Поиски помощника

Владимир Ильич сильно увлекся написанием статей на марксистские темы.

Пролетарии скоммуниздили гектограф, притащили бумагу и краску. И печатали прямо на явочной квартире. Потом материалы распространяли среди рабочих за небольшие деньги. Которые Владимир Ильич справедливо забирал себе. И часть которых он выдавал своим соратникам к праздникам в виде поощрения.

И тут у пролетарского вождя обнаружился крупный недостаток: скверный — мелкий и неразборчивый — почерк. Наборщики волками выли, разбирая его каракули. Ему явно требовался помощник. И лучше всего на эту роль подошла бы аккуратная добросовестная барышня.

Барышень вокруг было предостаточно: и пролетарские работницы, и революционные дамы, и труженицы Якова Свердлова, которые со временем оседали в первой или второй группе.

Первые были тихи, милы, покладисты. И глуповаты. Вторые же, находясь в женском естестве, во всем старались походить на мужчин. Они курили, сплевывали через зубы и всех подряд называли:

— Товарищ!

Барышни активничали, занятия посещали аккуратно, старательно вели конспекты. И без устали крутили головами в разные стороны.

Барышни, ах уж эти барышни!

Нужны ли им были Маркс, Энгельс, классовая борьба и пролетарская революция? Звала и манила ли их борьба с царским самодержавием? И искали ли они свое будущее в демократических переменах?

Нет, разумеется, нет!

Будущее они видели по-своему, по-женски: просторное жилье, вкусная здоровая еда, много детей и непьющий, хорошо зарабатывающий муж.

Занятия в кружке располагали к поиску подобного спутника жизни. Водя глазами по сторонам, барышни старались угадать, кого из соседей ждет в будущем министерский портфель, кого — кресло директора завода, а кто, на худой конец, станет бригадиром комплексной бригады.

И в счастливом предвкушении этого прекрасного будущего широко раскрывались наивные девичьи глаза, зажигался румянец на щеках и губы сами складывались в мечтательную улыбку.

Революционные барышни были поумнее, менее простодушными. Они понимали, что руководящих мест на всех не хватит. И зорко всматривались в соратников, оценивая, кому выпадет жребий в будущем. Но не отбрасывали и настоящее.

И Владимир Ильич тут ходил в уверенных лидерах. Ясно было, что будущее его ждет замечательное. Как-никак вождь. Да и настоящее тоже привлекало. Именьице хоть и небольшое, в доле с братьями и сестрами, а все ж — доход. И с кружками финансово неплохо организовано.

Владимир Ильич своим положением пользовался охотно. Приглянувшихся барышень он частенько оставлял на явочной квартире на ночь для индивидуальных занятий. И нашел даже для этого свой веский марксистский повод.

— Человеком будущего, коммунистом можно стать лишь обогатив свою память богатством тех знаний, которые уже выработало человечество.

И он предлагал как раз и обменяться этими знаниями. При этом от продолжения встреч уклонялся.

— Я женатый человек.

— Кто же ваша супруга?

— Революция! — гордо сообщил он.

И вот в одну из инспекторских поездок в Москву Владимир Ильич обратил внимание на одну революционерку. У нее оказался крупный, разборчивый каллиграфический почерк. И к тому же весьма привлекательная внешность.

Словом, барышня ему вполне подходила. Но подойти к ней он никак не решался. С ней всегда рядом находилась худая чернявая подруга с большим, как перезрелый огурец, шнобелем. И в очках.

И все-таки их знакомство состоялось.

 

Оценка

Надежда Константиновна давно заметила, что вождь постреливает глазами в ее сторону. И поняла это по-своему. Но события не торопила.

К моменту их знакомства она была далеко не юной девой — ей подкатывало к тридцатнику. К тому же она была дочерью офицера и хорошо усвоила главный воинский маневр: тот, кто поднимается в атаку последним, имеет наилучшие шансы праздновать победу.

Поэтому она не спешила.

Если честно, по-женски он ей приглянулся сразу. Росточка невысокого, картавит, лысоват — такой наверняка налево не побежит.

А какой находчивый и храбрый!..

Как-то на заводском митинге он с деревянного ящика держал речь. А перед этим пообедал седлом молодого барашка.

На приманочный запах к нему потянулась стая собак. Своих они не трогали — их от машинного масла рвало.

Другой бы, узрев опасность, закричал бы, засуетился, запаниковал. А Владимир Ильич — нет. Не растерялся.

— Сомкнем плотные ряды, товарищи! Станем плечом к плечу!

Рабочие сдвинулись. И собаки перед преградой отступили.

А уж хозяйственный!..

Сама лично убедилась. Он так отчитал на кухне своего ближайшего соратника!

— Товарищ Троцкий, что вы делаете?

— Жарю колбасу.

— Это поразительное безобразие! Бессмысленное транжирство! Немедленно прекратите!

— Почему?

— Колбаса — вареная. Это готовый продукт. А вы подвергаете его повторной обработке. Расходуете и ресурсы, и время.

— Я так люблю. Это же вкусно!

— Хорошо. Дожарьте и принесите мне. Я лично проверю результат.

А уж какая перспектива проглядывалась!..

Понятно, что руководитель кружка — это только ступенька. И она — эта ступенька — лишь одна из многих в длинной лестнице, ведущей наверх, наверх, наверх…

Дело оставалось за малым: сделать так, чтобы их знакомство не ограничилось изучением никем не проверенных марксистских истин.

 

Знакомство

Очередное занятие подошло к концу. Пролетариев распустили по домам. Революционеры устроились за столом и налегли на еду и выпивку. Застучали ложки и вилки, зазвенели бокалы. А когда ход инструментов для еды успокоился, Троцкий дал отмашку баянисту:

— Давай!

Чернявая барышня двинулась к Владимиру Ильичу.

— Потанцуем?

— Охотно.

— Я — Землячка! — представилась та, прильнув к вождю жестким, как стиральная доска, телом.

— Вы из Симбирска? — обрадовался Владимир Ильич.

— Нет, товарищ! — скривилась та. — Я не из Симбирска. Землячка — это мой псевдоним. Зовут меня Роза.

— А я Владимир.

— Очень приятно.

— Мне тоже.

— Товарищ, а вы не против вместе посумерничать?

— Зачем?

— Мы обменялись бы знаниями. Развили в себе коммунистическое начало. И стали бы ближе к светлому будущему.

Владимир Ильич успел перед едой выпить. Но немного. Барышня казалась подходящей для революции. Но не для обмена знаниями. Однако обижать соратницу вождь не стал.

— Скажите, товарищ Роза, а что вы знаете об электричестве?

— Ничего.

— Тогда вам, безусловно, нужен товарищ Глеб. Он крупный специалист в этом вопросе.

— Чем же он интересен?

— О! У товарища Глеба есть превосходная эбонитовая палочка. Он покажет ее в действии.

— Эбонитовая палочка! — расширила глаза Роза. — Да вы что!

— Если ее потереть, она может заряжаться снова и снова.

— И я сама могу это попробовать?

— Непременно! Вон товарищ стоит в уголке.

— Спасибо, товарищ! — с чувством произнесла соратница и двинулась в указанную сторону.

Владимир Ильич проследил за ней взглядом. Роза ошиблась. И подошла не к Кржижановскому, а к матросу-партизану Железняку, который стоял рядом. Владимир Ильич хотел поправить ее, но пара так увлеченно заговорила друг с другом, что он решил им не мешать.

Розина подруга в это время в одиночестве ковыряла вилкой в тарелке. И Владимир Ильич решился.

— Не одолжите ли мне простой карандаш? — попросил он у приглянувшейся барышни. — Хочу подчеркнуть некоторые места из третьей главы «Капитала» Маркса.

— С удовольствием! — отозвалась та. — Могу предложить вам химический карандаш. Если вы его послюнявите, черта выйдет яркой и заметной. И сохранится долго.

— Спасибо. А вы не желаете вечерком позаниматься отдельно.

— Чем, товарищ?

— Володя.

— А я — Надя. Так чем?

— Мы могли бы вместе законспектировать «Манифест Коммунистической партии».

— Сегодня, к сожалению, нет. Я еще должна агитировать женщин на фабрике «Белая роза»

— Я мог бы с вами. И подождать.

— Нет! Нет! Это в раздевалке после смены. Мужчинам туда нельзя.

— Жаль… А если завтра?

— Не получится. Митинг у сталеваров и мне еще надо подготовиться. Мы могли бы встретиться через три дня, в пятницу…

— Хорошо. А где?

— В Александровском саду. У Кремля. В восемь.

— Прекрасно! Непременно приду! — обрадовался Владимир Ильич. — А не налить ли вам винца?

— Нет, нет! Это кагор. Церковное. Я такое не пью.

— Может водочки?

— Лучше бы пивка…

— Его нет. Хотя при встрече…

— Кстати, а конспект «Манифеста…» у меня есть. Могу одолжить.

— Спасибо. Я сам.

Владимир Ильич глянул туда, куда он отправил Розу. Та стояла с матросом-партизаном и довольно улыбалась. Матрос широко махал руками и что-то увлеченно ей рассказывал. Видимо, как участвовал в морских сражениях и пересекал океаны и моря.

 

Первое свидание

Они встретились в Александровском саду. Она бережно держала в руках толстую сумку. Он нес с собой фельдшерский саквояж.

— У вас там, наверное, маскировочные средства? — уважительно спросила она.

Надежда Константиновна знала, что революционеры иногда носят с собой парики, накладные усы, бороды и даже пролетарскую одежду, чтобы прямо в подворотне можно было в короткое время изменить внешность.

— Не угадали, — улыбнулся Владимир Ильич.

— Ну тогда, наверно, труды Каутского, Струве и Юма, которых вы собираетесь критиковать за отступление от марксизма?

— Ха! Ха! Ха! — звонко рассмеялся Владимир Ильич. — Представьте себе: вовсе нет. Там у меня пиво из волжского местечка Жигули. И вобла. Пролетарии привезли с оказией.

— Спасибо! — поблагодарила она его за пиво. — Какой вы заботливый!..

— Пойдемте! — потянул он ее в кусты.

— Как? Прямо здесь?

— Если мы будем пить пиво на видном месте, полицейские нас заберут в участок за нарушение порядка и оштрафуют.

— А-а!

Они забрались в гущу кустов. Он обстукивал воблу о каблук сапога и зубами ловко срывал пробки со стеклянных бутылок. Они пили прямо из горлышка и закусывали солеными рыбьими спинками.

А как пахла цветущая сирень!.. Как она пахла!..

— Пи! Пи! Пи! — громко выводила одинокая пичужка.

Кого звала? Что не договаривала?..

Потом они долго бродили вокруг Кремля, по Красной площади и восхищались творением предков — Лобным местом.

— Если поставить виселицу, то она хорошо будет видна со всех сторон.

— А если казнить отрубанием голов, то кровь легко смыть по Васильевскому спуску в Москву-реку.

Предметом их обсуждения стал и Кремль.

— Мы должны разрушить эту колыбель монархии, гнездо царизма, оплот самодержавия — символ угнетения и подавления пролетарских масс.

— Нет! Нет! Я думаю надо оставить как есть.

— Как памятник нашей победы?

— Как прекрасное место для явочных квартир. Это же крепость. Даже если враг подойдет близко, мы спокойно можем заниматься марксизмом. Высокие стены — это превосходная преграда от наших противников.

— А укрывшись за его стенами, не потеряем ли мы связь с народом? И широкими пролетарскими массами?

— Нисколечко! Наоборот! Мы оградим часть Красной площади и устроим там кладбище для наших лучших людей. И будем там проводить торжества и празднования.

— Гулянки на кладбище — не кощунственно ли это?

— Вовсе нет! Мы сломаем это устаревшее людское представление о кладбище, как месте скорби и печали. Разрушим этот человеческий стереотип. И эта перемена станет одним из элементов нового нашего мира.

Говорили они о разном.

— А как вы относитесь к учению иностранного профессора Дарвина, что все люди произошли от обезьян? — спросил Владимир Ильич.

— Знаете, — неуверенно произнесла Надежда Константиновна, — я помню свою бабушку. Она мне рассказывала о своих родителях. В общем, я сомневаюсь.

— Ха! Ха! Ха! Совершенно напрасно сомневаетесь! А как же остатки волосяных покровов на различных частях тела? Это и есть следы наших далеких предков.

— Да, да! Это вы верно заметили!

— Кстати, давайте я поношу вашу сумочку.

— Нет, нет!

— Мне кажется в ней что-то тяжелое.

— Там «Капитал».

— Зачем?

— Вдруг вы что-то захотите законспектировать, а у вас не найдется под рукой первоисточника.

Гуляли они не очень долго. Пиво хорошо для споров и дискуссий. Или где-нибудь в трактире или ресторане, а не для городских прогулок. Уличных кабинок тогда еще не было.

И вести на явочную квартиру он ее тоже не мог. Лева Троцкий агитировал там даму народнического толка за переход в социал-демократы и просил не спешить.

Да и вдруг все сведется к конспектированию Карла Маркса?

Они уговорились встретиться на следующий день. И встретились еще несколько раз. Но развитие отношений внезапно грубо и резко прервалось.