Когда зазвонил телефон, София Цеттерлунд была глубоко погружена в размышления и от резкого звука чуть не пролила кофе. Думала она о Лассе.

Подняв трубку и услышав извинения Анн-Бритт, она продолжала думать о нем, сознавая, что, невзирая на то, как он с ней обошелся, она по нему скучает.

– На линии некая Жанетт Чильберг из полиции, – сообщила Анн-Бритт.

– Хорошо, соедините.

Раздался щелчок.

– София Цеттерлунд.

– Это Жанетт Чильберг. Вы можете уйти на обед пораньше, чтобы у нас было побольше времени? Я прихвачу по дороге китайской еды, и мы встретимся на стадионе “Цинкенсдамм”. Кстати, вам нравится китайская еда?

Два вопроса и потенциальное решение на одном дыхании. Жанетт Чильберг слов понапрасну не тратила.

– Да, ведь Олимпиада в этом году будет в Пекине, и я уже натренировалась, – пошутила София.

Жанетт засмеялась.

Они попрощались, и София положила трубку.

Она пребывала в рассеянном состоянии. Ее мысли по-прежнему занимал Лассе.

Открыв ящик стола, София достала фотографию.

Высокий, темноволосый, с ярко-голубыми глазами. Однако отчетливее всего ей помнились его руки. Хотя он работал в офисе, казалось, сама природа снабдила его грубыми, мозолистыми руками ремесленника.

Вместе с тем она благодарила Бога за то, что сумела вытеснить тоску, заменив ее равнодушием. Тоски он не заслуживал.

Она помнила, что сказала ему во время поездки в Нью-Йорк, в гостиничном номере в Верхнем Вест-Сайде, перед тем как все рухнуло.

Я вверяю себя тебе, Лассе. Целиком и полностью, без остатка, и полагаюсь на то, что ты обо мне позаботишься.

Какой наивной она была! Больше такого не повторится. Так близко она никого к себе не подпустит.

София взяла пиджак и вышла.