Вечером пошел дождь, и все вдруг стало казаться каким-то грязным. София Цеттерлунд собрала вещи и вышла с работы.
Если погода не оправдала ее ожиданий, то с ужином получилось не лучше. София приложила максимум усилий, поскольку это был их последний ужин перед продолжительной разлукой. Микаэля попросили поработать в главном офисе в Германии, и он уезжал месяца на два. Но после вялой беседы он уснул на диване, едва доев десерт, с которым София возилась почти полтора часа, – морковную запеканку со свежим сыром и изюмом. Стоя возле раковины и отмывая бокалы под аккомпанемент доносящегося из гостиной храпа, София чувствовала себя скверно.
На работе не клеилось. Она сердилась на всех, кто имел отношение к обследованию Лундстрёма, – на социальных кураторов, психологов и судебных психиатров. Сердилась на собственных пациентов. От Каролины Гланц она, правда, на некоторое время освободилась, та отменила последние встречи, и благодаря вечерним газетам София знала, что она теперь зарабатывает, снимаясь в эротических фильмах.
Виктория Бергман тоже больше не приходила, к сожалению. Дни заполнялись инструктажем разных начальников по проблемам руководства подчиненными и чтением лекций. В большинстве случаев все шло автоматически, не требовало почти никакой подготовки и в конечном итоге так ей наскучило, что она уже взвешивала, стоит ли игра свеч.
Она решила наплевать на оставшуюся посуду, взяла чашку кофе, пошла в кабинет и включила компьютер. Достала из сумочки маленький магнитофон и положила на стол.
Виктория Бергман боролась с маленькой девочкой – судя по всему, с самой собой в детстве.
Может, решающим был какой-то отдельный момент?
Виктория постоянно возвращалась к какому-то событию в первый год обучения в гимназии, но о чем именно шла речь, София не знала, поскольку, рассказывая, Виктория неслась вперед со страшной скоростью.
Возможно, дело в чем-то большем, чем отдельный случай. В продолжавшейся длительное время беззащитности, скажем, все детство и юность.
В ощущении, что ты пария, слабая?
София склонялась к мысли, что Виктория действительно ненавидит слабость.
Она долистала блокнот до чистой страницы и решила, слушая записи бесед, впредь держать его перед собой.
Взглянув на футляр кассеты, она увидела, что беседа происходила чуть меньше месяца назад.
Сухой голос Виктории:
…а потом однажды оказаться со связанными за спиной руками, предоставляя рукам других полную свободу делать все, что им заблагорассудится, хоть у меня и не было никакого желания. Плакать не хотелось., поскольку они не плакали, иначе это выглядело бы очень неловко, особенно коль скоро они проделывали такой длинный путь, чтобы спать со мной, а не с женами. Тем явно очень нравилось уклоняться от расплаты за возможность сидеть дома и целыми днями заниматься ерундой, вместо того чтобы вкалывать, зарабатывая раны на руках и ногах…
София потянулась к чашке с кофе и услышала, что Микаэль проснулся и прибирает в гостиной.
Она чувствовала себя растерянной, усталой и всем недовольной.
Лопотание телевизора.
Физическая усталость, как от тренировки.
И этот немилосердно монотонный голос.
Стук дождя в окно. Микаэль.
Может, перестать слушать?
…мужикам ведь нравилось уходить утром и возвращаться домой к еде, всегда полезной, питательной и сытной, хоть она и отдавала половыми органами, а не специями…
София услышала, как Виктория заплакала, и удивилась тому, что не помнит этого момента.
Когда никто не видел, можно было поплевать в кастрюлю, добавив туда кое-чего, что следовало бы спустить в туалет. А потом я осталась жить у бабушки с дедушкой. Это было здорово, поскольку я тем самым избавилась от ссор с отцом, и без него стало легче засыпать без вина или таблеток, которые всегда удавалось стащить, если хотелось приятного ощущения в голове. Лишь бы заглушить голос, пристававший снова и снова и спрашивавший, решусь ли я сегодня…
В половине первого София проснулась перед компьютером с неприятными ощущениями во всем теле.
Она закрыла документ и направилась на кухню, чтобы взять стакан воды, но передумала, прошла в прихожую и вынула из кармана пальто пачку сигарет.
Покуривая под кухонной вытяжкой, она размышляла над рассказами Виктории.
Все вроде бы складывалось, и хотя поначалу казалось бессвязным, какие-либо пробелы отсутствовали. Одно долгое событие. Час, растянувшийся на целую жизнь, точно резиновая лента.
“Насколько же ее можно растянуть, чтобы она не порвалась?” – думала София, опуская дымящуюся сигарету в пепельницу.
Она вернулась в кабинет и посмотрела свои записи. Там значилось: БАНЯ, ПТЕНЦЫ, ТРЯПИЧНАЯ СОБАЧКА, БАБУШКА, ЩЕЛЬ, СКОТЧ, РОДОС, КОПЕНГАГЕН. Слова были написаны ее почерком, хоть и более неровным и неряшливым, чем обычно.
Интересно, подумала София и, прихватив магнитофончик с собой, вернулась на кухню. Там она пододвинула к плите стул.
Прокручивая пленку назад, она взяла из пепельницы сигарету. Потом остановила пленку на середине и нажала на пуск. Первым делом раздался ее собственный голос:
“Куда вы ездили, когда уехали так далеко?”
Ей живо вспомнилось, как Виктория поменяла позу и поправила поднявшуюся на бедрах юбку.
“Ну, мне тогда было не так уж много лет, но думаю, мы ездили в Доротею и Вильгельмину, в Южную Лапландию. А может быть, еще дальше. Мне впервые разрешили сесть на переднее сиденье, и я чувствовала себя взрослой. Он рассказывал массу разных вещей, а потом допрашивал меня, чтобы проверить, все ли я запомнила. Однажды он положил на руль справочник и гонял меня по столицам мира. В справочнике столицей Филиппин значился город Кесон-Сити, но я принялась утверждать, что столицей там является Манила. Он рассердился, и мы заключили пари на новые слаломные ботинки. Когда оказалось, что я права, он на блошином рынке купил мне ношеные кожаные ботинки, которыми я никогда не пользовалась”.
“Сколько времени вы отсутствовали? И ездила ли с вами мама?”
Слушая сейчас их беседу, София подумала, что слишком форсировала. Она прикурила от окурка новую сигарету и загасила его в пепельнице.
Услышала, как Виктория засмеялась.
“Не-ет, что ты, она никогда с нами не ездила”.
Они с минуту помолчали, а потом София услышала, как вновь возвращается к тому, что Виктория говорила что-то о голосе.
“Что это за голос? Ты слышишь какие-то голоса?”
София рассердилась на себя за повторы.
“Да, в детстве такое случалось, – ответила Виктория. – Но поначалу это больше походило на интенсивный звук, который постепенно увеличивал громкость и менял тональность. Будто нарастающее хмыканье”.
“Ты по-прежнему это слышишь?”
“Нет, это было давно. Но когда мне исполнилось шестнадцать или семнадцать, монотонный звук перешел в настоящий голос”.
“И что этот голос говорил?”
“В основном интересовался, отважусь ли я сегодня. Решишься? Решишься? Может, решишься сегодня? Да, временами он здорово утомлял”.
“Что, по-твоему, голос имел в виду, спрашивая, отважится ли ты?”
“Покончить с собой, только и всего! Черт, если б ты только знала, как я с этим голосом боролась. А когда я это сделала, он сразу прекратил”.
“Хочешь сказать, ты попробовала совершить самоубийство?”
“Да, мне тогда было семнадцать, и мы с подругами отправились путешествовать. Мы потеряли друг друга, думаю, где-то во Франции, и когда я добралась до Копенгагена, я была совершенно сломлена и пыталась повеситься в гостиничном номере”.
“Ты пыталась повеситься?”
Когда София услышала собственный голос, ей показалось, что он звучит неуверенно.
“Да… Я очнулась на полу в туалете с ремнем вокруг шеи. Крюк на потолке вырвался, и я ударилась ртом и носом о кафель. Повсюду была кровь, и у меня откололся кусок переднего зуба”.
Она открыла рот и продемонстрировала Софии заплатку на правом переднем зубе, немного отличавшуюся по цвету от левого.
“Значит, тогда голос умолк?”
“Да, похоже на то. Я доказала, что могу осмелиться, а значит, больше не было смысла приставать”. Виктория засмеялась.
София слышала, как они молча сидят и дышат, минимум две минуты. Потом звук, когда Виктория отодвинула стул, взяла пальто и вышла из комнаты.
София загасила третью сигарету, выключила вытяжку и пошла спать. Было уже почти три часа ночи, и дождь прекратился.
Что она сделала такого, что заставило Викторию прервать курс терапии? Ведь они уже вместе что-то нащупали.
Она поняла, что ей не хватает бесед с Викторией Бергман.