Она с такой силой схватила мальчика за волосы, что вырвала большой пучок. Корни волос в ее руке казались тонкими ниточками. Она била его по голове, по лицу, по всему телу, била долго. Поднялась, растерянная, сошла с мостков, нашла на пляже большой камень. Это не я, сказала она, опуская тело мальчика в воду. А теперь плыви…

Девочка начинает колотить по воде руками и ногами, но захлебывается и уходит под воду.

Виктория неторопливо отплывает на несколько метров, смотрит.

Девочка дважды выныривает, кашляя, на поверхность, чтобы потом снова уйти под воду. Она безуспешно пытается добраться до бортика. Слишком просторная для нее рубаха так намокла, что больше не пузырится. Девочка путается в рубахе, и двигаться в воде становится еще сложнее.

Однако сразу после этого Виктория спокойно подплывает, берет девочку под мышки и тащит ее наверх. Той трудно оставаться неподвижной, она конвульсивно кашляет. Виктория понимает, что девочка нахлебалась воды, и торопится вытащить ее из бассейна.

Ноги не держат девочку, и она валится на каменные плиты возле бортика. Ложится на бок, ее тело сотрясает жестокая судорога. Сначала выливается хлорированная вода, потом – серые тягучие нити каши, которую она ела на завтрак.

– Вот так, ничего страшного. – Виктория кладет ей руку на лоб. – Я все же тебя вытащила.

Через несколько минут девочка успокаивается. Виктория укачивает ее в своих объятиях.

– Понимаешь… – говорит она. – Ты меня так пнула, что я почти вырубилась.

Девочка плачет, потом, шмыгая носом, тихо просит прощения.

– Ничего страшного, – говорит Виктория, обнимая ее. – Но мы никому ничего не расскажем.

Девочка трясет головой.

– Sorry, – повторяет она, и ненависть Виктории уходит.

Через десять минут она стоит и поливает каменные плиты из садового шланга. Девочка, одетая, сидит на веранде, в шезлонге под зонтиком. Ее короткие волосы уже высохли, и когда она улыбается Виктории, ей как будто стыдно. Полная раскаяния улыбка, ведь она сделала большую глупость.

То ударить, то приласкать, сначала позаботиться, потом ранить, думает Виктория. Этому научил меня он.

Голоса в гостиной стихли, окна закрыты, и Виктория надеется, что никто ничего не слышал. Дверь распахивается, четверо мужчин садятся в большой черный «мерседес», припаркованный на подъездной дорожке. Отец стоит на ступеньках, смотрит, как автомобиль выезжает из ворот. Опустив голову и сунув руки в карманы, он спускается и идет по ведущей к бассейну дорожке. Виктория замечает, что он разочарован.

Она выключает воду и наматывает шланг на жестяной цилиндр на стене веранды.

– Как прошла встреча? – Она сама слышит, с какой натяжкой звучит ее голос.

Он, не отвечая, начинает раздеваться в длящейся тишине. Девочка отворачивается, когда он стягивает трусы и надевает плавки. Виктория не может удержаться и хихикает при виде тесного, в цветочек, привета из семидесятых, с которым он отказывается расстаться.

Внезапно он поворачивается и делает два шага по направлению к ней.

Она по его глазам понимает, что сейчас произойдет.

Однажды он уже пытался ее бить, но тогда она увернулась. Схватила кастрюлю и ударила его по голове. После этого он прекратил попытки.

До настоящего момента.

Только не по лицу, думает Виктория, – и тут все заливает красным. Ее опрокидывает назад, на стену веранды.

Следующий удар попадает в лоб, еще один – в живот. Из глаз сыплются искры, Виктория сгибается пополам.

Лежа на каменном полу, она слышит скрежетание жести – это разматывают шланг; потом ее спину обжигает боль, и она вопит. Он молча стоит позади нее, а она не решается открыть глаза. Жар растекается по лицу и спине.

Она слышит его тяжелые шаги – он проходит мимо нее, направляясь к воде. Он всегда был жирноват, чтобы нырять; в воду он спускается по лесенке. Виктория знает: верный своим привычкам, он проплывет десять дорожек, ни больше ни меньше, и считает каждый взмах пловца и глухие охи, когда он поворачивает. Закончив, он выбирается из бассейна и возвращается к ней.

– Смотри на меня, – велит он.

Она открывает глаза и смотрит на него, вывернув шею. С него капает ей на спину – приятно, когда капли падают на жжение. Он присаживается на корточки и осторожно приподнимает ее голову.

Вздыхает, проводит рукой по спине. Под левой лопаткой большая рана от наконечника шланга.

– Черт знает на что ты похожа. – Он поднимается, протягивает ей руку. – Пошли, заклеим тебя пластырем.

Он позаботился о ней, и вот Виктория сидит на диване, завернувшись в полотенце и пряча за ним улыбку. Ударить, приласкать, позаботиться и ранить, беззвучно повторяет она, пока он рассказывает, что переговоры зашли в тупик и поэтому они скоро вернутся домой.

Ей доставляет удовольствие мысль, что проект во Фритауне, скорее всего, провалился.

Ничего не вышло.

Он говорит, что это из-за сильной инфляции и падения экспорта алмазов.

Контрабанда твердой валюты в форме американских долларов подрывает экономику государства, люди начинают использовать бумажные деньги вместо туалетной бумаги – они дешевле.

Он говорит, что деньги исчезают, что люди исчезают и что лозунги о конструктивном национализме и Новом порядке так же пусты, как государственная казна.

Он рассказывает, что неудачный искусственный полив, произведенный СИДА в северной части страны, оказался чисто символическим начинанием.

Тридцать человек умерли от отравления. Поговаривают о саботаже и проклятиях. Проект прекращен, и отъезд домой приблизился почти на четыре месяца.

Когда он выходит из комнаты, она остается сидеть на диване, разглядывая его коллекцию фетишистских фигурок.

Двадцать изображающих женское тело деревянных скульптур он успел собрать, теперь они рядком стоят на письменном столе, готовые к упаковке.

Колониалист, думает Виктория. Явился собирать трофеи.

Есть там и маска в натуральную величину. Маска предка из племени темне, она напоминает Виктории об их девочке-служанке.

Проводя пальцами по грубой резьбе, она представляет себе, что это живое лицо. Она гладит веки, нос и рот. Поверхность начинает казаться теплой под пальцами, волокна дерева от ее прикосновений становятся настоящей кожей.

Она больше не думает плохо о девочке-служанке – она понимает, что между ними нет соперничества.

Она поняла это, когда он ударил ее там, возле бассейна.

Она для него важнее всего, а девочка-служанка – просто игрушка, деревянная кукла или трофей.

Он заберет маску с собой домой.

Повесит где-нибудь – может, в гостиной.

Экзотика, которую можно продемонстрировать гостям, что придут после обеда.

Но для Виктории деревянная маска станет чем-то большим, нежели просто украшение. Она своими руками может дать ей жизнь и душу.

Если он возьмет с собой маску, она, Виктория, сможет забрать с собой и девочку. Она бесправна, почти как рабыня. Никто не будет ее искать, поскольку у нее нет не только прав, но и родителей.

Девочка рассказывала Виктории, что ее мать умерла во время родов, а отца казнили, обвинив в краже курицы. Древний способ определить виновного, называется – суд красной водой.

Его на голодный желудок накормили огромным количеством риса, потом заставили выпить полбочки воды, смешанной с корой дерева колы. Если бы его стало рвать красной водой, это означало бы его невиновность, но он не смог извергнуть из себя рвоту. Он только распух от риса, и его забили лопатой насмерть.

У нее здесь нет никого, кто позаботился бы о ней, думает Виктория. Надо забрать ее домой, в Швецию. Ее будут звать Солес.

Solace значит «утешение». С Солес она сможет разделить болезнь.

И еще кое-что она заберет с собой в Швецию.

Семя, которое посеяно в ней.