София посидела, положив телефон на колени. Потом поднялась и, пошатываясь, пошла на кухню за очередной бутылкой вина. Поставила бутылку на стол, взяла штопор. На второй попытке штопор сломался. София большим пальцем протолкнула пробку в бутылку и вернулась в гостиную.
В горле пересохло, и София несколько раз глотнула прямо из бутылки. На улице было темно, и София видела в окне свое отражение.
– Несчастная старая шлюха, – сказала она самой себе. – Ты грязная, спившаяся старая шлюха. Неудивительно, что тебя никто не хочет. Я бы сама себя не захотела.
София села на пол. Нутро сводило от презрения и ненависти к себе, и она не знала, что с этим делать.
Когда на следующий день София явилась к восьми в приемную, она весьма сожалела о двух выпитых накануне вечером бутылках.
Она утратила контроль над собой, и тут позвонила Жанетт Чильберг. Это София помнила. А вот что было потом?
София никак не могла вспомнить, что она говорила, но у нее было чувство, что Жанетт осталась обиженной. С Жанетт разговаривала Виктория, но что именно она сказала?
И что было потом?
Выходя из дому, София заметила, что туфли у нее снова грязные, а плащ влажный от дождя.
София выставила перед собой указательный палец и принялась водить им взад-вперед и справа налево, прилежно следя за ним взглядом.
Она забормотала, позволив картинкам вчерашнего дня просачиваться из подсознания.
Медленно, эпизод за эпизодом, воспоминание о разговоре возвращалось.
С Жанетт разговаривала Виктория, причем вела себя просто бессовестно.
София понимала, что ее личность в равной мере определяют механизмы мазохизма и диссоциации. Она продолжала мучить себя, принимая своего мучителя и снова и снова переживая свой персональный ад.
Но в то же время она продолжала диссоциировать, отводить свой ад в сторону.
Виктория существовала еще в одном измерении. Иногда она как будто понимала Софию лучше, чем София сама понимала себя.
Но она хотела рассказать все Жанетт. Открыться перед ней.
София погрузилась в серую тьму, где время отсутствовало и внешний мир замер. Ни звука, ни движения. Только покой.
Среди этой абсолютной тишины пульс стучал в голове, как свайный молот, через равные промежутки времени. Скрип шел из синапсов, в мозгу потрескивало, и кровь, циркулирующая в теле, текла горячим ручьем злобы.
И в то же время она слышала звуки исцеления.
Закрыв глаза, она видела внутренним взглядом, как затягиваются раны. Рваные края смыкаются над ноющим, пульсирующим болью прошлым. София потерла глаза, встала и подошла к окну, чтобы немного проветрить комнату.
Она чувствовала, как чешется где-то внутри грудной клетки. Что-то заживает.
София решила взяться за то, о чем просила ее Жанетт. Составить психологический профиль преступника.
Сев за письменный стол, она сняла туфли и увидела, что чулки окрасились кровью.