Стокгольм отличается неверностью, он словно гулящая девка, которая начиная с тринадцатого века расположилась в солоноватых водах и завлекает своими островами и шхерами, своей невинной наружностью. Она столь же прекрасна, сколь вероломна, а ее история окрашена кровавыми банями, пожарами и анафемами.
И разбитыми надеждами.
Когда Жанетт утром шла от дома к станции метро, в воздухе висела прохладная дымка, почти туман, а на газонах вокруг вилл поблескивала ночная роса.
Начало шведского лета, думала Жанетт. Долгие светлые ночи и зелень, непредсказуемые перепады температуры от жары к холоду. Вообще-то это время года она любила, но сейчас оно навевало ощущение одиночества. Существует неписаное коллективное требование: пользоваться этим коротким периодом. Радоваться жизни, давать волю эмоциям, ловить момент. Только при этом не учитывается, что от подобных требований возникает стресс.
Начало лета в этом городе коварно, думала она.
Поезд метро в утренний час пик был заполнен почти до отказа. Из-за ограничений движения, связанных с ремонтом путей, и какого-то технического сбоя поезда опаздывали. Жанетт пришлось стоять в толпе, скопившейся в углу возле одной из дверей.
Технический сбой? Она предположила, что кто-нибудь спрыгнул перед поездом на рельсы.
Она огляделась.
Против обыкновения много улыбок. Вероятно, потому, что осталось всего несколько недель до отпуска.
Жанетт задумалась над тем, как ее воспринимают коллеги по работе. Иногда угрюмой занудой, подозревала она. Грубоватой. Властной? Возможно. Временами вспыльчивой.
Вообще-то она не сильно отличается от многих других начальников следственных групп. Работа требует определенного авторитета и решительности, а ответственность иногда влечет за собой излишнюю требовательность к подчиненным. Порой теряешь терпение и выходишь из себя. Нравится ли она тем, с кем работает?
Иене Хуртиг относится к ней хорошо – это она знала. Олунд ее уважает. Про Шварца не скажешь ни того ни другого. А про остальных, вероятно, и то и другое сказать можно.
Однако одна вещь ее задевала.
Большинство из них называли ее Жан, а она не сомневалась, что всем известно: ей это не нравится.
Это все-таки указывало на некоторый недостаток уважения.
Их можно разделить на два лагеря. Во главе лагеря “Жан” стоит Шварц, при котором имеется еще целый ряд коллег. Лагерь “Жанетт” состоит из Хуртига с Олундом, хоть они иногда и оговариваются, и оставшейся горстки коллег или новичков, видевших ее имя только на бумаге.
Почему она не пользуется таким же уважением, как остальные начальники? У нее ведь послужной список значительно лучше и показатели раскрываемости преступлений выше, чем у большинства из них. Каждый год при аудиторской проверке заработной платы ей черным по белому демонстрировали, что она по-прежнему получает меньше средней зарплаты начальников ее категории. Когда назначались новые руководители, претендовавшие на высокий оклад, десятилетний опыт забывался, и по службе продвигались другие.
Неужели в основе недостатка уважения лежит чисто половая причина и все дело в том, что она – женщина?
Поезд остановился на станции “Гулльмарсплан”. Вышло много народу, и пока заходили новые пассажиры, она села на освободившееся место в самом конце вагона.
Она – женщина, занимающая одну из должностей, традиционно принадлежащих мужчинам, и ее называют, нередко снисходительно, Жаном.
Ей известно, что многие считают ее мужеподобной. Женщины не бывают шефами в полиции. Они не командуют ни на рабочем месте, ни на футбольном поле. Они не бывают такими, как она, – авторитетными, грубоватыми или властными, что ни возьми.
Поезд дернулся, покинул “Гулльмарсплан” и выехал на мост Сканстулльсбрун.
Жан, думала она. Свой парень.