимо повторил:

— Шестьдесят два, сорок четыре, пятьдесят шесть.

Да, вот так это и было.

Еврей — это считалась не национальность. Это было вроде болезни — тяжелой, неизлечимой, в последней стадии. К тому же постыдной в приличном обществе — вроде сифилиса или проказы. И это в наше время!

А почему? Откуда это пошло?

Спросите любого, почему евреев не любили, и вам ответят, не задумываясь:

— Они Христа распяли!

Ну, ребята! Сколько ж можно? Они, не они? — спорить не будем. Но как-то не мешало б эту тему немного отпустить. Позабыть и успокоиться. Все ж не один день — две тысячи лет с того события прошло.

Ну, а если уж неймется, если пепел Клааса до сих стучит в сердце, распахните его. Развейте пепел по ветру. Пора. А то ненароком еще одного монстра вырастим.

 

Обнажение корней

Вот теперь что-то в характере и мотивах действий и поступков Владимира Ильича вырисовывается. Возникает какая-то ясность.

Сделали ставку на мозг и не промахнулись.

Мозг оказался необычный — с разными размерами полушарий. Это он получил в наследство от бабушки и дедушки по отцовской линии. Где мог иметь место инцест.

А вот на развитие этого своеобразного мозга, ущербного от рождения, несомненно, повлияла родня с материнской стороны.

Вернемся к дедушке.

Дедушка по маме, которого сначала звали Израилем, а потом Александром Дмитриевичем, сменил не только имя, но и веру. Из иудея превратился в православного.

Помогло ли это ему в жизни? Безусловно, помогло. Он занимался любимым делом. Достиг успехов в профессии, положения в обществе. Добился материального благополучия — Кокушкино это он купил, на заработанные. Без смены религии это ему вряд ли удалось.

Словом, внешне все выглядело пристойно. Жизнь удалась. А вот что творилось в душе… Смена религии — это совсем, совсем непросто.

Главная книга иудеев — Тора. Есть в ней одно важное положение: все беды и несчастье, выпадающие на долю еврейского народа, объясняются отступлением от веры. Отступить — означает обречь не только себя, но и своих сородичей на разные неприятности.

А ведь именно это папа Марии Александровны и сделал — сменил веру, то бишь совершил предательство по отношению к собственному народу. И потому наверняка осталось у него и чувство вины за свой поступок, и чувство обиды на существующий порядок в обществе, вынудивший его это сделать.

Веру он сменил, но евреем от этого быть не перестал. А на бытовом уровне, надо заметить евреев и иудеев не различали. И относились к ним одинаково плохо.

Евреи считались в обществе изгоями. Жить им дозволялось в определенных местах. Свободно перемещаться не разрешалось. В получении ряда профессий ограничивали. Боялись что ли, что они еще кого-то распнут?

У папы Марии Александровны было четыре дочки и сын. Жена его — Анна Ивановна Гроссшопф — умерла рано. Отец лично занимался воспитанием осиротевших детей. И наверняка делился с ними своими чувствами и переживаниями.

А теперь встанем на путь догадок и предположений.

А что, если ему удалось передать свою боль и терзания детям? И день за днем, год за годом вливать им яд неприязни к окружающему миру в их юные неокрепшие души? И они впитывали эти чувства отца? А потом их собственная жизнь сложилась так, что их личное представление о мире вошло в мощнейший резонанс со словами отца и дало невероятный выплеск ненависти к существующему строю у одного из потомков?

Могло такое быть?

А ведь именно это мы и наблюдали.

Посему пройдемся по жизни Марии Александровны Ульяновой поподробнее.

 

Жизнь Марии

Муж, дети, достаток — внешне, как и у отца, жизнь Марии Александровны выглядит вполне счастливо и благополучно.

А так ли это было на самом деле? Все ли складывалось, как она хотела? И не было ли у нее своих личных обид на жизнь?

Замуж она вышла поздно — в двадцать шесть. А девок тогда выдавали в шестнадцать. И пересиживать было не принято.

Муж не казался выгодной партией. Да, порядочен, честен, образован. Но — сын безродного портного, без наследства, бедняк. Не ровня.

С другой стороны, возраст поджал и разбрасываться женихами в таких годах глупо. Словом, расчета в этом браке было больше, чем страсти или любви.

Есть к этому и подтверждающий фактец: супруги спали в разных комнатах: он — у себя в кабинете, она — вместе с детьми.

Материальное положение семейства Ульяновых вряд ли назовешь блестящим. Илья Николаевич хоть чиновником был и не мелким, и в доме имелись и няня, и кухарка. Но все же при неработающей жене и шести детях деньги приходилось считать.

А в начале их семейной жизни денег совсем не хватало. И Илье Николаевичу приходилось даже брать учеников.

Мария Александровна домашнее хозяйство вела рачительно, экономно. Лично следила за покупками. Сама шила для детей. Причем, с запасом, на вырост.

За расчетливость и скуповатость соседи прозвали Марию Александровну «немкой».

С детьми было не гладко. Дети напрягали, внушали тревогу.

Старшая дочь, первенец Анна родилась нервной. Если во время кормления кто-то входил, она прекращала есть, плакала и долго не могла успокоиться.

Второй ребенок — сын Саша — казался тихим и послушным мальчиком. И кто ж знал, каким он станет потом.

Третья — девочка Оля — умерла во младенчестве. Этим именем назвали еще одну девочку, которая родилась сразу за вторым мальчиком — Володей.

Знающие предупреждали:

— Нельзя!

И оказались правы. Оля номер два умерла совсем молодой девушкой.

У Володи тоже были свои особенности. Это смех. Когда он смеялся, он не просто смеялся. Он хохотал. Громко, мощно. Так что, когда ему вступало — мухи на лету дохли.

Были и еще двое младших — Мария и Дмитрий.

А еще ей предстояло пережить и казнь сына, и раннюю смерть мужа — Володе тогда еще не было и шестнадцати, и младших детей нужно было поднимать, ставить на ноги.

Но это будет потом, позже. А пока дети еще маленькие, она вся в заботах и хлопотах, в нудном и монотонном, в бесконечном домашнем труде.

Вряд ли все это ей нравилось. Вряд ли это было то, что она ожидала от жизни. Это рождало раздражение, чувство неудовлетворенности.

Илья Николаевич от домашних дел уходил в работу, погружался в нее глубоко и всерьез. А вот у супруги такой отдушины не было.

А теперь попробуйте соединить все в одно: и впитанное чувство от отца, и свою скучную и однообразную семейную жизнь, болото бесконечных домашних дел. И все это изо дня в день, копиться, вспухает, точно гнойный нарыв. Чтобы однажды прорваться.

На кого? Муж постоянно на работе, в разъездах. А кто всегда рядом? Дети! Конечно же, дети! И ей с ее профессиональными знаниями дипломированной учительницы младших классов совсем нетрудно достучаться до их сердец.

Теперь легко понять, что же произошло с ее средним сыном. Которому со стороны отца от дедушки досталось ущербное строение головного мозга. А от дедушки со стороны матери — ненависть к окружающему миру.

Сочетание наследственного и приобретенного вошло неожиданно в сильный резонанс. Прошлое и настоящее слились, чтобы стать будущим. Которое завершилось мы уже знаем чем.